Каждую ночь мне снились лопасти корабельного винта.
Ужасный, склизский, скрипучий сон. Лопасти-огромные, покрытые рыжими ржавыми пятнами - торчали из корабля, словно только что прекратили своё движение. Словно корабль только что затонул, пробороздил рыхлое дно с песком и галькой, поднял муть и смирно улегся на дно. Но корабля я полностью не видела. Его я уже додумала наяву. А там, во сне, я всё смотрела на лопасти - грубые, толстые, мутно-стальные-голубые - и на кровавый след, развеянный по воде вокруг. Видимо, в винт попала какая-то рыбешка. Я не вижу там, во сне, но всем нутром чувствую жадную одуревшую акулу, которая вот-вот притаранит свое неповоротливое тело на узнаваемый приторный запах крови. Я узнаю этот запах носом, чувствую во рту, словно свежую рану облизнула.
Но это все ерунда! Акула и дальнейшая жизнь флоры и фауны подземного мира, алая взвесь в воде, суетливые матросы, барахтающиеся в спасжилетах или стройно мащущие веслами в лодках на поверхности воды, - это всё суета по сравнению с тем отвращением, которое я испытаю к крупным закругленным вентилям-лопастям.
Понятия не имею, что они значат.
Я не морячка, и родни такой не наблюдалось.
Перебирала в памяти все фильмы за свою жизнь, где могла впечатлиться подобной сценой. И некоторые даже непересмотрела. Но нет. Детские воспоминания передач Ива Кусто? Вряд ли. Вряд ли.
И почти каждую божью ночь лопасти корабельного винта.
Пошла к батюшке. Стыдно признаться. У кого в семье горе, у кого со здоровьем проблемы, а что я - дура городская с бессонницей что ли пойду на поклон? Смешно же. Смешно бы... Не может божья ночь пугать праведного человека. Поставила молча свечку, куда все ставят, и ушла домой.
Хотя вру. Они снились не всегда. Только по "праздникам". Стоило лишь мне немного успокоиться и начать обживаться в приятных жизненных мелочах, забыть о длинных одиноких вечерах в компании разве что старой царапучей кривобокой кошки, как под утро я подскакивала в постели.
Ощущение такое, будто в голове натянули леску и тащат её из уха в ухо, и скрипят, натаматывают на бухту. И перед глазами замедляются покрывающиеся ржавчиной лопасти неизвестного корабля.
Я даже пробовала заснуть снова, побороть себя и продолжить сон. Может, есть что-то дальше, что я должна увидеть? Я готовилась к любому ужасу. Да пусть хоть акула сожрет меня с потрохами, если я вообще в этом сне присутствую. Всё легче, чем знать, что кошмар повторится на какую-то из следующих ночей.
Когда мы познакомились с Вовкой, я была в своем ужаснейшем из настроений: голодная, замотанная от работы и гайморита, бурчащая про себя на ноябрьский ветер в лицо. И Вовка не в моем вкусе. На дворового пацанчика похож: тришки, капюшон на лицо, щеки в следах от подростковых угрей, черная куртка, кроссовки будто на 2 размера больше, объемные и светлые - ни к селу, ни к городу.
Я потом его спрашивала, чего он ко мне привязался и что вообще тогда во мне нашел. Всю дорогу, пока подруга Светка приставала к нему с расспросами, я воротила нос в другую сторону, думала о своём. Вовка, собственно, поэтому и присоединился к нам: приятель попросил его проконсультировать Светку по ремонту какой-то там техники. Я случайно оказалась рядом.
Вовка через пару дней выпросил телефон у Светки, позвонил.
- Ты же не смотрел на меня, - удивилась я.
- Всё, что надо, я увидел, - ответил Вовка.
Через полгода я переехала к нему. И кривобокую Нюру перевезла. Вовка смолчал насчет кошки, хотя характер у неё пакостливый. Первое время Нюра только и делала, что накидывалась с шипением на Вовку и будто нарочно
оставляла за собой клоки шерсти на его черных вещах. Я замучилась их отчищать. Спасибо, что в тапки не гадила. Боялась.
Зато я теперь не боялась. Лопастей не боялась. Когда ветки ночью бьют по окнам, не боялась. Когда на работе начальница в очередной раз грозит всех выгнать к чертовой матрёне, не боялась. Не боялась и всё тут. Расхрабрилась - сама себе удивляюсь! Никогда со мной такого не было.
Летом мы поехали с Вовкой на шашлыки загород. У него, считай, дачный участок в лесу. Крохотный домик, ни ограды, ни подъездной дороги, ни соседей - глухомань. Тишина! Речушка недалеко. Очень славно. Мы с ним молчуны, нам такие места по душе.
Около домика есть аккуратный туалет с острой крышей и окном-ромбиком под потолком и сторожка. И так мне защемило вдруг всё внутри, как я мимо сторожки проходила.
Будто в том сне. Но я не подала виду.
Глупый неопознанный страх. Мне теперь нечего бояться с Вовкой. Иду и повторяю себе: "Нечего бояться, мне нечего бояться". Солнце через листву бьет в глаза. Птички курлыкают. День в самом цвете. А я стою рядом с Вовкой с выпученными глазами, выхватила у него махалку для шашлыков и наяриваю так, что огонь поднялся да мясо пожирает.
- Ты чего? - спросил Вовка.
Я ему про лопасти не рассказывала. Скажет еще, что я слишком впечатлительная. А больше, как с тем сном, мне и не с чем сравнить тот ужас.
- Ничего, - отвечаю.
Ничего.
Ночевали там же, в домике. Вцепилась в Вовку. Почти все вино сама одна выхлебала. Закрываю глаза. Думаю: "Чёрт с вами, крутитесь" и нет сна, нет лопастей.
Под утро отключилась. Видимо поэтому пропустила, как Вовка на рыбалку ушел. Забрал надувную лодку из сторожки и дверь открытой оставил. И совсем сторожка не страшная. Издали.
Прибрала вчерашнее. Вовка вернулся с уловом, кинул на столик под соснами почти живых рыб, начал скрывать им кишки огромным ножом.
Я не брезгливая, нет. И вроде не беременная, чтобы так реагировать. И все-таки в нос ударил запах кишок и сладкой приторной крови. Я понеслась к речке.
Вовка всё ещё стоял там, потрошил этих несчастных рыб, которых мне до жути стало жалко. Непривычно смело, почти инстинктивно я подтолкнула лодку, прыгнула в неё, несколько раз порывисто взмахнула веслами, попала в неторопливое течение реки и замерла в отчетливом ясном свете солнца, в лодке среди глади неспешной воды и травянистых берегов.
Словно во сне, мне наконец вспомнились эти чертовы лопасти у взъерошенного дна. Я больше не испытывала ничего по поводу них.
Куда противнее мне теперь казался мой родной Вовка, глаза-оливки немых рыб на столе, заброшенная глухомань нашего будущего с гадливой кошкой, истеричной начальницей и моим терпеливым всёпонимающим неразговорчивым Вовкой. Мне подумалось, что вся моя жизнь до, вовремя и после лопастей - это отчаянный побег от страшного сна: неважно куда и зачем, лишь бы подальше, туда, где тихо, где земля под ногами, где хоть кто-то или что-то есть рядом.
Акула не приплывала. Там, во сне, меня и вовсе не было. Здесь, наяву, над кромкой воды сидела вроде бы я. Отражение молодящейся женщины в бандане колыхалось волнисто. Серая кожа лица, опытные мудрые глаза (кому оно надо, вся эта жизненная мудрость?), опущенные уголки рта - конечно, я помню это ежедневное зрелище в моем зеркале по утрам. Теперь к нему добавились искорки надежды за последние полгода с Вовкой. А если честно здесь, над дном: куда я плыла все эти дни, ночи, года, десятилетия?
Откуда я выдумала акул? У нас в округе водятся, пожалуй, только большеротые глубоководные томные сомы. И где лежит мой затонувший корабль, от которого так бередит душу?
Вовка уже догнал меня на берегу, махал руками и звал причалить. Он хороший, правда. И жаловаться мне в жизни по большому счету не на кого и не что.
Но я сидела посреди реки. Течение всё сносило и сносило дальше.
И мне хотелось плыть вперед и больше никуда не возвращаться.
03.12.2018