В конце концов, я уехал в Ленинград. Именно в Ленинград. Потому что в моей молодости не было Санкт-Петербурга. Был ещё Питер, но в нём жили хиппи, лимитчицы и прочие бездельники, которые или "аскали на стрите", или перебивались с одной вписки на другую. А в моём Ленинграде всегда был июль и светило яркое солнце. Вот туда и сбежал. Москва не просто наводила тоску - она убивала. А тут позвонил Паша Кудрявцев и сказал, что снял огромную пятикомнатную квартиру почти в центре - на Загородном, - что пора уже решаться, что здесь всё будет по-другому, ну, и традиционное "ты мужик или не мужик?" И я поехал.
Поиски работы увенчались успехом в первый же день. Мне дали задание в рекламном агентстве, попросили сделать всё в течение недели, пообещали за него пять тысяч и сказали, что это будет мой "испытательный проект". Но я ещё не потратил все свои деньги - и это ужасно расхолаживало. Работать не хотелось. С утра я шёл на Невский, садился с ноутбуком в каком-нибудь кафе за столик у окна и думал, как буду писать тут свой нобелевский роман.
- Вам какой кофе? - это была очень миловидная официантка, и улыбка её казалась вполне искренней.
- Спасибо, я не пью кофе.
- Нельзя жить в Питере и не пить, - сказала она. И добавила после микропаузы: - Кофе.
- Юмор?
- Москвичам нравится. Вы же москвич?
- Почти, - я поморщился. Не люблю этих уточнений.
- Да, я заметила, - она всё так же улыбалась.
- Что именно?
- Что вы москвич, скажем так, в первом поколении.
- А у вас тут все ясновидящие и с чувством юмора?
- Почти, - повторила она за мной.
- Студентка? ЛГУ, психология?
- ЛГИТМИК.
- А, актриса...
- Нет, продюсер.
- Ну, несите чай, продюсер.
Её звали Таня, и уже вечером мы сидели с ней на берегу Невы. Всё развивалось стремительно, гораздо быстрее, чем я ожидал. Она не спрашивала о возрасте, работе, жене, детях, долгах и прочем. И целовалась так, как будто влюбилась впервые в жизни! Мне было страшновато, но в перерывах между страстными объятиями и поцелуями я спрашивал себя: "А разве ты не об этом мечтал? Разве не такую именно девушку видел в своих грёзах? Лёгкую, остроумную, ироничную, принимающую тебя таким, как есть, влюбившуюся через несколько минут - и на всю жизнь, но не претендующую на твою свободу? Вот она, чувак! Наслаждайся, пользуйся, радуйся! Ведь никаких обязанностей - только чистая радость!" Отчего же мне было так неуютно?
- Может, пойдём ко мне?
Зачем я это сказал?! Зачем?! Я же только что решил встать, проводить её до метро, попрощаться и исчезнуть навсегда. Мы пошли на Загородный. Паша уже спал, но, уверен, не стал бы возражать.
Задание в рекламное агентство я сдал, просрав все сроки. Когда я принёс им обещанный текст рекламной брошюры какой-то клининговой компании, главный художник обалдел.
- Я думал, ты слился, - сказал он, прочитав мой рекламный "шедевр".
- Но текст же вот.
- Вижу.
- Так вы заплатите?
- Дружище, мы давно сдали эту работу. И уже забыли о ней.
- Но задание же выполнено.
- Но сроки.
- Ну и что?
Он задумался. Потом сказал:
- Давай так. Я тебе выплачиваю обещанный гонорар, но мы тебя не берём.
- Давай.
Он выдал мне пять тысяч, и мы с Таней жили на них ещё пару дней. Я всё так же каждое утро приходил в кафе и пытался начать роман. По Невскому толпами ходили туристы, а я целый день писал первую фразу - и тут же стирал её, снова начинал - и снова стирал. Как безумный писатель в "Сиянии" - "я никогда не напишу эту книгу". Зато рядом всё время была Таня. И это был совсем другой роман. Не лучше и не хуже - просто другой.
Она не всегда оставалась на ночь у меня, и однажды пришла на работу с фингалом.
- Не понял?
- Ерунда.
- Что случилось?
- Встретилась с бывшим.
- Бурная была встреча.
- Типа того.
- И что будем делать?
- Ничего.
- Почему?
- Потому что так лучше для всех.
- Это была последняя встреча?
Тут её позвали к другому столику и она ушла, не ответив.
А на следующий день он пришёл в кафе. Высокий, плечистый. Молодой.
Они долго разговаривали на улице.
Потом начали кричать друг на друга.
Потом он дал ей пощёчину.
Она отшатнулась и замерла, закусив губу.
Я вскочил, чтобы выбежать к ним, но почему-то так и застыл у окна.
Он развернулся и ушёл.
Она стояла, опустив голову и, кажется, плакала.
Потом пошёл тёплый июльский дождь.
Она не двигалась.
Я смотрел на это и думал, как же я страшно испорчен. Всё, что сейчас произошло, было похоже на дурацкий фильм, на пошлую мелодраму, выстроенную из одних штампов: выяснение отношений, пощёчина, дождь... Мне стало противно и тоскливо. Осторожно, чтобы она не заметила, я вышел из кафе, и ушёл домой. Собрал вещи, доехал до вокзала, взял билет на ближайший поезд, влез не верхнюю полку и проспал до самой Москвы.
- Ну, как отпуск? - спросила жена.
- Незабываемо, - ответил я, обнимая и целуя её.