Пропойск. главы1-15

Пропойск. главы1-15
Семен Резник 2
СЕМЕН РЕЗНИК.
ПРОПОЙСК.
(РОМАН В СТИХАХ)

 «Пропойск»- какое странное название, не правда ли? Так назывался мой родной город. Теперь это Славгород. Беларусь. Там великолепные живописные места….и, наконец, это моя Родина. Мой любимый город, где прошли детство и юность и, где я был, кажется, счастлив…         
Пропойск-так я назвал свой роман.. Начало 19 века.Любовь и ненависть,борьба добра со злом, магия и реализм- всё сплелось  в   этом романе.





На берегу  Сожа крутом,
Грустя, я думал о былом.
В нем было все: друзья и встречи…
Где вы теперь? И тихий ветер
Во темных кронах шелестит.
Спокойно все. Лишь Сож не спит,
Волну туманную гоняет.
И сердце томно замирает…
Все было сон или обман?
Мерцают звезды. Сквозь туман
Костры далекие сверкают.
О, годы жалости не знают.
И угасает жизни сад.
О, если б все вернуть назад.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

МАРИЯ

Глава 1

Давным-давно, сто лет иль боле
Минуло уж  по Божьей воле.
В старинной роще над рекой
Стоял домишко небольшой.
В нем мать с дочушкой проживали
И о насущном помышляли.
День мать на поле проводила,
Домой усталой приходила
О горькой доле горевала,
А дочка в доме прибирала
И ждала матушки приход.
Тянулся так за годом год.
И дочь Мария подрастала.
Она красавицей уж стала.
Пятнадцать лет ей, и она
Все без подруг, и все одна.
Одна играла, веселилась
Всегда добра, никак не злилась
И с матушкой была нежна.
Ей всяк работа не чужда –
Без дела лишь бы не сидеть,
Прибрать по дому бы успеть
К приходу матушки своей
Да ужин приготовить ей.
А всяко утро, чуть заря,
Перед иконою стоя,
Она молилась горячо.
Хоть на дворе темно еще,
На луг спешила поскорей:
Пасти буренку надо ей.
О, ты,  рассвет, как ты прекрасен!
Сияют звезды, месяц ясный
Парит над темною водой,
Луга покрыты сизой мглой,
И тишина стоит звеняща.
Волна, туманна и изящна,
Ласкает берег голубой,
Трель соловьина над рекой…
Но вот багрянец в небе чуть,
Уже погас сребристый путь.
Бледнеют звезды, лишь одна,
Как прежде, яркая она.

Глава  2

Что наша жизнь? Любовь, страданья,
Ошибки, встречи, расставанья,
Какой-то тайный смысл в них.
Жизнь наша – миг, всего лишь миг,
Такой желанный и прекрасный!
И вот рассвет. Зарею красной
Был освещен росистый луг,
А над рекой тумана пух
Седыми клочьями ложился.
Вдали, как призрак, появился,
Объят туманом, силуэт.
То отрок был. Он юных лет.
К Марии, приблизившись, сказал:
– К тебе Господь меня послал, –
И замер он. Потом очнулся
И покраснел, и улыбнулся.
Затем ладонь ее схватил –
И вдруг исчез, как и не был.
И тишина. Туман ползучий
Чуть-чуть рассеялся, над кручей
Во темной роще соловей
Трель затянул еще сильней.
Забилось девичье сердечко:
«Домой, домой, поставить свечку
И помолиться побыстрей!»
Да странно вот:  не страшно ей,
Хотя и трепетно немножко…
День наступал, и в путь-дорожку
Собралось солнце выходить
Чтобы лучами там испить
Водицы с речки золотистой.
А на душе Марии чистой
Расцвел, как розы стебелек,
Тот с нежным взглядом паренек…
«Откуда он, виденье это?
Иль наяву? Причуды лета?
А, может, просто это сон?»
И сердце бьется: кто же он?

Глава  3

Проходит день, а может, два,
И замечает вдруг вдова:
Мария что-то все грустит.
И ей, тревожась, говорит:
– Скажи мне, дочка, что с тобой?
Не заболела ли порой?
Или терзает душу что?
Или обидел – молви, кто?
Скажи мне дочка, не таись.
Открой мне сердце, не томись.
И слышит матушка в ответ:
– Всегда одна я много лет.
Не с куклой тряпичной играть,
Мне бы с подружками гулять.
Хотелось мне  нарядной быть,
Не в платье латанном ходить!
И горько-горько маме стало,
И дочь она к груди прижала:
– Прости! – ей нежно говорит.
И обе плакали навзрыд.
Еще час-два погоревали
И спать легли – не засыпали.
И вот уснули, наконец.
Перед Марией – вдруг дворец.
Ворота золотом обиты,
Они не заперты, открыты.
Чрез них Мария входит в зал,
Он не огромен и не мал
И освещен, как солнцем, он
Хоть нет окон. В средине трон,
И в нем царевич восседает.
И сладкий голос приглашает
Марию к трону подойти…
Но прерван сон на полпути.
И открывает дева очи:
Все тот же мрак и холод ночи.
Луч серебристый пал в окно.
Иконы блещет серебро.
А где же горечь и смятенье?
Царит в душе теперь смиренье.
Душа ликует и парит,
Беззвучно с Богом говорит!

Глава  4

Литвинский город небольшой,
Пропойск тогда был под Москвой,
Но все ж литвинским оставался.
В нем тыща душ, и собирался
Почти весь город на базар
В воскресный день – и мал, и стар.
С окрестных сел народ стекался –
Кто покупал, кто  торговался,
А кто-то просто так пришел,
В толпе потерся и ушел.
Здесь продавали все подряд:
И сало, хлеб, и поросят,
Мальчишки рыбу предлагали,
Здесь даже лапти продавали.
И лавок много, и в одной
Ткань выбирают дочь с вдовой.
Мария гладит бархат, шелк.
Однако есть ли в этом толк?
Не по карману ткани ей,
И ситец взят на пять рублей.
Как мало надо им для счастья?
Лицо сияет в одночасье –
Мария в платье себя мнит.
Но почему же мать грустит?
Полину мучает одно:
За что купить ей хлеб, за что?
Из лавки вышли. По базару,
Дивяся разному товару,
Они толкаются в толпе.
Но чей-то взгляд вдруг на себе
Мария четко ощущает,
Как бы глазами кто пронзает.
И, обернувшись вдруг, глядит –
Старик вдали седой стоит.
С его встречается глазами,
Вскричала Маша, тотчас к маме:
– Пойдем, пойдем, пойдем скорей!
Исчезла радость, страшно ей.
Полина сильно побледнела,
Увидев старца, и несмело
Дочь заглянула ей в глаза:
Сверкала искрой в них слеза.

Глава  5

Над полями, над лесами,
Светит яркая луна.
То спешит она куда-то,
То замрет на миг она,
Как девица молодая,
Застеснявшись молодца,
То в вуали золотая,
То опять она ясна.
А внизу, покою внемля,
 В дымке сине-голубой
Мирно лес далекий дремлет.
Спит и роща над рекой.
Но Марии в ночь не спится,
Что-то тяжкое гнетет.
Вот скрипнула половица –
Кто-то в горницу идет.
Напряглася и трепещет,
Шепчут «Отче наш» уста.
Серебром с иконы блещет,
Под луною лик Христа.
Вот и матушка проснулась.
Вот уж к образу идет-
На Марию обернулась,
На колени вдруг встает.
Тихо шепчет и вздыхает,
Слов молитвы не слыхать.
Дочь тихонько наблюдает-
Стало жалко Маше мать.
Да и трепетно немножко.
Свет сребристый льет в окошко.
На стене игра теней.
Показалось, что ли, ей:
Старца лик мелькнул и сник.
Холод в сердце вновь проник:
«Что-то с матушкой случилось?»
Вновь сердечко быстро билось:
«Вот спрошу ее… О чем?
Не сейчас, а завтра днем».
И Мария до рассвета
Не спала, ища ответа.
Что в воскресный сталось день?
Ибо  матушка, как тень.
             
Глава  6

Проходят день, неделя, две,
И дочь буренку на заре
На берега Сожа гоняет,
А мама в поле пропадает…
Своим идет все чередом.
Забыв о дне воскресном том,
Мария платье примеряет
И все на свете забывает.
Но мать по-прежнему грустит,
Держать стараясь бравый вид,
К тому Мария привыкает,
Все ж думу тяжкую гадает,
Стараясь тайну отгадать:
Откуда старца знает мать?
Ведь изменилася в лице,
Увидев старца. Очи те,
Тогда наполненны слезой,
Мария видит пред собой.
Как мать спросить и как узнать,
Чтоб не страдать бы ей опять?
В субботний день, и ровно в пять
Мария узел собирает,
А на дворе заря сверкает.
Вот осторожный стук в окно…
«Кто может быть? Уже давно
Никто к нам в гости не приходит».
Волнуясь чуть, к окну подходит:
Цыганка во дворе стоит.
– Открой окошко, – говорит.
И оглянулась дочь на мать,
Та продолжает сладко спать.
И открывает Маша дверь,
Вот во дворе она теперь.
Цыганка быстро к ней подходит
И разговор она заводит:
– Прости, – цыганка говорит, –
Что разбудила. Мама спит? –
И дожидается ответа.
И странный блеск в лучах рассвета
Ее раскосых черных глаз.
И холодок в груди тотчас
Мария четко ощущает:
«Про мать она откуда знает?»
– Да, почивает мать сейчас.
Цыганку видит в первый раз.
– Зачем вам матушка моя?
Платок Мария теребя,
Глядит цыганке прямо в очи,
А те черны, чернее ночи!
– Раз спит, пусть спит. Ты не буди!
Не хочешь погадать ли ты?
Берет в свою Марии руку:
– Я радость встреч, любовь, разлуку,
Коль предстоит тебе узнать,
Могу я точно предсказать.
Все по ладони прочитаю.
Зовут тебя Мария, знаю.
А мать, красавица моя,
Зовется Полей. Права ли я?
Стоит Мария, как во сне:
– Сказала верно, – шепчет, – мне.
Она испугана чуть-чуть…
– Сгинь с глаз и проклята ты будь!
Раздался крик невдалеке.
Вопит Полина, кнут в руке.
А гостья мигом за плетень:
– Ах, козни строить ей не лень! –
Кричала матушка, дрожала,
Кнут бросив, громко причитала.

Глава 7

Маша утром ранним глянула  в окно:
В сумраке туманном все  вокруг бело.
Снег уж первый выпал. У седых берез
Ручеек прозрачный  заковал мороз.
На ветвях рябины, рады  иль грустят,
Нахохлившись чинно, воробьи  сидят.
И отрадно стало, и светло в груди:
– Первый снег уж выпал, мама, подойди!
И к окну Полина быстро  подошла,
И печально молвит: – Зимушка пришла.
И, набравшись духа, Маша говорит:
– Отчего-то снова мамочка  грустит?
Отчего печальны вновь твои глаза?
Холодит мне душу вновь твоя слеза.
И Мария слышит матушки  ответ:
– Худо нам живется вот  уж много лет.
Злых людей так много, что  не перечесть.
Черною порою шлют  они нам весть.
Матушка умолкла и  в окно глядит.
– Это  та цыганка? – дочка  говорит, –
Что пришла однажды на заре во двор?
Но молчит Полина, потупила взор.
И тогда Мария, больше не таясь:
– Я не знала тато, мама, отродясь.
Молодым еще он, видимо, почил.
Мамочка, скажи мне, кто мой тато был?
Побледнела Поля и отводит взгляд:
– Он тебе, дочурка, был  бы очень рад!
Но судьба – злодейка да коварен рок,
И ему отмерен был  короткий срок.
И Марии снова стало  жалко мать:
«Хватит мне, негодной, маму  донимать».

Глава  8

Уж на дворе метелью злою
Покрыто все. В  избе свечою
Был освещен иконостас.
И молит Господа, чтоб спас.
И преклонилася девица.
А ветер в печке стонет, злится
И завывает, словно черт:
«Там далеко, за много верст,
Быть может, чудная сторонка,
Где горя нет, а счастье звонко
Стучится в каждую там дверь,
И где капель звенит теперь.
А летом там везде цветы.
О счастье, счастье, где же ты?
А здесь так грустно, одиноко…
Уехать, может, недалеко,
Чтоб мать порою навещать,
Не будет так она страдать».
Вот так Мария размышляла.
Еще темно, заря вставала,
Еще блистала зорок  рать,
Но где ж Марии было спать!
Она в овчину облачилась,
Надела валенки. Таилась.
И, чтобы мать не разбудить,
Пришлося тихо дверь прикрыть.
И вот она прошла во двор.
Уж ветер стих, но до сих пор
Чуть-чуть метет, и снег искрится,
Он синим  пламенем  светится.
И в золотом венце – луна,
Средь зорок тихая она.

Глава  9

Уходит ночь, уже светает,
Бледнеют звезды над Днепром.
Ямщик, лошадку погоняет,
О доме думает своем.
Он не один, с ним рядом дева
Вдыхает сена аромат.
И снится ей: она у хлева 
Ведет коровку через сад.
Но вот ухаб – она проснулась,
И луг седой лежит пред ней.
И боль разлук души коснулась:
«Ведь нету матушки родней!»
И на душе так горько стало:
«Назад, в Пропойск, назад, скорей».
И по щеке слеза бежала:
«Господь, будь с матушкой моей!»
Назад, назад, в домишко милый,
Туда, где Сож волну катил.
Но вот уж город, Льва могила –
Он  наречен когда-то был.
Все необычно в нем и ново –
Кареты, люди и дома…
Но о Пропойске своем снова
Грустит, печалится она.
По мостовой стучат копыта,
И вдоль дороги лавок ряд.
Вот дом, оградою  сокрытый,
И сквозь калитку виден сад.
Телега здесь остановилась.
«Неужто здесь конец пути?»
Мария молча помолилась,
И сердце сжалося в груди.
И на крыльцо она ступает,
И тихо-тихо в дверь стучит.
Ямщик лошадку погоняет,
И в путь обратный он спешит.
Марии сердце сильно билось:
«О, кабы с ним сейчас домой!»
 Тут дверь тихонько отворилась –
Старушку видит пред собой.
Тогда, растеряна немного,
Мария «здрасте» говорит.
Рукой старушка ей с порога
За нею следовать велит.

Глава   10

А вот и зала невелика,
Убога, нечего сказать:
Иконостас, святые лики.
Еще два стула и кровать.
И стол под скатертью льняною.
Да вот еще комод стоит.
И, осенив себя рукою,
Старушка тихо говорит:
– Відаць не спала цэлу ноч.
Ідзі, прыляг, Паліны доч!
Відаць, намаялась нямала?
Але паснедаеш сначала.
Цябе узнала: Полі доч!
Адразу відна – у маць точ-у-точ, –
И про себя чуть прошептала,
И простынь из комода взяла,
И застелила на кровать:
– Не галадна калі – то спаць! –
Старушка тихонько сказала
И покрывало ей отдала.
Сама из зала вышла вон.
А что Мария – сразу в сон?
Нет-нет, о доме загрустилось.
Чуть полежала и забылась.
И снится ей родимый дом.
Там мать склонилась пред Христом,
О чем-то просит и рыдает.
И на нее Христос взирает,
И от иконы дивный свет.
А с мамой – отрок юных лет.
Тот, из видения, тот самый.
Прервался сон: «Господь, что с мамой?»
Лежит и думает она.
Затем встает. Вот у окна
Глядит на улицу пустынну.
– Хадзi, паеш, абед астыне, –
Ей бабка тихо говорит.
Идти к столу она велит.
 
Глава  11

Проходит день, за ним другой.
Наряд достав  с комода свой,
Что молодой бабка носила,
Надеть Марию попросила.
Сказала: – К Каплану пайдзем,
Авось, вазьме служанкай ў дом, –
И тут же зеркало достала,
И, пыль стерев, Марии дала.
И поглядела на нее:
– Кухарка была у яго.
Я дваццаць лет у iх служыла.
Рахiль яго мяне любiла.
Каплан – хазяiн неплахой,
Хаця i веры ен другой.
Iх вера, мiлая, каб знала,
Рабiць ў суботу запрашчала.
Iм палагалась аддыхаць
I Тору iхнюю чытаць.
Табе няплоха будзе там.
Да вот яшчэ я хустку дам, –
И подает она платочек:
– Дай пагляжу яшчэ разочак,
Не упусцiла я чагось?
Нам, дзеўка, павязе авось, –
И бабка что-то прошептала –
Мария слов не разобрала,
Но поняла: молилась та.
И, обращаясь до Христа,
Мария тоже прошептала,
Чтоб жизнь ее светлее стала.
И чтоб с работой повезло
Незримым недругам назло.
И чтобы мама не болела…
Идти ей бабка повелела.
Вот за порог они прошли,
Совсем недолго они шли.
Сначала улицей и садом,
Еврея дом почти был рядом.
И вот во дверь они стучат.
Марии хочется назад,
В обитель бабки воротиться.
Опять тревожно сердце биться
Уж начинает, но теперь
Все  поздно, ведь открыта дверь.
Слуга их молча пропускает,
Ибо Матрену-бабку знает.
Вот пред хозяином они.
Слуга ушел, они одни.
И старый Каплан говорит:
– Да у тебя цветущий вид.
Тебе и шестьдесят не дам.
Что привело, Матрена, к нам?
– Прыійшла с племенніцай сваей.
Каб  дал бы ты работу ей.
Із  Прапойска яна родам,
Бацька помер прошлым годам.
Ты не глядзi, што маладая,
Люба праца  ей любая.
Яна паслушна, церпялiва,
И не пярэчыць, не лянiва.
Варыць яна умее, шыць.
I будзе прэданна служыць!

Глава  12

Вся наша жизнь – одни сомненья.
Победы, горечь пораженья –
Все это небом нам дано
И в срок исполнится оно.
Нам принять надо все  покорно.
Мария месяц уж проворно
Работу всю свою творит.
Старик Рахили говорит:
– Служанка наша не ленива,
Умна, прилежна, нестроптива.
Видать, чужое не возьмет…
– А я ее проверю вот! –
Рахиль так мужу заявляет.
Она  под креслом оставляет
Рубль золотой, уходит прочь.
Вот день прошел, настала ночь.
А утром, лишь заря восстала,
К Рахили в спальню прибежала
Мария, деньги принесла:
– Простите мне, я их нашла.
Она при этом покраснела
И повернулась, и несмело
Собралась быстро с глаз уйти.
– Постой, постой,  себе возьми.
И ей Рахиль дает монету.
– Спасибо вам за милость эту,
Но не возьму я золотой!
На день вот, к маме бы домой…
Снаряжена была карета.
Тепло уже, начало лета.
И на дворе уже темно.
– Как дома не была давно! –
Мария что-то волновалась.
Луна в Днепре чуть-чуть качалась,
И тишина кругом стоит,
Лишь скрип колес да стук копыт.
А что ж Полина, дочь не ждала?
Быть может, сердце подсказало,
И ей не спалося в ту ночь?
Нам неизвестно. Все же дочь
Мать на рассвете обнимала,
Была нежна и ликовала.

Глава  13

Был у Рахили  Каплан брат –
Не беден Яков, не богат –
Имел он лавку на базаре,
И, вроде, жизни был он рад.
И семьянин он не плохой,
В субботу с сыном и женой
Он синагогу посещал.
Молился в кипе и рыдал.
А дома зажигал он свечи
И вновь молился целый вечер.
А в день воскресный, ровно в пять,
Он лавку открывал опять.
Зимою в это время мгла,
Но, словно с ниткою игла,
Давид всегда был рядом с ним,
Им было весело одним.
Заглянет в лавку редкий гость:
Быть может, купит он чегось?
Тогда Давид бегом на склад,
И предложить товар он рад.
Ему уже семнадцать лет.
Не тощ, не полон, не аскет.
С отцом он в лавке до заката,
И отдых лишь в субботу – свято.
Так день за днем уныло тек,
И вот однажды в солнцепек,
Чтобы купить свечей немного,
Зашла девица. Слишком строго
Она на юношу глядит.
А у того лицо горит,
И он не знает, почему
Неловко стало вдруг ему.
И отчего так сердце бьется,
Вот-вот в груди оно взорвется.
И жарко вдруг и холодно,
И в голове горит одно:
«О, Боже, Боже, что со мной?» –
Он все твердил, идя домой.

Глава  14

Проходит день, неделя, две –
Давид проводит день  в тоске.
О незнакомке он мечтает
И все с надеждой ожидает,
Что, может быть, она придет.
Но на исходе лето вот.
И утром, днем, после обеда
Той незнакомки нет и следа.
И весь в отчаяньи Давид.
Вот мать однажды говорит:
– Пойди к Рахили вечерком
И занеси хлебцов ей в дом.
Ведь скоро праздник наступает, –
И сыну сумку собирает,
И отправляет его в путь.
Однако сильно давит грудь,
Давид волнуется, зачем-то
«Да не встречаюсь я ж ни с кем-то,
Иду я к тетушке родной», –
Так рассуждал он сам с собой.
И вот калитку открывает,
Стучит во дверь и ожидает
Шагов он тетушки родной.
Но дверь открылась. «Боже мой!» –
Та незнакомка у порога,
И наш Давид смущен премного,
Даже не знает, что сказать:
– М…  Мне… мне мать велела передать, –
Он произносит, заикаясь,
И о порог он, спотыкаясь,
Идет за девушкой вперед.
Вот и Рахиль. Ей отдает
Он свою ношу, как во сне.
– Нехорошо, Давид, тебе? –
А он лепечет невпопад,
Сквозь землю провалиться рад!
И все кругом в тумане лица.
И на него глядит девица.
– А это из Пропойска, Маша,
Она теперь служанка наша, –
Рахиль Давиду говорит,
А он в смущении молчит,
И, как во сне, уходит прочь.
И до утра не спит всю ночь.
А вот Мария не мечтала,
Она всю ночку крепко спала,
Ибо намаялась за день.
Но вот ушла ночная тень,
И открывает Маша очи:
«Пора вставать, ведь после ночи
Давно остыла в доме печь –
Мне надо быстренько разжечь.
Дровишек надо принести,
Но прежде душу отвести».
Икона рядышком лежала,
Она в руках ее держала,
И встала, молится над ней.
И на душе светло уж ей.

Глава  15

Минул уж месяц или боле,
Околосился колос в поле
И все короче день за днем.
Порой грохочет дальний гром…
Но все ж, на жаль, уходит лето,
В багрянец дерева одеты,
О майских днях грустят они.
Златые раньше были дни!
Метели, вьюги недалече.
В субботу, зажигая свечи,
Яков жене своей сказал:
– Давид какой-то странный стал:
Не ест, не весел  как всегда,
Таким он не был никогда!
И не пойму я, дело в чем?
Как будто думает о ком.
Коль на душе его кручина,
Хотел бы знать я, в чем причина.
И говорит жена в ответ:
– Возможно, что подружки нет.
Дочь брата твоего, Динара,
Разве ему плохая пара?
Знакома нам, умна, прелестна.
Чрез год, чрез два – ему невеста.
Он с ней прекрасно будет жить,
Любить ее и не тужить.
С женою Яков согласился
И вечер горячо молился.
А утром сыну говорил:
– Ты в детстве неразлучен был
С своею маленькой кузиной
И звал ее ты просто Диной.
Не что в былые времена,
Теперь – красавица она.
Она умна, хоть горделива,
Но все ж порядочна на диво.
Ты пригласи ее домой,
Доволен будет братец мой.
И сына слышит он в ответ:
– Ее я знаю много лет.
Хоть редкий гость она у нас,
Пускай приходит хоть сейчас.
Еще скажу, отец, девица
Мне люба, только как сестрица.
Услышав то, поник лицом,
Пересказал жене потом
С любимым сыном разговор.
Давид же в муках до сих пор.
И в серый день, в бессонны ночи
Он вспоминает сини очи:
Вот с нею в роще над Днепром…
И с ней целуется потом.
И нежным стал он, мир – другим.
Все больше робостью томим,
Зайти он к тетке не решался,
И лишь мечтами упивался.


© Copyright: Семен Резник 2, 2018
Свидетельство о публикации №118120704158