«Что же мне сделать, любимый, чтобы спасти тебя от всех тех мыслей и воспоминаний, что терзают тебя, что не дают тебе спокойно спать? Я вижу, что лишь в своем творчестве ты находишь краткое успокоение. Как мне сказать или показать, что я готова на всё, только бы вернуть твоё душевное равновесие?» - эти мысли заполняют ум Рины тягучей, нескончаемой массой. Уже прошла пара недель, как они вернулись из Италии. Она проводит почти все дни с Миладом, позируя ему, а чаще она сидит рядом с ним, когда он работает над скульптурами, просто для того, чтобы быть вместе со своим любимым. Порой он отрывается от своей важной, кропотливой работы и одаривает девушку нежностью, объятьями, поцелуями, наполняя её встревоженное, трепещущее сердечко теплом. Так же два или три дня в неделю Рина посвящает репетициям в театре Николая Елисеевича. В такие дни ей полностью приходится сосредотачиваться на её работе. Молодая певица с максимальной самоотдачей, но не без удовольствия, разучивает свои партии при поддержке преподавателя вокала. Иногда Рина даже рада небольшому перерыву и возможности подумать о чём-то кроме тревожащей вероятности скорого жёсткого столкновения интересов её возлюбленного с интересами Юрбена, его старого знакомого, который, как выяснила у Милада Рина, являлся одним из их круга во времена ранней молодости Милада. Юрбен не был близким другом Милада, однако в былые времена они достаточно часто в компании ещё троих парней проводили различные магические ритуалы, подробно описанные в древних книгах, что хранились в доме семьи Милада. По его словам, вначале казалось, что в результате таких магических действий, как бы ничего не происходило, но если разобраться, то можно было всё же заметить, что со временем, тот из них, кто чего-то очень хотел, что-то просил, тот это что-то получал. А бывали и более захватывающие, будоражащие эффекты: явление теней или странный шёпот во тьме. В возрасте семнадцати, восемнадцати лет игры с потусторонними силами казались реально интригующими. И, возможно, вскоре всё это перестало бы казаться столь интересным для повзрослевших отпрысков знатных семейств, и всё бы само собой улеглось, забылось, просто бы отпало, как часть детства, как неуместная во взрослой жизни, полной прагматичности, блажь. Но в одну, не предвещающую беды, летнюю ночь случилось то, что объяснить, как что-то простое, логичное, Милад до сих пор не может. Во время проведения вызова погибает его лучший друг. Внезапная смерть двадцатилетнего спортсмена из очень обеспеченной семьи вводит всех знакомых в состояние шока. Многие, хотя и сдерживали эмоции и чаще хранили молчание, никак не комментируя происшедшее, всё же были склонны обвинить именно Милада. Со временем давление не становилось слабее, а скорее даже наоборот, нарастало, во всяком случае, так казалось самому Миладу.
Теперь Рина более чётко осознала, с чем связан выбор странствующего образа жизни, сделанный её возлюбленным, и даже его профессия, вид деятельности. Всё встало на свои места, приобрело чёткие формулировки в её собственных мыслях. Искусство, творчество помогает спрятаться от боли: выплескивая её в своих работах, становится значительно легче. Искусство может стать таким своеобразным, величественным способом сбежать от дурных, мучающих воспоминаний. Оно необходимо, когда человек или не может физически покинуть то место, где ему дискомфортно, или даже покинув то место, всё ещё продолжает ощущать ту же боль. Девушка ловит себя на мысли, что проникая глубже в суть, она всё больше очаровывается своим синеглазым мужчиной, его волшебным творчеством, его зияющим, словно открытая рана, одиночеством, а ведь этому она раньше не придавала столь большого значения. И она явственно осознаёт, что даже, когда вокруг Милада сотни людей, это не спасает его, потому что они не понимают. Но и пониманием, даже сочувствием подобные раны - не излечишь. Единственное, что способно стереть, уничтожить боль, гнев, ненависть к миру и к самому себе – это любовь: яркая, захлестывающая гигантской сияющей волной, настоящая, горящая словно пламя, что согревает душу, а страстью выжигающая всё разрушающее.
- Милад, любимый! – негромко позвала Рина полуобнаженного мужчину, лежащего на достаточно узкой, красивой, выполненной в древнегреческом стиле, мягкой скамье, и рассматривающего что-то в планшетном компьютере.
Его тёмно-синие глаза моментально находят в вечерней полутьме очертания сидящей на полу в позе лотоса грациозной фигуры девушки.
- М-м?- мягко и тепло отозвался он.
- А тебе случайно к Николаю Елисеевичу завтра не надо? – издалека начала разговор она.
- Нет. Вроде бы нет. А что? – чуть наморщив свой высокий лоб, поинтересовался он. - Что-то случилось?
- Ничего. Просто, если бы ты завтра намеревался бы поехать к Николаю Елисеевичу, то сегодня я могла бы снова остаться здесь с тобой. Вот.
- Иди-ка ко мне, - улыбнувшись, подозвал повелительным жестом Рину он.
Рина пластично, словно кошка, пробирается сквозь фиолетовую полутьму сгустившихся сумерек по блестящему полу студии Милада. Она усаживается рядом со скамьёй-кушеткой на гладкую поверхность прохладного пола и, прильнув лицом к большой тёплой ладони возлюбленного, нежно, завораживающе глядит сквозь тьму в его глаза. Мужчина садится и, многообещающе улыбнувшись, берет её за плечи, подтягивает стройное тело Рины ближе к себе и, укладывая её на себя, ложится вновь на спину. Узкая, обитая мягким золотистым материалом скамья не дает девушке места для маневра и ей приходится, подчинившись желанию возлюбленного, взобравшись сверху, фактически лечь на него, удерживаясь коленями на жестких краях кушетки. Аккуратным движением Милад убирает упавшие на её лицо пряди темных густых волос. Находясь в непосредственной близи, он вкрадчиво, внимательно всматривается в лицо своей девушки, на его губах умиротворенная, но между тем игривая улыбка. Ощущая некоторую неловкость и волнение от столь близкого контакта с чудесным телом любимого мужчины, Рина смущенно улыбается и старательно прячет взгляд. Мужчине же определенно нравится беззащитное положение, в котором оказалась сейчас по его воли его симпатичная подруга. Ведь стоит ей только сделать лишь одно неверное движение, как она вполне вероятно соскользнет вниз на пол с узкой, на высоких резных ножках скамьи. Удачно сложившаяся ситуация дарит неприличную возможность. И вот уже крепкие мужские ладони чуть сжимают подтянутые, напряженные бедра Рины, затем перемещаясь выше, скользят под тонкую легкую кофточку, находят теплую бархатистость её гибкого тела. Он неожиданно нежно касается её спины, ощущая, обрисовывая своими руками, пальцами пленяющие мужское сознание изгибы тонкой женской талии, он делает это снова и снова. Рине становится непросто держать под контролем свои эмоции, своё жаркое сердцебиение, как и другие реакции её тела, чтобы не выдать нарастающего внутри неё возбуждения. Она поднимает взгляд её затуманенных глаз на Милада. Его дыхание, манящий блеск в его глазах, всё его существо откровенно кричит о его желании. Чуть подтянувшись, девушка достигает приятно влажных губ возлюбленного.
-Милад... Любимый мой… Мне нужно уже ехать домой, - тихо, задыхаясь, шепчет она.
- Тише… - мужчина вновь подтягивает её личико ближе к себе и покрывает его поцелуями.
- Сегодня останься у меня. А завтра тебя водитель отвезет, куда скажешь, и заберет во сколько нужно.
- Ладно… да, хорошо, - в ответ вымолвила она.
Сумев усмирить свою страсть, влюбленные осознали себя сидящими на полу в почти что полной темноте. Теплая августовская ночь, вкус мятного шоколада и сливочного ликера на губах, ощущение нежных прикосновений, долгих поцелуев. И откуда-то издали ветер приносит со звуком шелеста ветвей деревьев запах озерной воды, желанную свежесть.
- Я люблю тебя, Милад, - чуть слышно, шепчет на ушко Миладу Рина.
- Я тоже люблю тебя, девочка моя, - тихим утверждением прозвучал очаровательный мужской голос.
Рине захотелось запомнить, записать куда-то в свое подсознание, в глубины своей памяти этот момент, эту ночь навсегда. И чтобы там, в будущем, не случилось: хорошего или плохого, но всегда помнить это заполнившее каждую маленькую частичку её существа чувство любви, его любви, его нежности к ней, что звучит тонким звоном, растекается терпким ароматом в её трепещущей, всецело принадлежащей лишь ему душе.
Не застав рассвета, как и в принципе утра, Милад и Рина просыпаются ближе к обеду. Девушка глядит на часы, светящиеся на экране мобильного телефона, что лежит на полу, неподалеку от распластавшегося в безмятежном сне Милада. Она понимает, что до репетиции в театре остается ещё пара часов, так что она уходит в ванную комнату и спокойно, расслаблено принимает душ. Затем одевается в вещи, что уже успели перекачивать в шкаф, находящийся в комнате, которую Милад выделил Рине в качестве её места обитания в его особняке. Девушка, стоя перед зеркалом, тщательно укладывает пышную шевелюру из густых темных волос. Затем наносит яркий, но строгий макияж. На какой-то другой девушке, с более блёклым типом внешности, вероятно, этот макияж мог бы выглядеть слишком кричащим. Однако, и на без того яркой внешности Рины, несмотря на её достаточно светлый тон кожи, подобный подбор цветов теней, пудры, румян и тому подобного, смотрится примерно так же, как если бы она просто подвела глаза, и всё. Нанеся тушь на ресницы, она начинает вальяжно крутиться перед зеркалом, пытаясь войти в образ, требуемый её ролью в спектакле, репетиция которого планируется совсем скоро.
Рина спускается на первый этаж и присоединяется к Миладу за завтраком, хотя по времени, вернее сказать, уже за легким обедом.
- Милад, может быть, ты всё же поедешь со мной к Николаю Елисеевичу?
- Зачем? – мужчина устремляет недоумевающий взгляд на неё.
- Ну, ты бы послушал, как я пою.
- Конечно, я послушаю, как ты поешь, во время выступления, - будто бы отмахнулся он. – Ты нервничаешь из-за предстоящего выступления? Не нужно, я уверен, всё пройдет замечательно, - тепло, подбадривающе улыбнулся он.
- Да, благодарю за доверие! – улыбаясь в ответ, негромко произнесла она.
- Может быть, тебя что-то конкретно беспокоит? – наконец-то, всё-таки, решил поинтересоваться Милад.
- Не то, чтобы беспокоит… Просто я хотела бы узнать твоё мнение. Для меня это очень важно.
- Я – художник! – рассмеялся Милад, явно сомневаясь, что мог бы чем-то помочь молодой певице.
- Нет, нет! С музыкальной, вокальной точки зрения – всё нормально. К тому же у меня хороший педагог. Я узнала некоторые интересные фишки благодаря ему. Да и вообще, уже почти всё готово. Просто мне, действительно, необходимо знать именно твоё мнение, твои мысли.
- Рина, ты – не слепая, а я - не поводырь! Сделай эту роль сама, так, как ты считаешь нужным. Мне и всем будет интересно увидеть именно твою собственную интерпретацию, твои личные эмоции, - серьёзно и даже жёстко ответил Милад.
- М-м-м… Это значит, что ты мне даёшь полную свободу самовыражения?.. – задумчиво улыбнувшись, произнесла симпатичная девушка, сделав чуть наивным выражение её миленького лица.
- Я тебе не просто её даю, я на ней настаиваю.
Милад, взяв своей рукой руку Рины, подносит её к своим красивым губам и ласково целует её тонкие пальчики.
- Ну, хорошо… А чем ты сегодня планируешь заниматься? – прощебетала девушка.
- Хм… Сегодня, как и вчера, как и позавчера, я стану дорабатывать свои скульптуры. До выставки ведь остается совсем немного времени. Все оповещены о дате проведения. Я должен успеть всё закончить в срок, - со взглядом, ушедшим куда-то в свои серьезные мысли и раздумья, произнес взрослый мужчина.
В это недолгое мгновенье Рина ощущает, что Милад, действительно, старше и может быть таким очень серьезным, собранным, если дело касается его творчества, его работы. И ей отчего-то это чувство определенно понравилось.
Покончив с поздним завтраком, Рина целует возлюбленного скульптора и отправляет его творить в его мастерскую. Сама она бодрой, быстрой походкой выходит из особняка, привычным движением запрыгивает в бежево-золотистый громоздкий автомобиль и, дав указание водителю ехать в театр Николая Елисеевича, начинает перебирать листки с текстами, нотами, различными пометками. Она ловит себя на мысли, что если бы в данную минуту Милад видел бы свою милую подругу такой сосредоточенной, то вероятно, тоже бы удивился, какой серьезной и сконцентрированной может быть его девочка. От этой мысли она даже кратко улыбается.
Добравшись до места как-то на удивление быстро, полностью сосредоточившаяся на музыкальном материале Рина проходит через шикарно обставленный холл дома Николая Елисеевича в помещение его же частного театра.
- Ничего себе! Какая красота! – воскликнула Рина, подняв взгляд на сцену, на которой теперь уже установлены декорации для одной из сцен планируемого спектакля.
- Да, величественно смотрится. А почему Вы, Рина, так удивлены? Это же, кажется, Милад сделал. Он ведь, кажется, Ваш …? – прозвучал незнакомый женский голос из-за спины Рины. Наигранным, язвительным тоном актриса, играющая одну из ролей в спектакле, запнулась в определении статуса отношений Милада и Рины.
- Милад – мой жених, - холодно улыбнувшись, ответила Рина, обдав молодую женщину прямым взглядом. - Однако, эту его работу я, действительно, ещё не видела.
Рина заходит на сцену и ещё раз обводит взглядом несколько гнетущую, но, как всё же верно выразилась дерзкая актриса, величественную обстановку, изображающую древнюю средневековую высокую каменную изгородь с переплетенными на ней иссохшими ветвями деревьев, растений с завядшими листьями, и, разумеется, несколько статуй крылатых, устрашающих, адских созданий, выполненных во весь реальный человеческий рост. Репетиция протекает относительно спокойно, несмотря на несколько неприятных моментов, связанных с неуместными комментариями, сказанными в полголоса, почти шепотом, но так, чтобы это долетало до ушей Рины. Но, не первый день находясь в среде людей творческих профессий, молодая певица хорошо осознает, что такое зависть и конкурентная борьба. Так что она старается пропускать подобные попытки давления на её самооценку мимо ушей, ну и по возможности отвечать чем-то многозначительным и задевающим самолюбие тех, кто пытается её уязвить. Воспользовавшись небольшой паузой, Рина подходит к Николаю Елисеевичу с небольшими вопросами по поводу исполнения роли.
- Рина, всё отлично! Скоро премьера, и в оставшееся до неё время Вам следует обратить особое внимание на эту вот композицию.
Николай Елисеевич протягивает листы с новым текстом и с нотами, которые певица уже изучила.
- Новый текст?! – несколько ошеломленно произнесла Рина.
- Да. Проработайте его. Времени вполне достаточно. Я полагаю, это не станет для Вас проблемой, не так ли? – немного хмуро произносит импозантный высокий мужчина его объемным голосом.
- Конечно. Никаких проблем, - тихо и серьёзно отозвалась певица, вчитываясь в стих.
- А знаете, что меня, действительно, интересует сейчас? – интригующе произнесла девушка.
- Хм?.. – приподняв бровь, вопросительно взглянул на Рину Николай Елисеевич.
- Как я буду всё это петь, затянутая в корсет? – с озорным смехом, спросила певица.
- Действительно. А Вы ведь правы, Риночка! Нужно репетировать в корсете. Вам нужен самый жесткий корсет! – лукавым взглядом обескуражил заразительно смеющуюся Рину он.
– Дорогуша, подойди-ка сюда! – подозвал Николай Елисеевич достаточно молодую женщину невысокого роста со стопками бумаг и планшетником, зажатыми у неё в руках. –Выдай-ка вот этой умопомрачительной певице костюм для предпоследней сцены.
- Да, хорошо, Николай Елисеевич, - вымолвила, будто бы пыльная по своей сути, женщина. – Пойдемте, - готовая, кажется, исполнить любое повеление своего властного начальника тихо и безэмоционально произнесла она, обращаясь к Рине, но, даже не поднимая глаз на яркую, словно сияющую всеми бриллиантами мира, певицу.
Рина с неясной грустью глядит в след исполнительной, безотказной работнице. В уме певицы лишь одна фраза, вторящая холодку где-то в животе и нарастающему состоянию, похожему на приступ клаустрофобии, что находит на неё, когда она видит подобных, на всё готовых за зарплату, пыльных девушек: «Чёрт! Ну, только не это! Лучше уж попробовать ограбить банк, слетать на Луну или, вообще, остаться навсегда жить на Марсе! Лучше сразу умереть, чем вот так вот, медленно и мучительно, произнося лишь: «Да, господин!»; «Сию минуту, господин!».
Проследовав за безликим созданием, Рина оказывается на втором этаже в большой комнате, увешанной различными костюмами в чехлах. Ей подают указанный Николаем Елисеевичем костюм: шикарное платье из чёрного бархата с золотистыми узорами, вышитыми золотыми и серебряными нитями и с ярко блестящими камешками, со стразами. В общем, судя по виду костюма, он - не из дешевых. И девушка решает одеть только верхнюю часть наряда, оставив многочисленные юбки висеть на их вешалках. В итоге, черные обтягивающие брючки и верх от платья якобы трехсотлетней давности - смотрятся вместе несколько странновато, но между тем, всё же шикарно. В таком виде Рина выходит за дверь гардеробной. Пройдя по узкому затемненному коридору, она уже собирается завернуть за угол, чтобы пройти к лифту. Но неожиданно на её пути, откуда не возьмись, образовывается та актриса, которая сегодня то и дело старается уколоть молодую певицу каким-нибудь неприятным замечанием. Рина с наигранно удивленной полуулыбкой смотрит на светловолосую молодую женщину ростом немного повыше самой Рины.
- Ты думаешь, что ты такая особенная, да?
Рина, чуть не рассмеявшись от неожиданно прямого вопроса, отводит взгляд блестящих глаз.
- А в чём проблема? – Рина, улыбаясь, кратко попросила актрису пояснить своё поведение.
- Ты думаешь, что ты - абсолютно особенная, - более утвердительным тоном снова сказала актриса.
- Я об этом не думаю. Об этом думаете Вы. А я размышляю исключительно о деле. Чего и Вам, дорогуша, советую! – надменные нотки прозвучали в поставленном голосе певицы.
Рина пытается обойти чем-то разгневанную женщину, но её движение вперед по направлению к лифту внезапно притормозила актриса, ухватив Рину за бархатный рукав костюма.
- Хм.. Ну, вот ещё!.. – Рина с горделивой статью перехватывает руку женщины, вынуждая её отпустить рукав. - Особенная-особенная! Ну, что я могу с этим сделать? Так уж повелось с рождения, - напоследок неприятно высокомерно улыбнувшись, едко и четко произнесла Рина и с достаточно стремительным видом зашла в уже закрывающийся лифт.
Её взгляд скользнул в темноту коридора за медленно сдвигающимися дверьми стального лифта, и вдруг из-за угла, откуда несколько секунд назад она вывернула сама, возник образ того, кого здесь узреть девушка не была готова. Всего несколько мгновений она ошеломленно глядит на пластичную фигуру высокого незнакомца, тот отвечает на её застывший взгляд тем же вниманием. Затем лифт, окончательно закрыв свои двери, направляется вниз, оставляя мысли и чувства Рины в полной растерянности и в смятении. А темный коридор сделался еще темнее и еще недружелюбней:
- Что ты за ней всё ходишь?! Очень хочется, да?! – из-за своей спины слышит голос окончательно взбешенной актрисы высокий светлоглазый мужчина.
Постояв в раздумьях пару кратких мгновений, он, молча, обходит женщину и быстро, пружинисто, почти бегом исчезает за одной из многих дверей, за той, что ведет к лестнице.
Рина ощущает приятную мощь движения современного лифта, спускающего её на первый этаж, она наблюдает свое отражение на зеркально блестящих дверях лифта, а перед её внутренним взором быстро пролетают картины двух случаев, когда она встречала увиденного только что незнакомца. Однажды в кинотеатре, а второй раз – совсем недавно, у ворот особняка Милада. И вот, снова, теперь здесь в театре, в доме Николая Елисеевича. Это уже третий раз, и это точно не может быть простым совпадением.
- Риночка! Вы – просто великолепны! Вам к лицу всевременная роскошь. Пойдемте же скорей на сцену! – громко и как обычно пафосно произносит Николай Елисеевич, чем вынуждает слегка оцепеневшую певицу прибавить шаг в движении по направлению к сцене. Рина, благодарно улыбаясь в ответ, поддается уговорам Николая Елисеевича. И только лишь на мгновение она оборачивается к ушедшему обратно на верх лифту, словно высматривает того незнакомца, который будто бы может здесь, на первом этаже, каким-то загадочным образом материализоваться. Но ничего подобного, к её счастью, не происходит, и певица спокойно достигает сцены.
Остаток репетиции проходит достаточно гладко, несмотря на то, что иногда Рина ловит на себе грозный взгляд светловолосой актрисы. От этого Рине делается в двойне не по себе. Ведь она никак не может заглушить в своем встревоженном сознании звучащий на полной громкости, неуместный во время серьёзной репетиции вопрос: «Кто же тот человек? Откуда он здесь? И что ему может быть нужно? А, может быть, он как-то связан с Юрбеном? Тогда мне стоило бы рассказать о нём Миладу. Или нет?.. А если он с Юрбеном никак не связан? Тогда не нужно беспокоить Милада перед выставкой».
Сразу же по завершению репетиции Рина чувствует настойчивое желание покинуть театр как можно скорей и уехать подальше от того места, где может находиться тот странный, неясно откуда взявшийся тип. Её былое любопытство по поводу того, кто он, окончательно заглушил страх перед предположением, что этот мужчина может быть как-то связан с врагом её Милада, с Юрбеном, с человеком, который откровенно угрожал её возлюбленному.
Рина кратко и любезно прощается с Николаем Елисеевичем и с артистами, кто ещё остался рядом со сценой. Она решает не возвращаться на второй этаж, чтобы переодеться, а заходит в гримерку, быстро скидывает с себя костюм для выступлений, оставляя его там же, переодевается в хранящуюся про запас футболку и уходит через главные двери дома-театра. И лишь усевшись в бежево-золотистый автомобиль, принадлежащий Миладу, с его человеком за рулем, она может чувствовать себя более или менее спокойно.
Возвращаясь по пыльным узким дорогам, прежде чем выехать на большую асфальтированную трассу, Рина всё думает о том, говорить ли с Миладом о периодически внезапно возникающем перед ней незнакомце или всё же пока делать этого не нужно. В итоге девушка приходит в своих несложных рассуждениях к тому выводу, что до выставки она не станет портить настроение своему возлюбленному скульптору и придержит эту неприятную информацию на какое-нибудь другое время. Затем она достает листы, которые получила от Николая Елисеевича, и вновь перечитывает текст, что она должна в полной мере осмыслить, приняв его за свои собственные слова. Она вспоминает, как несколько раз позировала для Милада, будучи затянутой в латексный наряд и со стеком в руках, а под её острым каблучком беспомощно извивался раб. Рина перечитывает строчку за строчкой вновь и вновь и убеждается, что такой текст, эти слова, скорее всего, должны быть сказаны, спеты именно такой властной особой. «Однако всё, что происходило тогда в мастерской Милада, было плодом воображения самого Милада. Или нет, не всё? Сколько во всём этом было меня, моей личности? Это была я или только то, что хотел видеть Милад, подталкивая меня в том направлении, которое открывает тайники его фантазии? Хорошо было бы обсудить эту тему именно с ним самим. Но, увы! Он о поиске пути в творчестве говорить со мной уже отказался… Хотя! Хотя о чём тут говорить? Все нужные мне ответы не в его словах, а в самих, уже созданных им работах. Автор ведь говорит с миром при помощи своих произведений. Точно! Всё ведь просто на самом-то деле. Мне нужно сейчас же ещё раз посмотреть на его работы, и тогда я, вероятно, пойму, что он от меня ждёт».
Рина глядит сквозь боковое стекло авто на мелькающие сосны. Затем переводит взгляд её серо-зеленых глаз на лобовое стекло и видит, что они приближаются к воротам особняка. Для того чтобы быстрей оказаться в зале со скульптурами Милада, певица готова бежать, не дожидаясь пока увесисто выглядящий бежево-золотистый автомобиль вальяжно и не спеша въедет на территорию, а потом будет так же медленно, величественно плестись до входа в замок Милада. Но несмотря на своё приподнятое и чуть нервное состояние, девушка, ёрзая на месте, дожидается момента, когда золотистое авто доберется до главного входа. Рина быстрым движением открывает дверцу и, поблагодарив водителя за поездку и долгое ожидание у театра, она, наконец-то, выходит из машины. Стремительно и неудержимо пробегает она по холлу, поднимается на лифте, вбегает в огромный зал, наполненный художественными работами. Стройная, статная фигура Милада посреди множества стеклянных саркофагов, хранящих в себе его чудесные и пугающие волшебные творения. Рина аккуратно пробирается между скульптурными композициями, установленными на невысоких устойчивых колоннах со стеклянными колпаками, укрывающими ценные работы от внешних воздействий. На пару кратких мгновений девушка замирает, словно находясь в невесомости, она страшится потревожить художника, сосредоточенно рассматривающего его крупную шикарную скульптурную композицию. В его взгляде, устремленном вверх к женской фигуре, которую возвышает над всем остальным крылатое демоническое существо, Рина читает какую-то неясную ей терпкую, сексуально окрашенную эмоцию, что исходит от Милада в этот момент, и это ощущение, заинтриговав девушку, не позволяет ей сделать ни единого движения, не издать ни малейшего звука, чтобы перевести внимание Милада на себя. Она молча наслаждается видом стоящего напротив его работы высокого широкоплечего длинноволосого красавца. Милад пригубил из прозрачного стакана с кубиками льда бесцветный напиток и в это мгновение спиной ощущает на себе взгляд её серо-зеленых глаз. Слегка сонная улыбка проявляется на его очаровательном лице. Стоя теперь в пол-оборота к Рине, он жестом зовет её подойти ближе к нему. Девушка, улыбнувшись манящему её мужчине, неторопливо сокращает расстояние между ними.
- Счастье моё! – тихо вымолвила Рина, оказавшись в нежных объятьях сильных рук возлюбленного.
Теплые его губы подарили ей долгожданный поцелуй, а ласковый взгляд тёмно-синих глаз – тепло и трепет, заставляющие забыть обо всем остальном мире. Рина вновь смогла вздохнуть полной грудью, словно в одно это мгновенье ей вернули ветер, солнце и шелест травы.
- Скучала? – с лукавыми нотками в бархатистом голосе, спросил Милад.
- Конечно. Несколько часов без тебя… Я думала, что с ума сойду! Ненавижу разлучаться с тобой, - промурлыкала Рина, нежась под прикосновениями мужчины к её тонкой талии, к её гибкому телу, к её покрывшемуся лёгким румянцем лицу.
- Мне тоже не нравится, когда тебя долго нет рядом. Но сейчас такое время, что нужно готовиться тебе к выступлению, а мне к выставке.
- Ты устал? – прошептала она.
- Не то чтобы сильно. Но было бы неплохо на что-нибудь временно переключиться, - отчего-то рассмеялся мужчина.
- Я смотрю, ты уже доработал ту скульптурную композицию, что я просила тебя не уничтожать!
- Да. Она – готова. Я немного волновался, что не успею закончить её к выставке. Но вроде бы, всё удалось.
- Значит, эта работа всё же будет представлена на той выставке…
- Да. А что? Тебя что-то смущает в этом?
- Нет-нет. Абсолютно ничего, - тихо произнесла Рина, мельком взглянув на скульптуру. – Работа, действительно, производит сильное впечатление и своими деталями, и своим масштабом. А ещё… ещё в ней есть что-то… в общем, она вызывает у меня такое странное, непривычное ощущение.
- Какое же?
- Не знаю точно, как описать, что я чувствую, когда смотрю на эту твою работу. Эта композиция вызывает во мне ощущение величия и какой-то первобытный страх перед тем, что я не понимаю, но это «что-то» будто бы имеет ко мне непосредственное отношение… А что ты хотел выразить этой композицией?
- Хм-м-м… - Милад усталым внимательным взглядом ещё раз пробегает по его внушительных размеров скульптурной композиции. – Знаешь, своими мыслями по поводу этой работы, я, возможно, поделюсь с тобой позже. Сейчас я хотел бы пойти к себе в спальню и, возможно, немного вздремнуть, если ты не против, конечно. Я провел в студии почти весь день.
- Да, конечно-конечно! Тебе нужно отдохнуть. Можно я пока побуду здесь? Мне надо подумать.
Милад с некоторым удивлением глядит на Рину.
- О чём же такая прелестная юная леди желает подумать в окружении моих дьявольских чудовищ? – мужчина, улыбнувшись, кладет его большую приятную ладонь на шею Рины. – А что это? Что у тебя в руках?
- Что?.. А, это! Это – текст, стихи, которые я должна буду петь в спектакле. В общем-то, я всё более или менее отрепетировала, кроме вот этой музыкальной композиции. Она должна прозвучать, как бы, как апогей всего действия. Вроде бы ничего трудного, но есть в ней моменты… Мне кажется, что я не могу прочувствовать всю глубину.
- Что тут у тебя? Можно взглянуть?
- Конечно, можно! – с плохо скрываемой радостью в голосе, говорит Рина.
- Хм… - многозначительно и вполне серьёзно произносит мужчина.
- Милад, ты мог бы мне объяснить или подсказать что-то. У тебя ведь большой опыт общения с силами тьмы, - робко улыбнулась она.
- «Объяснить?» Вряд ли то ощущение, с которым тебе стоит это петь, можно просто объяснить… Наверное, тебе, действительно, лучше побыть здесь, почитать, что написано в тексте. И тогда, возможно, оно само к тебе придёт, проявит себя, если захочет, конечно.
- «Оно?» - растеряно переспросила Рина незаметно выпорхнувшего из её объятий Милада.
Мужчина, лукаво блеснув темно-синими очами, улыбается, глядя на свою девушку через плечо.
- Если станет жутко, приходи ко мне. В моей постели всегда найдется местечко для тебя, - с такими словами и недобро игривым тоном он скрывается за широкими дверьми, выходя из зала, и, оставляя робко озирающуюся певицу один на один с его тёмным, мистическим искусством.
Кончиками пальцев Рина касается одной из фигур, составляющих крупную скульптурную композицию. Её взгляд скользит по переплетенным телам демонических, рогатых созданий. Они словно сливаются воедино в страшном, адском пламени, в пламени боли, в пламени страсти. Внимание привлекают чётко детально проработанные напряженные мышцы, развивающиеся от жара огненного ветра волосы эротичных, страдающих, стонущих существ. И даже самые мелкие нити и складочки срываемых одежд - и те словно шепчут, словно кричат. Стоны боли и наслаждения постепенно заполняют разум девушки. Рина постепенно начинает на инстинктивном, эмоциональном уровне ощущать то, откуда явилась героиня, которую ей уготовано сыграть. Вероятно, этого отрывистого, неоконченного чувства могло бы быть вполне достаточно для понимания и более верного исполнения роли в предстоящем спектакле. Однако магическое творение Милада так просто от себя не отпускает, вынуждая всматриваться, погружаясь всё глубже в захватывающие, волнующие ощущения, видения. Серо-зеленые глаза с особым, странным, небывалым блеском находят следующий, более высокий уровень композиции, где вверх к алтарю стремятся рогатые обнаженные мужские и женские фигуры, разрывая, своими длинными когтями плоть друг друга. Они стремительны, жестоки, кровожадны. Их оскаленные клыки жаждут вонзиться в окровавленные шеи конкурентов. Самые удачливые из них хватаются лапами, когтистыми, костлявыми руками за края алтаря, оставляя на нём глубокие царапины. Но, видимо, задача не из простых – забраться на жертвенный алтарь, и многие из них соскальзывают вниз, раня себя и окружающих. Но их стремление оттого не становится меньше, адское пламя пылает в них, сжигая их проклятые, тёмные души, рвущиеся куда-то вверх. Туда, на самый верх. Туда, где никто из них ни разу не был. Туда – вверх, на алтарь. Дыхание становится тяжелее, и вот взгляд самой Рины устремлен на алтарь, откуда поднимается ещё выше фигура не женщины, а богини. Она, подхваченная мужским существом с широкими кожистыми крыльями и мордой невиданного животного вместо лица, взлетает, поднимается вверх, оставляя всю копошащуюся свору гнить в их низменных желаниях. Внезапно сердце Рины пронзает ужас, он душит её, не позволяя осознать причину его возникновения. Девушка падает на колени, ей нечем дышать, она нема, она не в силах даже воскликнуть имя любимого, она не в состоянии позвать его на помощь. Она оцепенела, обессилила. Лишь мелкая дрожь, стоны и слёзы позволительны в той тьме, куда неизбежно проваливается её душа. Рине становится, действительно, жутко, как и предупреждал её Милад. Ей хочется прекратить всё это, встать, стряхнуть с себя гнетущий страх, что вырвался из скульптурной композиции и ворвался в неё, наполнил всё её существо. Но чем больше она борется, тем крепче становятся обжигающие тиски. Внезапно её губы будто бы сами собой начинают чуть слышно шептать, напевая тот текст, ради исполнения которого она сюда и пришла:
«…Я пришла не раба, а богиня.
Я явилась похитить тебя,
Чтобы ты навсегда и отныне
Почитал и боялся меня.
Я – не солнце, не тёплые ночи,
Я – твоя бесконечная даль.
Ты полюбишь меня, ты захочешь,
Как оружия хладную сталь.
Я – не льстивые, хитрые речи,
Но я - та, кто будет с тобой.
Мы зажжем красные свечи,
Назовемся адской четой.
Ты моё обещанье запомни!
И где-то там, у крайней черты,
Моё имя с дрожью промолви,
Я явлюсь к тебе из темноты».
С последним словом, произнесенным Риной, боль, ужас и дрожь отступают. Затем, словно мощным порывом жгучего ветра, какие-то потусторонние силы, поднимают хрупкое её тело с пола, заставляя стоять прямо, почти взлететь, ощущая всё неясное кому-то устройство мира, всей вселенной. Спустя мгновение странное чувство, вместе с пугающими видениями исчезает, уходя туда, откуда оно и явилось. Рина стоит, не шевелясь. Так проходит какое-то время. Свет вокруг гаснет, и девушка остается в полной, непроницаемой тьме. И нет страха в её душе, там - пусто и безмятежно. Полная гармония с тьмой, с первоисточником всего и абсолютно каждого на этой Земле и во всей вселенной. Рина словно парит во тьме небытия. Там прохладно, нет мыслей, нет эмоций, нет страстей. Просто витания в необъятной пустоте.
- Рина, - бархатистый голос негромко зовет её.
Она медленно поднимает взгляд.
- Рина, как ты? – чуть взволнованно произносит Милад.
Она делает шаг по направлению к возлюбленному. Плавным, грациозным движением она обнимает его за крепкую, сильную шею, прижимаясь всем, холодным, как лёд, телом, к нему.
- Замечательно, любимый. Просто чудесно, - улыбаясь, шепчет она.
-DVL Demonic Dream-