6
Не найдя другой работы с хорошей оплатой и возможностью заниматься детьми, Людмила устроилась на рынок торговать с лотка овощами. Хозяин платил еженедельно, добавлял процент с продаж, в сумме за месяц получалось тысяч пятнадцать, а то и более. Позволял брать домой подпорченные овощи, Людмила приспособилась меняться с продавцами фруктов. Поначалу соседки пытались обучить ее правилам лоточной торговли. Объясняли, как добавить вес на весах, устроить пересортицу, имея выгоду на разнице цен. Людмила отказывалась, покрутив пальцем у виска, опытные торговки отстали.
Испытывая нужду в деньгах, она часто задерживалась допоздна, набивая выручку, когда многие лотки уже не работали. Как-то к закрытию подошел Ашот – хозяин лотка, предложил отметить свой день рождения в соседнем павильоне у друга. Людмила отказалась. Хозяин давно оказывал ей знаки внимания, был настойчив, просил зайти на минутку из уважения. Помог собрать овощи, выплатил причитающиеся за оборот премиальные, и они прошли в соседний павильон. В мясном ларьке был накрыт стол, ей предложили шашлык, уговорили выпить немного вина. Оказав, как ей показалось, достаточно уважения, Людмила попыталась удалиться. Ашот преградил дорогу, удерживая за руку, настойчиво предлагал остаться, заметив при том, что ее кормили и поили, он дал ей денег. Пригрозив хозяину поставить в известность его жену, которую она не раз видела на рынке, вырвала руку. Видя грозно сверкающие глаза ухажера, громко хлопнула дверью на прощание, поставив точку в этом вопросе. Через день к ней подошла чрезмерно полная супруга хозяина, отчитав Людмилу за то, что она пристает к ее мужу, указала искать другую работу.
Устроилась торговать в китайские ряды. Хозяин Шен ранее торговал сам, теперь расширился, имел несколько торговых точек, где торговали большей частью китайцы. Последнее время он стал принимать на работу местных продавцов для уличной торговли. Платили нормально, но в сильные морозы не спасали валенки и горячий чай из термоса. В такие дни Людмила, по возвращении домой по полчаса сидела безучастно, просто отогреваясь.
К новому году торговля оживилась, народ покупал не только продукты. В толчее, царившей в эти дни, молодой парень попросил ее показать пуховик. Померил, попросил другой, еще один. Указал на верхний, Людмила, используя палку с рогатиной, кое-как подцепив, достала пуховик, обернувшись, не обнаружила привередливого покупателя, исчезнувшего с пуховиком. Кинулась в одну сторону ряда, затем в другую, воришки и след простыл. Вернувшись, обнаружила что пропало еще два пуховика, несколько джинсов, воришка явно действовал не один. Сумма получилась приличной. Извещенный хозяин, отнесся к происшествию спокойно, бросив «отработаешь», не выдал зарплаты. Людмила рассчитывала на деньги к Новому году, наобещав детям подарков, но Шен был неумолим. Скользнув по ней взглядом, предложил другой способ отработать долг. Все существо возмутилось предложению, в виски ударила кровь, но что-то екнуло под сердцем безысходной тоской нужды. Людмила согласилась.
На подгибающихся от страха ногах пришла на указанный адрес. Шен был не один. У него был его друг Лианг, с которым они начинали свой бизнес в России. Теперь Лианг большей частью находился в Китае, приезжал редко, и друзья, видимо, решили развлечься.
Далеко за полночь Людмила вышла в студеную ночь из подъезда девятиэтажки, ее колотило от пережитых унижений. У следующего подъезда прыгающий ком прорвало, ее стошнило раз, другой в подвернувшуюся урну. Расстегнула пуховик, вздохнула в себя морозного воздуха для облегчения, жар не проходил, и она опять согнулась в судорогах. Отпустило лишь тогда, когда, достав сложенную купюру в пять тысяч, сунутую Шеном ей в карман под протестующий жест Лианга, кинула в урну. Застегнувшись, угрюмо побрела домой по безлюдному городу, украшенному предновогодней иллюминацией. Остановившись у своей общаги, долго стояла, смотрела на свое окно, моргающее устроенной ею гирляндой. Бегом кинулась обратно. Купюра уже вмерзла краем в зловонную массу. Людмила аккуратно достала ее, обтерев о снег, сунула в карман. У подъезда общаги опять остановилась, истомленная неизъяснимой тяжестью груза. Извлекла из кармана злополучную купюру. С удивлением словно впервой, осмотрела пятитысячную банкноту. Желтая, мятая бумага, как нечто инородное, крайне противное, мерзкой улиткой пачкала своей слизью пропитывая руки. Почувствовав накатывающуюся тошнотворную волну, с содроганием мерзости за ней стоящей смяла купюру, отшвырнув ее от себя дальше, в снег. Тщательно до онемения оттерла снегом руки, губы.
Дома, усевшись за стол импровизированной кухни, горько расплакалась, глуша звук полотенцем. Содрогаясь каждый раз новым приступам от всплывающих картин унизительной оргии, устроенной похотливыми извращенцами. Униженная душа разрывалась, саднила разрываемая тоской оскорбленной женщины. Кусала, рвала зубами в бессильной ярости солоноватое от слез полотенце, вспоминая снисходительную улыбки Лианга, переходящую в гримасу…
Подошла к детской кровати, долго смотрела на подсвечиваемые всполохами новогодней гирлянды лица своих детей. Вздрогнула вдруг. Накинув платок, выбежала из начинающей пробуждаться общаги на улицу. Нашла в снегу купюру, крепко прижав ее к груди в сжатом кулачке, сотрясаемая мелкой дрожью то ли от холода, то ли от нервного возбуждения, поднялась к себе.