loveisall

Z
Город поглощает людей жадными челюстями метро, провалами переходов, нервными вспышками стеклянных дверей супермаркетов.  Прозрачный морозный утренний воздух сменяется косыми штрихами дождя, размывающими все, стирающими запахи, путающими следы. 
Я брожу по улицам, не обращая внимания на мокрые ноги, на толкающих меня то и дело пешеходов, на громкие звуки мегаполиса, невыносимо острые в час-пик.  Мои руки как обычно спрятаны в карманах, а взгляд видит все, не видя ничего.  В дождливом городе особенно хорошо думается.  Думалось бы еще лучше, будь этот дождливый город абсолютно пуст, но этот вариант слишком хорош, чтобы быть правдой.  Все слишком хороший варианты имеют мало общего с реальностью – о чем бы мы ни говорили.
Почему люди любят друг друга?  В чем суть этого чувства, в чем его смысл, чем отличается любовь одного человека от любви другого?  Называя свои переживания одним и тем же словом, каждый из нас вкладывает в него что-то свое, значительную долю своего, все свое.  В маленькой церкви в центре города проповедник красивым жестом вскидывает руки вверх и говорит о том, что существует только одна любовь – любовь к Богу.  Его голос поднимается под самые купола и нисходит оттуда на прихожан, многократно отражаясь от витражных стекол, колонн, светильников, будто глас Божий.  Мне никогда не удавалось понять, как можно любить того, кого ни разу в жизни не видел?  Как можно отдаваться без остатка чувству к тому, кто не держал тебя за руку, не прикасался губами к твоим губам, не пробуждал сладостную истому твоего тела, не смотрел на тебя с нежностью пока ты спишь, не утирал пот с твоего лба, когда ты валялся в температурном бреду, не говорил «тсссссс» всем твоим слезам и страхам?  «Бог есть Любовь» - эта фраза, привитая мне с детства, несет в себе так мало земного, что мне не представляется возможным найти в ней точку опоры и замереть в равновесии, хотя бы стоя на цыпочках… хотя бы на миг. 
Для меня Любовь – это отсутствие равновесия.  Череда взлетов и падений, слез и смеха, боли и радости.  Любовь - поиск себя в другом, другого – в себе.  Любовь это ничем не обоснованная вера в чудо, поиск указателей на пустынной дороге, желание быть честным и быть обманутым.  Любовь – это попытка обрести устойчивость в тех условиях, при которых она в принципе невозможна.  Любовь — это невероятная сила и невыносимая слабость.  Само ее возникновение - триггер, запускающий доселе неведомые процессы в организме и в мире его окружающем.  Это точка привязки, маяк, якорь, но, при том, и чайка среди клочьев туч, остатки уничтоженного штормом паруса, далекий порт, в который никогда не добраться.  Слишком похоже на развлечение для мазохистов…  Но тогда почему я не знаю ни одного человека, который не надеялся бы на любовь, на взаимность, на гармонию?  Любовь – путешествие по местности, к которой нет никаких карт, в которой отсутствуют ориентиры, которая для каждого – уникальна.  Даже если вам страшно, помните: ощущения, вызываемые страхом и вожделением, схожи.  Вы готовы на такую подмену?
Я иду, не разбирая дороги, лишь изредка доставая поочередно руки из карманов, чтобы провести пальцами по вымытым дождем стеклам запаркованных машин, витринам, стенам, покрытым потоками дождя, местами скрывающими под своей обманчивой гладкостью колючие зубцы штукатурки.  Иногда у меня на кончиках пальцев появляются микропорезы с капельками крови – штукатурка бывает весьма коварна - и тогда я подношу руку к губам и высасываю испачканную улицей кровь, стирая следы нашего неосознанного контакта, пачкая рот красным.  Камбоджиец, торгующий на углу поддельными сумками Луи Виттон, цокает языком и делает мне неприличный жест.  Облизывать пальцы на улице – какая невоспитанность.  Но сохранять красные отметины на указательном, среднем, безымянном – еще хуже.  Я неопределенно улыбаюсь камбоджийцу, и мою улыбку почти сразу же смывает дождь, вновь набирающий силу. 
Город никогда не спит, но к полуночи его дыхание становится более размеренным, уже чуть меньше людей на улицах, чуть уже амплитуда движения дверей, чуть тише шум автомобилей.  Только дождь продолжает лупить по городским крышам, капотам машин, моим расправленным плечам.  Дождь рушится на асфальт, где, вспениваясь и закручиваясь бурунами в потоках, переполняет собой систему сточных вод.  К утру часть центра будет подтоплена.  Для того, чтобы стать свидетелем наводнения в современном городе, вовсе не обязательно уезжать в Венецию.  Для того, чтобы понять, где твой истинный Дом, порой приходится несколько раз проделать путь с континента на континент.  Для того, чтобы осознать любовь всей жизни иногда необходимо потерять ее навсегда.
Я продолжаю свою прогулку.  Пикая, телефон сообщает, что пройдено больше 15 километров, но это не предел.  В поисках любви люди преодолевают десятки, сотни километров, помноженных на годы.  На годы одиночества или годы, проведенные не с теми и не там.  На годы, проведенные за занятиями, к которым не лежит душа.  «Я потратила на него молодость, подарила ему двоих детей, а он оказался не тем, за кого я его принимала!» - плакалась моей маме подруга когда-то давно.  Настолько давно, что я была совсем ребенком, при котором можно было говорить, о чем угодно, наивно полагая, что ребенок еще ничего не смыслит в этой жизни.  Все, что мне нужно было сделать – это прикинуться, что играю в своем углу, а на самом деле слушать, слушать, слушать.  Сложнее всего было не задавать вопросов в те моменты, когда самым правильным казалось уточнить у маминой подруги, например, зачем она принимала одного человека за другого, и как ей это удавалось – ведь она никогда не носила очки, а значит зрение ее не могло подвести.  Или что-нибудь про детей, которые могут считаться равно как подарком ему, так и подарком ей…  А по сути – вообще являются самостоятельными единицами, пусть и возникшими не без участия маминой подруги и того, кого она принимала за другого.  И какой он – тот, другой?.. И где он…
Если хорошенько подумать, то в конце концов для себя можно определить, что страшнее – одиночество, или длительные отношения с человеком, который спустя годы оказывается так же мало знаком, как и в первые мгновения вашего с ним общения.  Мне всегда страшно ошибиться, и потому я путешествую в одиночестве.  Я слишком ответственный человек, и потому не позволяю никому из своих случайных попутчиков привязываться ко мне слишком сильно.  Я могу разделить с ними хлеб, вино и постель, но не могу заставить себя впустить кого-то в душу, дать им коснуться сердца.  Та часть меня, доступ к которой закрыт для окружающих, невидима глазу и не имеет ничего общего с эрогенными зонами.  Укромные уголки моего тела, знающие все о том, как получать и доставлять наслаждение, не имеют ничего общего с любовью, а потому - и с изменой.  Тело – лишь инструмент, необходимый для достижения физического удовольствия.  Любовь живет глубже, прячется под кожей, до времени таится в кровяных тельцах, несущихся по венам и капиллярам и иногда выступающих на кончиках пальцев.  Нужно быть осторожнее в бессознательных поступках.  К сожалению, я вспоминаю об этом только после того, как в очередной раз обдеру кожу об острые зубцы штукатурки.  Указательный, средний, безымянный.  Любовь – это то, чего можно ждать всю жизнь, а потом, не устояв перед мнимой гладкостью, облизывать саднящие пальцы, снова и снова узнавая вкус собственной крови.  Случалось ли вам когда-нибудь задуматься об этом?
Любовь – это то, что, коснувшись, может убить…
Указательный.  Средний.  Безымянный.
Для того, чтобы впустить в себя Любовь, необходимо стереть следы случайной связи.  Случайных связей.  Штукатурка под гладким потоком воды иного мнения.  Капельки крови на белой коже похожи на ягоды рябины на снегу.  После первых заморозков они обретают вкус.
С приходом первой любви я обретаю вкус к жизни.  К сожалению, первая не всегда означает единственная.  Когда первая любовь покинула меня, предпочтя общество кого-то более обеспеченного материально, более взрослого, более молодого, или имеющего другие очертания тела – что сейчас, за давностью лет, совершенно неважно, обретенная сладость обернулась пресностью жеваной бумаги.  С тех пор я – в пути.  Я не могу позволить себе расслабиться и поверить кому-то до конца.  Я не хочу больше пережевывать мелкие кусочки, когда-то бывшие листом формата А4, и ничего не чувствовать.  Я предпочитаю уходить, не успев до конца согреться, не говоря уже о том, чтобы обжечься.  Я не хочу боли.  Максимум – содранная кожа на пальцах.
Я делаю несколько шагов по лужам, и плотная стена дождя скрывает меня от города.  Еще несколько шагов и я оказываюсь под брюхом старого дома, чьи верхние этажи едва ли различимы в сплетении потоков воды и ветвей старых тополей.  В темноте арки я смогу отдышаться и решить, как мне быть дальше.  Вкус крови на губах и саднящая боль в пальцах.  Это – любовь или плата за бессознательные желания?
***
Большинство людей принимают поиски любви как данность.  Они пробуют, отказываются, ищут что-то еще, снова пробуют, отказываются, набредают на что-то впотьмах, и, внезапно, это и оказывается любовью всей жизни.  Очень важно понять, что не цель путешествия имеет точно такой же смысл и точно такую же ценность, как и оно само – от начала и до конца.  Каждая глава книги, которую мы читаем запоем, является неотделимой частью всего произведения, добавляет себя к финалу.  А сам финал оказался бы невозможен, не предшествуй ему все эти 10..15…30 глав.  Случись автору изменить что-то в тексте, возможно, и финал был бы другим.  Путь из пункта А в пункт Б так же важен, как и оба эти пункты. 
Что такое «любить»?  Если глагол отнести к физиологическому процессу, коллизии двух (а возможно и больше) тел, то мнение будет единогласным: любовь = секс.
Но как каждый из нас определяет наличие, возникновение этого чувства в себе - не путая с уважением, похотью, страхом, страстью, благодарностью...?  Говорят, что тело одинаково реагирует на эмоцию страха и эмоцию вожделения: мурашки, озноб, прилив жара, тремор, сухость во рту, спазм внизу живота.  С какими чувствами тогда можно спутать любовь?  Какие составляющие необходимы для возникновения любви - чистой, верной, крепкой, вечной - каждому из нас?  Мне, камбоджийцу, девчонке в метро, затерянной в drum-n-base, любому другому человеку, утверждающему, что он испытал это чувство на себе, признающемуся, что он хочет его испытать?
***
Lover. Ты входишь в кафе и моментально находишь меня, сидящей за стойкой бара.  Твои глаза не совершенны, но твоя душа всегда безошибочно подсказывает тебе, куда повернуть голову, чтобы увидеть меня.  Lover... ты еще не знаешь о том, что мы расстанемся – мы даже не знакомы.  Ты не знаешь, что наша связь будет яркой, но очень короткой - мне только предстоит сообщить тебе это.  И дело не в сексе, точнее - не совсем в нем. Дело в том, что для каждого из нас означает глагол «любить».  Все объяснения будут позднее, а пока мы просто встречаемся взглядами и понимаем, что нас тянет друг к другу.  Магнитное поле желания невозможно спутать ни с чем другим.  Я делаю приглашающий жест, ты садишься рядом.  Мы начинаем разговор так, словно знаем друг друга давно, словно твоя первая фраза – продолжение беседы, не доведенной до конца пару дней назад.
- Иногда собственные поступки сложно объяснить даже себе…  Порыв, бессознательное, прихоть, судьба…  Как бы это ни называлось, принося удовлетворение в настоящем моменте, очень часто они оборачиваются сожалением после.  У тебя не так?
- Я давно не жалею ни о чем, инициатором чего являюсь я. 
- Даже если финал не такой, как виделось в начале?
- Я не верю в определенность финалов.  Каждая история – уникальная.
- Взмах крыльев бабочки…? – вопросительно и насмешливо начинаешь ты фразу.
- Да, примерно так.  Только бабочкой может быть каждый из нас.
Мы ищем.  Находим.  Теряем.  Идем дальше.  Играем.  Блефуем.  Открываем карты.  Платим по счетам.  Плачем.  Храним верность.  Обманываемся…  Каждый миг мы меняем собственную жизнь, а зачастую – и жизнь того, кто в настоящее время путешествует с нами.
- У бабочек очень короткая жизнь…  И они все такие красивые, - произносишь ты, но эти слова совершенно ничего не меняют.  Время, прикованное стрелкой к циферблату часов над стойко бара, делает круг, потом еще один.  Мы говорим обо всем и ни о чем.  Я пью сухое вино, ты предпочитаешь виски.  Потом мы меняемся.  Наши бокалы, как и наши фразы, наши пальцы, сплетаются и размыкаются, совершая некий танец.  Это экспромт, и вряд ли когда-нибудь мы сможем его повторить.  Каждый миг – уникален.
- Когда любишь одного человека, невозможно мечтать о ком-то еще, делать что-то интересное врозь, строить планы без учета его интересов, - говоришь ты.  Мне это понятно, я могу согласиться почти со всем, но ты добавляешь:
- Когда любишь человека, разве возможно вожделеть кого-то другого?
- Возможно, - произношу я честно.  Не подумав.  Большинство не любит подобные фразы, они дисгармонируют с общепринятыми понятиями о порядочности, чести, этике.  Но разве кто-то думает обо всем этом, сливаясь в экстазе с тем, кого желает в этот момент их тело?  Разве возможно анализировать, проводить параллели, меридианы, отличные от параллелей и меридианов твоего тела, Lover, находясь в объятиях простыней, в объятиях, в поту, слизывая капельки с ложбинки между грудей, целуя уголок рта, прикусывая плечо, сцепляя пальцы и пальцы, впиваясь в уголок подушки, размыкая губы в беззвучном «о», а потом добавляя и добавляя звук…
Ты вскидываешь голову, и непонимание и обида в твоих глазах причиняют мне боль.
- Разве?
- Тело — это лишь совокупность костей, сухожилий, кожи, жира, жидкостей.  Разве так важно, в чьем оно распоряжении на час, на два?
- Но это же тело любимого человека, - растерянно произносишь ты.
-И что?  Оно священно?  Или на тело любимого человека у человека любящего есть эксклюзивное право?  Как тогда быть с врачами, портными, визажистами, патологоанатомами, наконец?..
Пытаясь обратить все в шутку, я встаю на скользкую дорожку.  Это начало конца.  Мне не трудно лечь в постель с кем-то, чьи прикосновения вызывают у меня мурашки и обеспечивают прилив крови к определенным зонам тела.  И тебе хотелось того же самого – начиная с момента, когда наши глаза встретились.  Мне нравится заключительная гортанная нота оргазма, когда тело, выдержавшее извилистый и приятно-утомительный путь к нему, наконец содрогается раз, другой, третий и, наконец, замирает в истоме, схожей со смертью.  У меня нет никаких сомнений, что ты разделяешь эти чувства.
И какая разница, чья рука, крадучись, касалась моего тела и вела его за собой!  Какая разница, чти губы пили терпкость страсти, чей язык скользил по коже, выписывая иероглифы неизвестного никому наречия, если часовая стрелка, сделав несколько кругов, все же смахивает паутину сумасшествия, и мы оба встаем, одеваемся, расходимся в разных направлениях?!  Одеваясь, мы можем смотреть друг на друга, а можем развернуться друг к другу спиной - мое тело, пребывающее в остаточной неге, не стесняется себя, мой взгляд не фиксируется на теле партнера.  Мне хочется поскорее уйти, а жалею я лишь об одном: что у меня нет любимого человека, которому можно было бы, не таясь, поведать о случившемся и не съеживаться от возможной негативной реакции.  Человека, который безумен моим безумием и допускает в отношениях то, что допускаю я… пусть кому-то это покажется аморальным или неправильным.  Я – в пути, я ищу тебя, не заканчивая одной истории, переходя в другую, задавая вопросы, анализируя ответы, игнорируя страх, неопределенность, нечеткость маршрутов и отсутствие координат окончательной точки назначения.  А пока Lover ждет меня, мы не договаривались о встрече в кафе, но эта встреча неизбежна.  Более того, скорее всего сегодня же нам придется расстаться.  Обычное дело.  Начало новой истории – лишь кажущийся финал истории предыдущей…  Доверься мне, рассказывая свою историю, я вплетаю в нее и тебя, и твои сны, и даже то, что никогда не приходило тебе в голову.  Очнувшись от морока слов, ты поймешь, что уже в сетях, уже жаждешь продолжения, уже не страшишься сделать новый шаг – из одной реальности в другую.  Возьми меня за руку.  Вдох, выдох.  Если ты не веришь мне, слушай свое сердце.
***
Почему человеку так важна верность тела, этой взятой напрокат оболочки, этой выданной неизвестно на каких условиях одежды нашей души?
Почему так немногие думают о том, к какой катастрофе может привести измена мысленная, но почти каждый не готов простить измену телесную?
Почему ярлык «изменник» общество скорее повесит на того человека, который просто получил разрядку на стороне, насладился сексом с желанным партнером, которого, возможно, больше никогда не встретит? Почему в безопасности останется тот, кто, находясь в незамутненном либидо сознании, пишет и пишет чье-то имя на полях важных документов во время совещания, без конца проверяет телефон на предмет пропущенных звонков и сообщений, не спешит домой, где ждет его семья…  Не равноценна ли измена телом и измена мыслями?  Тело можно отмыть, обеззаразить, стереть с него запах терпкого парфюма.  Мысли удалить невозможно.
Что есть Любовь?  В чем ее суть, что входит в ее состав, и какова изначальная, созданная высшими силами пропорция духовного (ментального) и физического (физиологического)?
Где та лаборатория, в которой по никому не известным стандартам, никому не известными путями создавалась любовь - во всех оттенках ее проявления?  Любовь-услада, любовь-сон, любовь-наркотик, любовь-боль, любовь-...смерть?
Я поддерживаю свое тело в порядке, ухаживаю за ним, тру щеточками, умащиваю кремами с содержанием масла ши, устраиваю сеансы массажа.  Я люблю свое тело, но я не делаю из него культ.  Если телу хочется близости, почему что-то может послужить препятствием?  Как знать, возможно близость – лишь еще один способ следить за своим телом, обеспечивая ему тонус, подтянутость, упругость.  Если меня тянет к кому-то, я иду на поводу у этой тяги.  Для меня нет ограничений в плане телесного, моя гибкость не знает границ, моя изобретательность граничит с извращенностью, а податливость фантазиям партнера побуждает мечтать о большем, о большем, о…  Не стоит делать лишь одного – переходить черту.  Не нужно интересоваться моими планами на будущее, ожиданиями, предпочтениями.  Я жду и боюсь этого, однако еще ни разу, кроме уже упомянутой первой любви, у меня не возникло желания развивать эту тему.  Я боюсь обмана, боюсь статуса «брошенного возлюбленного», мне претит зализывать раны, и поэтому я – тот человек, который уходит первым.
Пока интерес представляет только мое тело и все, что с ним так или иначе связано, я спокойна.  Но как только ситуация выходит из-под контроля физического контакта и переходит на минное поле духовного, мне хочется сбежать.  А чаще, сбежать, сжигая за собой все мосты.
Тяга к разрушению как защита от разрушения.
Мне страшно однажды проснуться и осознать, что моя душа лежит в руинах.
***
Со мной тяжело жить.  В меня легко влюбиться, даже любить меня не так уж и сложно. Однако жить со мной - вести быт, видеться каждый день, просыпаясь в одной постели и засыпая бок о бок – тяжелая работа, непосильная для всех известных мне персонажей.  Причина на все это одна и та же, и для многих она будет звучать глупо: я - писатель.  Даже в те длительные периоды, когда рука моя и воображение, кажется, отдыхают, и я ничего не пишу, порок всех писателей (врожденный или приобретенный?) - множественность личностей - никуда не девается.
Для того, чтобы просто рассказать историю, достаточно некоторых знаний и жизненного опыта.
Для того, чтобы придумать историю и рассказать ее, нужно еще и умение перевоплотиться в другого человека, выйти за кулисы привычного времени, пространства, общества.  Заговорить другим голосом.  Обрести новые привычки.  Прожить чужую жизнь, вынуждая окружающих вести себя не типично, становиться другими людьми.
Я оборотень в шкуре писателя.  Вервольф с лицом человека.  И если непреодолимая сила, заставляющая доводить людей и себя до края в поисках эмоции, реакции, поворота общепринятого смысла вверх тормашками, достаточно мощна, получается История.

Я сочиняю истории, проживая их как один из составляющих меня персонажей.  В период творческой активности в моем воображении за ночь возводятся замки и за час стираются с лица земли города, невероятные по красоте цветы распускаются на безликих стенах Москвы-Сити.  Я строю и рушу города, сохраняя себя в целостности, не разрушаясь, уподобившись мегаполисам из моего воображения.  В эти дни любовники превращаются в гекконов, любящие находят друг друга, предатели исчезают при первых лучах солнца, а само солнце, ради эксперимента, начинает вращаться вокруг земли.  Каждая написанная строчка отнимает у меня силы, но так как энергия не может исчезать бесследно, силы эти трансформируются во что-то другое…  Страсть, страх, сны…  Приходя в себя и читая написанное, я еще долго не могу отделить реальное от выдуманного, долго не могу разобраться, что происходило на самом деле в этом горячечном бреду, а что было вписано моим воображением.  Кончики пальцев саднят, и я понимаю, что и вправду был дождь, а зубастая штукатурка на стенах – реальность.  Я сочиняю истории и заставляю вас поверить в них.  Я не терплю открытые финалы в кино, но я постоянно применяю их в жизни.  В прозе и - в жизни. 
Всякий подобный финал можно изобразить в виде многоточия.  Я - писатель, но не Бог.  Я не вправе ставить точку в той или иной истории, потому что на самом деле ничто никогда не кончается!  Все, что мы в какой-то момент времени видим, как финал, есть не более чем антракт, возможность отдышаться, дать себе краткий покой.  А потом - снова в путь: перекрестки, развилки, тупики и закрытые зоны; каждый следующий шаг - возможность выбора, вероятность новых возможностей, поворотов, персонажей, запретов.  Вам кажется, вы живете простую и понятную жизнь обывателя?  Ничего подобного.  Это – иллюзия, придуманная вами же для собственного спокойствия.  Каждый телефонный звонок, упущенный поезд метро, потерянная кредитка, забытое у любовника белье, нищий на площади и ошибочный телефонный звонок – лишь виток лабиринта.
И никто никогда не скажет наверняка, что там- впереди.  А тем более, что в финале, потому что финала как такового – не существует.
***
На город падает дождь.  Его потоки на стекле отбрасывают замысловатые тени на стену, смятые простыни, твою порывисто вздымающуюся грудь.  Твои губы едва заметно шевелятся, и я внутренне замираю.  Меньше всего сейчас мне хочется разговаривать.  Ты целуешь кончики моих пальцев, не замечая на них шероховатость еще не заживших ссадин.  Это поцелуй благодарности, я понимаю.  У меня он вызывает только одно желание: оказаться как можно дальше отсюда.  Желательно - от людей вообще.  Многие искушения, увы, гарантируют увеличение процента разочарований.  Разочарований не обязательно в ком-то, чаще – в самом себе.  Как бы то ни было, я - в движении.  Я - в поиске.  Я – в пути.
Пока мне не удалось найти необходимое.  Но каждый разочарованный выдох приближает меня к выигрышу.  Главное верить.  Главное – не терять уверенности в том, что финала нет, а каждое падение – возможность расправить крылья и взлететь выше.
Тень от потоков дождя движется на твоей щеке, и мне кажется, что ты плачешь.  Этого еще не хватало...
Болезненно и странно вести жизнь, в которой возможен неограниченный секс, но в котором ты не в силах полюбить.  Кому-то подобный сценарий покажется подходящим: и тело довольно, и сердце в безопасности.  Раньше мне думалось так же, но с течением времени шкала ценностей сместилась в сторону сердца, оставив телу одинокие ночи, скомканные и неловкие попытки самоудовлетворения, сухое красное вино и книги заполночь.  Теперь я предпочитаю толстые книги, обеспечивающие мне занимательное чтиво до самого утра, не дающие задуматься и загрустить, изгоняющие страх перед одинокими ночами, в которых некого обнять.  Некого – не потому, что город опустел.  Некого, потому что я не могу никого обнимать… 
Если в сердце тишина, соприкосновение кожи с чьей-то кожей причиняет острую боль.  Испарина на лбу и спине партнера обжигает не хуже кислоты.  Запах страсти оборачивается миазмами.  Удовлетворение превращается в разочарование и слезы.  Для обоих.  Даже если формально удовлетворение получено и цель, вроде бы, достигнута.
Мы одеваемся, развернувшись спиной друг к другу.  За неплотно закрытым окном гудит и вибрирует Большой Город. Этим городом мог бы быть любой из приходящих ну ум - Париж, Нью-Йорк, Мадрид, Торонто или Осака.  Сегодня мы в Москве, и никто из множества меня не предлагает другую точку на карте.  Даже если в душе пустота, секс может быть панацеей.  Мог быть ею.  Так случалось раньше, но с некоторых пор близость чьего-то приносит мне только разочарование.  Мы одеваемся, старательно не глядя друг на друга.  Я вспоминаю, осталась ли в кармане пальто пачка сигарет, хотя бы одна сигарета.  Ты мучительно подбираешь слова.  Тень от потоков воды продолжает свое движение на стене.
- Нам ведь хорошо вместе, правда?  Мне было очень хорошо с тобой, - наконец произносишь ты.
- Это неправда, - пожимаю я плечами.
- Ты всегда так? – выдавливаешь ты после короткой паузы.
- Как?
- Произносишь неприятное с удовольствием.
- Правду говорить приятно.  Сразу уменьшается возможность иллюзий.  Я не стремлюсь задеть тебя.
- Мы встретимся еще? - спрашиваешь ты, наконец поймав рукав пиджака и натянув его на себя.  Ты шикарно выглядишь: узкие джинсы, белая рубашка, вельветовый пиджак.  Волосы, растрепанные после наших забав, спадают неровными прядями на глаза, губы чуть припухли.  Если бы они не дрожали, можно было бы легко поверить, что ты полностью уверенный в себе человек.
- Возможно, - отвечаю я.  И это правда, ведь даже Очень Большой Город может волшебным образом превратиться в жалкую коммунальную квартиру, где люди то и дело сталкиваются, соприкасаются локтями, встречаются взглядами...даже если они искренне этого не желают.
Ты понимаешь меня по-своему, и лицо твое озаряется улыбкой.
- Это хорошо! - говоришь ты.
- Это данность, - пожимаю плечами я.
- Позволь, я отвезу тебя куда-нибудь, - предлагаешь ты.  – Или, может быть, ты хочешь остаться здесь?  Я не очень понимаю, зачем нужно было снимать номер в гостинице, но если тебе так нравится, то может остаться.  До утра, или на сколько хочешь.
Я качаю головой.
- Тогда я отвезу тебя…
Но мне не нужно «куда-нибудь».  Мне нужно туда, где я смогу, не напрягаясь, слышать стук своего сердца.  Туда, где оно будет звучать чьим-то именем и ускорять ход, почувствовав приближение Любви.  А если такого места нет, то хотя бы туда, где сердце и тело - никак не граничащие субъекты, а пустота в сердце не влечет за собой лишение тела плотских наслаждений.  Мои множественные личности и бесконечно-вариативная реальность завязались в тугой узел, который мне, опутанной ими с ног до головы, развязать не под силу.  Мне нужно сесть на ограду моста и выкурить одну сигарету, позволяя дождю глухо стучать по моей голове, стекать по щекам, мочить пальцы и затекать в рукава пальто.  Мне не нужны разговоры.
Я киваю тебе и выхожу за дверь.  Ее мягкое «клац» перерубает пополам твою просьбу обменяться телефонами.
***
Сегодня ночью, вдоволь вымокнув под дождем, смыв с себя воспоминания о твоем просительном, ищущем взгляде, я снова буду спать в одиночестве, довольствуясь объятиями с нечетким силуэтом того, кто когда-нибудь сможет стать человеком из плоти из крови, тем человеком, которого я смогу полюбить.  Тем человеком, кто сможет полюбить меня – безусловно.  Тем человеком, которому я без утайки смогу рассказать о себе все, даже то, за что мне, возможно, будет стыдно.  Тем человеком, который примет меня и сможет заполнить собой весь мой мир, весь мой город, который пока до краев заполняется дождем, поднявшейся водой каналов, вкрадчивым звуком мокрых покрышек, катящихся по мокрому асфальту, и всеобъемлющей тишиной – внутри меня.

26.11.2018