Беда событие плохое,
но, столько создаёт «героев»
«Капитан 45 килограмм с пистолетом»
Его прозвали «Капитан сорок пять килограмм с пистолетом».
А дело было так:
Однажды, во время очередного прохождения медкомиссии в авиационном полку, в кабинет терапевта, где производился осмотр нескольких офицеров одновременно, влетел неказистого вида коротышка. Это был капитан Кочетков Владимир Иванович. Распихав всех, он обратился к врачу:
– Я нахожусь на дежурстве. Меня отпустили минут на пятнадцать-двадцать. Пожалуйста, осмотрите меня в первую очередь.
– Ну что ж, капитан, – сказал врач, – раздевайтесь и на весы.
Через минуту, голый, в одних трусах, Кочетков стоял на весах.
– Записывайте, – обратился к медсестре терапевт, – вес сорок пять килограммов, – и, оторвав свой взгляд от шкалы весов, вдруг улыбнулся и весело повторил, – сорок пять килограмм… с пистолетом.
– Не поняла! Как, как?.. – переспросила медсестра.
– «Капитан сорок пять килограмм с пистолетом», – констатировал терапевт, и указал на стоящего на весах голого офицера, прячущего пистолет за спиной.
Вот так и приклеилась к этому незадачливому капитану своеобразное прозвище.
А ещё в ТЭЧ-и, то есть в Технико-эксплуатационной части авиационного полка были «Три толстяка». Каждый из них, наверное, был весом не менее ста двадцати килограммов. А именно, младший лейтенант Валерий Пасечник и две вольнонаёмные женщины: незамужняя Юлечка и жена капитана Кочеткова – Светлана.
Аэродром – место службы и работы авиаторов находился в трёх километрах от авиагородка. По утрам бортовые «Уралы» доставляли офицеров и вольнонаёмных в расположения эскадрилий и ТЭЧ-и, а по вечерам развозили по домам.
Кузова крытых «Уралов» были оборудованы тремя продольными сиденьями: со сторон бортов – жёсткими, и средним – вибрирующим, под тяжестью сидящих.
Первыми в кузов влезали «Три толстяка» и, непонятно почему-то, усаживались на среднюю лавку, заполняя её своими объёмами более чем наполовину, а остальные пассажиры располагались кто где.
При езде средняя лавка скрипела, постанывала, и, словно волна, перекатывалась от переднего до заднего бортов, но, что удивительно – выдерживала всех сидящих на ней.
И вот в одно прекрасное утро «Уралы» задержались в автопарке и подъехали к остановке авиагородка с опозданием почти на полчаса.
Ожидающие дурью маялись: рассказывали анекдоты, шутили и подсмеивались друг над другом. И вдруг кто-то едким словечком подцепил капитана Кочеткова. Капи-тан огрызнулся. В это время прибыли «Уралы».
– Эй, капитан, не забудь к своим сорока пяти килограммам пистолет прихватить, – под дружный хохот раздалось сзади. И Кочетков вместо того, чтобы уступить место двум объёмным дамам и тучному младшему лейтенанту, прошмыгнул меж ними и первым ловко перемахнул через борт в кузов «Урала».
Раздосадованный на сослуживцев, он всеми своими сорока пятью килограммами, не считая пистолета, плюхнулся на середину средней лавки.
Раздался треск. Немая пауза, и тишину разорвал оглушительный хохот взбирающихся на борт автомобиля «Трёх толстяков», перед которыми предстала смехотворная картина: «Капитан сорок пять килограмм с пистолетом» сидел на дне кузова с обеих сторон зажатый половинками сломанной деревянной лавки, и чтобы его освободить от этаких «тисков», понадобилось двум стонущим от хохота дамам своими объёмами дожать половинки лавки донизу, а младшему лейтенанту изъять оттуда все сорок пять килограммов, не считая пистолета, капитана Кочеткова.
До аэродрома ехали весело. Капитан «охал» да «ахал», держась за живот, то ли от боли, то ли от распирающего его смеха. И когда Кочеткова спросили:
– Владимир Иванович! И как тебя угораздило сломать лавку, которая выдерживала, как минимум, десять капитанов с пистолетами?
– Ничего вы не понимаете, – философски изрёк Кочетков, – не всякий крупнокалиберный снаряд пробивает брешь в брони, тогда как заточенная пуля легко прошивает бронежилет. Вот так-то, неучи…