Проснулся от знакомого с детства шума. Из кармашка у изголовья достал пачку сигарет, спички… Вылез из спальника к выходу из палатки, откинул полог, достал сигарету, прикурил. На улице шёл мелкий моросящий дождь. От кострища шёл белый, с лёгким дымком пар… Где-то в глубине тлеющих поленьев красным светились угли. Иногда слышалось потрескивание и наружу выбивались языки пламени… Вот так когда-то в детстве тлели недогоревшие поленья в русской печи… Тихо шипела на углях сковорода с мясом, луком, картошкой, тянуло запахом наваристых щей… Сквозь замёрзшее окно пробивался свет утреннего солнца. Мать замешивала тесто на хлеб, отец сидел у окна и сучил дратву для подшивки валенок. В избе было уютно и тепло.
Встал, потянулся, вставил ноги в валенки, накинул на плечи телогрейку и выскочил на улицу. В глаза ударил яркий солнечный свет. Лёгкий морозец и свежий, выпавший ночью снег быстро взбодрили. Поскрипывая валенками по снегу, забежал в коровник. Наступил на что-то мягкое и в угол… В коровнике был полумрак. Пахло свежим сеном, молоком и ещё чем-то… Корова, выпучив глаза, что-то жевала и косо смотрела на меня… Она вообще была в той поре когда сама природа требует быть осторожной. Ещё немного и должен появиться на свет бычок или тёлочка… Над ней на насестах теснились куры. Петух-красавец вдруг вытянул шею, прокричал свою петушиную песню и лениво, пару раз хлопнув крыльями, затих. В коровнике снова воцарилась тишина.
В сенях взял деревянную лопату подбитую жестью, метлу и, пока не слежался снег, почистил дорожки к сараю, дровнику, бане, калитке на улицу. Вдоль улицы полозьями конных саней была накатана колея. От этой колеи к каждому двору вела натоптанная тропинка. По наличию такой тропинки можно определить выходили из дома хозяева или нет.
Поставив на место лопату и метлу, зашёл в избу. По радио играли Гимн. На ходиках было десять часов утра. Отец привстал, мать на время прекратила движения, я замер у двери… Гимн в нашем доме – это святое. За столом сидел младший брат с ложкой в руке. Гимн сменила музыка. Отец достал буханку оттаявшего хлеба, нож, мать ухватом захватила и вытащила на под чугунку с горячими щами, помещала поварёшкой и разлила по мискам. С морозца, да ещё после утренней разминки, вкуснее щей не едал. Не успели доесть щи, а на столе уже появилась сковорода с жареным мясом и кружки с молоком. Соседка утром занесла банку, пока наша корова не отелилась. Окно, от тепла и солнечных лучей слегка оттаяло. Мать, посмотрев в него, вдруг вспомнила Пушкина… Вечёр ты помнишь вьюга злилась… А нынче посмотри в окно… Под голубыми небесами великолепными коврами искрясь на солнце снег лежит… Мы с братом засобирались на улицу, а мать, протерев стол, начала стряпать хлеб…
Светало. Подкинув пару сучьев в костёр, сходил к ручью за водой, поставил котелки на огонь и пошёл проверить заездок. Комары роем окружили меня, и только запах деты смешанной с дёгтем держал их на безопасном расстоянии. В заездок за ночь попало пару налимов, десятка полтора хариусов, несколько полукилограммовых щучек. Почистив рыбу, вернулся к костру. Вода уже закипела. В один котелок бросил полпачки чёрного чая, в другой пару банок тушёнки и несколько брикетов концентрата гречневой каши.
Дождь закончился. Первые лучи солнца пробились сквозь облака и тайга, умытая ночным дождём, ожила. Заиграли самоцветами капли росы на ветках, на паутине, траве и цветах… На разные голоса запели птицы. Вниз по ели спустилась белка, замерла на пару секунд, разглядывая меня, и умчалась куда-то в траве. На валежине пару раз свистнул и замер любопытный бурундук. Бабочка села на верх палатки что-то выискивая в мокром от ночного дождя брезенте. В цветах, слегка жужжа, неторопливо летал шмель. Парило. Из палатки появились две нечесаных головы. Это проснулись Валерий и Виктор. Анатолий наверное ещё спал. Время приближалось к шести. Щегол, так в народе звали Валерия, достал свои любимые папиросы Север, прикурил
от костра, затянулся. Оценивающе посмотрел на чищенную рыбу потом на Виктора. Редька, то есть Виктор, молча встал и пошёл за солью. Налимов
решили оставить на ужин на уху, щук пожарить, часть перекрутить на фарш и сделать котлеты, хариусов пересыпали солью, положили в непромокаемый пакет. Недалеко от палатки под валежиной, не смотря на конец мая, сохранился лёд. Там и была вырублена и обустроена яма для хранения свежедобытого мяса и рыбы. Недалеко от ямы под елью была кучка сухого сахатинного помёта. Каждый раз, когда возникала необходимость что-то достать или положить в яму, её накрывали ветками, мхом и посыпали сухим, протёртым помётом, чтобы перебить запах продуктов.
Валера отодвинул на перекладине котелок с чаем и кашей, чтобы не выкипели, и начал нарезать хлеб, расставлять на импровизированном столе посуду. На запах аппетитной каши выполз и Анатолий и на родном ему украинском языке произнёс: Добрый ранок, что в переводе означало – доброе утро.
Позавтракав и попив чайку, решили устроить санитарный день. Нагрели в ведре воды, сделали в грунте углубление, уложили непромокаемую плёнку. Налил в углубление пару вёдер воды из ручья, добавили горячей и замочили рабочую одежду и бельё. Намылили мокрые тряпки хозяйственным мылом и оставили отмокать… Анатолий взял лопату, уголёк, подошёл к каждому из нас и замерил расстояние от поясницы до пяток. Самый высокий оказался Анатолий. Радом с ручьём, где был грунт помягче, начал копать яму типа корыта. Он вообще был выдумщиком. Закончив работу и утрамбовав ногами борта импровизированного корыта, достал большёй кусок непромокаемой плёнки, набрал прошлогодних листьев и застелил ими дно и борта корыта. Сверху уложил плёнку и налил несколько вёдер воды… И тут я догадался. Да он же смастерил подобие ванны! Пару раз нагревал по два ведра и котелки воды и сливал в корыто, пока вода не стала терпимо-горячей. На-мылился и полез в корыто. Вид конечно обалденный, а ещё больший кайф! Он лежал в горячей воде вытянув ноги. В одной руке была кружка с крепким чаем, в другой сигарета. Прошло минут пятнадцать-двадцать. Вода заметно поостыла, и Анатолий, аккуратно вылез из корыта и лёг на дно ручья. Струи холодной воды омывали тело, приводили Анатолия в тонус…
Валера, не долго думая, положил в импровизированное корыто отмокшие тряпки и с Редькиным начали их топтать. Минут через двадцать отжали и разложили по ручью полоскать. Воду из корыта слили, вытащив часть плёнки в сторону… Плёнку, прополоскали и корыто было готово принять нового клиента.
После обеда, когда все тряпки высохли, расползлись по поляне… У каждого появились свои дела…