Однажды зимним вечером…
… К вечеру пошёл снег. Сначала падали большие красивые хлопья, а потом началась настоящая метель. Катерина про себя порадовалась, что успела сделать вечернюю уборку до метели, и, прислушиваясь к завыванию за окном, вздохнула, подумав о муже. Он был в «лесах». Зимой колхоз отправлял механизаторов в Иргизлы для заготовки леса.
По телевизору шла какая-то скучная передача. Вторая программа, как и у большинства в селе, не показывала, да и от ветра телевизор начал «полосатить», и его пришлось выключить. Ребятишки занимались чем-то своим: погодки Таня и Славка что-то рисовали, пятилетняя Алёнка играла с большим игрушечным медведем. Натянув на него своё старенькое пальто и вязаную шапочку, теперь она укладывала его спать.
Свекровь Агафья Ивановна пряла веретеном козий пух.
-Мам, кажется, кто-то идёт!- Славка первым услышал стук уличной двери и шорох веника, которым обметали в сенях обувь.
И действительно, через минуту, опираясь на палочку, с которой никогда не расставалась, вошла соседка баба Ульяна.
- А я сидела-сидела одна, да думаю: схожу-ка к шабрам. У вас телевизор показывает? У меня что-то весь вечер трещит, ничего не видно, не слышно.
-Проходи, баб Ульян! Как же ты дорожку-то нашла, ведь замело всё?
-Да-к я ж с батожком, да и днём мне Славик вдоль дорожки веток навтыкал, , вот и дошла.
Не успела бабка Ульяна пристроить в углу свой «батажок» и снять калоши с «чёсанок», как дверь опять заскрипела, и вместе клубами морозного воздуха через порог неспешно, тоже опираясь на палочку, перевалилась, слегка прихрамывая на левую ногу, другая соседка - баба Надя.
-Здорово булы! И ты, шабриха, здесь?
-Да где ж мне быть? - отозвалась баба Ульяна.- Одной-то скучно!
Обменявшись новостями, спросив, нет ли известий от Петра из «лесов», бабка Ульяна приступила к тому, ради чего, собственно, она и пришла. И телевизор, и скука от одиночества были лишь отговорками. Она, увидев, что телевизор не работает, пришла, надеясь уговорить Катерину что-нибудь почитать. Подслеповатая, сама баба Ульяна почти не могла читать, но очень любила слушать, когда читают, поэтому частенько сама приносила какую-нибудь или газету со «статейкой», или книжку. И в такие вот вечера Катерина частенько читала что-нибудь и соседкам, и детям.
Сейчас же она вязала носок, время от времени встряхивая уставшими руками.
-1-
- Чать, болят руки-то? То на ферме, то в сарае, то вот вяжешь,- начала издалека баба Ульяна.
-Да, что-то ломит... К непогоде, наверное.
- Да-к, давай я повяжу, а ты не то почитай что-нибудь,- с готовностью предложила баба Надя.
- И то, Кать, почитай, а то пурга завывает, ажно на душе тоска,- поддержала соседку баба Ульяна.
-Сейчас, мам, книжку принесу! Мне сегодня Антонина Викторовна в библиотеке дала!- сорвалась с места Танюшка. - Вот,- протянула она матери книгу.
-«Униженные», - прочитала Катерина, положив на стул своё вязание, - наверное, интересная.
Баба Надя же взяла вязание, разобрала иголки, поправила нитку…
-Кому носок-то? Славке?
-Ему… Как на огне горят, не успеваем надвязывать…
Катерина вздохнула, полистала книгу, подвинула стул ближе к стоящему посередине комнаты круглому столу, над которым висел, приятно рассеивая электрический свет, розовый абажур с кистями. Слегка прокашлялась, прочищая горло…
-Зайнаб Биишева. Наверное, из Башкирии писательница.
Помолчала немного, настраиваясь на чтение, и негромко произнесла первые слова…
… За окном завывала время от времени метель, швыряла в окна охапки снега; ветки старой яблони порой скребли по стеклу, а в комнате было тепло и тихо. Читала Катерина просто, неторопливо, но её низковатый голос завораживал слушателей: и детей, и старух. Танюшка слушала, не сводя глаз с матери, облокотившись на стол и подперев голову руками. Алёнка, обняв своего коричневого, порядком потасканного медведя, уютно пристроилась в углу дивана. Славка залез на кровать к бабе Гаше, привалившись спиной к плюшевому ковру с оленями, висевшему над бабушкиной кроватью. Баба Надя проворно вязала, лишь изредка поглядывая на спицы. Её тёплая шаль сбилась на плечи, белый, с рисунком «огурчиками» полушалок тоже почти развязался. Баба Ульяна слушала внимательно, вся подавшись вперёд. Агафья Ивановна, или бабка Гаша, как звали её почти все, продолжала прясть серый козий пух. Шуршала тонкая нитка, наматываясь на веретено, которое глухо постукивало о чашку.
- Агаш, хватит тебе греметь своим веретеном, не мешай слухать!- вдруг ворчливо проговорила баба Надя в одну из пауз, которую сделала Катерина.
-2-
-Да я что…, -смиренно проговорила баба Гаша и послушно отложила в сторону свою работу.
Баба Гаша и баба Надя жили рядом с незапамятных времён, всегда ворчали, разговаривая, но друг без дружки не могли прожить не только дня –
несколько часов. Стоило полдня не прийти бабке Наде, как баба Гаша озабоченно говорила:
-Пойду Лучиниху (так называли по-уличному бабу Надю: её фамилия была Лучинова) проведаю, что-то не видно её…
Или баба Надя сама приходила и с порога вопрошала ворчливо - сердито:
-Чи шо приболела? Не видать тебя с утра на дворе!
Вот и сейчас баба Гаша только вздохнула, убрала чашку с веретеном и куделью пуха, поправила неизменный белый платок, уронила в подол фартука свои тёмные, с вздувшимися венами, грубые натруженные руки. Руки вдовы, пережившей войну, поднявшей пятерых детей, видевшей всякую работу.
Каждый из слушателей Катерины, внимательно слушая, принимал близко к сердцу историю башкирской девочки, оставшейся сиротой. Тане Емеш казалась похожей на одноклассницу Гузель: стройную, с большими глазами, длинными густыми ресницами. Славка думал о том, что он-то уж не дал бы в обиду бедную девочку. Баба Надя вспоминала, как однажды летом, возвращаясь с летней дойки, встретила в лесу девочку лет шести. Звали её Гульназ, она как-то случайно заплуталась и плакала на лесной дороге, не зная, куда идти. Тётя Надя тогда подумала, что это судьба послала ей дочку, что если не найдутся девочкины родители, то она оставит её себе. У бабы Нади был только сын, который после восьмого класса уехал учиться в Мелеуз, да так там и остался жить и работать. Но, к счастью, или, к сожалению, родители девочки быстро нашлись.
Баба Гаша думала тоже о чём-то своём, время от времени кивая головой и негромко приговаривая:
-Едак… Едак…
И опять не выдержала баба Надя:
- Не мешай! Слухай давай! Чего разъедакалась!
-Так ведь я тоже росла не с мамонькой родной, а с мачехой! Тоже всякого навидалась..,- начала было оправдываться баба Гаша.
-И шо? Чи шо, другие горя не бачили? Все настрадались, всем хватило!
Когда баба Надя сердилась или очень волновалась, она разговаривала на смеси русского и украинского, но все её понимали, потому что испокон веков жили рядом и украинцы, и русские, и башкиры.
-3-
Баба Гаша опять вздохнула, больше вслух ничего не говорила, но время от времени кивала головой, словно соглашаясь с тем, что читала Катерина.
А Катерина всё чаще и чаще делала паузы, голос её становился всё глу-ше…
И опять же баба Надя в одну из пауз первой спохватилась:
-Ох, Кать, ты уж охрипла совсем! Мы-то сидим, нам завтра никуда не надо, а тебе утром на работу, да ещё скотину успеть обиходить. Айда, Ульян, пойдём, а то уж поздно…
-И то правда, - подхватила баба Ульяна.
Соседки поправили свои платки, накинули «шалёнки», засобирались…
- Ну ладно, ночуйте с богом,- попрощалась баба Ульяна, берясь за свой «батажок»
- Подождите, провожу вас да скотину посмотрю.
Катерина накинула фуфайку, платок и вышла вместе с соседками.
.. Метель к тому времени утихла, из-за туч выглянула луна. Снег, освещён-ный луной, вспыхивал серебряно-голубыми искорками. Метель сравняла все ямки и бугорки, и ровная, пушистая, сверкающая пелена расстилалась до самых кустов, темневших за огородами...
-Красота-то какая! - восхитилась баба Ульяна.
-Да-а.,.-протянула Катерина, опять подумав о муже: «У них-то, в лесах, наверное, совсем, как в сказке».
Соседки, опираясь на свои палочки - «батожки», неторопливо направились- одна налево, другая направо - к своим домишкам, заметённым почти до крыш. Тропинки, днём обозначенные по краям воткнутыми прутиками, тоже почти полностью были засыпаны крупным пушистым снегом.
Катерина постояла ещё несколько минут, любуясь красотой зимней ночи, дождалась, пока баба Надя и баба Ульяна дойдут до своих дверей, и, включив фонарик, пошла в сарай проверить скотину.
… Ребятишки стали укладываться спать, а баба Гаша посидела ещё несколько минут, по-прежнему уронив руки в подол фартука, думая о чём-то своём, что – то приговаривая шёпотом. Потом потуже затянула концы своего неизменного белого платка, ещё раз вздохнула, встала, прошла в кухонный чуланчик, нашла новый полиэтиленовый мешочек, бережно взяла со стола книгу, аккуратно завернула её и так же бережно положила на божницу за икону. Там лежали самые ценные для неё вещи: истрёпанная на сгибах копия похоронки на мужа; простой школьный альбом с фотографиями старшей внучки, которая несколько лет уже строила по комсомольской путёвке какую-то станцию в далёком городе Курчатове, название которого долго не могла запомнить баба Гаша. Тут же лежали первые каракули-
поздравления с праздниками Танюшки и Славика; зачитанная до лохматости, с пришитой белыми суровыми нитками обложкой книга «Ваня Датский».
И вот теперь туда же, чтобы не испачкалась и случаем днём не затерялась, она положила эту новую книгу о девочке-сироте Емеш.
Перекрестившись, пробормотав обычную молитву на ночь, баба Гаша легла в постель. Опять протяжно вздохнула. Книга всколыхнула воспоминания о её сиротском детстве, о всех перенесённых страданиях.. Она то себя видела снова маленькой девочкой, оставшейся без родителей, живущей в чужой семье, то представляла Емеш…
Завтра… Завтра она узнает о том, что же было дальше с этой девочкой , судьба которой так взволновала всех слушавших . Благо зима длинная, и впереди ещё много таких вечеров…
Примечания:
Шабры-соседи;
Батожок-палочка, на которую опираются при ходьбе;
Здрово булы-здравствуйте;
Чать-наверное;
Ажно-даже;
Слухать-слушать;
Чи шо-что ли
Бачили-видели, знали
-5-
-