Как мало некоторым надо. Только лёгкий намёк на то, что не в тот огород камушек закинули, рассказав притчу о уязвимых душах и ранимых сердцах, на что сходу узнали, что ошиблись, что эта ранимая душа давно не плачет, она выплакала все кровавые слёзы и теперь смотрит на мир исключительно сухими глазницами, и что друзей в реальности у человека может быть ну, два, три — уже с трудом верится, что друзья, один друг, если есть, то это уже, считай тебе повезло, остальные проявляющие сочувствие к тем, кто кричит на весь мир, как ему не повезло, какая он жертва обстоятельств или недоразумения, о том, как пострадал ни за что, те, кто проявляет сочувствие к таким крикунам, блефуют и только потому, что никогда чужое, чужая боль не станет твоей, хотя бы потому, что ты её не ощущаешь.
А нужно было так мало, просто понять, но понимать мало, кто хочет. Тут всё происходит совсем наоборот, такой приложит все усилия и усугубить твою и так не лучшую ситуацию в разы.
И вот, когда вскрылась вся правда, оказывается ты не болеешь, нет, не за весь мир, за него-то как раз болеешь и ещё как, но знаешь, что помочь всем людям просто не в состоянии физически, а то, что давно не плачешь по поводу конкретных людей, тех, что с радостью плюют в других, а они утираются и с мыслями, что в другой раз–то или промахнутся, или перед тобой будет другой человек и поймёт, наконец, что ты хотел только хорошего, и даже скажет спасибо.
А ты сам давно устал от тех, кто плюёт, устал думать и надеяться на следующий лучший исход, ты просто пожил и прожил, и убедился, что не всё так просто в этом мире, в мире, наполненным хорошим и плохим, когда второго всегда было и есть больше, и то, что такое равновесие существующей несправедливости в этом мире, старо, как сам этот мир, что вросло оно и застыло в том ледниковом периоде, оказавшись вместе с мамонтами в капкане абсурда, и что как мамонта не оживить, так и не вернуть к жизни несуществующую никогда справедливость этого мира, короче, ты понял, что друзей много не бывает, что тот, кто пытается казаться хорошим и добрым, блефует, не сочувствует, а тебе нужно только понимание, а вот, его-то как раз и нет.
А иначе, почему другая правда жизни тут же всплыла на поверхность, после первой, после просьбы оставить мир таким, какой есть, где есть немного добра, а всё остальное, это сплошное зло.
После слов — А как мы вообще, будем жить в мире без зла, где будет царить одно только добро? Мы даже не сможем услышать от кого-то таких или подобных слов, как "не стоит проповедовать месть", ибо никто их не скажет, повода не будет, а следом никто не узнает, что у этого человека случилась беда, а он не озлобился, потому что и это вряд ли произойдёт, просто он не пострадает, и его близкие люди, причинившие ему боль, тоже будут такими же хорошими и милыми, как и он сам.
Куда скатиться мир, в тему вечного добра, без зла? Что будут проповедовать священники, сами, будучи белыми и пушистыми, о чём будут писать писатели, рассуждать философы, любители взвешивать зло и добро, о чем будут говорить простые люди, если даже их таким образом, без наличия в мире зла, лишат возможности почувствовать себя хотя бы на один миг героями дня, способными на бескорыстие, потому что все знают, и они тоже, но не хотят признаваться в этом даже самим себе, что говорить легче всего, а вот делать?
Это-то уже для некоторых вопрос давно риторический.
Так зачем лишать мир злодеев, а людей возможности общаться,зачем делать жизнь пресной и не интересной, где всё равно эта пропорция, где зла всегда больше, чем добра, давно уже стала стабильной, и никто, уже никогда своими признаниями и призывами к лучшему не пошатнёт сию вековую твердыню.
Как и две правды, первая с признанием усталости поисков и бесполезности этих поисков, и вторая, когда узнал о таком откровении и тут же перестал восхищаться, почти петь оды и дифирамбы твоим талантам умению жить, говоря до того, что ты настоящий.
Да, настоящий, но до того момента, пока не стало известно, что не желаешь проливать слёзы просто так. Устал! И благо, выбыл из списков хороших людей, ибо были они, те, что только что тебя признавали, не настоящими, теми, кто блефовал изначально, а ты им не позволил блефовать, ты сказал им правду, не горькую и не сладкую, а просто правду о том, что не раним, что не уязвим, что просто очень хочешь никому не мешать, и всё.
И всё, ты даже не в списке хороших людей, ещё минуту им оставаясь, как незаметный взмах крылом, что б показать, что этот, только что хороший, не обидел, что ты всё так же хорош, и следом, всё. Просто потому, что не согласился с тем, что такое добро.
И всё. Ты не в списке тех, кто только что говорил правильные вещи. Ты просто не то сказал, не так подумал, как, кому-то хотелось. А им хотелось быть добрыми. Сделать добро и отскочить куда подальше, потому что знают заранее, что будут бить.
А может, твоё добро на фиг не нужно было тому, кому удружил, а то, с чего бы это он по ушам решил надавать? Не потому, что не благодарный, не потому что так же не умеет, а просто потому, что ему и от тебя не нужно было, в голову не пришло? Нет, не пришло. Я же добрый. И по сути к себе самому.
И тоже всё!
Какие всё же смешные люди, но зато добрые. Смешные-добрые люди, оказавшиеся не способными на простое понимание, если только, исключительно себя любимых. Но это же давно доказано жизнью, хотим сочувствовать, выглядеть хорошими, то есть блефовать, а понимать не желаем. А ведь нужно было так мало, попробовать понять, чтобы не выглядеть смешным, и чтобы никто не сказал: какие смешные-добрые люди, потому что быть добрым и смешным одновременно, это уже совсем не смешно.