Глава 156. О смерти в Упанишадах, у А.Меня и у меня.
4.05.97. Видение: Был начальником цеха. Но вот перевернул свою жизнь и пошел работать слесарем в ремонтную службу к Жильцову. Дает он мне работу: достать двигатель из глубокой ямы с водой. Кладет 160 тысяч премии за эту работу. В качестве помощника назначает Амбарову. Но женщина есть женщина, говорит, что надо мне лезть в воду и выделяет на это десять тысяч рублей. Я было соглашаюсь, но подумав, отказываюсь, за десять тысяч здоровье гробить – это насмешка, говорю. Мол, остальная премия куда пойдет, если на главную работу всего десять тысяч?!
Жильцов привык двоякую жизнь вести и потому моя правда ему как кость в горле.
2018-11-29: Правды в этом мире нет: «Куда ни кинь, везде клин». «Правды нет, на Земле вышла, правды нет, вся в тревоге мать…» -- во второй книге переживает за правду сама Материя, хотя на неправде, то есть на грязи, как раз и процветает она. Очевидно, что в любом деле, даже в таком, где автор думает только о хорошем, когда создает свое произведение, сидит Чёрт, который через своих проводников смотрит, как это хорошее использовать для торжества плохого. Колоссальные деньги выделяются у нас бюджетом на образование, науку, культуру, медицину. Однако если пойти на места, где непосредственно работают люди, то обнаружится, что эти деньги, пока шли до мест, так усохли, что нет смысла гробить свое здоровье за них. Кудрин, которого сейчас поставили главным на контроль за расходом бюджетных денег, говорит, что в Роскосме космическое воровство. ТВ показывает, какие в провинции больницы: кругом всё валится в помещениях, врачей нет. И сколько Медведев с Путиным ни говори с экрана ТВ о высоких зарплатах медиков, учителей, хоть тысячу раз скажи сладко, на местах никому сладко от их речей не становится. Если бы 160 тысяч зарплату дали врачу, он бы и в провинцию поехал, а за десять тысяч кто будет работать? В строительстве воруют так, что люди и без квартир и без денег остаются. В больнице медсестра зло смотрит на своих больных, которые заговорили вдруг о квартирах: «Вот вы получили (бесплатно – в советское время), а мы на ипотеке сидим». Ипотека это каторга для человека с провинциальной зарплатой. И хорошо, если эта каторга не закончится обманом: строительные фирмы, ухватив деньги у обладателей будущих квартир, бегут с ними за границу. Госдума сейчас придумывает новый закон для долевого строительства, чтобы банк контролировал деньги дольщиков: думает Дума. А пока она думает, грабители грабят, терпилы терпят.
Одним словом яма с водой и грязью вся эта наша жизнь: кто работал в ремонтной службе на водопроводах, те знают, что собой представляет яма, в которую надо лезть сварщику варить прохудившуюся трубу: смотреть страшно на эту яму с жидкой холодной грязью зимой, не то что лезть туда. Однако как раз эта страшная яма и сравнивается с нашей жизнью, которой мы живем, находим в ней свои радости и расставаться с ней (умирать) боимся больше всего. Как раз, кстати, на ТВ ученые вдруг опять заговорили о возможной жизни в другой форме сознаний, которые остаются после смерти человека,: вычислили они, что существуют мельчайшие частицы Материи, которых не видно и которые проникают все видимые частицы физического тела. Такие выводы они сделали после опытов в коллайдере с базоном Хикса. Говорят ученые, что в виде плазмы человеческое сознание, может быть, существует после смерти тела, и в будущем человек именно в таком виде будет жить на новой тоже преобразованной планете. Говорят они почти то же самое, что говорю я, с тем отличием что слишком вперед они забежали в деле преобразования Материи: вначале будут переходные тела, частично состоящие из эфира: эфир – следующая после огня более тонкая фаза состояния Материи.
О возможности жизни после смерти тела на Востоке говорят давно. Говорят потому, что сверху им дается это знание: на Западе требования к становлению сознания у людей такие, что им самим надо додуматься до этого. Однако можно заглянуть и на Восток с Запада, чтобы легче было думать. Именно это делает Александр Мень в томе 3, своей «Истории религий».
«Один человек, повествует Катха-упанишада, решил принести в жертву все,
чем обладал, надеясь заслужить этим награду от богов/15/.У него был сын по
имени Начикет, который, одобряя намерение отца, решил, что неполная жертва не
имеет цены. Если человек не захотел расстаться хоть с чем-то, ему нечего
надеяться на милости богов. Размышляя так, юноша понял, что он сам -
наибольшая жертва для отца, и стал настойчиво допытываться, какому богу он
посвятит его. Отец втайне, видимо, сознавал правоту Начикета, но не хотел
разлучаться с ним. Он молчал, отгоняя от себя мысль о такой жертве, но
упорство сына раздражило его, и в конце концов он неосторожно воскликнул…
Фатальное слово было произнесено, и путь к отступлению оказался
отрезанным, Начикета уже нельзя было просто посвятить богам и жрецам; отец
связал себя обетом и не мог его не выполнить.
Утешая отца, которого тяготила клятва, вырвавшаяся в пылу гнева, юноша
сказал ему:
Не случайно имя Начикет означает… молодого брахмана манила вековечная
загадка смерти, и он надеялся разрешить ее в царстве Ямы, владыки усопших.
В этом рассказе, который чем-то напоминает историю жертвоприношения
Авраама, отец и сын как бы олицетворяют два аспекта индийской религиозной
жизни. Брахман-отец полагает свою главную цель в награде богов, Начикет же
оказался выше этих простодушных расчетов; для него на первом месте стоит
истина, обрести которую он надеется в загробном мире.
Юноша спускается в обитель Ямы. Как он проник туда, Упанишада не
говорит, но, поскольку он пришел к Смерти сам, а не по ее зову, он застает
Яму врасплох: властелин преисподней три ночи отсутствует неведомо где. Когда
же он возвращается, Начикет напоминает ему, что над негостеприимным хозяином
могут сбыться все недобрые пожелания обиженных посетителей. Смущенный Яма
готов искупить свою вину: он предлагает смелому юноше три дара по его
выбору.
Начикет не задумываясь называет свои пожелания. Два первых Смерть
охотно удовлетворяет: царь преисподней обещает гостю, что по возвращении в
мир живых отец встретит его с радостью, и объясняет, какое нужно совершить
приношение, чтобы стать угодным богам.
Но третий дар – главный…
Это поистине вопрос вопросов, и он касается не только загробной участи
человека, но и самой сущности бытия. Загадка жизни разрешится не раньше, чем
будет дан ответ на загадку смерти: правда ли, как говорят иные, что человека
впереди ждет… правда ли, что смерть - это, в конце концов, лишь
стремительное падение во тьму небытия?
Для современного европейского читателя этот вопрос Начикета, обращенный
к Яме, звучит почти как абсурд; в самом деле: может ли человек сомневаться в
том, что со смертью не все кончается, если он мыслит и говорит, находясь в
потустороннем царстве? Но не будем слишком требовательны к притче, тем более
что для ее составителя основное - это не столько судьба индивидуальной души,
сколько существование последнего и глубочайшего смысла вещей. Слова
относятся не просто к по-смертию, но и к центральной Сущности мира.
Яма не сразу соглашается посвятить юношу в эту тайну.
- Даже боги, - говорит он, - до сих пор сомневаются здесь, ибо нелегко
распознать это тонкое рассуждение. Выбери себе другой дар, Начикет, не
обременяй меня, освободи меня от этого.
- Даже боги, - отвечает упрямый брахман, - и то сомневаются здесь, и
ты, бог Смерти, сказал, что это нелегко распознать. Не найти мне другого
наставника в этом, равного тебе. Нет никакого другого дара, равного этому.
- Выбери себе, - продолжает настаивать Яма, - сыновей и внуков, которые
проживут сотню лет; множество скота, слонов, золото, коней; выбери себе
обширные угодья на земле и живи сам столько осеней, сколько хочешь. Если ты
считаешь это равным даром, выбирай себе богатство и долгую жизнь; процветай,
Начикет, на великой земле, я сделаю тебя обладателем всего желанного. Какие
ни бывают труднодостижимые желания в мире смертных - проси себе вволю все,
что желаешь. Вот красавицы на колесницах, сопровождаемые музыкой, такие
недоступные людям. Пусть, подаренные мною, они служат тебе, Начикет , - не
спрашивай только о смерти.
Казалось бы, теперь пришло время Начикету согласиться: ведь ему обещано
все, о чем может мечтать человек. Но нет, оказывается, он уже перерос эти
мечты; он хочет высшего знания, потому что ничто временное не может утолить
его жажды.
- Преходящи эти удовольствия у смертного, о Антака*, - говорит он, они
иссушают силу всех чувств, да и жизнь-то вся коротка. Пусть же остаются у
тебя повозки, танцы, пение. Не должен человек радоваться богатству: разве
сможем мы владеть богатством, если увидим тебя? Будем ли мы жить, пока ты
правишь? Лишь этот дар следует избрать.
--------------------------------------------------------
* - один из эпитетов Ямы.
Начикет уже ясно понял, что раз всякая жизнь оканчивается умиранием,
значит, единственная реальность - это смерть, и на ней нужно сосредоточить
все свои размышления. Лишь тогда, когда Яма посвятит его в свою тайну,
тревожное сердце успокоится и насытится пытливый ум.
В других Упанишадах мотив бренности земного звучит с огромной силой,
окрашиваясь порой настоящей ненавистью к обманчивому и тленному. Сама плоть
начинает внушать отвращение:
Итак, человек пришел к четкому сознанию: все, что было вожделенной и
единственной целью его предков - земля и ее дары, жизнь и ее утехи, - все
это суета, не заслуживающая серьезных усилий и трудов. Все преходящее
улетучивается, а разум отказывается бежать за призраком. Что толку в цветке,
если он вянет в руках? Человек ищет опоры в непреходящем, ищет постоянного,
вечного. И поэтому он с таким упорством пытается проникнуть за завесу
смерти.
/16/.
И в конце концов человек побеждает: Смерть согласна посвятить его в
великую тайну. Оказывается, все сопротивление Ямы было лишь испытанием
брахмана, и теперь царь преисподней одобряет юношу за то, что он предпочел
познание всем земным соблазнам. Здесь мы присутствуем при одном из великих
поворотов в истории духа, переоценке всех прежних ценностей. Новый взгляд на
жизнь автор Упанишады влагает в уста царя-Смерти:
Различны поистине благо и удовольствие.
Оба они связывают человека, имея различные цели.
Хорошо будет тому, кто из них обоих берет себе благо.
Но если же кто-либо выберет себе удовольствие, его цели не будут
достигнуты.
Благо и удовольствие приходят к человеку.
Мудрый различает их,
Ибо мудрый выбирает благо, предпочитая его удовольствию.
Глупый же выбирает удовольствие ради земных благ.
Поистине, поразмыслив, отказался ты, Начикет,
Желать приятное или кажущееся приятным:
Ты не искал пути к богатству,
На котором пали многие люди.
Различны и ведут в разные стороны
Незнание и то, что известно как знание.
Я полагаю, о Начикет, что ты стремишься к знанию,
Многочисленные желания не отвлекли тебя.
Погрязшие в незнании,
Но полагающие себя мудрыми и сведущими,
Глупцы, по извилистым пугям блуждающие,
Подобны слепым, имеющим слепого поводыря.
То, что за пределами этого мира, неясно глупцу.
Безучастному, обманутому блеском богатства,
Думающему: -
Он непрестанно подпадает под мою власть/17/.
В этой замечательной речи уже видно направление пути, по которому
собираются повести нас Упанишады. Это - путь в мир незримый, путь к вечному,
неумирающему. Они провозглашают, что служение земным кумирам заканчивается
гибелью. Нужно искать /18/. Он есть /19/. Но где же Он, скрытый от взоров
непосвященного Родник мироздания? Как найти Его?
Ответ на этот вопрос - главное, о чем пытаются сказать миру Упанишады».
Прочтя всё это у Александра Меня в 1997 и подумав, а думать всерьез о жизни и смерти человек начинает лишь после того, как дойдет до него, а дойдет до него, если он сам, как я о том пишу в первой книге, пощупает своими руками тонкие миры, сделал вывод, что физическая жизнь это не единственно возможное средство бытия и смерть действительно, может быть, не есть конец жизни. Эту цитату из книги Александра Меня я взял из Интернета, где автор публикации в ключевых местах текст обрывает. В 1997 я читал бумажную книгу. «Вырвалось у отца (там): «Смерти я отдам тебя» (стр. 57). Начикет означает «незнающий».
Не хочет отец жертвовать сыном, чтобы узнать тайну смерти, но у него вырывается…, что значит не от него, поскольку вырывается, а от Бога идут эти слова, которые взять назад нельзя, поскольку они от Бога. Таким образом, отец, который в ключевые моменты, когда Бог через него говорит, называется Брахманом, посылает человека в Яму, чтобы… или, другими словами, что я повторяю не один раз, Бог посылает человека как сына (часть второй ипостаси Бога Христа есть в каждой Душе) для познания Зла, которое в Яме (земной жизни) аккумулируется. На Востоке Ямой в Упанишадах называется еще Бог Смерти, что значит, у восточного человека яма это не только земная жизнь, но и послесмертная, если он незнающий.
В этой жизни самой по себе нет смысла (не может быть настоящего смысла в Зле, паразитирующем на Добре), но в неё закладывается другой очень большой и глубокий смысл, если рассматривать её как одну из составляющих единого Целого. В ней, в этой жизни, кроется главный секрет нашего и параллельно всего бытия: только здесь, в самом низу, можно родить то, что нигде вверху, как бы чисто там ни было, не рождается, из чего следует, что в самом верху, и только в нем, тоже рождается что-то, что я называю новым Богом, а астрономы именуют новой звездой или сверхновой. Во второй книге в одной из медитаций я выхожу в Космос в виде звезды и чувствую себя там новорожденным, поскольку меня опекает большая звезда, которая называется мамой. Я вижу, как она разговаривает с другими планетами. Все они круглые, как Земля, находятся, по нашим меркам, друг от друга далеко, но слышимость там такая, что голоса повышать не надо при разговоре.
Каждый из планов бытия рождает что-то подобное тому, кто на этом плане живет. Так коровы рождают только коров, собаки – собак: все по роду своему рождаются, как сказано в Библии Богом. Бог Смерти тоже был рожден когда-то, как были рождены все высшие члены Иерархии (рисунок 89). Дьявол заведует чувствами, из чего следует, что дока он именно в чувствах и рожден на плане Чувств. План Чувств (астральный) третий по счету снизу после физического и эфирного. Вроде бы, не самый грязный он (в самом низу самая грязь), но и там, среди относительной чистоты, хватает чувств нечистых, которые проецируются на землю и которыми Высшие принудительно-добровольно соблазняют людей заняться. Так начальник сам не лезет в грязную яму варить прохудившуюся трубу: он посылает туда слесарей со сварщиком.
Начальником, вроде бы, работать лучше, поскольку не пачкается начальник. Но никого обычно сразу начальником не назначают. Надо прежде поучиться делу в школе, потом в ВУЗе. То есть все Духи, которые руководят земной жизнью, в свое время обучались тому, чем сейчас занимаются. И они этим, очевидно, хотели заниматься, когда принимали решение, в какой ВУЗ поступить.
В земной жизни человек начинает осознавать себя, когда в нем наружу выходят чувства: всё у земного человека начинается с чувств, продолжается – развитием чувств с последующей смертью или отказом от чувств в пользу рождения в другом качестве. О чувствах в первое время никто из молодых не думает: думают все о каком-нибудь хорошем и важном деле, но чувства в конце концов берут верх над всеми делами. И оттого, насколько своим чувствам уделяет внимание человек, зависит его будущее рождение в ином состоянии. Если преуспел комплексно во всех чувствах, то можешь стать начальником-Духом и командовать каким-либо видом животных или каким-то типом людей, которые тоже живут как животные (ради живота своего), развивая их именно в этом направлении. Так в земной жизни люди стремятся стать начальниками, чтобы творить, как они думают, большие важные и долгие дела, а в действительности – чтобы командовать другими людьми. При этом, как только человек устремляется к земным вершинам, так попадает в круговорот событий, из которых ему никак не вырваться. И чем человек совестливее, тем здоровье его гробится быстрее, потому что борьба между Злом и Добром в его Душе напряженнее. И некогда подумать ему о своем истинном предназначении, о котором периодически ему даётся знать. Развитие себя в чувствах, повторю, это побочное явление. И когда развивает он себя в чувствах, ни к чему человеку, что лишь малая толика его мозгов используется в той жизни, которая стала для него всем, и что заканчивается она неизбежно болезнями и смертью.
Животной жизнью, повторю, живет человек, каким бы он важным гуманитарием ни был. Мало того, чем выше начальник, тем больше у него возможностей удовлетворять свои животные желания, чем и занимаются все, за исключением. Заниматься этим так сладко, что умирать никому не хочется. А тайна смерти это третий дар, который не дается тому, кто взял первые два дара.
Человеком называет Господь живущего в Яме (авансом), повторю, только потому, что должно человекоподобное животное в перспективе заинтересоваться тайной смерти и решить эту загадку жизни. Лишь тогда животноподобное сможет стать действительно человеком. Все рожденные в чувствах или в уме своем (ментале) это не человеки, а Духи побочного рождения среднего звена, которые работают с низшими по Программе, спускаемой сверху.
Об этом предназначении живущего на Земле стать человеком в индийских Упанишадах говорится прямо еще в седьмом веке до нашей эры. Для этого надо пожертвовать всем, что человеку дорого на Земле. Несколько иносказательно аккумулируется всежертвенность в жертве самым дорогим для отца – сыном. На Западе Господь тоже прямо требует от Аврама пожертвовать сыном в самом начале Библии. Но на Западе не расшифровывается прямой смысл жертвы: просто пожертвуй, чтобы доказать свою преданность Богу. Доказал преданность – можешь родиться в Духе подчиненным, но не человеком. На Западе всё это, о чем прямо говорится в Упанишадах, даётся человеку в абстрактном виде. Об этом я говорил выше, что первые люди, вплоть до языческого времени развития, абстрактно владели всеми знаниями: на Западе – абстрактно, на Востоке, как видим, – всё так разжевывается, что особенно и думать не надо.
Не думают люди на Востоке, что значит, не развивают свои логические мозги, которые хорошо развиваются на Западе, поскольку стараются люди абстракцию переводить в логику, в плане использования сокровенных знаний в своем быту. Поэтому, чтобы они тоже не очень катастрофически отстали от Запада во внешней жизни, посылается к восточным людям в шестом веке Конфуций, который вычисляет правила для внешней жизни.
Цитата:
«Конфуций, довольно долго прослужив на различных должностях у правителей нескольких княжеств, оставил чиновничью карьеру и занялся проповедью своих этико политических взглядов. Философ разъезжал по княжествам, давая советы их правителям, как разумнее управлять подданными».
С той же целью посылается Лао-цзы.
Цитата:
«Лао-цзы – автор классического даосского трактата «Дао дэ цзин» («Книга о Пути и благой силе»). ... С этим аспектом концепции «Дао дэ цзин» связаны более поздние даосские поиски практических средств достижения физического бессмертия».
Позаботились Высшие и о духовной стороне восточных людей: послали Будду. Будда это восточный Христос. По отношению к женщинам можно судить о Будде как о Христе:
« Женщинам тоже разрешалось становиться членами ордена, хотя отношение Будды к ним было неоднозначным - он принимал женщин неохотно. В ответ на вопрос своего ученика Ананды о том, как монахи должны вести себя в присутствии женщин, Будда ответил: "Не разговаривать. Проявлять постоянную бдительность". Возможно, такие наставления объяснялись его убеждением в том, что привязанность к женщине становится основным препятствием на пути к достижению нирваны. Какой бы ни была причина, эти слова должны быть положены в основу монашеского устава (Винаи), созданного Буддой».
К этому времени, когда приходит Конфуций (шестой век до нашей эры), жизнь на Востоке разболталась так, что начальники стали слишком перегибать свои палки. Конфуций предлагал брать за образцы старые порядки (когда больше Боги-Духи руководили жизнью людей). Перегибали палки и на Западе, но на Запад Высшие никого не посылали, если не считать средней руки пророков, из книг которых состоит Ветхий Завет, так как на Западе надо было людям думать об этом самим и, соответственно, решать поставленные задачи. Пророки на Западе посылались лишь для того, чтобы немного урезонить людей в их грехотворениях, в том числе страхом (судьба Содома и Гоморры).
Ум у людей как на Востоке, так и на Западе в древности был больше мистовый, то есть ближе к абстрактному, чем к логическому началу. При таком состоянии ума внешнее, которое сейчас, когда логика преобладает, считается единственной реальностью, воспринимается несколько призрачно. Кстати, ТВ показывает фильм о докторе Рихтере, который сидит на больничной койке и говорит соседу как раз об этом состоянии ума, когда непонятно ему, то ли есть он, то ли нет его во внешнем мире. Не очень адекватно ведет доктор себя на своей работе и с больными, и с коллегами, и с молодыми: так грубо объясняется, что будь это не в фильме, его бы давно выгнали с работы. Утратил для него внешний мир свою реальность, поэтому не церемонится он ни с кем. Соответственно, не церемонились и древние начальники со своими подчиненными. Оттого перегибы на местах, как любили у нас говорить в советские времена.
Никаких церемоний, как видим, и у Начикета с Богом Смерти: разговаривает он с ним как с равным и, словно бы уже зная, по каким правилам живут Духи в том мире: говорит Богу Смерти о наказании (Начикет напоминает ему, что над негостеприимным хозяином могут сбыться все недобрые пожелания обиженных посетителей. Смущенный Яма готов искупить свою вину: он предлагает смелому юноше три дара по его выбору), а Бог Смерти – как купец, торгуется со своим клиентом, который, вроде бы, точно умер во внешнем мире, поскольку находится здесь, в тонком загробном мире, но может быть возвращен обратно. Очень похожа эта торговля на разговор Иисуса Христа с Дьяволом: почти тем же самым соблазняет Бог Смерти Начикета, чем искушает Дьявол Иисуса (властью надо всеми людьми искушает Дьявол (через чувства), что больше, чем просто удовольствия у Начикета). Очевидно, что Иисус тоже в это время находится не совсем в земном мире: пребывает он в состоянии медитации, когда тело условно отсутствует, находясь при всем этом разговоре – в пещере.
Бог Смерти учит Начикета угождать Богам. Угождай – и всё у тебя будет: вернешься в мир живых и отец встретит тебя с радостью. У Иисуса (условно) нет отца земного, у Иисуса Отец на Небе. Не соблазняются ни Иисус, ни Начикет.
Третий дар – главный. О третьем даре разговор у Начикета с Ямой, о знании, что такое смерть, но решается этот вопрос только после того, как решен вопрос с удовольствиями.
«Сомнение возникает после смерти человека – одни говорят, он есть, другие: его нет», -- говорит Начикет.
Сейчас и у нас некоторые артисты заговорили в этом плане об умерших, что не умерли они, а присутствуют, когда говорят о них живые. Так сказала об умершем Иосифе Кобзоне певица Валерия на юбилее юмориста Владимира Винокура. Другой юморист Хазанов об умершем Евстигнееве сказал, как хорошо (ему) было бы, если бы он (Душа его) ко мне перешел (в тело). Говорит это Хазанов с расчетом, что тогда у него прибавилось бы тех нужных для его профессии качеств, какие были у Евстигнеева.
«Это поистине вопрос вопросов, – утверждает Александр Мень и тем самым вполне отражает состояние нынешнего человека в отношении к смерти. – И он касается не только загробной участи человека, но и самой сущности бытия. Загадка жизни разрешается не раньше, чем будет дан ответ на загадку смерти: правда ли, как говорят иные, что человека впереди ждет «ничто», правда ли что смерть – это, в конце концов, лишь стремительное падение во тьму небытия?»
Казалось бы, говорит Александр Мень, поскольку умерший человек (Начикет) разговаривает и мыслит, находясь в потустороннем царстве, само это есть ответ на вопрос. Само это точно является частью ответа на главный вопрос, но это еще не разгадка загадки, потому что для автора (притчи) «основное – это не столько судьба индивидуальной Души, сколько существование последнего и глубочайшего смысла вещей. Слова «есть или нет» относятся не просто к по-смертию, но и к центральной Сущности мира».
Яма на этот вопрос ответить однозначно затрудняется. Повторю: «Даже боги, -- говорит он, -- до сих пор сомневаются здесь, ибо нелегко распознать это тонкое рассуждение.
«Даже боги, -- отвечает упрямый брахман, -- и то сомневаются, и ты, бог Смерти, сказал, что это нелегко распознать».
Дальше юноша требует от бога Смерти посвятить его в сомнения богов.
«Скажи нам, Смерть, -- вопрошает юноша, -- о том, в чем сомневаются, что заключено в ВЕЛИКОМ ПЕРЕХОДЕ».
Здесь в сам вопрос юноши вкладывается часть ответа на вопрос, что смерть – это великий переход. Смерти нет в действительности, а есть переход Души из одного состояния (в физическом теле) в другое, когда эфирное тело становится внешней оболочкой. Кто жил в физическом теле, выбрав удовольствия, те переходят на тот Свет не знающими такими же, каким не знающим был Начикет до своего перехода.
«Различны поистине благо и удовольствия» -- говорит бог Смерти, тем самым противопоставляя то, что человек, живущий ради удовольствий, объединяет. Нет настоящего блага в удовольствиях.
«Оба они связывают человека, -- говорит Яма, -- имея различные цели.
«Хорошо будет тому, кто из них обоих берет себе благо.
Но если же кто-либо выберет себе удовольствие, его цели не будут
достигнуты.
Благо и удовольствие приходят к человеку.
Мудрый различает их,
Ибо мудрый выбирает благо, предпочитая его удовольствию.
Глупый же выбирает удовольствие ради земных благ.
Поистине, поразмыслив, отказался ты, Начикет,
Желать приятное или кажущееся приятным:
Ты не искал пути к богатству,
На котором пали многие люди.
Различны и ведут в разные стороны
Незнание и то, что известно как знание.
Я полагаю, о Начикет, что ты стремишься к знанию,
Многочисленные желания не отвлекли тебя».
Царь Смерти, которому, вроде бы, выгодно держать людей в неведении, в Час Прозрения Человека вынужден сказать ему правду. Эту правду Начикет искал и нашел, лишь когда стал добиваться своего от Бога Смерти. Это не вся правда, но в эту часть правды надо вступить, чтобы узнать всю правду. В притче человек вступает (условно) в борьбу с самим Богом. Не случайно юноша в притче в этом самом месте называется брахманом: это Брахман (первый аспект единого Бога) говорит в нем о наказании Бога Смерти. В разговоре Иисуса с Дьяволом присутствие первого аспекта никак не выражено, но Иисус отвечает так точно на все предложения Дьявола, что вывод у меня складывается однозначный, что присутствует первый аспект Бога в его ответах абстрактно. Либо ты, как Фауст, заключаешь договор с Дьяволом или Чёртом, либо отказываешься, как Начикет, от удовольствий или как Иисус, от власти. В искусстве натурально (подписанием договора) показывается то, с чем человек имеет дело постоянно в своей жизни в Яме, выбирая между злом и добром.
Для понимающего суть вопроса должно быть всё ясно и с ответом. Непонимающий, который стал непонимающим, потому что выбрал удовольствия, ничего не поймет из сказанного и вступит в спор: любят непонимающие спорить, хотя абстрактно прекрасно понимают, что они скурвились, и по этой причине главное, в чем настоящая суть, стало недоступным для них, и им ничего не остается, как отстаивать своё. Они скажут: «Где же здесь ответ?» Две части ответа я уже выделил ранее. Они в самих вопросах юноши. Третья часть – в последних словах Бога Смерти:
Погрязшие в незнании,
Но полагающие себя мудрыми и сведущими,
Глупцы, по извилистым пугям блуждающие,
Подобны слепым, имеющим слепого поводыря.
То, что за пределами этого мира, неясно глупцу.
Безучастному, обманутому блеском богатства,
Думающему: - (что он самый умный)
Он непрестанно подпадает под мою власть.
Мудрец говорит на языке мудрых. Но не в состоянии понять язык мудрых глупец, считающий себя мудрецом. Как ни разжевывай ему, съедобной для него пища Богов не станет.
Не хватает деталей на Пути, которым идет Начикет: притча это плюс Восток с его склонностью к абстракции. Детали нахожу я на своем Пути, который называю Христовым. Коротко скажу о них главное: как Начикет вступает в спор с Богом Смерти, так человек на Христовом Пути (на тонком плане) обнаруживает свое Эго в том виде, в каком оно у него внутри есть. У Миши А. его Эго выросло в такого громадного Зверя, что он сразу без раздумий схватывается с ним. Схватывается с ним потому, что во внешнем мире на словах все со злом борются и больше других на словах со злом борются учители-начальники, как раз те, в ком зла больше. Миша А. думает, что обнаруженный им на тонком плане Зверюга это какой-то чужой, загородивший ему проход к дому своей Души враг. Зверь, соответственно, удивляется Мишиному нападению, поскольку он свой, этой Душой рожденный и взлелеянный. С таким огромным Зверем человеку самому не справиться, поэтому требуется звать, повторю, на помощь Христа. У меня моё Эго обнаруживается (в первой книге подробнее) в виде нормального человека в русской рубахе навыпуск, подпоясанной бечевкой. Он выводит меня наверх к христианскому эгрегору, где Христос становится моим учителем. Но и он учитель для меня на очень короткое время (рождения): вместе с матерью Марией поднимают они меня новорожденного на вытянутые вверх руки и отправляют дальше (первая книга), что значит, Христианство для рождающегося в настоящем едином Духе это лишь средство рождения. Чего? Позднее я вычислил, что Христианство рождает ум, который должен помочь человеку разобраться в себе: противоречий в человеке столько, что без объективного ума собственное Эго никак не разглядеть. Лишь потому, что на Христовом Пути появляется объективный ум, у всех людей их Эго на духовном Христовом Пути предстанет перед их внутренним взором в таком виде, до какого оно, действительно, выросло. Диапазон его роста от Христа (0) до Зверя (9).
Ответ на животрепещущий вопрос о смерти и жизни дается людям сразу, как только они погружаются в эту жизнь в Яме, отделяемую ото всей прочей высшей жизни смертью, и приступают к взращиванию своего ума, с помощью которого только и можно выбраться из Ямы. Кстати, ТВ показывает фильм времен чеченской войны. Там пленных русских и англичан содержат в яме. Ни один из пленных, кроме одного, не думает о том, как выбраться из ямы: яма глубокая и, на первый взгляд, бесполезно думать о побеге. У всех, кроме этого одного раненого капитана, есть здоровые руки и ноги. Казалось бы, капитану, в сравнении со здоровыми пленными, лежать бы тихо на своей больной спине, но именно капитан, и только он один, думает и изучает всё вокруг в поисках возможности освобождения. Шевелить надо мозгами и искать ответы на вопросы. Александр Мень нашел Упанишады и к сказанному в Упанишадах добавил свои размышления о жизни и смерти, я нашел книгу Александра Меня и добавил к ним то, до чего мои мозги додумались. Другими словами, Упанишады дают надежду попавшему в Яму, думающий Александр Мень, как лягушка в молоке, взбивает своими движениями молоко до густого состояния, я, все его наработки суммируя, довожу дело до решаемости вопроса.
Выясняется, таким образом, что Яма, надежно охраняемая самим Богом Смерти, не безнадежная тюрьма, но не безнадежна она лишь для тех, кто думает об освобождении.
Глупцом называет царь Смерти не способного разобраться в двух соснах. Соответственно, и обращается царь Смерти с человеком в его Яме так, как он того заслуживает по уму своему. Царь Смерти обманщик такой, каких поискать надо, но говорит правду тому, кто снимает пелену со своих глаз.
Казалось бы, ответ на главный вопрос бытия дан в этой притче давно, еще до прихода Будды (ссылается Будда на Упанишады), но вот до сих пор, если не считать восточных просветленных, у которых свой не западный Путь, никто, кроме Александра Меня и меня, не вспомнил о нем, в плане расшифровки сказанного. Об этом я говорю не в упрек живущим: не могли они вспомнить и подумать, потому что не время было вспоминать так, чтобы думать. А не время было думать потому, что для этого ум надо иметь, способный делать правильные выводы, а потом из ума еще взрастить разум и мудрость.