Оля с подругой возвращались из клуба. Редкие фонари освещали маленькие кусочки деревенских улиц. Кое-где выли на луну собаки. В воздухе пахло яблоками. Девочки шли и о чем-то тихо разговаривали.
- Что это там вдали? Видишь? - Спросила у подруги Оля.
- Собака по земле катается? - Предположила подруга.
Кружок света тускло рассеивался от фонаря. Подойдя ближе, девочки увидели женщину в белой ночной рубахе, босую, с распущенными длинными волосами. Она издавала странные звуки, напоминающие рычание собаки и, как собака, извивалась, лёжа на спине.
Подруга вцепилась в Олину руку и девочки попятились назад. Мурашки пошли по всему телу. Жуткое, непонятное зрелище напугало их. Не отрывая взгляда от обезумевшей, они шли назад, боясь издать малейший звук, но внезапно женщина перестала двигаться и резко повернула голову в их сторону.
Оля с подругой рванулись с того места и, что было сил, как ошпаренные, бежали в обратном направлении. Оглядывались назад, убеждаясь в том, что за ними никто не бежит, через 5 минут они остановились и еле перевели дух.
- Ворончиха... - произнесла Оля.
Подруга кивнула, соглашаясь с ней.
Воронову Галину Степановну побаивалась вся деревня. Взгляд был тяжёлым исподлобья. В войну мужа убили и она осталась одна с двумя детьми. Позже сошлась с мужчиной, который тоже имел двух детей. Так и жили они вшестером. Детей она приняла как своих, да и они называли её мамой. Дети выросли, разъехались, обзавелись своими семьями и тут стало происходить что-то странное.
***
Утром Оля проснулась и услышала как плачет мама.
- Почему мы? Что мы ей сделали?
На столе лежал газетный свёрток. Олина мама причитала, а отец молча сидел и смотрел на свёрток. Свёрток этот они нашли на пороге крыльца.
- Что случилось? - Спросила Оля.
- Выйди во двор, посмотри...
Оля вышла из дома и увидела множество кучек жёлтой земли. Дорожки из этих кучек вели ко всем дверям, что имелись во дворе: от калитки к крыльцу дома, от крыльца к сараю, от сарая к туалету, от туалета к стайке, от неё в огород. Молча разглядывая эту чертовщину, Оля и не заметила как журавЕль (специальная палка, на которой крепится ведро) колодца стал опускаться и, когда ведро ударилось о бревенчатый сруб колодца, Оля вздрогнула и посмотрела в его сторону. В их дворе стояла Ворончиха, оглядываясь на Олю она молча набирала из колодца воду. Оля испугалась её, вспомнив вчерашнее, и зашла в дом.
- Пап, Ворончиха из колодца воду берёт.
Отец встал и посмотрел в окно.
- Странно, ей своего колодца мало?
Позже пришла соседка баба Клава, которая посоветовала свёрток в руки не брать больше. Пожилая баба Клава многое видела на своём веку.
- А лучше растопи печь и кинь его туда, только даже не думай разворачивать, - посоветовала она.
Так и решено было поступить. Тут же печь растопили и, когда дрова почти прогорели, оставив красные полыхающие угли, свёрток подцепили ухватом и сунули в печь. Печь сразу закрыли и семья молча слушала как трещит, разгораясь, содержимое свёртка.
Что же в нём было? Этим вопросом задавались и Оля, и её мама. Слишком уж велик был страх перед этими непонятными проделками. Каждый в деревне обходил стороной дома людей, которых называли ведьмами, ворожеями, колдовками... Боялись даже на глаза им попасться. А тут кучки по всему двору и этот непонятный свёрток . Минут 5 стояли Оля с мамой у печки и думали каждая о своём, а треск в печи всё не прекращался.
Внезапно дверь дома открылась и вбежала Ворончиха. Растрепанная, царапая своё лицо и рыча, она ринулась к печке. Голыми руками отодвинула засов и откинула заслонку печи. Достала свёрток и стала бить по нему руками, пытаясь затушить.
- Что же мы сделали тебе, Галя? - взвыла Олина мама.
Ворончиха замотала дымящийся свёрток в подол своего платья, посмотрела на Олю и её мать и молча вышла из дома.
Что это было? Попытка навредить или, как говорят, навести порчу? Никто так и не узнал. После этого случая Ворончиха месяц не выходила из дома, говорили, что заболела и слегла. Позже всё улеглось и забылось.
Спустя время Оля рассказала своей бабушке, как видела Ворончиху извивающуюся на земле. Бабушка сказала, что такие люди в полнолуние становятся сами не свои. И всё плохое, что было ими сделано кому-то за месяц, они должны были, как она говорила "переложить на чужие руки", значит освободить себя от негатива и получить обновление своих колдовских сил.
Через пару месяцев в деревне стали происходить частые случаи пожаров. И горели только стайки. Полыхали они с такой силой, что даже коров и лошадей не успевали выгонять. Многие подозревали Ворончиху. И, если раньше дело обходилось испорченой колодезной водой, в которой находили мёртвую курицу, свертками и кучками кладбищенской земли, то сейчас гиб скот.
Через месяц всё опять утихло. Но случился последний пожар, который повлиял на Ворончиху и в корне изменил её жизнь, взгляды и взаимоотношение с жителями родной деревни. Кто-то из пострадавших от проделок колдовки поджёг все постройки женщины, одну за одной, в том числе и дом. Случилось это поздней ночью, когда все уже спали. Олин папа выбежал из дома с двумя вёдрами и направился к дому Ворончихи. Один за одним из каждого двора и даже с соседних улиц сбегались на помощь люди. Каждый бежал с ведром, воду носили из колодцев, возили в телегах на лошадях. Сарай и стайка сгорели почти дотла. В дом стучали, но Ворончиха не открывала, хотя все видели, как бегает она по хате в своей белой ночнушке. Дверь не открывала, боясь расправы и самосуда над ней.
- Дура, открывай дверь, сгоришь ведь! - Выкрикнул кто-то из мужиков.
Через минуту дверь изнутри зазвенела ударившимся крючком, который её закрывал. Ворончиха обречённо стояла на пороге, смотрела на суету в её дворе и боялась выходить. Кто-то помог ей выйти из дома.
- Надышалась! - произнёс мужской голос, - отведите её к нам и дайте молока.
- Никуда не пойду, - произнесла она. Так и стояла она посреди двора всё то время, что тушили её дом. Дом сильно не пострадал, обгорела только одна сторона, но хозпостройки спасти не удалось.
Под утро, когда беда миновала, когда люди убедились в том, что дом полностью потушен, начали расходиться по домам. Уставшие, все в копоти мужики молча проходили мимо Ворончихи и с укоризной смотрели на неё, а она впервые не смотрела в глаза. И когда уходил последний человек, она вдруг повернулась в сторону уходящих, возвела руки к небу и закричала:
- Спасибо! Спасибо, вам, люди!
Закричала она так громко, что эхо три раза отозвалось и слышно её было в каждом доме этой небольшой деревни. Деревни, где почти каждый был друг-другу родственник. Где не было личной беды, потому что беда эта была общей.
Что было дальше с Ворончихой, история умалчивает. Знают только, что не вредила она отныне деревенским, что прожила долгую жизнь и, что каждый месяц в полнолуние за стенами её хатёнки раздавался собачий вой.