Скамейка

Елена Талызина
Скамейка.

- А , ты, слыхала: к Петровне внук приезжал!
- Да, говорят, он теперь в Америке руководит фиалой какой-то.
- Филиалом, Надя, нашей российской компании, и не в Америке, а в Словакии. Приезжал с семьёй, как раз на майские, на  день ее рождения, она сама мне рассказывала, и  подарков понавез.
- Ну, надо же! А был-то чисто хулиган. Помню, чуть не обрызгал меня, промчавшись по луже на  велосипеде, еле успела отвернуться. А как выйдет, бывало, во двор со своей черной огромной собакой, так мы с Бусечкой куда деваться не знаем, - обсуждали  последние известия две пожилые дамы, устроившись на лавочке. А тем временем их внуки, довольные, что  оставлены, наконец, в покое носились на самокатах по дорожке , ни минуя ни одной лужи.
- Младший-то внук возит Петровну к поздней обедне в "Нечаянную радость", почитай что каждое воскресенье его машину у подъезда вижу.
- Миша! Сейчас же вылези из лужи ,- решила провести воспитательный момент одна из бабуль - И Бусю возьми, прогуляйся, а то он уже устал сидеть, видишь, я разговариваю, - продолжила та,  протягивая поводок, и маленькая собачка с мордочкой, как у лисички, привстала и стала радостно тявкать.
- Надежда, а ты слышала : Василия бомжа арестовали ...  И разговор продолжался в том же духе.
      А происходило это на старой скамейке, на одной из аллей такого же старого сквера в Марьиной Роще.
      Это была ничем не приметная скамейка. С  металлическим каркасом, прикрученнымы к нему деревянными дощечками, изогнутой спинкой и богатым "жизненным опытом". Скамейка повидала многое. И строителей коммунизма, проносивших  мимо неё то флажки и шарики на демонстрацию, то авоськи с дефицитными продуктами. Помнила и сумбурное перестроечное время с "лихими девяностыми", приняв непосредственное участие в "бандитской разборке", после которой оперативные работники выковыривали пулю из ее досточки.
    И новое время, которое называют демократией, а на самом деле - становления частного капитала и наемной рабочей силы.
      И вот, теперь, спозаранку  дворник таджик, демонстрируя, тот самый наемный труд, обметает скамейку и всё, вокруг да около, напевая что-то себе под нос на непонятном языке.
       На смену  таджику  появляются бегущие на метро прилежные работники, вечно торопящиеся и тревожные, некоторые, не отрывают глаз от своих телефонов, никогда не присаживаясь на скамейку, даже на минутку.
        До обеда на ней собираются молодые мамы с колясками и пока их карапузы посапывают на свежем воздухе, обмениваются опытом в  том, что для них сейчас насущно. Если бы скамейка владела письмом, то, пожалуй, смогла бы написать энциклопедию по уходу за детьми с полезными и вредными советами. А вот и несколько молодых особ ведут разговор:
-  Алиночка  у нас такая умная, уже пытается ползать и всё-всё понимает. Думаю отдать ее в школу раннего развития, жаль, что только с 1,5 лет принимают, а ведь ей, наверно, уже пора картинки с буквами показывать, это так важно!
- Да, Точно! У одной моей знакомой ребенок одновременно и говорить и читать начал, представляешь!
- Здорово!  Вот и я о том же, чем раньше, тем лучше!
- А я считаю: нужно с рисования начинать, есть, между прочим, педагоги с 6 месячными занимаются, - вступает в разговор мамочка, только что подошедшая к скамейке со спящим в слинге малышом.
        Днём, как водится, приходил Евгений Семенович, седенький и худенький старичек. С тех пор, как он остался один, частенько прогуливался по скверу, присаживался на лавочку, доставал очки и читал газеты, в основном, те, что бесплатно раздавали у метро.
    Скамейка помнила, как  напротив нее, как раз, строили театр "Сатирикон", разрушали и снова строили и снова....  поднимая, каждый раз, страшный грохот и облака пыли, про него самого в пору уже писать  сатирический рассказ.
Вечерами, иной раз, на скамейке устраиавались парочки: произносили нежные слова, то и дело заглядывая в светящиеся гаджеты, как- будто за подсказкой.
     Одно время, по-ночам, на лавочке находил свой отдых и пристанище бездомный Василий, огромного роста с бородой и лохматой шевелюрой. Он обретался у здешнего магазинчика и питался там же, покупая, на где-то раздобытые гроши, сырок, запивая его освежителем для полости рта, или же, наоборот закусывая освежитель сырком. И это странно, как такой могучий и красивый человек оказался здесь. Так он и жил, пока полиция не увезла его в неизвестном направлении ...
- Слушай, оказывается, Василия не арестовали вовсе, просто родственники его нашли.
- Ну, да?! Сколько же времени он прожил в Марьиной прямо на улице! Что же они раньше его не могли найти что-ли?  - встретившись все на той же лавочке, рассуждали  пожилые дамы.
       А спустя два месяца Василия снова можно было встретить в Роще, все у того же магазинчика и такого же лохматого. Видимо, его свободолюбивая натура не выдерживала жизни "в рамках".
       Бывало скамейке доставалось: выламывали доски, палили зажигалками, а однажды даже пытались вывернуть металлический каркас.  И тогда Степаныч, работник ЖЭУ и ровесник  скамейки, каждый раз ругаясь, прикручивал и подкрашивал  дощечки.
     И скамейка становилась, как новенькая, снова жила своей жизнью: умывалась дождями, украшалась осенними листьями, серебрилась инеем, одевалась в роскошную шубу из снега. И как прежде ждала: не присядет ли кто.