- Слушай, когда это кончится? Сколько я еще могу видеть твою пьяную рожу? – Глеб Федорович, сжав кулаки, словно готовясь к драке, с ненавистью и болью смотрел на пьяного сына, ввалившегося в квартиру и теперь с глупой улыбкой пытавшегося снять куртку и повесить ее на вешалку.
- Ты на часы посмотри – уже скоро полночь будет! И до каких пор ты мне и матери будешь нервы трепать!?
…Последние слова он произнес с таким надрывом, что, казалось, начала раскачиваться люстра в прихожей.
- Отец, ну чего ты расшумелся? – Родион пытался обнять родителя. – Ну, выпили с ребятами маленько. У Славика, он со мной в мастерской работает, день рождения вчера был, вот и отметили. Не сердись, я хороший!
- В общем, так, хороший, отправлю я тебя в армию, и пусть тебе там вправят мозги, – Глеб Федорович разжав кулаки, сказал это как-то отрешенно, но с металлом в голосе. – А сейчас – марш спать!
…Когда сын улегся, супруги ушли в кухню и сели за столом напротив друг друга.
- Наташ, я не знаю, что с ним делать, – глава семейства устало облокотился на стол. – Лечится его, что ли отправить?
- Ты о чем говоришь?! – Наталья Захаровна даже привстала с табуретки. – Это же пятно на всю жизнь! У них там, в наркологии, картотека. И когда Родя станет куда-либо устраиваться на работу, то его заставят проходить медкомиссию. В том числе принести справку из наркодиспансера. И кто его возьмет к себе с отметкой, что он лечился в этом медучреждении и стоит там на учете?
- Ну, да, просто скрытый алкоголик – это лучше! – парировал супруг. – Учиться в институте он не захотел. От строительного колледжа отказался. Нашел какую-то авторемонтную шарашку алкашей. Нет, я это дело так не оставлю и стану спасать парня, чтобы наш младший сын не перенял эту заразу.
…Наталья Захаровна, вроде думая о чем-то ином, вдруг спросила:
- А ты что, правда в военкомат собрался по поводу Родиона идти?
- Правда! – отрезал муж. – Послужит, наберется ума разума, чего не смог сделать после окончания школы, и станет человеком. И ты меня не отговаривай. Ты думаешь, что я не знаю, как ты ему на карманные расходы деньги совала. Вот он и покупал на них поначалу пиво…
…Супруга ничего не ответила, вышла из-за стола и пошла в спальню. Туда, хлебнув из чайника, отправился и Глеб Федорович.
Свое обещание сходить в военный комиссариат он исполнил через день. Выкроил время и специально зарулил на машине. Уговорил секретаршу пропустить его по неотложному делу к военкому и вошел в кабинет. Разговор с подполковником был коротким. Точно, как на стройке, когда он, прораб, дает задание, Глеб Федорович рассказал о проблеме семьи с выпивающим старшим сыном. И что он, отец – гвардии старший сержант запаса – не может смотреть, как погибает парень. Поэтому, просит призвать сына на службу досрочно (не осенью, а сейчас, весной) и в хорошую часть, где его приучат к дисциплине, и не будет возможности употреблять спиртное.
Все это подполковник, от которого не ускользнули дрожь в голосе и слезы в уголках глаз отца призывника, выслушал внимательно. Он, задавая вопросы, что-то записывал на листке бумаги, а потом, выйдя из-за стола, пожал руку Глебу Федоровичу, попросил его не волноваться и пообещал исполнить его просьбу.
Слово свое военком сдержал. Через два дня пришла повестка из военкомата, в которой Родиону предписывалось явиться в военный комиссариат на медкомиссию.
Увидев это послание, Наталья Захаровна задала мужу лишь один вопрос:
-Ты?
-Да, – ответил. – Я ему желаю добра. – И больше они в тот день не разговаривали.
Между тем Родион прошел комиссию, получил предписание уволиться с работы и через неделю прийти в военкомат для отправки к месту службы.
Надо сказать, что неожиданный призыв в армию потряс его. Он как бы напрягся и осунулся лицом и даже отменил пышные проводы, сказав, что застолье ограничится лишь самыми близкими родственниками. С отцом призывник разговаривал коротко, лишь при необходимости, не скрывая, что затаил на него обиду. А Наталью Захаровну, то и дело утирающую слезы, Родион успокаивал, как мог и даже пропел: «Отслужу, как надо и вернусь…».
Время до отправки на службу прошло быстро, бестолково и как-то тоскливо. В военкомате и у Глеба Федоровича прошла былая решительность и он, при расставании, обняв сына и уткнувшись в его плечо, глухо сказал: «Держись. Я тебя считаю своим наследником».
Письмо от Родиона пришло через две недели. Из учебного отряда в Мурманской области. Сын коротко писал, что попал в морскую пехоту и станет защищать северные рубежи Родины.
Прочтя это, Наталья Захаровна залилась слезами и стала нападать на мужа за то, что он загнал сына на край света к белым медведям и к лютым морозам.
- Какие морозы!? – отбивался супруг. – Там теплое течение Гольфстрим и не замерзающее море. А какое там красивое северное сияние, сам по телевизору видел.
…Эти доводы на жену прораба не действовали и она пеняла мужу на то, что раз он пошел к военкому, то следовало попросить отправит Родю туда, где не так холодно, хотя бы в среднюю полосу России.
- Знаешь что, – рассердился выведенный из себя этими причитаниями Глеб Федорович – железо закаляется в огне! Другие ребята служат и ему на пользу пойдет. Хмель выбьет! Больше на эту тему мы не говорим!
…Письма от Родиона приходили регулярно, с учетом расстояния до его места службы и времени доставки послания почтой. В них он рассказывал, как осваивает воинскую науку, как их гоняют на тренировках и кроссах, а также на стрельбищах. А еще, шли описания суровой северной природы и, особо, Баренцевого моря. В эти минуты Наталья Захаровна начинала всхлипывать, а младший пятиклассник Женька радостно кричать, что он тоже пойдет в морскую пехоту, освоит все приемы каратэ и будет метко стрелять. Лишь Глеб Федорович был сдержанным, но улыбался уголками губ, давая понять, что доволен сыном.
А тот перед новым годом сообщил о том, что ему за хорошую службу присвоили звание старший матрос и он теперь командир отделения. Это стало радостью для семьи. А потом письма перестали приходить и в квартире поселились слезы Натальи Захаровны и тревога, которые глава семьи пытался развеять рассказами о том, что сейчас везде в России проходят общекомандные ученья, войска перебрасывают с места на место и тут не до писем – отстрелялся, поел, упал и уснул, чтобы по команде соскочить и дальше участвовать в учениях. Но, рассказывая все это, Глеб Федорович, похоже, сам не очень верил в свою «легенду». Тем более, что внутри, на сердце была какая-то тревога. Ее частично разрядило пришедшее послание Родиона, в котором он писал, что простудился на учениях, попал в госпиталь с воспалением легких, а сейчас поправляется. И, возможно, даже приедет в отпуск.
Письмо вся семья перечитывала не раз, выдвигала предположения о том, когда именно воин появится дома и что к этому дню надо подготовиться. Но все получилось не так, как думалось.
Вечером, в субботу, в дверь как-то робко позвонили. Женька выскочил из-за стола, где семья ужинала на кухне, и побежал узнать, кто пришел и зачем. И тут же, после звука открываемой дверной защелки, раздался его радостный крик о том, что приехал Родька. Едва не сбивая друг друга, в прихожую устремились родители и остолбенели. Вместо здоровяка-сына рядом с Женькой стоял худой, и как-то даже склонившись набок парень, в военной форме морского пехотинца, очень сильно похожий на Родиона.
Первой опомнилась Наталья Захаровна. С криком» «Сынок, что с тобой!?», она кинулась к стоявшему в прихожей и плача принялась его целовать. В общем – поднялся шум и гам. После чего у старшего матроса тут же отобрали чемодан и бушлат, сняли ботинки и потащили в зал. И вот тут то, в ярком свете, родители увидели, что у сына плохо работает левая рука и вроде, как болит в боку. Выяснение этого отложили на время после ужина, хотя родительница настаивала сделать это именно сейчас, но потом, спохватившись, заторопилась накрывать стол. Пока Наталья Захаровна выставляла припасенные деликатесы, Глеб Федорович, примостившись возле сына на диване, тихонько спросил:
- Надолго, сынок?
- Надолго, – последовал ответ. – Я комиссованный по состоянию здоровья. Вот после госпиталя отпустили долечиваться дома.
- А случилось то что? – родитель задал вопрос и почувствовал какой-то жар в теле.
- Ничего героического, отец. Один придурок из нашего взвода во время отдыха караула, начал стрелять по своим сослуживцам из автомата. Что-то с головой у него случилось. Я в это время был на улице, а когда кинулся в помещение, он и в мою сторону пальнул «веером». Вот и зацепил меня. Но я, падая, успел его сбить с ног и накрыть автомат телом. Тут еще двое, не раненных матросов, подскочили и скрутили стрелка. А нас, кто выжил, в госпиталь. Там я и валялся. К медали меня за мужество представили. Теперь уже в военкомате, наверное, ее получу.
- Да, Бог с ней, с медалью! – Глеба Федоровича бросило в жар. – Здоровье то как!?
- Инвалидность не дали. После нескольких операций укоротили кишечник и восстановили плечевую кость там, где она соединяется с ключицей. Штангистом теперь не стану, но, со временем, сказали, что здоровье поправится, так как я молодой, – Родион замолчал.
Тишину нарушил глава семейства:
- Прости меня, Родя. Виноват я перед тобой за эти увечья. Не послал бы я тебя в армию, и не было бы этого. До конца своих дней себе не прощу.
- Не надо, папа, такие слова говорить, – старший матрос положил больную руку на плечо отца. – Я позже, когда офицеры и старики гоняли нас, салаг, как зайцев до упада, вырабатывая военные навыки и закалку, я понял, что ты оказался прав и у тебя не было выбора со мной. Я из-за своего разгильдяйства и пофигизма спился бы здесь. И, даже раньше, чем в армии, нарвался бы на конфликт: или по пьянке налетел бы на нож, или меня бы запинали до смерти. Я много о чем за армейское время передумал. И о многом жалею. И на автомат полез уже другим человеком. Вот теперь буду наращивать мышцы, крепить здоровье и пойду учиться. А с выпивкой я завязал. Даже сегодня не прикоснусь к рюмке.
…Когда разрумянившаяся Наталья Захаровна появилась в дверном проеме зала, чтобы позвать своих мужчин к столу, она застала такую картину: в кресле о чем-то задумавшись сидел Женька. На диване застыли полу обнявшись – отец и старший сын. Не раз, плача втихомолку от мужа, мама морпеха в последнее время чувствовала, что у Родиона что-то произошло, но молчала, боясь накликать беду. Теперь, как интуитивно уловила женщина, прежнее горюшко-горе осталось где-то позади. Но, отвязаться от него пришлось немалой ценой.