Никита

Леонид Гришин
Никита

Во второй половине дня я получил сообщение на телефон: «Встречай 15 октября, Московский вокзал, поезд 375, вагон 9. Никита».
С Никитой мы знакомы с тех пор, как вместе работали на заводе в конструкторском отделе. Я тогда уже был ведущим инженером, а он пришел молодым специалистом после института. Мы подружились семьями.
Он был одним из первых конструкторов, которые уходили в бизнес. Во многом благодаря жене. Она у него была умная, энергичная, в некоторых вопросах даже рисковая. Бизнес у них процветал, что позволило им купить огромную квартиру из семи комнат на Васильевском острове, сделать перепланировку и превратить ее в шикарное жилье. Я нередко бывал там. Была у них и другая недвижимость, в том числе и за границей. Дочь у них выросла умницей, выиграла грант и уехала учиться в Англию.
Жизнь протекала своим чередом, пока четыре года назад не ушла из жизни его жена – не довезли до больницы, скончалась по дороге. Никита сильно запил. Запил так, что ему чуть ли не чертики зеленые начали видеться. Пережил тяжелейшую депрессию. Бизнес его стал разваливаться, из-за того что им перестали заниматься. Нажитое имущество он распродал, часть сдал в аренду. Круглые сутки валялся за диване перед телевизором. Фигура его, некогда сильного и крепкого мужчины, видоизменилась: плечи стали подниматься, голова опустилась. От долгого лежания на диване вырос живот. Словом, начал деградировать человек. Я старался поддерживать его. Он ездил в санатории на отдых. Я предлагал Никите провожать его и встречать, но он отказывался:
– Что, я сам не смогу? – отвечал он мне обычно.
Вдруг я получил от него сообщение с просьбой встретить. Я уж подумал, не случилось ли чего, не сломал ли он там себе ногу или руку, раз просит встретить. Решил созвониться с ним, но связи не было. Через пару часов – тоже недоступен.
К поезду я приехал заранее. У Московского вокзала очень маленькая парковка, и она вечно забита. Я успел припарковаться, так что до приезда Никиты у меня оставалось еще двадцать минут. Встречал я его возле вагона, боясь, что он и в самом деле не сможет идти.
Никита выглядел замечательно: плечи его расправились, голова была высоко поднята, он посвежел и окреп, – стал совсем другим человеком. В одной руке у него был чемодан, в другой руке – коробка. Он поздоровался со мной. В этот момент из вагона вышли двое молодых людей, они вынесли по коробке и поставили возле Никиты. Попрощались с ним за руку и ушли. Я вопросительно посмотрел на Никиту.
– Что смотришь? – спросил он. – Бери коробки и пошли!
– Может, носильщика?
– Тогда бы я и без тебя мог обойтись, но раз ты здесь, то бери и неси.
Он пошел вперед, и я поспешил за ним. Его мощная фигура как бы раздвигала поток пассажиров, а потому я шел за ним свободно. Коробки мы уложили в багажник, чемодан на заднее сиденье, сам Никита сел на переднее.
– Ну, рассказывай! – сказал я ему, когда мы сели.
– Что рассказывать? Ты мне расскажи, что произошло в Питере за мое отсутствие? Тучков мост отремонтировали?
– Нет, еще не работает полностью.
– Вечно это одностороннее! Как приеду из санатория – обязательно залетаю под кирпич. Четвертая линия… То туда, то сюда кирпичи меняются. Как сейчас?
– Да вроде стабильно.
– Стабильно тут у них!
– Что ты бухтишь? Приехал с курорта и бухтишь.
– Есть причина.
– Какая?
– Прямо сейчас и буду рассказывать!
Что-то в Никите изменилось в лучшую сторону. Хоть он и демонстрировал показное недовольство, это был совсем другой Никита, которого я знал давно. Влюбился он там, что ли?
Мы приехали к его дому. Он открыл автоматические ворота, нажав кнопку на брелке. Я припарковался на гостевом месте. Мы взяли вещи и поднялись на шестой этаж.
– А что в коробках? – спросил я, хотя уже отлично понимал, что в них находилось.
Одна из коробок была с отверстиями. В таких в былое время, когда в городах был дефицит овощей и фруктов, отдыхающие везли с юга вкусные и свежие помидоры, огурцы, яблоки и груши. По запаху я догадался, что в этих коробках лежало что-то съестное.
Дома он открыл коробку с отверстиями, в ней лежали хурма, виноград разных сортов.
– И что, тебе нужно было меня тащить через весь город, чтобы это принести? Ты такое же в магазине купишь! – упрекнул его я.
– Ни черта ты не понимаешь. В супермаркете ты не знаешь, когда сорвано, как хранилось, как доставлялось, а здесь, - он взял кисть винограда янтарного цвета, - вот посмотри, вчера еще висела на лозе, а сегодня лежит у меня на столе.
– Если не считать двое суток в душном купе…
–  Вечно ты… Еще когда начальником моим был… Все конструктора любят острые углы, не понятна тебе поэзия!
–  Я не знаю конструкторов-поэтов, прозаики еще получаются, а у поэтов линия должна быть прямая, углы должны быть прямые. Ладно, показывай, откуда запах такой?
Он открыл вторую коробку. Как я и предполагал, в ней лежали рыба и мясо. Это были сом, сазан, карп, копченый и вяленый лещ.
– И это мог бы не везти, в рыбном есть и лучше.
–  Без толку с тобой спорить.
В третьей коробке было три отсека: в одном лежала тушка копченой нутрии и всякие сорта копченой колбасы самых разных форм, во втором отсеке были сало и бекон, в третьем отсеке – бутылки. Я достал одну бутылку с изображением лошади на этикетке.
– Что это за кобыла?
– Ничего не понимаешь, истории не знаешь, это не кобыла, а скаковой жеребец, звать его Анелин. В свое время за этого Анелина давали громадные деньги. А потом подсчитали, что он выиграл на скачках столько золотых призов, что вес золота в наградах больше, чем весил он сам! Такие были лошадки. Выращенные на конезаводе Краснодарского Края. Историю знать нужно. Я в душ, а ты давай хозяйничай. Нарежь хлеб, вымой овощи. Коньяк можешь не мыть.
Он ушел в душ, а я достал все эти деликатесы, стал мыть виноград, попутно сделал из балыка сома бутерброд и тут же полакомился. Нарезал сало, нутрию, разложил овощи на тарелках. В общем, когда Никита выходил, у меня уже был собран стол, оставалось только украсить стол бутылкой. Я поставил коньяк в центр стола. На этикетке значилось название – «Большой приз».
Появился Никита, я предупредил его, что коньяк не мыл, только полотенцем обтер. Мы сели за стол, я стал расспрашивать друга, как его дела, что нового с ним произошло. Он начал свой рассказ:
– Что сказать, отдыхать не работать, отдых почти всегда хорош. Ты же был в Геленджике. Городок прекрасный, особенно набережная. Когда я первый раз приехал в Геленджик и прогуливался по набережной, ее тогда только-только обустроили, мое внимание привлек дуб. Он рос прямо посреди дорожки, и при строительных работах его не стали срубать. Может, помнишь, у нас на Каменном острове тоже был огорожен дуб, и табличка была, гласившая, что, по преданию, этот дуб сажал сам Петр Первый. Сейчас там, правда, посажен молодой дуб, тот пострадал во время войны. Хоть и лечили его, но без особого успеха. Петровскому дубу было больше трехсот лет, а геленджикскому – не знаю сколько. Ствол в два обхвата на уровне полутора метров от земли. От ствола отходят мощные ветви, частично обрезанные. Мне даже стало жаль, что люди нанесли такие раны этому великану.
И сейчас по прибытии я первым делом решил навестить своего старого приятеля. Оформил бумаги, получил ключи, разместился и, не переодеваясь, пошел к набережной.
Подошел к дубу. Листва еще не осыпалась, но кое-где листики начали опадать. Я поздоровался с ним, приложив руку к стволу. Дуб как будто поприветствовал меня в ответ, слегка махнув ветвями. Я прижался к нему спиной и стал смотреть вдаль на закат, на море. Море было тихое, спокойное. Вокруг прогуливался народ. По велосипедной дорожке катались любители велопрогулок, дети гоняли на самокатах. А я стоял и любовался вечерней зарей.
Вдруг около меня появился велосипедист. Сначала я подумал, что это мужчина, а это была женщина. Красивая, в спортивном костюме, на дамском велосипеде с характерной рамой. Она остановилась неподалеку от меня, улыбнулась и поздоровалась. Я поприветствовал в ответ.
– Можно вас сфотографировать? – спросила женщина.
– А мы с вами знакомы?
– Не знаю, не помню. Когда ехала в ту сторону, мне показалось, что знакомы, а сейчас смотрю и понимаю, что вряд ли. У меня плохая память на имена, но лица запоминаю. Я вас сфотографирую и запомню ваши имя и отчество. Как вас зовут, кстати?
Я назвал себя.
– Теперь у меня отложится в памяти, что вы Никита Петрович. Который под дубом. Буду вас помнить.
Она назвалась Анастасией, и мы познакомились. Мне не очень понравилась ее назойливость, но я решил оставаться джентльменом.
– Вы местный? – продолжала расспрашивать меня она.
– Нет, не местный.
– А что вы здесь делаете?
– Сейчас я любуюсь закатом.
– А как здесь очутились?
– В санаторий приехал.
– В какой?
Я назвал.
– А почему я вас не видела? Я тоже в этом санатории.
– Вы и не могли меня видеть, я только приехал. А вы здесь катаетесь на велосипеде…
– Очевидно, опоздали на обед?
– Угадали.
– Если вы еще десять минут будете любоваться здесь закатом, за это время я успею сдать велосипед и вернусь, смогу составить вам компанию в пути до санатория.
Я что-то невнятно пробурчал в ответ.
– Хорошо, подождите, – как ни в чем ни бывало, сказала Анастасия и уехала, а я продолжал стоять на месте.
Я не собирался заводить знакомств, и мне не очень понравились ее расспросы, но что-то в ней было для меня необычным. Расспрашивая меня, она улыбалась, и глаза ее при этом сияли искренне.
Через какое-то время она вернулась.
– Идем или еще полюбуетесь?
– Пора, – просто ответил я.
Она взглянула на часы.
– Да, где-то через 45 минут ужин.
Мы двинулись. Она поинтересовалась, откуда я приехал, задавала вопросы про семью и просто болтала о том, о сем. Когда мы зашли в лифт, она нажала на кнопку третьего этажа, мне нужен был тот же. Анастасия достала ключи, на которых было написано: 316. У меня был номер 317.
– Вам полчаса будет достаточно привести себя в порядок?
– Да, вполне.
– Хорошо, тогда через полчаса я к вам постучу.
Я принял душ, побрился, надел джинсы и майку. Рубашки в чемодане помялись. Через полчаса раздался стук в дверь, я открыл, передо мной стояла Анастасия. Она была в платье, на голове – аккуратная прическа, в ушах – серьги. Она стала выше и стройнее: она была на каблуках.
– Вам майка идет больше, чем рубашка, – сказала она, не дождавшись комплимента от меня. – Я пригласила бы вас за свой столик, – говорила она по дороге, – но у нас уже четыре человека. Диетсестра покажет вам, где сесть. Приятного аппетита!
Я занял место, указанное диетсестрой. Официантка подала мне ужин. За столиком  со мной сидела пожилая пара. Мы познакомились, они поинтересовались, откуда я, и сообщили о себе, что приехали из Кургана. Мы говорили, о чем уместно говорить за столом. Я решил покончить с ужином побыстрее, чтобы остаться наедине с собой. Когда я уже почти вышел из ресторана, за спиной раздался знакомый голос:
– Никита Петрович, вы меня в холле подождите, я сейчас!
Пришлось задержаться.
– Какая у вас программа? – спросила Анастасия, покинув ресторан.
– Не знаю. На информационном стенде сообщается, что сегодня выступает какой-то артист, а потом танцы.
– Я была на одном концерте, акустика плохая, аппаратура оставляет желать лучшего, издевательство над барабанными перепонками, не советую вам. Давайте просто погуляем по набережной. Через десять минут на этом месте?
– Давайте.
Через десять минут мы вновь встретились. Она предстала уже в другом спортивном костюме. Этот был не таким обтягивающим, как тот, но тоже подчеркивал ее фигуру. Темно-голубого цвета. Сразу было видно, что фирменная вещь, а не китайская подделка.
Мы отправились к морю, она расспрашивала меня про Питер, я тоже задавал некоторые вопросы. Выяснилось, что она с Поволжья. В Петербурге была всего пару раз, о чем сообщила, не вдаваясь в подробности, но по расспросам я понял, что она хорошо знает город и даже пригороды.
Так продолжалось несколько дней. После завтрака процедуры, после процедур обед, затем тихий час, а потом мы гуляли с ней по городу.
Как-то раз пришли на танцы, но не танцевали. Я сказал ей, что после смерти жены мне не до танцев. Услышав это, Анастасия тоже отказалась танцевать. Больше мы на танцы не ходили, просто гуляли.
Она как будто опекала меня, что иногда меня немножко раздражало, но чаще было приятно. Когда я приходил в номер спать, мне казалось, что мне ее уже не хватает, так я привык к ее обществу.
В субботу, когда процедур не бывает, она после завтрака предложила съездить на ярмарку. Я не возражал.
Торговали там прямо с машин, стоявших почти впритык друг к другу, а на тротуарах громоздились прилавки. Покупать мне ничего не хотелось, я просто ходил и рассматривал, что продают местные торговцы. Зато Анастасия делала много покупок, разговаривая почти с каждым торговцем, и мне показалось, что те общались с ней более охотно, чем с другими. Она покупала и колбасу, и мясо, и рыбу. И фрукты, и овощи, и соленья. Все это укладывалось в пакеты и, естественно, оказывалось в моих руках. Когда уже некуда было складывать, она спохватилась, что накуплено столько закуски, а вина нет, и направилась к магазину «Вина Кубани».
В санаторий мы вернулись почти к самому обеду.
– Давайте так. Сейчас пообедаем, отдохнем и затем продегустируем приобретенные деликатесы.
В ответ на это я хотел деньги отдать, а она:
– Нет-нет, я угощаю.
Мы сходили на обед, а потом она говорит:
– После тихого часа я к вам постучусь.
В четыре часа постучалась. Я уже оделся. Она пригласила меня к себе. Я зашел к ней и был поражен, во-первых, сервировкой стола, на котором были разложены и колбаски, и рыбка, и овощи, и фрукты. У меня разбежались глаза. Я взглянул на нее – она такая красивая! В общем, не могу тебе объяснить, ты сухой, конструктор, вы не поэты... Смотрю на нее и думаю: я намного старше, ей со мной должно быть скучно, но она пригласила меня...
Мы сели, она предложила на выбор коньяк или вино. Коньяка не захотелось. Пили вино. Она угощала меня деликатесами, к моему удовольствию.
– Мы уже целую неделю знакомы, а я тебя совершенно не знаю, расскажи о себе, – сказал я.
Она задумалась и стала говорить:
– Маму я свою совсем не знаю. Знаю папу. До семи лет я жила у дедушки с бабушкой, а после семи приехала к папе, нужно было в школу идти. Я спрашивала его, где мама, а он говорил, что мама умерла, что ее нет. Когда я подросла, мне один из отцовских охранников рассказал нашу семейную историю. Мой папа бизнесом занимался и был спортсменом, какая-то своя секция у него была единоборств, то ли ассоциация. Все время был занят. А мама моя очень красивая была. Иногда она ездила за границу с друзьями. И когда мне еще и двух лет не было, она не вернулась из-за границы, а потом прислала письмо, что встретила там человека, которого полюбила, и просит мужа дать ей развод, а дочь она заберет к себе.
«Гнев твоего отца был ужасный, – рассказывал отцовский охранник. – Он послал туда своих людей с наказом, чтобы привезли ему заверенную нотариально бумагу о том, что жена отказывается от ребенка в пользу отца, и заявление о разводе, но чтобы с головы ее ни один волос не упал. Поставленная задача была выполнена гонцами. Ее не тронули, а любовника помяли. В то время был хороший метод убеждения – электрический утюг...» Так я лишилась мамы.
Несколько лет я жила у бабушки, а с семи лет жила в доме отца вместе с бабушкой. По отцовской воле, у меня было много домашних обязанностей: я должна была помогать прислуге по дому, убирать, посуду мыть, окна. Бабушка пыталась возразить, ведь я еще ребенок, а отец сказал, что его дочь станет в будущем руководителем его фирмы, и чтобы с людей спрашивать, она должна быть соответственно воспитана и знать что спрашивать.
Отец оформил на мое имя магазин, где я обязана была убираться, полы мыть и стекла. В 12 лет мне доверили работать на кассе. А жили мы за городом. Отец разрешал мне ездить в школу только на автобусе, хотя у него машины были. Никто не знал в школе, кто мой отец. Когда подружки видели, как я в магазине убираюсь, они насмехались надо мной, а я им объясняла, что подрабатываю на сникерс и кино. Когда я уже стояла на кассе, они стали по-другому смотреть на меня.
Настало время, когда я стала директором магазина. Хоть я еще в школе училась, но меня называли по имени-отчеству. Каково же было удивление моих одноклассниц, когда они зашли в магазин и слышат, как ко мне обращаются по имени-отчеству. Они не поверили своим ушам и глазам.
 По школе быстро разнеслось, что Анастасия – хозяйка магазина. Я была в девятом классе. Мальчишки из десятого класса однажды подкараулили меня втроем после уроков, один достал нож и говорит: «Гони деньги! Звони в свой магазин, чтобы нам сто тысяч выдали». Но не на ту нарвались. Отец научил меня боевым искусствам и научил даже стрелять из боевого оружия. Когда эти мальчишки достали нож, я немного испугалась, но вспомнила, чему учил меня отец. Удары были очень эффективны. Тот, что с ножом, схватился за живот и заорал, второму тоже досталось, третий выскочил из класса. Оказавшийся рядом одноклассник Вася, который за мной все увивался, позвонил в полицию, и те быстро приехали.
Отец ужасно разгневался и поговорил с директором на повышенных тонах. Втайне от всех ко мне был приставлен охранник, который стал в школе преподавать физкультуру. Меня стали возить на машине и в школу, и на работу. Вот так я и жила.
Когда закончила школу, любви у меня не было. Вася этот был моим другом, он пытался объясниться, но я ему сказала, что не могу его полюбить. Он был маленького роста, в очках, щупленький, не мой тип.
После школы я поступила в институт на заочное отделение, а отец подарил мне кафе и парфюмерный магазин. Свободного времени совсем не оставалось. Подружки повыходили замуж, а мне было некогда устраивать личную жизнь. И вот однажды мне говорят, что в нашем городе появился не то писатель, не то поэт, красавец, высокий блондин с голубыми глазами. Остановился в гостинице. Первый раз я его увидела, когда мы с подружками пили кофе, зашел он, бросил взгляд, никого не замечая, демонстрируя себя, подошел к стойке, заказал кофе, сел спиной к залу, долго сидел, потом повернулся, не глядя ни на кого, и ушел.
Второй раз я его увидела, когда он зашел в ночной клуб, он тоже уже был мой, отец его купил и, как он выразился, подчистил. Мне потом сказали, как его чистили те же ребята, которые занимались единоборствами. Когда появлялся торговец наркотиками, они заставляли его съесть их самому. Некоторые съедали, а потом их находили с передозировкой, пытались возбудить уголовное дело, но не было доказательств, что это было насилие. Поэтому в клубе наркотиков не было, и охрана строго следила за этим.
И вот однажды мы отмечали день рождения. Зашли в ночной клуб, он тоже заявился, подошел к барной стойке, заказал кофе, но теперь он смотрел в зал. Наши взгляды встретились, мне показалось, что я встретилась со зверем, такой взгляд у него был, как у хищника. Я закрыла глаза и головой потрясла, так мне было неприятно. Возможно, это от бокала вина. Жуткое ощущение осталось надолго.
В другой раз я была в магазине, когда зашла помощница и сообщила, что появился красавчик, что-то хочет купить. Я вышла, он разговаривал с молоденькой симпатичной продавщицей. Говорит, что его пригласили на вечер, и он не знает, что подарить жене приятеля, кроме цветов. Я подошла и сказала, что я хозяйка и могу помочь. Он мимо ушей пропустил, не глядя на меня, а я стою, как мебель, при них. Продавщица ему, в конце концов, что-то продала, и он ушел. Меня такое зло взяло, думаю, ах ты такой-сякой, даже не обратил на меня внимания!
Прошло какое-то время, мы отмечали день рождения подруги и после ресторана зашли в ночной клуб. И вдруг он вновь появился, опять подошел к барной стойке. Теперь он смотрел именно на нашу компанию. Я изредка на него поглядывала, он что-то сказал бармену, что-то ему дал, очевидно деньги, тот подошел к оркестру, когда оркестр приготовился играть. А он поднялся, приблизился к нашему столику и говорит: «Можно ваш девичник разбавить?»
Заиграли вальс, он пригласил меня, я с удовольствием пошла. Это было сказкой, у него такие сильные руки, он так передвигался, что я просто летала. Никто не танцевал, все отошли в сторонку, а мы танцевали. Я закрыла глаза, а он кружил меня. Это было так прекрасно, здорово, и я не заметила, когда музыка закончилась.
– А мы продолжим, – сказал он.
И мы танцевали с ним весь вечер. Я забыла о подругах...
Мы начали встречаться. Однажды он пришел ко мне в магазин. Мы отправились погулять. Я спросила у него, чем он занимается.
– Творческая натура, – ответил он. – Я учился в театральном на режиссерском факультете. У меня был готовый сценарий, меня приглашали иногда на роли, главных не давали, я неизвестный, а играть в эпизодах мне не хотелось. Я хотел сняться в главной роли по своему сценарию, который рассматривал худсовет. Из моего сценария повыбрасывали то, что мне казалось основным, и заменили драками и водкой, мне это не понравилось, и я решил, что в такой интерпретации я сниматься не буду. И ушел, решил создать что-то свое на эстраде.
 Требовалось создать коллектив исполнителей, музыкантов, композиторов, поэтов. На это ушло два года. Подобрался хороший коллектив, все молодые. Но денег не было, а надо было купить аппаратуру, инструменты, снять зал. Я влез в долги, в кредиты, думая, что все это окупится.
И вот состоялся наш первый концерт. Он еще не кончился, а мне уже поступили предложения. Я обрадовался успеху, но рано радовался. Когда я стал заключать договора, мне стали отказывать под разными предлогами, то заняты залы, то еще что-то. А потом подошли ребята и сказали: не рыпайся, здесь ты ничего не получишь, езжай на периферию.
Я поехал в один южный город и организовал там концерт. Но получился казус. Не успели мы расклеить свои афиши, как их кто-то стал залеплять другими, на которых сообщалось, что какие-то знаменитости выступают на тех же площадках, только раньше нас. В результате к нам пришло всего несколько человек. Вырученных денег не хватило даже на оплату аренды. Помогли друзья. С артистами я рассчитался частично деньгами, частично инструментами.
В общем, с этим у меня тоже не получилось. Сейчас я пишу поэму и роман. Идет тяжело.
– Вот возьми золотую карту для своих расходов, – предложила я ему.
 – Ну что ты, нет-нет, не надо, я справлюсь сам, – стал отказываться он, но я все-таки вручила карту и написала код.
Мои встречи не остались незамеченными для отца. Ему все докладывали. Он заехал ко мне и говорит:
– Девочка, я понимаю, любовь, но хочу тебе сказать, что на карточке, которую ты отдала, я установил лимит.
– Как ты посмел! Это же мои деньги.
– Да, твои, но вчера с твоей карты пытались снять очень большую сумму. Имей в виду, что лимит установлен так, что если с карты ежедневно пытаются снять деньги, превышающие лимит, то она блокируется на три дня.
Я возмущалась, но привыкла слушаться отца и уважать его решения.
– Если захочешь подарить ему недвижимость, ты мне скажи, я ему по доверенности дам, – добавил отец.
Этого красавца звали Марк. Через какое-то время он попросил у меня машину и катер, чтобы иметь возможность писать поэму и роман не только в городских условиях, но и на природе.
И вот он сделал мне предложение. Я с радостью согласилась. Свадьба была пышная, отмечали в моем ресторане.
К этому времени папа построил для меня загородный дом, мы переехали жить туда. Марк продолжал писать поэму и роман. Утром я вставала пораньше, готовила завтрак, приносила ему, потом уезжала, а он говорил, что будет творить. Потом он приезжал ко мне на работу, и если у меня в кабинете были поставщики-мужчины, он начинал при них выказывать свою ревность. Поначалу мне льстило, что такой красавец ревнует меня, а потом меня это начало раздражать.
Когда мы собирались на вечеринки с подругами и с их мужьями, он обязательно делал всем замечания: то кто-то вилку взял не так, то кто-то чавкает, салфеткой не пользуется. Причем делал он это громко и в грубой форме, показывая, как нужно. После таких вечеринок у меня оставалось меньше друзей, и в конце концов, осталось только две подруги, которые иногда соглашались попить со мной кофе.
Прошел год, я решила отметить годовщину свадьбы. Дело в том, что свадьба состоялась в день моего рождения, поэтому я разослала приглашения одновременно на годовщину свадьбы и день рождения. В ответ от приглашенных стали приходить эсэмэски с извинениями, что не смогут присутствовать из-за разных обстоятельств. Я не ожидала такого и думала, что все равно придут. Пришли два человека. Это Вася и Жердь. Жору так звали, он был худой и высокий, откуда и прозвище. Больше никто не пришел с моей стороны.
А с его стороны пришло немало народу. Были девицы, о которых я знала, что они нехорошего поведения. Я спросила Марка, почему они здесь. Он ответил, что в его романе будут отрицательные герои, черты которых он списывает с натуры.
Когда я убедилась, что с моей стороны среди гостей никого не будет, кроме Васи и Жерди, я сказала директору ресторана, чтобы этих ребят обслуживали по высшему классу и вручили им подарки, когда будут уходить, а также развезли на служебных машинах по домам.
Вернувшись домой из ресторана, я уткнулась в подушку и ревела. За один год растеряла всех друзей, кроме Васи и Жерди. Я знала, что они были раньше влюблены в меня, а теперь у них уже семьи. Но они еще помнили меня, а остальные отвернулись от меня, и все это из-за Марка. Я отдавала ему все, а в результате осталась одна.
Ночью он не пришел. Его не было трое суток. Ко мне на работу пришел Вася, поблагодарил за подарки и вручил диск со словами%
– Посмотри дома одна. Обещаешь?
Я взяла диск и стала смотреть запись. И ты представляешь – мой муж Марк в объятиях нескольких девиц в постели, в сауне, в бане, на природе, на моем катере, во всех видах, которые невозможно даже представить!
Я взяла пистолет, хотела пулю себе в лоб пустить, но вспомнила, что это травматик, и подумала, что могу просто стать инвалидом. Я разрядила всю обойму в монитор. Вбежали охранники. Я сказала, что просто тренируюсь.
Я не знала, что делать. Через три дня явился Марк. Я включила ему диск.
– Ну и что! – сказал Марк. – Для творческой натуры нужна разрядка, чтобы можно было творить.
У меня не было слов: видя весь этот ужас на мониторе, он говорил, что это нормально! Для меня это было уже слишком.
– Тогда ты сейчас испытаешь разрядку!
Я достала травматик и выстрелила ему туда, где у него эти чувства. Он заорал, как недорезанный поросенок. Я не представляла, что так может орать человек. На выстрелы и крики прибежали охранники.
– В чем дело?
– Это творческая натура входит в роль. Ну-ка на стол кредитки и ключи от дома, катера и машины!
Он лежал и визжал. Я повторила. Он не реагировал. Я выстрелила в ягодицу.
– В барсетке, – произнес он между визгами.
Охранники принесли барсетку и вывалили содержимое на стол, кредитки, ключи от дома, от машины, от катера и документы.
– Заберите все доверенности и паспорт, а ему оставьте одно удостоверение водительское. И вышвырните его за ворота! Если приблизится ближе 50 метров, стреляйте на поражение.
Марк лежал корчился. Один из охранников взял его за шиворот и потащил. Он орал, что его убивают, что его изуродовали здесь. В этот момент приехал отец и увидел, как охранник тащи зятя по дорожке к воротам.
– В чем дело? – спросил отец.
– На свалку велено вышвырнуть.
– Давно надо было.
Отец зашел и поинтересовался:
– Что, детка, случилось?
Я молча включила ему видеозапись.
– Я это знал.
– Почему не говорил?
– Любовь – такая вещь, что может сделать близких людей врагами. Я сразу понял, кто он такой, и узнал, что он альфонс. Но ты его полюбила, поэтому я попросил тебя не делать дорогих подарков. Ты его любила, но любовь имеет и обратную сторону. Я очень тебя люблю и не хотел тебе быть врагом. Если бы я сказал тебе тогда, ты бы меня возненавидела. Ты молодец, что оставила его паспорт. Я оформлю развод.
Отец взял паспорт и уехал. Через пару дней вернулся:
– Ты замужем не была, потому что не существует такого человека.
– Как не существует? Он же был!
– Я же тебе говорил, что он обманщик. Он соблазнил начальницу паспортного стола, и та сделала ему паспорт с вымышленными данными. Паспорт-то настоящий, но человек фальшивый, нет такого человека, так что твой развод состоится быстро.
После сообщения отца появилась легкость, спокойствие. Не было человека, я это все придумала, оболочка была, в которую я была влюблена, не было у нас с ним контакта, чувствовала я себя сжато и стесненно, а тут слетело, я стала прежней, мне стало легко, хорошо. Теперь я дышу свободно.
Я разослала письма с приглашениями отметить развод. Все откликнулись, все приехали на праздник моей свободы.
...Я слушал эту женщину и не знал, то ли жалеть ее, то ли что… Я сел рядом, обнял ее, она прижалась ко мне, и я спросил:
– Почему ты выбрала меня?
– Когда я увидела тебя рядом с дубом, мне захотелось поговорить. Потом я навела о тебе справки и узнала всё о твоей жизни. Мне показалось, что я очень похожа на твою жену. А ты уже четыре года находишься в депрессии. Я подумала, почему бы этому человеку не быть счастливым еще раз. Я тебя полюбила, о таком мечтает любая женщина. Ты со своей женой прожил счастливые годы, может, и мне повезет с тобой.
Она прижалась ко мне, я взял ее головку двумя руками, посмотрел ей в глаза, на них были слезы, я поцеловал ее в губы, она меня обняла...
Заболтался я тут с тобой. Хоть бы вина налил. Я тебе больше ничего не скажу! Но добавлю, что наши номера в санатории мы сменили на двухместный люкс, вот и все.
Эти коробочки она готовила, чтобы тебя угостить. Через неделю приедет, я тебя познакомлю.
Через неделю я познакомился с этой женщиной и думаю, что это будет хорошая пара.