Часть 1.
Третий курс училища. Год как-то не задался. В конце марта загрипповал, но всё перенёс на ногах, так как были занятия по вождению, которые пропускать было нельзя.
Для практического вождения мне достался ЗиЛ-131, машина тяжёлая и маломаневренная, хотя другие водили ГАЗ-63 и ГАЗ-69, что значительно удобнее в период обучения, так как на тяжёлой машине вместо того, чтобы учиться водить, всё время приходится бороться с машиной, чтобы удержать её в повиновении. Но преподаватель по автоподготовке посчитал, что, если у меня рост под метр восемьдесят, то это моё преимущество на этом автомобиле в отличие от тех, кто был ростом значительно меньше. Вот я добросовестно и боролся с моим ЗиЛ-131.
А поскольку на ЗиЛ-131 по улочкам Харькова не очень покатаешься, то инструктор направлял меня на трассу Харьков — Мерефа, чтобы заехать домой, он жил под Мерефой, на обед или что-то привезти из города. На этой трассе он мне разрешал ехать на скорости 80 км/час и больше, а когда мы опаздывали, то он сам садился за руль и мы ехали со скоростью больше 100 км/час. Так я и постигал азы вождения автомобиля.
К середине апреля я ещё раз простудился и слёг в санчасть с воспалением лёгких. Меня немножко подлечили, но я уходил на вождение и в конце-концов завалил экзамен по вождению, его мне перенесли на июнь месяц. Опять меня лечили, а в первых числах мая сказали, что едем на стажировку в Грузию. Какое уж тут лечение. Ребята всё время забегали ко мне в санчасть и мы всё время планировали, как мы будем ехать, через какие города, так как у многих там были родственники. Врачи и медсёстры уже моих посетителей знали лучше, чем меня.
За три дня до отъезда меня выписали из санчасти, а узнав куда мы едем, сказали, что там, на юге, мой бронхит сам пройдёт и без лечения.
Из Харькова мы выехали 8 мая 1962 года. Руководителем стажировки назначили преподавателя, который вёл конструкцию авиадвигателей, капитана Левитина, человека демократических взглядов и больше мягкого, но очень требовательного, который и сам слово держал и требовал этого неукоснительно от нас, курсантов.
Утром 9 мая были в Ростове-на-Дону. Поезд на Тбилиси уходил вечером и нам капитан Левитин разрешил толпой побродить по городу. Мы сначала поехали к Дону. Бродили по набережной, затем оказались на пляже, а позже поехали в городской парк. Подустав, мы двинулись к вокзалу и прибыли туда за час до отправления поезда. Погрузавшись в поезд, мы отсыпались пока ехали к морю. Когда справа показалось море, большинство из нас смотрело завороженно на это светло бирюзовое чудо. На первой же остановке мы побежали купаться. А поскольку поезд шёл очень медленно и остановки были по 15-20 минут, то нам удавалось 5-10 минут поплавать. Я, как и многие наши ребята, море видел впервые хотя всю жизнь прожил вблизи рек и наплавался вдоволь. Но море мне тоже понравилось. Набегавшись купаться и наплававшись вдоволь, мы успокоились и до самого Тбилиси любовались природой Грузии из окна.
Приехав в Тбилиси, мы узнали, что до места нашей стажировки, города Телави, где расположен вертолётный полк, надо ехать поездом ещё шесть часов, хотя по карте это рядом. Поезд на Телави уходил через два часа и мы только успели ознакомиться с окрестностями железнодорожного вокзала и местными мальчишками, которые не отходили от нас. Они нас сразу просветили, что ФРГ — это Федеративная Республика Грузия, а США — Соединённые Штаты Армении и, что иногда в шутку кто-то на вокзале объявляет, что поезд из ФРГ отправляется в СССР или в США (т. е. в Армению).
Распрощавшись с нашими вездесущими мальчишками-гидами, мы сели в поезд Тбилиси — Телави и начали своё новое, не менее интересное, путешествие по горной железной дороге. Состав интересен был тем, что можно было выйти из первого вагона, сбегать к стойкам импровизированного рынка, купить что-то, вернуться назад и вскочить в последний вагон. На этих рынках, они возникали к приходу поезда, стояло 5-7 человек и продавали они, в основном, зелень, вино на разлив, мацони, сыр, лепёшки хлеба и ещё разную нехитрую еду.
Проезжая мимо одной из станций, мы увидели, что у центрального входа в маленький вокзальчик, симметрично справа и слева стояли два бюста Сталина. Это было странно видеть, в то время, когда тело Сталина в прошлом, 1961 году перезахоронили из Мавзолея в Кремлёвскую стену. Но мы уже ничему не удивлялись, всё здесь, в Грузии, было как-то по другому, в том числе и множество трофейных машин, времён Великой Отечественной войны, которых было столько, что казалось, что трофеи собрали со всего СССР.
Во второй половине дня мы прибыли в Телави и в телавский вертолётный полк. Нас уже ждали и разместили в спортивном зале. Мы поужинали и пошли обустраиваться и осматривать территорию полка. На аэродром нас повезут завтра, об этом нам сказали в штабе полка. Так началась наша полковая жизнь.
На следующий день мы начали жить по распорядку рабочего дня полка. Завтрак. Садимся на машины и едем на аэродром. Там нас сразу распределили по экипажам. Я попал на вертолёт, где бортовым техником был старший лейтенант Потапов. Теперь я курсант-стажер в должности бортового техника вертолёта Ми-4 бортовой № 16. В этот день была предварительная подготовка к полётам. Борттехник рассказал мне, чем мы будем заниматься и дал конкретные задания. Всё это мы выполняли и в училище на практических занятиях, но там это была как бы игра, а здесь надо было делать всё по настоящему, ведь на этом вертолёте я должен сам летать.
Работая на вертолёте, я также рассматривал сверху аэродром. Лётное поле было с травяным покрытием, а стоянки вертолётов были просто обозначены меловыми квадратами для колёс. Казалось, что на этом огромном зелёном то ли поле, то ли лугу, я не смогу никогда сориентироваться, особенно в период ночных полётов. Затем, обратил внимание на всё вокруг. С высоты четырёх метров сразу за аэродромом были видны виноградники, дальше виднелось предгорье, поросшее кустарником и лесом, а за ним начинались настоящие горы, которые чётко просматривались в лёгкой дымке. И там, где-то далеко-далеко, на самом горизонте виднелись снежно-ледяные шапки то ли Эльбруса, то ли Казбека.
Часть 2.
Всё было для нас новым и интересным. Командиром авиационного полка был полковник Гуров, который раньше командовал в этом же округе полком Ил-28, которые к этому времени начали расформировывать и пускать «под нож», а многих лётчиков и техников переучивали на вертолёты. Заместителем командира полка был подполковник Настасич, из Югославии, о котором в полку ходило много легенд, которые нам пересказывали механики и техники.
Ходила ещё одна свежая байка, что на 1-е мая этого года на демонстрацию местные студенты и молодёжь вышли в чёрных одеждах, в знак протеста, что саркофаг с телом Сталина вынесли из мавзолея, и полковник Гуров, как начальник телавского гарнизона, «убедил» местных партийных работников провести демонстрацию повторно, через два часа. Вторично демонстрация прошла в праздничном духе.
Всё это обсуждалось после работы на аэродроме, так как на работе было не до этого. Через неделю начались интенсивные полёты и моя машина планировалась во все лётные смены: и днём, и ночью. Мы все настолько уставали с непривычки, что добирались до постели и валились почти без чувств и только к выходным приходили в себя. Правда иногда ходили в кино, в кинотеатр на открытом воздухе и тогда приходилось брать с собой шинель, так как было прохладно. Днём было всегда очень жарко, а ночью ветер дул со стороны гор и уже к одиннадцати часам вечера становилось прохладно настолько, что приходилось набрасывать на плечи шинель. Когда мы просыпались утром и смотрели на вершины гор и на них мы видели снежные шапки, а к концу дня эти шапки почти исчезали. К утру следующего дня снежные шапки снова появлялись. Часто со стороны гор ночью ветер нагонял дождь и утром была прохлада и свежесть от умытых листьев и цветов растений, а уже к десяти часам солнце жарило нещадно.
Самыми интересными были первые полёты. От непривычки при взлёте перехватывало дыхание и было интересно наблюдать, как под вертолётом при разгоне проносятся островки разноцветной травы и кустов виноградников, а при полёте уже на высоте 300 метров, внизу проносились дома, дороги с машинами, люди на виноградниках и пасущийся скот.
С каждым следующим взлётом я обращал всё меньше внимания на разную внешнюю экзотику и больше следил за показаниями приборов, что мне и положено было делать, как курсанту-стажёру. Во время ночных полётов вообще было, как в фантастическом каком-то фильме. Внутри кабина вся в иллюминации всех цветов, с множеством бликов и отблесков, а в закабинном ночном пространстве тоже своя жизнь, которая ощущается только через огни аэродромного освещения, бортовые аэронавигационные огни (БАНО) и контурные огни рулящих и летящих вертолётов. Всё это сливается в одно пространство, в котором на первых полётах было трудно даже ориентироваться и я старался держаться поближе к своему вертолёту и когда он был на стоянке, то далеко от него не отходил. Через 2-3 лётных смены привык, а на пятой смене уже полетел в составе экипажа без борттехника, так решил сам старший лейтенант Потапов. За ним было закреплено два вертолёта, один не летающий, и он его буксировал в ТЭЧ полка на замену комплекта лопастей. И, конечно, тому, что я лечу с экипажем сам, моей радости не было предела. Вот после этого полёта, я стал уверенным в себе, что я могу самостоятельно обслуживать свой вертолёт.
Но постепенно мы втягивались в полковой распорядок и у нас стало появляться даже свободное время, чтобы выходить за пределы воинской части. Иногда мы даже появлялись на «Декваре». Это такой местный мини-ресторанчик на одной небольшой возвышенности вблизи части, откуда был хороший обзор ближайших окрестностей. Был он спроектирован в виде большой беседки-веранды со столиками по кругу. Название это от наименования горного селения Деквари на мингрельском. Большего о «Декваре» я не узнал. Но мне там нравилось бывать, хотя командир полка и «посоветовал» нам «там не появляться». Но запретный плод всегда сладок.
Вскоре мы узнали, почему комполка не приветствовал походы на «Декварь», хотя там и было прекрасное вино за приемлемую для нас цену. Литр вина с лёгкой закуской (сыр, кинза и проч.) стоил всего один рубль (в ценах 1962 гола, после денежной реформы 1961 г.). Вино было в литровых бутылках и без названия, а на красивых наклейках был только номер, так называемое «номерное вино». Механик моего вертолёта, сержант срочной службы, библиофил и поэт, по секрету поведал нам тайну «Декваря». Часто сверхсрочно служащие перед получкой 3-5 человек приходят на «Декварь», берут бутылку вина, наливают и провозглашают тост «За Сталина!». Все посетители (а их бывает здесь достаточно) сразу встают и провозглашают по грузински здравицу в честь Сталина. После этого подходят к столу тостующих, начинается с «Гамарджоба, генацвале!», знакомятся и далее идёт, как бы, совместное застолье. За это комполка и замполит недолюбливали это заведение.
Мы этим не злоупотребляли, но к нам и так было повышенное внимание, так как мы приходили большими компаниями, по 10-15 человек, да ещё для Телави было в новинку такое количество курсантов-авиаторов в городе, так как мы были первыми, кто туда прибыл стажироваться на вертолёты. Да и выпуск наш был первым по трёхгодичной вертолётной программе. У нас и поблажки были большие, так как мы начали летать не проходя врачебно-лётную комиссию (ВЛК), которую мы уже проходили после назначения на должность бортового техника.
Часть 3.
Во второе воскресенье нашего пребывания в полку, капитан Левитин организовал поездку в соседний городок Цинандали, в Парк южных культур, по соседству с которым был знаменитый Цинандальский винный завод. Но мы об этом ещё не знали.
Приехали в Парк южных культур и с одним из работников начали его осматривать. Красивый розарий, разные южные растения с диковинными названиями, красавцы павлины, орущие вокруг, бамбук, растущий так густо, что через него не протиснуться. Валентин Томашенко начал собирать гербарий для мамы, она у него в Черкассах учительница, и мы все взялись ему помогать, чтобы занять себя каким-то делом, а не просто болтаться по парку.
А затем я отстал от всех, уселся под огромным платаном и написал строки:
Я тебе привезу аромат,
Сумасшедших размеров магнолий.
И орущих совсем невпопад,
Птиц-павлинов, живущих на воле.
Это так я собирал по строкам письмо своей невесте, вместе с которой мы подали перед моей поездкой, заявление в ЗАГС. Этих строк как раз не хватало для полноты впечатлений о природе Грузии. И побежал догонять ребят, которые ушли далеко вперёд.
А шли они по направлению к винным подвалам. Там нас тоже встретили работники винзавода и позволили нам продегустировать какое-то вино, сказав, что это любимое вино Сталина, а если мы желаем набрать с собой по литру вина, то это вот с бочки последнего урожая. Ещё в училище капитан Левитин сказал, чтобы мы все взяли с собой штатные фляги, так как здесь, на юге, жарко и надо иметь с собой воду. Поэтому, у нас были с собой фляги с водой. Мы все вылили воду и заполнили вином, которое нам предложили. Оно было совсем не такое, как мы только что дегустировали, но всё равно мы были довольны, что нас угостили вином на таком известном заводе.
Уезжая, каждый из нас увозил из Цинандали кусочек Грузии со вкусом сладкого вина, а я, уже сидя в машине написал:
Подарю я рубины вина
Из подвалов сухих Цинандали.
Эти капли сводили с ума,
Эти капли рассудка лишали.
Приехали в Телави мы далеко после обеда, но в столовой нам оставили обед, за что мы им были очень благодарны. После обеда нас настолько разморило, что мы расположились в курилке недалеко от столовой и делились впечатлениями о поездке. А я слушал и часть наших впечатлений записывал в дневник, который сейчас интерпретирую в хотя бы какой-то рассказ.
На следующий день была предварительная подготовка к полётам. После того, как мы выполнили на вертолёте с бортовым номером 16, мы пошли менять лопасти на другой вертолёт, который у Потапова стоял в ТЭЧ полка. После замены лопастей, зам начальника ТЭЧ сказал чтобы я оформил рацпредложение по определению синхронности срабатывания магнето на двигателе, о котором наши ребята, работающие в ТЭЧ, рассказали начальнику группы по ВД. Этим я и занимался до окончания рабочего дня и уехал в гарнизон с механиками из ТЭЧ ап.
Улеглись спать пораньше, так как завтра рано вставать на полёты, а мы уже знали, что такое не выспавшись, выходить на полёты на целый день. Выдержать, конечно, мы это могли, но с хорошим отдыхом летается всё таки лучше.
Дежурный по полку, своей проверкой, разбудил нас даже раньше, чем это положено по распорядку. Сегодня у нас запланированы полёты по маршруту вдоль Алазанской долины со стрельбами по наземной цели.
Перед полётом пришли оружейники, зарядили крупнокалиберный пулемёт А 12,7 установки НУВ-1 (носовая установка вертолёта), проинструктировали нас и бортовой техник расписался в журнале по расходу боеприпасов. В этом полку полная должность борттехника именовалась, как «бортовой техник-стрелок» и к его окладу добавлялись десять рублей. Оружейники снарядили ленту десятью патронами и мне Потапов сказал, что он будет стрелять по мишени, когда будем лететь до КПМ (конечного пункта маршрута), а я — на обратном пути, если он отстреляется на «отлично», так как у него это стрельба зачётная, чтобы была денежная добавка к окладу. Мне же надо будет смотреть, попадут ли снаряды в цель, это будет видно по фонтанчикам грунта и пыли. Я кивнул головой, что понял, хотя мне пока не всё было ясно. Но тут пришли командир и лётчик-штурман и мы начали готовиться к взлёту.
Наша машина взлетала третьей и мы сразу с правым разворотом ушли на маршрут, хотя машина, которая взлетала перед нами, сделала левый разворот и ушла в сторону гор, очевидно, у них упражнение «посадка на ограниченную площадку в горах».
Я сидел на десантных сидениях в грузовой кабине и смотрел в небольшое окошко на передней стенке гондолы стрелка, через которое мне надо будет увидеть поражаемую цель старшим лейтенантом Потаповым. Когда вертолёт сделал крен, мне показалось, что одна из лопастей несущего винта вымахивает из конуса, возможно от этого несколько и потряхивало вертолёт. Затем, вспомнил, что лопасти изготовлены из тоненьких дощечек, соединённых 0,5 мм гвоздиками и суровыми нитками, а сверху оклеены перкалью, материей тоньше ситца. И вот таких четыре лопасти удерживают в воздухе, на скорости 120-140 км/час 5-ти тонную машину, в которой мы летим. Ресурс наших лопастей 200 лётных часов, 175 из которых они уже отработали. Вспомнил, что год тому назад 17 мая 1961 года именно из-за разрушения лопастей произошла катастрофа вертолёта Ми-4 под Одессой, в которой погибли несколько высокопоставленных офицеров, в том числе и генерал армии В.Я.Колпакчи. А мы вот летим.
От этих мыслей меня отвлёк Потапов, который спустился с лесенки и жестами показал:
— Пора! — и занял место стрелка за пулемётом, уткнувшись лбом в коллиматорный прицел.
Я же устроился так, чтобы видеть пространство внизу и чуть впереди по курсу вертолёта, там, куда был направлен ствол пулемёта. В это время Потапов нажал кнопку воздушной перезарядки и дослал патрон. Внизу, на земле, показался силуэт похожий на самолёт Ил-28 и Потапов нажал гашетку. Вертолёт пронизала мелкая дрожь, а на силуэте я увидел несколько земляных фонтанчиков и закричал:
— Попал! Попал! — и от восторга забегал по грузовой кабине так, что командир с праваком расхохотались. Заулыбался и довольный Потапов, вылезая из гондолы стрелка, застопорив пулемёт.
Потапов сел рядом со мной на сидение и крикнул на ухо:
— Осталось три! — это значит, что мне осталось три патрона.
Ещё полчаса мы летели тем же курсом, затем развернулись и пошли домой. Пролетая полигонную площадку, отстрелял оставшиеся три патрона и я, но не так удачно. Когда цель появилась в коллиматоре, я начал жать на гашетку, но выстрела не последовало. Потапов понял, в чём дело и крикнул:
— Гашетка! Гашетка! — и я нажал на гашетку. Вертолёт вздрогнул от выстрелов, но цель ушла из прицела.
Как выяснилось, я жал на рукоятку мимо гашетки. Когда прилетели, экипаж надо мной шутил, что я мог сломать рукоятки НУВ-1, но поздравили со званием «стрелок». Впечатлений от этого полёта хватило на несколько дней.
Часть 4.
Следующие дни были полёты по кругу и я, в основном, следил за приборами, чтобы составить отчёт по стажировке. Хотя теорию я знал хорошо, но на практике получалось, что многое мне было неизвестно, особенно какие-то мелочи и я постепенно, шаг за шагом вникал в эти мелочи. Потапов мне не мешал и тихо дремал улёгшись на сидения, подстелив лопастные чехлы.
В день предварительной подготовки, когда мы приехали в гарнизон раньше, мы решили сходить в горы, поскольку мы их видели издалека и они нас к себе всё время манили. До ближайших гор рукой подать, а мы на них никак не поднимемся. Вот в этот день мы впятером пошли за город, в горы. И чем дольше мы шли к горам, тем дальше они нам казались.
Часа через два мы уже пожалели о том, что это затеяли и решили довольствоваться теми местами, куда удалось добраться. А вышли мы в район предгорья с довольно крутыми склонами и, когда попытались подниматься по этим склонам, из-под ног посыпались камешки, сначала мелкие, а затем всё крупнее и крупнее. Мы сначала повернули немного в сторону, но и там камни начали осыпаться, да ещё сильнее и мы не знали, как нам выбраться из этой западни. Кто-то из ребят даже взобрался на небольшое дерево, чтобы сориентироваться, куда нам идти, чтобы скорее выйти в то место откуда мы пришли.
Наконец этот камнепад остановился и мы осторожно начали спускаться примерно к тому месту, где нам казалось более безопасно. Постепенно мы пришли к месту, где камни не сыпались из-под ног, а затем решили возвращаться домой и через час вышли на дорогу. Присели, попили из фляг воды и поняли, что горы — это серьёзно и к ним надо относиться соответственно.
Обратно шли, обсуждая наши приключения. Из нашего похода мы сделали один вывод: ходить в горы без местных не только не очень интересно, но и опасно.
Но в горы нас всё таки тянуло и мы решили, что туда, где в горах лес, мы больше не идём, но вот туда, где видны луга или поляны, надо сходить и посмотреть, там очень красиво. Мы эту красоту заметили, когда ещё въехали в Грузию на поезде. Тогда издалека, да ещё на скорости мимо нас проносились оранжевые луга.
Через два дня мы снова отправились к ближайшему предгорью, но у же туда, где виднелись луга. Добрались туда часа за два и были очень удивлены, когда не увидели там никаких оранжевых цветов. Это были красные дикие маки и жёлтые дикие тюльпаны, а вместе издалека они казались вперемежку оранжевым ковром. С одной стороны мы были разочарованы, а с другой — очарованы этой красотой.
Ещё одной экзотикой для нас в Телави стало ношение панам вместо пилоток и фуражек. Первые дни после приезда мы щеголяли в пилотках или фуражках, но уже к концу первой недели поняли, что эти головные уборы не для юга. К концу второй недели у всех нас сначала покраснели носы, а затем начала слезать кожа, а через два дня носы обгорали снова и появлялись уже термические ожоги, и так без конца. Увидев нас с такими ужасными обожжёнными носами, командир приказал выдать нам панамы, но мы даже в панамах ещё долго ходили с облезлыми носами. Но в панамах мы стали похожими на пастухов или на сторожей, которые охраняют на полях арбузы.
В выходные мы ходили толпой по городу, осматривая его достопримечательности. Телави, хотя городок и небольшой, но для нас, приехавших впервые в Грузию, было всё настолько интересно, что мы даже в каких-то мелочах видели и находили много нового и интересного. Бродили по старым улочкам города, фотографировались у старых, похожих на крепостные, стен местного педагогического института.
Когда проголодались, зашли в хинкальню, что-то похожее на харьковскую пельменную. Хинкали, это такие большие пельмени, мне очень понравились, а повар, когда узнал, что мы впервые едим хинкали, начал нас учить, как правильно кушать хинкали, после чего мы ещё заказали по порции хинкали, а местные грузины угостили нас вином и взялись быть нашими гидами, рассказав о городе и Грузии много интересного.
У некоторых наших ребят-курсантов уже были девушки-подруги, но некоторые ещё не встретили ту единственную и попытались познакомиться с местными грузинскими девушками. Девушки всегда с интересом наблюдали за нами, но знакомиться не решались, хотя даже разговаривали с нами иногда и даже говорили ребятам свои имена, красивые грузинские. Но нам сразу объяснили, что замуж за офицера, а значит и за курсанта, их не выдадут, из-за боязни, что офицер их увезёт в другой гарнизон. А семьям здесь нужны рабочие руки. Вот, если мы были бы солдатами или сверсрочниками, то ещё можно было бы надеяться. Поэтому из наших ребят никто так и не увёз невесту из Телави.
Было ещё одно «белое пятно» в изучении местных обычаев, о котором мы часто слышали. Это — дегустация чачи или местного самогона из винограда. Как-то не получалось. Мы не знали, где его можно достать, а угощать нас чачей никто не собирался. А в одно из воскресений к нам пришли наши механики-сверхсрочники, чтобы узнать, как поступать учиться в наше училище и принесли в качестве угощения чачу. Некоторые из наших закалённых ребят попробовали и сказали, что нормальный напиток. А мне запах чачи почему-то не понравился, просто у меня очень чувствительное обоняние. Тогда кто-то из ребят взял рюмку и вылил мне за пазуху спортивной рубашки. У меня перехватило дыхание от этого запаха, я стал снимать эту трикотажную рубашку, но она вся промокла, прилипла к телу и её невозможно было быстро снять. Я тогда выбежал из помещения, а рядом была водоколонка и это меня спасло. Мне пришлось нажать рукоятке и подлезть под струю, которая меня окатила. Только тогда я начал нормально дышать так как до этого задыхался от запаха чачи. Вот такое у меня было крещение чачей. И я ещё долго отказывался от этого напитка именно из-за его запаха. Но в дальнейшем — привык и он мне уже не казался таким ужасным.
Именно в Грузии я увидел, как может буйствовать настоящая стихия. За всё время пребывания на стажировке, мы особо не жаловались на погоду, считая её хотя и жаркой, но для лета очень благоприятной и не особо верили, когда нам показывали, как в горах специальные пушки расстреливают градовые облака, которые надвигались на виноградники.
Но однажды градовые облака начали двигаться не в сторону виноградников, которые были повсюду, а в сторону аэродрома, прямо по направлению центра лётного поля. Сразу поступила команда закончить все работы и пришвартовать лопасти несущего винта поставить на тормоз несущую систему и колёса, а также установить струбцины на втулку несущего винта и стояночные колодки под основные колёса. Не успели мы всё это сделать на своём вертолёте, как поднялся шквалистый ветер, который сбивал с ног и, когда мы спрятались в фюзеляж по нему загрохотали словно камни огромные градины. От некоторых градин даже образовались трещины на блистерах остекления грузовой кабины. И так продолжалось минут пятнадцать. Затем всё неожиданно стихло и мы открыли дверь грузовой кабины, где мы прятались и вышли из вертолёта. То что мы увидели, не поддаётся никакому описанию. Вертолёты, которые не были поставлены на тормоз раскатало по всему лётному полю и два из них даже столкнулись, повредив у одного хвостовой винт. Лопасти вертолётов, где не успели установить струбцины, были вывернуты, а трубчатые вертикальные тяги были согнуты почти под прямым углом, а их толщина 27 мм и изготовлены из высококачественной стали. Двери нескольких вертолётов, которые не успели закрыть, были выгнуты в обратную сторону и их необходимо было менять, так как ремонту они не подлежали. Но самое главное, лопасти, почти все они были с теми или иными повреждениями и подлежали ремонту или списанию.
Кроме всего прочего, все стёкла в помещениях ТЭЧ АП были выбиты и зияли дырами, а все деревья почти полностью лишились своей листвы. Мы настолько были удручены всей этой картиной, что долго не могли придти в себя. Какие уж тут полёты, тут раны зализывать на неделю. Но чему мы больше всего возмущались, что в этот раз противоградовые пушки ни разу не выстрелили, так как градовое облако шло не на виноградники. А что полк выведен из строя на одну-две недели, это местные власти не волновало, виноградники же не пострадали.
Было у нас ещё одно занятие, которым мы отвлекались от работы. Даже приходя усталыми с аэродрома, мы следили за ходом чемпионата мира по футболу 1962 года, седьмого розыгрыша турнира, проходивший в Чили с 30 мая по 17 июня. В финале сборная Бразилии победила команду Чехословакии со счётом 3:1, сохранив, таким образом, свой чемпионский титул.
А вот сборной СССР не повезло второй раз подряд — в четвертьфинале, как и в 1958 году, она вновь попала на хозяев турнира. Чилийцы забили два гола с дальней дистанции и выиграли со счётом 2:1. Нам было очень досадно, но таков спорт.
После того, как прошёл град, мы только и делали, что восстанавливали технику: сначала свои машины, а затем помогали соседям или работали в ТЭЧ полка, помогая им восстанавливать и приводить в порядок помещения и оборудование. Много пришлось работать по снятию и установке комплектов лопастей несущего винта, которые были повреждены.
Ещё много забот было по облагораживанию своих стоянок, которые после дождей сильно заростали травой. Чтобы выжечь островки травы, мы выливали под каждую стоянку почти по 100 литров высокооктанового бензина Б-95/130, которым заправляли вертолёты. Примерно через день мы с каждого вертолёта сливали по десять вёдер бензина и выливали на траву, чтобы она не росла, но это мало помогало, так как трава после каждого дождя росла и кустилась ещё больше, учитывая, что стояла жаркая солнечная погода.
Но время подходило к завершению стажировки и несмотря на то, что мы уже привыкли и к городу Телави и к полку, нам надо было уезжать. Жаль было прощаться с этой «страной чудес», но надо было писать отчёты, собирать какие-то документы, свои вещи и вообще настраиваться на обратный путь. А так не хотелось. Но билеты взяты, вещи погружены и мы снова в поезде Телави — Тбилиси.
Часть 5.
От Тбилиси до Сухуми мы просто отсыпались. Я лежал на полке и смотрел в окно на чарующую природу Грузии, проносящуюся мимо. Была вторая половина июня, лето в полном разгаре, хорошее настроение из-за того, что едем как бы «домой» и это настолько нас будоражило, что мы даже в разговорах переходили с темы на тему, не зная, за что зацепиться, чтобы остановиться. Мелькали знакомые ещё со школьной географии названия станций, написанные на грузинском и русском языках: Мцхета, Гори, Самтредиа, Цхакая, Очамчире и так до самого Сухуми. Для нас уже сам факт путешествия в этих местах был каким-то знаком, что мы приблизились уже к самостоятельной взрослой жизни и скоро выйдем из под всех опек.
После Сухуми мы как-то успокоились, считая, что Тбилиси, Телави остались уже в какой-то прошлой нашей жизни и начали планировать нашу жизнь на будущее, так как считали, что в полку мы увидели, что нас ждёт в будущем. Одним понравилась работа в ТЭЧ полка, другим — работа бортовым техником, а кто-то просто помалкивал, ещё не решив для себя, где же лучше. Так мы проехали побережье в районе Адлер-Сочи, где поезд часто останавливались и мы выбегали из вагонов купаться, так как поезд стоял по 15-20 минут. Осмелев, мы плыли метров сто в сторону моря, затем поворачивали и плыли обратно, успевая добежать до вагона и ещё немного позагорать у вагона. Затем состав трогался и мы ехали минут 20-30 до следующей остановки и до следующего купания.
На очередной остановке я вместе со всеми, сбросив кроссовки, ринулся к воде и, обогнав всех, быстро поплыл в сторону моря. Когда проплыл около ста метров, я услышал гудок паровоза, быстро развернулся и изо всех сил поплыл назад. Но поскольку много сил было затрачено, когда плыл в сторону моря, то на обратном пути я уже вообще не чувствовал ног и при выходе из воды еле стоял на ногах, которые от напряжения дрожали. Кто долго и на скорость плавает, тот знает это состояние. И в это время наш поезд тронулся. Кто был ближе, около перрона, те бежали за поездом, догоняли и вскакивали на ходу. Я же, схватив кроссовки, оказался напротив самой высокой части волнореза и растерялся, не зная, что мне делать. В это время ко мне подбежала молодая девушка в купальнике, видно местная, присела на одно колено и крикнула:
— Давай! — после чего я понял её, вскочил ей на плечи, затем прыгнул на волнорез и не останавливаясь побежал за поездом, который уже начал набирать скорость.
Когда я подбежал к рельсам, поезд был уже на расстоянии, как мне показалось, метров пятидесяти. Поезд набирал скорость и я, уже по шпалам, побежал ещё быстрее, даже не понимая, что я делаю, чисто механически и интуитивно. Но силы были не равными, поезд уходил, а я всё больше отставал, между поездом и мной было около километра. Но я продолжал бежать. В это время поезд вошёл в разворот, так что я видел весь состав и видел, что меня заметили, изо всех окон высовывались пассажиры и что-то громко кричали. Поезд тоже, в вираже снизил несколько скорость и расстояние между ним и мной немного сократилось. Но через несколько минут поезд пошёл по прямой и начал набирать скорость, расстояние между мной и поездом увеличивалось.
Я продолжал бежать и, когда между мной и поездом расстояние было больше километра, состав начал резко тормозить. Это кто-то сорвал стоп-кран. Я, казалось, побежал быстрее, но силы меня постепенно покидали и мой бег постепенно замедлялся. Когда до последнего вагона оставалось меньше пятидесяти метров, поезд снова тронулся и начал набирать скорость. Расстояние между нами снова начало увеличиваться. Но не успел состав разогнаться, как кто-то снова сорвал стоп-кран. Теперь я видел, что дверь тамбура последнего вагона открыта и несколько человек из неё выглядывает и все что-то кричат.
Так было ещё раза два, но наконец я догнал состав и меня, уже еле живого, втащили в тамбур последнего вагона. Когда меня втащили в тамбур я хотел что-то сказать, а голоса не было и у меня изо рта, после каждого выдоха, пошла хлопьями пена. От этого у меня появилось какое-то чувство страха. Мне помогли добраться до моего места, а ребята грузины, которые везли в Ростов-на-Дону алычу, спрятали меня на 3-й полке за корзинами с алычой, так как меня по составу уже разыскивал начальник поезда.
Я тихо лежал за корзинами с алычой и у меня при каждом выдохе на губах появлялась пена и ничего нельзя было сделать чтобы это остановить. А из корзин так вкусно пахло спелой алычой. И вдруг в одном месте я увидел щель в корзине между прутьями, через которую были видны ягоды алычи и попытался достать одну ягоду. У меня получилось. Это была спелая красная алыча. Взял её в рот и начал жевать. Плод был кислосладкий и у меня от кислинки во рту сразу появилась слюна и прекратились выхлопы пены при дыхании. Вытащил ещё одну ягодку и мне после неё стало совсем хорошо дышать. Хотел достать ещё одну ягоду, но стало стыдно, что ребята меня спрятали, а я у них таскаю ягоды.
Постепенно успокоился и задремал. Ещё через полчаса, когда всё затихло, очевидно меня начальнику поезда надоело искать, я слез с багажной полки и перешёл в соседнее купе, где было моё место. Через несколько минут поезд подошёл к станции Лазаревское. Здесь я уже не выходил из вагона: с одной стороны чтобы не узнали, а с другой — у меня и настроения не было.
Когда поезд повернул в сторону Ростова-на-Дону и начал удаляться от моря, мы все успокоились и только изредка вспоминали, как я догонял поезд. Когда подъехали к Батайску, соседи недавно садившиеся в поезд, о чём-то перешёптывались, упоминая часто Новочеркасск, но мы как-то на это не обращали внимания. В Ростов-на-Дону поезд пришёл рано утром, а на Харьков поезд уходил только вечером. Капитан Левитин разрешил сдать вещи в камеру хранения и группами во главе с сержантами прогуляться по городу. Мы сразу поехали в центральный парк имени Горького. Это было 22 июня 1962 года. У меня об этой прогулке осталась памятная фотография в парке около зелёного календаря из цветов и хорошо видна дата — 22 июня 1962 года. Это мы уже позже узнали о событиях в городе Новочеркасске в первых числах июня этого года. В этот же день мы без происшествий возвратились на вокзал, погрузились в вагон, который и повёз нас в сторону Харькова.
Но вскоре мы узнали, что поезд идёт не по направлению на Харьков, а в сторону Таганрога. Приехав в Таганрог, нас загнали в тупик и бригада не знала, сколько мы простоим в этом тупике. Снова пошли слухи о каких-то событиях в Новочеркасске, то ли забастовке, то ли о массовых драках, которые пришлось разнимать милиции и солдатам. Но толком никто ничего не знал. Да мы как-то особо и не интересовались этим, тем более, что поезд вывели из тупика и он направился в сторону Харькова. После этого мы успокоились и улеглись спать.
Нас разбудил капитан Левитин и сказал, что подъезжаем к Харькову. Теперь нашей радости не было предела. Выгрузившись на перрон на Южном вокзале, мы пешком дошли до училища, это рядом, и на этом наше путешествие завершилось.
* * *
Всё время мечтал написать что-то подобное «Отчёта о стажировке». Собрал все записи, фотографии, заметки в записных книжках и только через 56 лет это получилось. Не знаю, как это получилось, но маленький кусочек своей мечты я воплотил в жизнь.
Следующий рассказ читать здесь: http://proza.ru/2019/03/23/1987