Как юных пловцов физике учили

Игорь Кузнецов Ижевск
         Он взмахивал руками как дирижёр. То плавно и мягко, то резко и вычурно. Словно вместе с мелодией вычерчивал в воздухе китайские иероглифы. Но в руке у него была не дирижёрская палочка и не кисть для каллиграфии, а кусочек мела. Наш тупой «оркестр» 6-го «С» с тоской внимал творимой на доске симфонии научной мысли. Потому как ни черта не понимал. Физика была для нас, юных спортсменов-пловцов (отсюда буковка «С» в названии класса) предметом новым, как и преподаватель. Евгений Васильевич Гусев слыл легендой нашей школы, но мы пока этого не знали.
         Как двадцать шесть загипнотизированных кроликов перед голодным удавом, мы обречённо смотрели на то, как физик с лёгкостью уличного художника, расписывал вектора сил, действующих на катящееся по склону тело, строчил вереницу формул и при этом после каждого своего действия мило улыбался, хитро прищуривался и зачем-то бросал в звенящую тишину: «Вам всё понятно ? Ну, идём дальше !» 
         А идти-то было и некуда. Наши головёшки, тормознутые от такого интеллектуального напора, давно мечтали лишь о том, чтобы на них надели резиновые шапочки, и они могли бы слышать только плеск волн в бассейне, а не мудрёные выражения типа «сила действия равна силе противодействия».
         Евгений Васильевич отличался исключительной скромностью и неприметностью. Маленький, щуплый человечек, с острым взглядом быстрых, вечно посмеивающихся глаз, одетый в серый костюмчик (опрятный и хорошо выглаженный) и светлую рубашечку с расстёгнутым воротом. Вместо галстука на его шее из-под рубашечки виднелась змейка седеющих кудрявых волосиков, которые он любил потрепать в моменты сильных раздумий. Но таковые случались с ним редко. Во всяком случае, на уроках в тяжких раздумьях пребывали только мы, будущие олимпийские надежды, которых непрерывно  пихали законами Ньютона и этого… как его... Кулона !
         Мысли наши были просты как пять копеек: «Спросит или не спросит ?» Так как боялись все. Даже те, кто учил. И даже те, кто выучил. Но особенно боялись отличники. Типа меня. Ученики, которым Господь дал старание и прилежание, но позабыл дать способность к логическому мышлению и спокойствие. Для нас позор был не просто неизбежен. Он был катастрофичен. Нет, пересказать теорию вопроса близко к тексту шанс был. Но вот решить задачу…

         Многие, кто учился тогда, помнят учебник Перышкина. Помнят со страхом как и я. Никогда мне не забыть то тревожное чувство, которое охватывало после решения задачи. Ведь как правило, открыв предпоследнюю страницу учебника с ответами, я убеждался, что задача решена неправильно. Снова рисовались схемы, раскладывались вектора, составлялись уравнения. Получался новый результат, но он по-прежнему не совпадал с ответом автора.
         Мучения мои обычно продолжались до позднего вечера, пока не приходил с завода отец. К этому времени голова совершенно переставала производить на свет умные мысли и рождала только два солёных ручейка, которые обильно струились из опухших глаз и старательно размазывались по лицу. Отец, видя глубину моего отчаяния и вспомнив о своём «правильном» (техническом) образовании, приходил на подмогу. Рисовал, анализировал, прикидывал, решал. Часто его результат в начале повторял мой. С той лишь разницей, что он никогда не опускал руки. И с третьего или пятого подхода Перышкин, как правило, капитулировал. Я к тому времени уже сладко спал и не видел, как отмечал свою победу отец. Но утром, за завтраком, он объяснял мне алгоритм решения. Я жевал, кивал и думал, что меня физик к доске не вызовет. Как-никак, а я же всё-таки отличник !

         Но пришёл день, когда Гусев ткнул ручкой и в мою сторону. И тогда в один миг кровь резко прилила к лицу, в горле всё слиплось, и сердце запрыгало внутри грудной клетки как баскетбольный мяч в руках центрового перед броском. Естественно, что я сразу забыл всё, что объяснял утром отец.
         На ватных ногах я кое-как добрёл до доски и трясущейся рукой начал выводить «ДАНО».  В классе был слышен только скрип моего мелка, так как говорить я уже не мог. Пока я рисовал свои формулы (те, что ещё помнил), к скрипу мелка добавился шелест тетрадок. Одноклассники сравнивали увиденное со своим решением. А те, кто не сделал «домашку», быстро списывали.
         Физик же мельком посматривал на доску и, словно советский танцор Махмут Эсамбаев, порхал от окна к двери и обратно, выделывая своими руками разные па: то тщательно потирал их, то заламывал до хруста в суставах, то просто синхронно махал ими в такт музыке великой науки, которую слышал он один. При этом Евгений Васильевич как всегда приторно улыбался и после каждой моей новой строчки приговаривал: «Таа-а-а-а-к !» или «А-а-а-тлично !». Отчего мне показалось, что всё не так уж плохо. И моё «баскетбольное сердце» затихло, попав в "корзину последней надежды".
         Наконец, я вывел последнюю строчку: «Ответ – 15 м/сек». И подчеркнул её двумя линиями. Как бы доказывая, что всё правильно. Гусев беззвучно похлопал в ладоши, подскочил к доске и взял из моей, уже не сильно дрожащей, руки мелок. И провозгласил с иронией:
         «А что ?! А-а-атлично получилось. И ответ верный, - он обвёл мелом результат. И добавил: - только одно ма-а-а-ленькое замечаньице» ! Евгений Васильевич очень элегантно взмахнул правой рукой, и через секунду моё решение  оказалось аккуратно зачёркнутым тремя крестами. Потом он стёр написанное на доске тряпкой (я успел ещё подумать: «И зачем он ставил кресты, если всё равно стирать ?!») и вежливым, почти извиняющимся тоном, начал объяснять мне мои ошибки. Они были мелкие, но их было множество. В схеме я забыл указать ещё одну силу, действующую на несчастное тело. Не совсем точно указал единицы измерений. Перепутал знаки в уравнении. И главное: ответ не вполне вытекал из логики решения. Но был верный. Потому что правильный. Это потому, что я его помнил.
         Финальным аккордом прозвучал приговор: «Оч-ч-чень даже неплохо, Кузнецов ! Три балла вы сегодня честно заработали. Садитесь, пожалуйста». И физик провёл рукой в сторону моей парты так изящно и предупредительно, словно усаживал не опозорившегося только что примерного пионера, а первую скрипку своего безмолвного оркестра.
         В глазах стоял туман, в ушах – звон. Кое-как я всё же дополз до своего места. В голове билась одна мысль: «И как я буду показывать дневник родителям ?! Да всё-ё, жизнь кончена…». Мысль несуразная для двенадцатилетнего подростка, мечтающего о «покорении мира». Но бывшие отличники меня поймут.
         Впрочем, «тройка» была поначалу высшим баллом у Гусева. А роль «мальчика для битья» играл не только я. Каждый ученик нашего класса успел почувствовать себя пустым местом в физике. Каждый ! Кроме одного.
         Субтильный Андрюша Карабин, с пышной рыже-кудрявой шевелюрой и вечно заспанным выражением лица, вышел к доске медленно и неуверенно, словно на казнь. Евгений Васильевич, как обычно в таких случаях, радостно приплясывал в нетерпении и почти не смотрел на то, что пишет там его ученик. Андрюша между тем заполнил своим корявым почерком почти всю доску, поставил точку и повернулся лицом к классу.
         И пока Евгений Васильевич мысленно формулировал свои грядущие нравоучения, Андрюша успел оскалить зубки в бесхитростной, но очень прикольной гримаске. Затем одним из своих конопатых кулачков сделал десяток (казалось незаметных никому кроме нас) быстрых сгибательных движений в запястье и напоследок полушёпотом бросил классу своё коронное: «Спо-ку-ха !!!».
         Карабин был нашим грустным клоуном. Но никто не мог его назвать его дурачком. Наоборот ! Учился он очень хорошо, хотя и не отличник. Знал буквально обо всём. Говорил, что дома прочёл всю Большую Советскую Энциклопедию. Ну а в точных науках Андрюша был настоящий дока. В городских, республиканских и даже всесоюзных олимпиадах занимал призовые места. Контрольные на уроках сдавал первым.
         Процесс решения в его исполнении всегда выглядел одинаково. Читая задание, Андрюша несколько раз широко раскрывал глаза, высоко приподнимая свои рыженькие бровки. Так он видимо просыпался. Далее Карабин сосредоточенно думал, подперев голову кулачком. Максимум пятнадцать минут думал. А затем вдруг, радостно ухмыляясь, начинал делать физкультурно-размашистые движения руками. И класс с завистью понимал, что очередная «математическая крепость» пала.
         Наш Андрюша просто был талантлив. Господь дал ему, всё что нужно – и логику, и рациональность мышления, и спокойствие. Понял это и физик.

         В тот самый момент понял, когда внимательно рассмотрел, что там такое Андрюша понаписал на доске. Евгений Васильевич и хотел было сказать что-то привычно-язвительное, но, осёкшись, смог выдавить только сдавленное «э-э-э». За несколько секунд он прошёлся по всей череде формул, витиевато копируя их в воздухе своим указательным пальцем. Наконец его палец упёрся в поставленную Андрюшей итоговую точку. Ещё секунду физик, молча, осознавал произошедшее. Потом ровным и серьёзным голосом произнёс: «Можешь садиться». Евгений Васильевич открыл классный журнал, нашёл нужную строчку и вписал оценку. У наших одноклассников, которые сидели за первой партой, вырвался вздох удивления.
         «Да ! – воскликнул физик, впервые без своих фирменных ужимок и прищуривания, - я хотел бы поставить Карабину «пять» ! Потому что он, - Евгений Васильевич внимательно обвёл взглядом весь класс, - и только он, единственный из вас, понимает как надо решать физические задачи. И вы все должны учиться у него это делать. И вы будете (он подчеркнул голосом последнее слово) учиться у него !»
         Физик немного помолчал, усмехнулся и добавил с привычной иронией: «Но пока вы будете учиться у меня ! А для профилактики достойного поведения (тут он быстро повторил Андрюшины движения кулачком), я ставлю Карабину «четыре». Спо-ку-ха !».
         Евгений Васильевич победно скрестил руки на груди, и лицо его вновь засияло как луна, сбросившая с себя тень затмения. Андрюшино же личико, наоборот, покрылось красными пятнами. «Грустный клоун» загрустил. Класс недовольно загудел. Нам показалась несправедливой такая оценка: физик издевается !
         Но мы ошибались. Евгений Васильевич полюбил Андрюшу. Полюбил глубоко и надолго. Более того, он его зауважал. После той профилактической «четвёрки», у Карабина в журнале стояли только высшие баллы. А тот в свою очередь выходил к доске собранный, серьёзный и решительный. «Грустный клоун» подал в отставку. Но родился «физик номер два» !

         Вскоре появился ещё один повод для взаимного уважения наших «физиков». Однажды Гусев зашёл в класс раньше, чем прозвучал звонок на урок. Все галдели, бросались бумажками и бесились. Ну, как это обычно бывает на перемене.
         И только двое пацанов тихо сидели за своей партой, сосредоточенно глядя в одну точку. Андрюша и его закадычный дружок (и сосед) Вовка Покрасов сражались в шахматы. Перворазрядник Карабин играл белыми и сильно давил на своего соперника. Намечался скорый выигрыш партии. Гусев между тем серой мышью проскользнул сквозь бегающую биомассу и уставился на игроков. Гомон тут же стих.
         Андрюша с Вовкой растерялись и хотели было смахнуть фигуры с доски. Но Евгений Васильевич успокоил:
         - Да есть ещё время. Играйте. Интересный эндшпиль намечается.
         Вовка хихикнул (он никогда не смеялся, только хихикал):
         - Да что играть-то… Сдаваться надо…
Физик его обрубил:
         - Сдаться никогда не поздно. Да мало чести будет. А ну-ка, подвинься малость.
Вовка мгновенно испарился.
         Гусев пронзительно глянул на Андрюшу и язвительно добавил, намеренно коверкая слова:
         - Счас мы «энтого Фишера прове-е-ерим на вшивость. Посмо-отрим, на что способна его белая гвардия.
         И началась смертельная рубка. Физик защищался изо всех сил. Фигуры одна за другой летели с доски. Евгению Васильевичу приходилось жертвовать качеством, чтобы удержать игру. Андрюша сидел довольный. Он расслабленно улыбался и исподтишка под партой делал кулачком свои фирменные движения. Учитель же сосредоточенно искал хоть какой-то выход, непрерывно теребя свои седые волосики на шее. Все, и мальчишки, и ничего не понимающие в шахматной игре девчонки, сгрудились вокруг парты.
         Прозвенел звонок. Физик, не отрывая взгляда от доски, процедил: «Играем дальше !». И отдал ферзя за ладью. Белые его «скушали», не заметив подвоха. А у чёрных вдруг появилась проходная пешка. Тут уже Андрюша задумался,  удивлённо задвигав бровками. Ещё несколько быстрых ходов и положение на доске выровнялось. Свеженький чёрный ферзь уже мог угрожать белому королю. Мы замерли, ещё надеясь, что партия продлится до конца урока. Но развязка оказалась близка. Физик перешёл в контрнаступление. Его резкие, неожиданные ходы заставили Карабина погрустнеть. Белая гвардия заметно поредела. И когда инициатива окончательно перешла к чёрным, Евгений Васильевич вдруг прищурился, взглянул на растерянного Андрюшу и сказал:
         - Ну что… Вот сейчас действительно всё ясно. Абсолютно ничейное окончание. Не так ли, коллега ? Предлагаю мир.
         Гусев протянул ему руку. Карабин удивлённо посмотрел на доску, где разыгралась подлинная шахматная трагедия, хотел что-то ответить, но лишь пожал протянутую руку. И только потом на его лице появилась неуверенная улыбка, и он произнёс: «Нормальная партия. Я ж говорил - спокуха !!!»
         И в классе воцарился мир. И началась физика. И Евгений Васильевич муштровал нас сегодня, завтра и ещё целых две четверти. И Андрюша постоянно «спасал» класс, безропотно давая всем списывать свою «домашку», подробно при этом раскрывая тайны своих гениальных решений. Гусев всё знал, но согласился с таким подходом. Прикольно, что когда Евгений Васильевич вызывал кого-то на уроке, то спрашивал напрямую: «А ну-ка расскажи, как Карабин задачу решил. Разобрался ? Поделись с обществом !» Но при этом он требовал от нас не тупого пересказа, а логического объяснения. Приходилось думать, что и было нужно хитрому Гусеву. Андрюшины таланты медленными струйками оживляли наши пересохшие мозги.
         И к концу третьей четверти речи у доски стали более связными. Появилась вера в собственные силы. Страх и непонимание исчезали. Всё чаще мы защищали уже собственные решения, а не списанные. И в дневниках, наконец, появились отметки, которые уже можно было показывать родителям...

         Да вот, собственно, и всё. Физик победил. Симфония его мыслей играла в наших головёшках. Он добился своего, но вот Андрюша...
         После школы он не стал поступать в московский технический вуз. Поступил в местный. Неплохой. Но всё-таки все мы ожидали от Карабина продолжения "научных подвигов". А он скромно закончил учёбу и попал по распределению на оборонный завод в нашем городе. Мастером на участок станков с ЧПУ. Где и работает до сих пор. И ему нравится эта работа, да и начальство его ценит... Да вот беда - работяги быстро научили Андрюшу списывать спирт на личные нужды. И он быстро «увлёкся» этим делом. Нет, не спился. Но втянулся. Причём выпивал так же талантливо, как когда-то решал задачки по физике. Принимал часто, помногу, никогда не пьянея при этом. Почти как Бурков в известной новогодней комедии. Только это не фильм был. А жизнь. Распалась одна семья, вторая. Дети остались без отца. Но к сожалению так часто бывает у нас... 
         Недавно встретились с ним. После радостных объятий Андрюша попросил:
         - Слушай, говорят, ты с книгами работаешь, да ? А достань мне энциклопедию. Большую, новую. Ну, чтобы там обо всём было.
         Я отшутился:
         - Всё обо всём теперь в Википедии.
         Андрюша сдвинул свои рыженькие бровки.
         - Вики...п-п-едии ?
         - Ну, это сайт такой в Интернете. Заходи и читай. Бесплатно. Зачем тебе деньги тратить ? Да и энциклопедий сейчас почти не издают.
         Карабин усмехнулся как-то невесело.
         - Знаешь, я с компьютером как-то не очень… Не люблю его. Хочу как раньше. Из книг всё узнавать. А моя энциклопедия устарела уже, понимаешь ?
         Я понимал. Оттого и кольнуло вдруг где-то внутри.
         Остро и больно.   


         2018г.