Раиса Иосифовна Купцова родилась 22 декабря 1918 года в поселке Завод Ораниенбаумского района Ленинградской области.
22 июня началась Великая Отечественная война, а уже 23-го супруг Федор Федорович ушел на фронт и не вернулся. На руках молодой женщины остались двое мальчуганов четырех и двух лет, мама и четырнадцатилетняя сестренка. Незадолго до войны отец уехал по вызову в прокуратуру и пропал. Семью «врага народа» не выселили, так как в это время его жена Анастасия Матвеевна тяжело заболела и попала в больницу. Супруге стрелочника железной дороги после выздоровления кто-то помог написать письмо Надежде Константиновне Крупской о своей беде. Ответа не последовало, но их больше не беспокоили и вернули описанное имущество – патефон, швейную машинку, женское пальто… А Раиса Иосифовна отца искала и даже побывала в Крестах, где через маленькое оконце просила охранника взять посылочку для арестованного – на дворе март, ему нужны сапоги… Все напрасно.
Их поселок был закрытой зоной. С наступлением блокады не было необходимости овладевать военным делом – до войны все взрослое население посещало занятия, где учили оказывать первую медицинскую помощь и стрелять из оружия. Раису вместе с подругой Женей привлекли в пятую бригаду морской пехоты для выполнения спецзаданий. Не раз им приходилось быть в роли связников, изображать грибниц при доставке сведений в корзине с двойным дном. Однажды Раису Иосифовну обстрелял самолет. Матери двоих детей повезло, горячий металл угодил в правую ногу, но не задел кость. В связи с ранением ей дали целых три дня отпуска.
С каждым днем кольцо блокады сужалось. Ленинградцев отправляли на бронепоезде к Нарве возводить противотанковые рвы. Военные готовились к обороне со стороны Финского залива, все побережье которого было изрыто. Самым неприятным заданием был обход домов. Блокадники умирали от голода – кто дома, кто на улице. Военнослужащие собирали покойников и хоронили в общей могиле.
Раиса Купцова получала паек – где-то полтора литра каши или супа, полкило хлеба с примесью сосновой коры. С каждым днем довольствие выдавали все реже и реже. С благодарностью она вспоминает подругу Женю, которая делилась пайком с ее семьей.
Блокадница вспоминает, что во время бомбежек, соседи собирались в их квартире и молились, мать была верующей. Лик Николая Чудотворца был самым почитаемым. Дважды в их деревянный двухэтажный дом попадал снаряд, один из них застрял в туалете. Анастасия Матвеевна смотрела за внуками Колей и Сережей, стирала и штопала военным. А они за это приносили продукты, кто что мог.
- Жалко уж больно было солдат, вши их замучили. Когда мама стирала белье, насекомые всплывали тучей. Военные были разные, хорошие и плохие. У нас было два огорода, так вот в одном из них солдаты выкопали картошку. Соседи сказали, я и побежала в поле, а там военные посадили меня в машину вместе с выкопанной картошкой и повезли. А мама в штаб побежала, политрук на развилке двух дорог остановил машину, велел меня домой доставить, картошку вернуть, - вспоминает Раиса Иосифовна.
Зима стояла морозная, топить печь было нечем. Раиса с сестрой Марией пошли в лес за дровами, свалили одно дерево, потом другое, вдруг появились солдаты. Оказалось, что они ненароком повредили телефонную связь, когда валили деревья. По законам военного времени им грозил трибунал. Начальник штаба отправил наряд к ним домой проверить, правда ли им так нужны дрова. А в это время только-только кончилась бомбежка. Старший сын Николай спрятался возле печи, а младший Сергей остался сидеть у окна на стульчике, так как был очень мал и не смог слезть с него. Разбившееся стекло вонзилось в тело мальчика, одно из них – в темечко, вытащили очень осторожно пинцетом. Чтобы уберечь детей от бомбежек, молодая женщина вырыла землянку в лесу.
Потом эвакуация. Можно было взять с собой по 30 килограммов на человека. Жалко было нажитое добро, зарыли самое ценное в землю, надеясь обязательно вернуться. Потом, уже после войны, подруга Женя написала, что вещи тут же выкопали и утащили.
17 июля 1942 года их погрузили в вагоны на станции Калище, и состав в пятьдесят вагонов пошел к Финскому заливу.
Потом Тихвин, и один месяц десять дней пути. Кормили не досыта, но жить можно было. В Омске удалось обменять маркизетовое голубое в белую ромашку платье на булку хлеба и пять яиц. Женщина в придачу дала халат – не идти же бедолаге раздетой. Снова баржа – и до Ханты-Мансийска, остальные поплыли до Салехарда. Семью Купцовых определили в совхоз Селиярово, и осталась она на земле сибирской.