В Париже жил один богатый купец и хороший человек, по прозванию Джианнотто ди Чивиньи, ведший обширную торговлю сукнами. Он был в большой дружбе с одним очень богатым евреем, по имени Авраам, также купцом и очень честным и прямым человеком. Джианнотто, зная его честность и прямоту, сильно сокрушался о том, что душа этого достойного, мудрого и хорошего человека, по недостатку веры, будет осуждена. Поэтому он принялся дружески просить его оставить заблуждения иудейской веры и обратиться к истинной христианской...
Как он упорствовал, так и Джианнотто не переставал убеждать его, пока, наконец, еврей, побежденный этой настойчивостью, сказал: "Хорошо, Джианнотто, ты хочешь, чтобы я сделался христианином, и я готов на это, но с тем, что сперва отправлюсь в Рим, дабы там увидать того, кого ты называешь наместником Бога на земле, увидать его нравы и образ жизни, а также его братьев кардиналов; если они представятся мне таковыми, что по ним и из твоих слов я убеждусь в преимуществе твоей веры над моею, как это ты старался мне доказать, то я поступлю, как тебе сказал; коли нет, я как был, так и останусь евреем".
Выслушав это, Джианнотто был крайне опечален, говоря про себя: "Пропали мои труды даром, а между тем я думал употребить их с пользой, воображая, что уже обратил его. И в самом деле, если он отправится к римскому двору и насмотрится на порочную и нечестивую жизнь духовенства, то не только не сделается из еврея христианином, но если бы и стал христианином, наверно перешел бы снова в иудейство". Еврей сел на коня и поспешно отправился ко двору в Рим. Прибыв туда, он был с почетом принят своими единоверцами евреями и жил там, не говоря никому о цели своего путешествия, осмотрительно наблюдая образ жизни папы, кардиналов и других прелатов и всех придворных... Полагая, что он достаточно насмотрелся, он решил возвратиться в Париж, что и сделал.
Едва Джианнотто узнал, что он приехал, он пошел к нему, ни на что столь мало не рассчитывая, как на то, чтоб он стал христианином. Они радостно приветствовали друг друга, а когда еврей отдохнул несколько дней. Джианнотто спросил его, какого он мнения о святом отце, кардиналах и других придворных. На это еврей тотчас же ответил: «Худого я мнения, пошли им Бог всякого худа! Говорю тебе так потому, что, если мои наблюдения верны, я не видел там ни в одном клирике ни святости, ни благочестия, ни добрых дел, ни образца для жизни или чего другого, а любострастие, обжорство, любостяжание, обман, зависть, гордыня и тому подобные и худшие пороки (если может быть что-либо хуже этого) показались мне в такой чести у всех, что Рим представился мне местом скорее дьявольских, чем Божьих начинаний. Насколько я понимаю, ваш пастырь, а следовательно, и все остальные со всяким тщанием, измышлением и ухищрением стараются обратить в ничто и изгнать из мира христианскую религию, тогда как они должны были бы быть ее основой и опорой. И так как я вижу, что выходит не то, к чему они стремятся, а что ваша религия непрестанно ширится, являясь все в большем блеске и славе, то мне становится ясно, что Дух Святой составляет ее основу и опору, как религии более истинной и святой, чем всякая другая. А потому я, твердо упорствовавший твоим увещаниям и не желавший сделаться христианином, теперь говорю откровенно, что ничто не остановит меня от принятия христианства. Итак, идем в церковь и там, следуя обрядам вашей святой веры, окрести меня».
Боккаччо, Декамерон, Новелла 2 (1352–1354 гг.)
/////////////////////////////////////////////////
«Как истина, удовлетворяющая высшим потребностям человека – этого разумно - свободного существа, – учение Христианское и должно быть усвояемо добровольно, без принуждения и стеснения человека.» -Н.И. Виноградов. "О конечных судьбах мира и человека".
Архиепископ Иоанн (Шаховской) пишет - "Это – жречество безблагодатное, о котором Св. Иоанн Златоуст сказал в словах: «не мню многих иереев быть спасенными». Это – «профессионализм», профанация святыни. Жизнь и Слово Божие открывают с ужасающей реальностью, что пастыри подчас становились не только ниже уровня пастырского, но и человеческого.
Слабой душе человеческой легко увлечься подобием священства, внешним совершением «обрядов», музыкальностью пения, красотою слова и убранства – всем укладом, всей телесностью Церкви, которая не будучи одухотворена и одушевлена Духом Христовым, делается кощунством, представляет собою мертвое, невоскресшее Тело Христово… Здесь – беззаконие, имеющее свою тайну (Откр. 7:5). И это поистине та «мерзость запустения, реченная пророком Даниилом, стоящая, где не должно (читающий да разумеет)», о котором говорил Спаситель, и которая до сих пор не позволяет многим принять Его Свет.
Мало в мире душ, просвещенных духом Христовой мудрости, которые видя соблазн в священнике, не соблазняются о Христе, не искушаются о Церкви, но еще горячее проникают ко Христу, еще пламеннее любят Его Церковь, и с большей ревностью стараются служить Тому, измену Кому видят пред собою."