(эротические гаражные этюды)
Хорошо, сударыня, что у Вас ещё нет автомобиля, хотя всё к тому идет.
Мужики не понимают, какое преимущество они отдают добровольно, прямо на своих же глазах.
А вот в наше время задумчивое ковыряние мужа гвоздём в карбюраторе всегда представлялось жене неким священнодействием. То есть, муж в семье был уважаем, как шаман в стойбище. Это сейчас - как самец в стае мартышек. И то в лучшем случае. А тогда…
Тогда гараж был местом отдохновения от суеты быта и местом приложения правильных мужских инстинктов. Например, мы с Никандыром всегда в гараже что-нибудь мастерили.
Помню, готовились к очередному отпуску, для чего строили в гараже катамаран. Замысел был прост: соединить рядом две байдарки и поставить между ними мачту с парусами.
Ни я, сугубо сухопутный гражданин, ни мой друг - электронщик по профессии Никандыр - ничего не смыслили в морском деле. Но зато Никандыр всегда был переполнен идеями. Он нарисовал на пыльной стене гаража своим пальцем чертёж корабля, похожего на кривое джакузи с парусом, и далее мы действовали по этому шедевру технической мысли.
Совместный труд над какой-нибудь химерой весьма способствует развитию дискуссионных настроений на отвлечённые темы.
В тот день почему-то темой споров был патриотизм. Не спрашивайте, сударыня, меня, почему. Беседа настоящих мужчин не имеет ни конца, ни начала.
Кажется, сначала я рассказал об учениях по гражданской обороне, бездарно проваленных на нашем заводе. От этого плавно перешли к патриотизму.
Вернее, перешёл Никандыр. Выслушав про учения, он сказал:
- Патриотизм, Юра, у человека на генетическом уровне и отзывается сразу и мгновенно, как только требует обстановка. Особенно в нашем народе. Не нужны никакие учения.
Я, конечно, тут же возразил:
- А по-моему, патриотизм воспитывается. С детства. Кино. Книги, плакаты, песни… Гимн - самая патриотическая песня. Пение гимна побуждает человека любить свою отчизну.
- Попел и пошёл любить? С чего это ради?
- Потому что гимн государства отражает чаяния народа.
- Чаяния, говоришь? Интересная мысль. А, например, «Правь, Британия, морями!»?
- Это не гимн, это песня. Гимн у них «Боже, храни королеву!...»
- Вот! Мы говорим – отчизну, а англичане – королеву! Да такой гимн может помочь только самой королеве. Обрати внимание, как они, королевы, там в своей Англии, дольше всех живут. И не мудрено. Представляешь, если вся наша страна начнет петь «Юра, живи двести лет!».
- Двести не протяну. Мао Дзедун же не протянул тысячу. А ведь китайцы всем народом пели, съезд единогласно проголосовал – жить вождю тысячу лет… Подержи-ка эту жердь.
- Эта жердь подойдёт для гика. Гик – это палка, что идёт по нижней кромке паруса. А что там у американцев в гимне?
- Дословно не знаю, но там все куплеты про флаг. Дескать, будет стоять на всех континентах, а они будут его охранять.
- Знакомая песня. Похоже на «Дойче юбер аллес». И чем у немцев кончилось юбер аллес? А?
- Ну, ясно, чем. Но, кстати, у немцев гимн «Германия превыше всего» так и остался. И американцы добились своего - уже на всех континентах флаг расставили.
- Ладно. А что там у нас? Что в нашем гимне? Общая мысль.
- Ну, раскинулись мы широко, но никому ничего не отдадим.
- То есть, если коротко – «…нас не тронь, тогда и мы никого не тронем». Вот! А я о чем говорю! В нашей наследственности заложен этот взрыв: не тронь, а то получишь! Сверли здесь, где я отметил карандашом.
- Ты обратил внимание, что в хоре, который поёт наш гимн официально и по утрам, преобладают женские голоса? Это символично.
- Я, Юра, в шесть утра ещё сплю. Но когда Новый Год встречаю - обратил. Это Родина-мать поёт. А она у нас женщина. У женщин должен острее проявляться патриотизм. Они защитницы очага, дома и, соответственно, всего остального.
- Это спорный вопрос. Защищают, в конце концов, мужики. Американцы на своих военных базах по утрам строятся и поют свой гимн. От начала до конца. Где бы ни были. На всех континентах.
- Вот представляешь, как долго они настраиваются? Семь куплетов!
- Не семь, а четыре.
- Всё равно. Пусть четыре. А я могу вызвать огромное чувство тремя словами. Даже у тебя.
- Ну да? – я задумался. – Я только четырьмя, не менее.
- Какими же? – Никандыр с интересом посмотрел на меня.
- Нет, давай сначала ты.
Мы немного поспорили, кому начинать. Вышло всё-таки мне.
- «Я люблю свою страну». Вот, четыре слова. Попробуй, сократи.
- Да, если ты скажешь «Я люблю свою», то это про твою Светочку. А если «Я люблю страну», то тут много вариантов. На допросе в органах от тебя потребуют уточнить – какую. И не хочешь ли ты эмигрировать в Гондурас. Ладно, у тебя четыре слова - теперь моя очередь.
Никандыр замер, посмотрел внимательно на меня и вдруг крепко выругался в мой адрес энергичными тремя словами. В устах интеллигентного товарища моего это прозвучало довольно-таки неожиданно. Я, орудовавший в это время молотком, попал по пальцу и повторил выражение гораздо экспрессивнее, после чего замахнулся молотком на охальника.
- Ты что это? Сдурел?
- Вот, Юра! Какова реакция! А всё потому, что во фразе присутствует слово «мать». Вроде бы некая абстрактная мать, но на самом деле на генетическом уровне была оскорблена как раз та, которую поэты назвали «Родина-мать». Заметь, несмотря на тридцатилетнюю дружбу, ты был готов нанести мне в ответ серьёзное увечье. Чувствуешь? А как ты вскинулся! Любо-дорого… Наш патриотизм имеет взрывчатый характер. «Не трожь меня – и я не трону!». Точно по гимну.
Никандыр аккуратно взял у меня молоток и положил его на верстак.
- Мне кажется, что я тебя уже убедил. – Никандыр сочувственно смотрел, как я сосу свой отбитый палец. - Ну, прости, получилось слишком наглядно, согласен.
Я не успел достойно огрызнуться, так как мимо гаража прошла Тамара Арнольдовна и вежливо поздоровалась с нами.
Мы ответили нестройным хором и некоторое время полюбовались ею, почувствовав себя немного в отпуске.
Гараж Тамары Арнольдовны находился в противоположном ряду, почти напротив нашего с Никандыром.
Тамара Арнольдовна появилась у нас недавно, года три назад, когда купила гараж у вдовы Феди Абросимова.
Для того, чтобы сделка состоялась, совпало сразу несколько событий.
Ну, понятно, скончался Федя, Царство ему небесное, хорошо зажигание выставлял. Вы, сударыня, по молодости не знаете, что такое зажигание, и можете подумать – хорошо зажигал. И были бы не правы, Федя был обстоятельным и неторопливым мужиком. И чего его потянуло на то можжевеловое винцо – никто объяснить не может. По гаражным меркам, относительно средней вечерней рюмки в гараже, он, считай, и в рот не брал. В городе в тот день пострадало тридцать четыре гражданина, и не всем повезло.
Это первое событие.
Затем, где-то там, в другой жизни, не гаражной, отправили на пенсию Тамару Арнольдовну, тогда ещё нам не известную.
Тамара Арнольдовна служила паспортисткой. Я рассказываю сейчас о тех временах, когда выдача паспортов выросшим юнцам производилась людьми в погонах. Так человек сразу понимал, что он теперь не просто великовозрастный оболтус, а серьёзный гражданин своей страны.
У Тамары Арнольдовны тоже были погоны, но маленькие и, увы, недолго: её досрочно отправили на пенсию. В возрасте 28 лет!
Вернее, сначала её отправили на соревнования по самбо. Самбо - это самооборона без оружия, если Вы, сударыня, не знаете. Вы, наверно, сейчас подумали – как ушу. Хорошо, пусть будет по-вашему - ушу.
Проводили ведомственные соревнования районного масштаба, и не хватало женщины в команду по борьбе ушу. Начальник выстроил паспортисток в коридоре и приказал выйти вперёд добровольцу. Все зашумели и категорически отказались. Причины были уважительные. Во-первых, у всех были семьи с детьми или просто дети без семьи. А во-вторых – зубы. Зубы у всех были уже далеко не все, чтобы рисковать оставшимися на каких-то поединках.
У одной только Тамары Арнольдовны своей семьи ещё никогда не было, а были только погоны, да и то с самыми маленькими звёздочками. А главное – у неё были красивые мелкие зубки, все ещё целые и даже ни разу не сверленные, что автоматически выводило её в первые красавицы коллектива.
Сослуживицы Тамары Арнольдовны, провожая её на соревнования с фальшивой заботливостью, наставляли: «Береги себя, Тамарочка», - имея в виду, прежде всего её зубы и тайно надеясь.
Тренер показал Тамаре Арнольдовне несколько ушучьих телодвижений, которые она мгновенно освоила, так как с детства любила танцы. Тренер удивился её понятливости и сказал даже, что у неё большое спортивное будущее. Это наставление так воодушевило Тамару Арнольдовну, что помогло ей на соревнованиях сберечь зубы, до самого финального поединка и даже после. Но вот несчастье Тамару Арнольдовну всё-таки настигло в другом месте её организма.
Соревнования по борьбе среди женщин, сударыня, всегда отличались, да и сейчас отличаются большой сумбурностью и суматошностью. По любой борьбе, даже если призом служит соседская курица, забредшая не в тот огород. А тут на кону стояла честь района!
В последнем поединке, который в ушу называется «дуйлянь», и случилось это самое несчастье. В общей суматохе и свалке, которыми, как водится, заканчивались любые виды соревнований паспортисток – хоть по борьбе, а хоть по шахматам - Тамара Арнольдовна всё-таки смогла найти свою соперницу и героически закончила поединок ярким броском через себя и даже через судейский стол, который несчастливо оказался на пути броска. Однако при выполнении этого подвига районного масштаба Тамара Арнольдовна сломала большой палец своей левой ноги о пенсне судьи. После этого её вместе с судьей и другими участницами кучи-малы… виноват - дуйляня, сразу же увезли на скорой помощи в местную больницу. Судью, как пострадавшую больше всех, увезли бы ещё раньше, но та замешкалась, пока искала остатки пенсне.
После выздоровления Тамары Арнольдовны палец её потерял гибкость, а сама Тамара Арнольдовна потеряла интерес тренера к себе. Но Бог с ней, с борьбой и даже с тренером. Тамару Арнольдовну вынуждены были проводить на пенсию! Досрочную, как я уже говорил, пенсию по профнепригодности. Из-за торчащего не в ту сторону пальца на главной рабочей конечности у неё резко изменился почерк левой ноги при заполнении паспортных бланков.
Сбылись мечты завистниц на службе – красавица покидала их коллектив. На радостях сослуживицы скинулись и купили Тамаре Арнольдовне автомобиль, а заодно и права.
Сначала Тамару Арнольдовну в наших гаражах звали исключительно «Дама, ну та…». Она была первой женщиной в нашем кооперативе. Не в смысле - первой среди равных, а в смысле, первой среди мужчин.
В наше время, сударыня, коррида, прыжки с самолета без парашюта, жонглирование гранатами с выдернутой чекой, а также вождение женщиной автомобиля одинаково считались грязными нравами загадочной, но чуждой нам западной жизни. Однако прогресс неминуемо наползал, и в своих поползновениях добрался, как видите, и до нашего гаражного кооператива.
Где-то на третий или четвертый день своего появления у нас, после двенадцати попыток заехать в свой гараж передом и заметив, что весь кооператив исподтишка наблюдает за её стараниями, она попросила загнать её «жигулёнка» ближайшего к ней соседа. Ближайшим соседом оказался Витёк.
Витёк сказал, что это дорого стоит.
Вообще-то в наших гаражах эта фраза считалась затёртой шуткой, не более. Витёк въехал бы и бесплатно, что он и сделал без всяких затруднений. И уже хотел отправиться в свой гараж продолжить чистку домкрата. Но «Дама, ну та…» вздохнула и сказала, что в том ведомстве, где она раньше служила, за базар было принято отвечать. Поэтому пусть уточнит, сколько она ему должна и каким путём ей надо расплачиваться: деньгами или ещё как…
Благородный Витёк гордо ответил, что он никогда не смог бы взять с дамы никаких денег. «Значит, ещё как…» - сделала вывод «Дама, ну та…», вздохнула еще раз, взяла из своего автомобиля бутылку благородного французского вина, невиданного дотоле в наших гаражах, сыру и колбасы и пошла в витьков гараж. После двух стаканов необыкновенного по своему благородству напитка, благородство Витька также достигло высшего накала. Воровато оглядываясь, не видит ли его кто из соседей, он запер ворота гаража изнутри… И дальше то, что происходило внутри гаража, мы знаем исключительно из невнятных витьковых междометий и туманных фраз, типа: «…Она сказала, что французский поцелуй после французского вина слишком шершав…».
С тех пор гаражное общество признали даму как бы своей, не чуждой маленьких слабостей, которые раньше почему-то - скорее, по недоразумению - считались чисто мужскими. Я, сударыня, имею в виду вино.
От Витька все узнали про её чемпионство в ушу. Мгновенно кличка «Дама, ну та…» трансформировалась в японозвучащую «Тадама». Согласитесь, сударыня, в этом прозвище действительно слышится что-то японское, романтичное. И даже сказочное - ввиду отдалённости загадочной Японии от нашего гаража. Я как-то прикидывал по глобусу – дальше, чем до Америки, если по ортодромии через полюс.
А вот сама Тамара Арнольдовна после знакомства с Витком напрочь оставила мысль научиться заезжать в гараж. Хотя учиться заезду не переставала. Чем-то увлёк её сам процесс обучения.
Через год таких заездов Витёк уже подумывал, не научить ли и в самом деле Тамару Арнольдовну? Хотя бы передом. Но та отреагировала бурно, и даже применила парочку каких-то приёмов из своего женского арсенала ушу. «Что ж, не получается передом - попробую теперь задом», - обреченно вздохнул Витёк, когда рассказывал нам с Никандыром о перипетиях гаражных уроков вождения. Мы заметили за ним новую привычку – вздыхать по каждому поводу.
Никандыр, по простоте душевной решив помочь, как-то предложил Тамаре Арнольдовне особое изобретённое им зеркальце, в котором водителю отчетливо видно, куда едет автомобиль и о какую створку ворот он сейчас крякнется. Но Тамара Арнольдовна, узнав, что в зеркальце виден только автомобиль, а её там не будет, вежливо отказалась и сказала, что у Витька хорошо получается и без зеркальца.
Поздоровавшись с нами, Тамара Арнольдовна открыла свои ворота и решила подкрасить побитый передний номер своей жигулёвской “девятки». Машина, загнанная вчера Витьком, стояла очень удобно, побитым номером к открытым настежь воротам. Номер прекрасно был освещен ярким летним солнцем, дело обещало быть простым.
Тамара Арнольдовна, присев на корточки, начала с трудного - с букв. «Ладно, если б Витёк пришёл, - подумала она. – Увидел бы, как хорошо у меня получается…»
Но Витёк не появлялся. Впрочем, у него была уважительная причина, даже две: во-первых, вечер ещё не наступил, и Витёк был пока на работе. А во-вторых, мобильников тогда не было.
Конечно, если б Витёк подумал хоть мгновение о Тамаре Арнольдовне, он, возможно, и предположил бы, что женщина может ждать его у гаража. Но с некоторых пор Витёк, расставаясь с любимой, тут же простодушно и забывал о ней, по-мужски радуясь, что сегодня вечер удался – это были и все его любовные переживания в последнее время. Когда Вы, сударыня, научитесь рулить, газовать, тормозить и другим низменным мужским замашкам, Вы тоже будете забывать, например, о перекрестке, который только что благополучно проехали.
Тамара Арнольдовна перешла к цифрам. Кисточка её не дрожала, дело ладилось.
Мы с Никандыром некоторое время полюбовались её действиями, но потом опять принялись за катамаран. И напрасно, как потом выяснилось, потому что пропустили начало.
Сзади к Тамаре Арнольдовне подошли два местных упыря. Это были безобидные местные несуны – Рыжий и Заикатый.
Заикатый нёс на плече нелегкий мешок с различной металлической утварью. В утварь входили в основном детали от электричек, поездов и паровозов, добытых упырями «с железки». Так называлось депо железной дороги, близ которого располагался наш гаражный кооператив. Рыжий упырь тащил целую верхнюю полку от плацкартного вагона, оттуда же. Для удобства он возложил полку на голову, как носят поклажу женщины Востока.
Эти упыри слонялись по гаражам и выдавали паровозные железки за детали от антикварного «мерседеса», попавшего «только вчера, во-он за тем углом в ДТП... вдребезги, водитель отказался... "скорая" его перевязала, ногу вправила, ухо пришила, и он на самолёт в свою Германию долечиваться..." Полку они предлагали как заднее сиденье того же «мерседеса».
Все в наших гаражах их почему-то недолюбливали. Наверное, когда-то, соблазнившись, что-нибудь у них приобрели.
Мы с Никандыром не любили их потому, что они являлись вечной причиной наших с ним раздоров. Ну не раздоров, а так, небольших споров на нравственные темы.
Так однажды мы с Никандыром, долго сомневались, покупать ли у них блестящую ручку от неизвестной железнодорожной двери. На покупке настаивал Никандыр. Я вяло возражал, хотя тоже признавал известный всем парадоксальный закон природы, что чем больше с железной дороги крадут, тем богаче она становится. Государство же, не догадываясь об этом природном феномене, вечно ссужает её очередными миллионами.
Нам с Никандыром закон этот был известен ещё с детства, когда мы, ведомые этим законом, как-то свинтили с ржавого паровоза некую медную железку, в мальчишеских кругах – медяшку. Медяшку мы планировали натереть до блеска и сдать в металлолом: за блестящую больше платили. Но какие-то чумазые кочегары, не соблюдающие этот природный закон, нас поймали, медяшку отобрали и хотели сдать, куда следует. Однако увидев, что мы вот-вот наложим в штаны, только помазали мазутом наши лбы и быстро отпустили. Теперь, когда седые волосы уже не покрывали большую часть наших лысин, я, остро помня про те детские лбы и особенно штаны, категорически возражал против поощрения всякого воровства. Даже на неиссякаемой железной дороге.
И вот тогда Никандыр построил следующий коварный трюизм:
- Ручка уже украдена? Украдена. Она взята явно из металлолома: ты же не думаешь, что у этих злодюг есть время и инструменты всё это откручивать от настоящих вагонов? Так вот, давай представим, что ты, порывшись в своём не очень богатом словарном запасе, нашел-таки некие проникновенный слова, от которых эти упыри, зарыдав, пойдут возвращать всё набранное обратно в кучу. Или ты возражаешь?
- Возражаю. Ты поосторожнее про словарный запас…
- Хорошо, я не буду про словарный запас, я про кучу. Как ты думаешь, какие-нибудь другие бомжи не украдут из кучи это же самое? Ясно же, что украдут. Железная дорога, как мы с тобой учили в школе по физике, специально выдумана братьями Черепановыми для того, чтобы с неё все воровали. По этой причине ей положена туча самой разной охраны. Согласен?
- Более того. Мне кажется, эта охрана должна временами поощрять упырей что-нибудь украсть, чтобы не дай Бог, не подумали, что воровство прекратилось, и она уже не нужна.
- Ты, Юра, делаешь поразительные успехи в моей логике! Из этого следует, что мы просто ДОЛЖНЫ купить эту несчастную ручку!
- Должны?
- Да, должны. Для блага отечества. Не смейся. Должны, ибо:
Во-первых, так мы поддержим отечественного производителя этих ручек: новые-то надо же будет где-то брать.
Во-вторых, накормим, а вернее, напоим этих наших бравых ребят, которых ты грубо обзываешь упырями. А ведь они, как ты помнишь, делают благое дело - дают работу железнодорожной охране!
А в-третьих, что самое главное, мы приобретём славную железнодорожную ручку! Смотри, да она алюминиевая! Почти как от самолета. Возможно, эту ручку чертил такой же авиационный конструктор, как ты.
- Тогда это должны быть братья Райт! Или Сикорский. Посмотри: антикварная вещь.
- Кто знает, не пригодится ли она нам, когда придется что-нибудь сдать в ломбард, чтоб накопить на пиво: ибо не следует забывать, что от тюрьмы и от сумы…
- Берите, отцы, - услышав про пиво, не выдержал тогда один из упырей, - настоящий люмень… Ибу… Трубы горят!
И я тогда согласился. Меня подкупило редкая транскрипция слова «ибо».
С тех пор, сударыня, как Вы понимаете, эта ручка висела на стене нашего гаража, находясь в вечной стадии «когда-то пригодятся». И довисела она до происшествия с Тамарой Арнольдовной.
Да, сударыня, позвольте возвратиться к своему рассказу о нашей Тамаре Арнольдовне.
Упомянутые выше упыри, совершив утром очередной удачный набег на железную дорогу, шли себе и шли, пока не наткнулись на Тамару Арнольдовну. Тут они остановились. И не потому, что они подумали, мол, Тамара Арнольдовна что-то у них купит. Не это остановило их возле её гаража.
Дело в том, что Тамара Арнольдовна, сидела в очень интересной позе: на корточках. Как Вы помните, она подкрашивала номер. Женская одежда - Вы, сударыня, знаете - устроена таким образом, чтобы скрыть от мужчины всё то, что наиболее его интересует, но ясно дать ему знать, что оно там точно есть!
Тамара Арнольдовна, например, в тот день была одета в эдакий кокетливый легкий цветастый костюмчик, где блузка едва доставала до юбки. Это всегда делается для того, чтобы по виду, проглядывающему в заманчивую щель, мужчина мог составить верное представление о загаре женщины, то есть, была ли она уже в этом году в отпуске. И если нет, то пригласить её на ближайшее побережье.
Однако часто женщины увлекаются такими подсказками мужчинам и щели в одеждах допускают свыше приличных величин. Тамара Арнольдовна знала, что идёт в гараж, где определенно встретит мужчин, озабоченных не тем, чем надо, а всякими скучными железками. И поэтому специально для таких недотёп превентивно допустила щель в одежде слегка повышенного размера. Чтобы, значит, наверняка обратить на себя внимание этих озабоченных.
А тут ещё и присела на корточки.
Нижний край блузки на спине её недопустимо поднялся, а верхний край юбочки непредсказуемо опустился. Мы, мужчины, не часто видим такие картины, потому что вы все, сударыня, знаете об этой особенности своей женской одежды и редко позволяете себе так присаживаться. Ну, если уж очень надо. Или обстановка позволяет такую вольность. А в наших гаражах, в связи с полным признанием Тадамы своей в доску, обстановка уже год как позволяла.
Продолжая рассказывать дальше с подробностями, как любите слушать о тряпках Вы, сударыня, должен уточнить, что в образовавшейся нарядной щели обнажилась не только загорелая часть тела Тамары Арнольдовны. В качестве дополнительного бонуса на всеобщее обозрение был выставлен еще и фрагмент её ярких женских трусиков. Это не входило в замысел Тамары Арнольдовны, но так уж получилось.
Как утверждал Витёк, делясь с нами подробностями быта Тамары Арнольдовны, ей как почетной паспортистке, уволенной на пенсию с правом ношения формы, полагался полный комплект этой формы правильного размера и положенного цвета, включая бельё.
А тогда, сударыня, в стране действовал твёрдый закон: цвет белья у государственных служащих с погонами должен был соответствовать хотя бы одному из цветов национального флага. А лучше, двум-трём. Позвольте мне не уточнять страну, в которой происходили эти события, чтобы не обнаруживать национальности Тамары Арнольдовны и адреса автора этих строк.
Этот закон был принят для того, чтобы государственный служащий был заметен издали. Допустим, как в нашем случае, речь идет о паспортистке. Представим, что паспортистку, отдыхающую с начальником в Альпах, накроет снежная лавина, и её будут искать. Что будет видно в первую очередь? Яркое бельё!
А ещё она может потеряться в коридорах власти.
Или её накроет лавина перемещений по карьерной лестнице после отдыха в Альпах - во всех этих случаях на первое место выдвигается цветное женское бельё.
Мы не очень доверяли Витьку, но признавали его знания упомянутых коридоров, так как он работал водителем у очень большого человека, и в тех коридорах часами вертел в руках брелок с ключами от машины в ожидании начальника, пялясь на снующих в коридорах женщин.
Итак, упыри шли себе, шли и, остановившись оба разом, уставились на яркую резинку трусиков яркого жёлтознамённого цвета (тут я хочу ещё более запутать Вас, сударыня, о какой стране идёт речь) .
Тамара Арнольдовна же никак не обращала внимания на случайных зрителей, мало ли кто там за спиной – уже год как все свои, гаражные. Она как раз любовно выводила на номере цифру «3». Это была её любимая цифра попыток заезда в гараж во время вечернего тренинга.
После длинной паузы рыжий, с полкой на голове, не отрывая зачарованного взгляда от объекта, и, явно чтобы продлить сладкий момент созерцания, подал-таки голос и предложил Тамаре Арнольдовне купить что-нибудь из железнодорожного скарба: ручки люменевые, гайки железные не очень ржавенькие, болты - тоже... Но лучше, сначала полку, а то у него уже голова отваливается.
Однако наша Тадама, не оборачиваясь, довольно миролюбиво прервала его по своей паспортистской привычке останавливать не в меру разговорчивых посетителей. При этом она ещё дополнительно, уже от природного добросердечия, посоветовала им обоим следовать дальше, и даже предложила маршрут.
Правда, последнее она сделала уже в довольно спорной форме. Однако и её можно понять.
Во-первых, она увидела, что это не свои, не гаражные.
А во-вторых, сударыня, Вы, конечно, знаете, что нашим государственным служащим закон запрещает в общении с гражданами пользоваться ненормативной лексикой как на службе, так и в быту. Поэтому у каждой паспортистки к выходу на пенсию скапливается приличный, просто-таки огромный запас невысказанного - целый чугунок, если говорить о голове образно. Одна начинает обхаживать, вернее, охаживать скопившимися запасами своего мужа. Другая садится за стол и пишет книгу боевых воспоминаний о том, например, как она вручала паспорт знаменитому артисту, как он на неё посмотрел, и как она остро сказала ему, что она не такая... Разные бывают пенсии.
Не была исключением и наша Тамара Арнольдовна, несмотря на досрочный, казалось бы, её уход со службы и ещё не переполненный чугунок. Однако, из-за этой самой досрочности, речь Тамары Арнольдовны не успела на службе приобрести лаконичный лоск законченности. Фразы изобиловали ненужными на службе и вредными в гаражном быту поэтичной образностью, неожиданными метафорами и неординарными сравнениями. В отличие от нашей обычной, гаражной речи, ясной и конкретной.
Поэтому упыри, услышав её совет, не сразу смогли его понять. Имей даже феноменальную память, они не повторили бы ту изысканную фразу, содержащую вроде бы знакомые всем слова, но поставленные в какие-то неслыханные падежи.
- Что она сказала? – спросил рыжий у товарища, но ответа не получил. Умей упыри разобрать услышанное на подлежащие и сказуемые, причастия и деепричастия, а это всё, кстати, имелось в произнесенной фразе, то как-нибудь обошлось. Но не обошлось. Посовещавшись взглядами, злодюги ошибочно восприняли добродушный совет Тамары Арнольдовны как оскорбление их мужского достоинства, тем более что о нём, достоинстве, там тоже было упомянуто.
- Т-трусы под-д-тяни, д-дура, - сварливо посоветовал Заикатый. Заикание его усиливалось, когда он видел что-нибудь красивое – начищенную паровозную медяшку или трезвую женщину.
Рыжий, подумав, что товарищ сделал замечание ему, хотел обидеться, но увидел, что коллега обращается непосредственно к Тамаре Арнольдовне. Правда, на всякий случай штаны подтянул, извернувшись одной рукой.
Тут надо сказать, сударыня, что из туманных фраз, какими иногда скупо делился благородный Витёк с соседями, весь кооператив знал, что трусики Тамары Арнольдовны были самым слабым звеном в их с Витьком отношениях. Или самым сильным, смотря как смотреть, извините за корявый слог. Более подробно, сударыня, изъясняться я не в праве, чтобы случайно не затронуть чувств достойной женщины. Скажу только, что из слов Витька выходило, что свои трусики, этот последний оплот борьбы одиночества с природной женской сущностью Тамара Арнольдовна рефлекторно считала чем-то вроде знамени своей паспортистской части. Или чести – точно неизвестно.
Впрочем, все эти деликатные подробности, известные нам лишь со слов благородного Витька, я привожу Вам, сударыня, только затем, чтобы Вы имели представление, как скупо и скромно современные благородные джентльмены рассказывают о своих возвышенных чувствах самым близким закадычным друзьям, в которых значилось у Витька пол кооператива. Ну и ещё затем, чтобы хоть как-то объяснить необычно резкий переход настроения Тамары Арнольдовны от расплывчатой мечтательности ко взрывчатой вспыльчивости.
- Ах, тебе, падла, мои казённые трусики моветон? – зловеще произнесла Тамара Арнольдовна, показывая тем самым ещё раз, что может изъясняться изысканно, но по-гаражному. Поднявшись во всей своей красе 158 сантиметров без каблуков, Тамара Арнольдовна продолжила: – Я вам, уродам, сейчас покажу трусы!..
Она приподняла юбку, нижний её край, но не до неприличного уровня, а только для удобства, и вышла из своих туфель, оставшись босой. Упыри радостно заулыбались, опрометчиво приняв обещание Тамары Арнольдовны дословно, и воспринимая движение цветастой юбки именно в этом назначении.
Далее произошло невиданное доселе в наших гаражах.
Ноги Тамары Арнольдовны завертелись, как два сдвоенных пропеллера на турбовинтовом самолете, дай, Бог, памяти – не помню модель… Ну, пусть будет Ту-95. Одна нога по часовой стрелке, другая против… Возможно, последнее, что видели упыри в эти мгновения, и были красивые казённые трусики Тамары Арнольдовны, да только полноценного удовольствия от их вида они так и не успели получить. Головы несчастных задергались из стороны в сторону от молниеносных ударов.
Как известно, чемпионкам по ушу среди паспортисток запрещено пользоваться своими навыками в полную силу. Иначе тогда их будут судить как за применение холодного оружия. И вообще, Тамара Арнольдовна просто попугать хотела обидчиков, так как давно не имела практического применения своим пяткам.
Растерянно звякнув, упали на землю мешок и полка. Кстати, именно на этот звук мы с Никандыром, не подозревавшие до этого о происходящих так близко интересных событиях, выглянули из гаража. Ничего не понимая, мы увидели, как два знакомых упыря с заплывшими мордами опрометью удирают от некоего феерического самолета. Как фрицы от танка Т-34.
- Стоять! – строго приказала Тамара Арнольдовна голосом своего тренера по ушу. Упыри замерли, как служебные собаки, а рыжий зачем-то даже принял низкий старт. – Забрать всё и отнести на место!
- Й-есть, - всхлипнули упыри, теперь оба заикавшиеся. И даже щёлкнули каблуками воображаемых сапог, выказывая тем самым предельное уважение к даме.
- Ладно, полку оставь, не донесёшь, - позволила чисто из жалости Тамара Арнольдовна и вынула из блузки рубль. По тем временам в гаражах это были большие деньги. Впрочем, щедрость всегда свойственна победителям, если, конечно, они поют правильный гимн.
Поняв, что их простили, рыжий обратился с надеждой:
- Мать, возьми пару болтов, прикрутишь к стенке. А то и мы прикрутим…
- Пошли вон! Ишь, «прикрутим»... Найдётся, кому прикрутить.
Упыри, закручинившись, побрели к другим рядам кооператива.
- Дяденьки! Помогите-ка занести, - обратилась Тамара Арнольдовна к нам с Никандыром.
Мы занесли плацкартную полку в гараж и уложили на два табурета, рядом с машиной. Тамара Арнольдовна, мечтательно глядя на полку, что-то прикидывала. Потом присела на неё и слегка подпрыгнула, пробуя надёжность.
Мы оставили её.
Солнце светило и жарило неимоверно. Отпуск маячил на горизонте, как зовущая радуга.
Мы вернулись к своему катамарану. Никандыр пририсовал к чертежу ещё один парус.
- Ты слышал, как она сказала «Стоять!»?- спросил меня мой друг.
- Да. Внятно и громко.
- Я думаю, это те самые, проникновенные слова, что ты искал.
- А ты не верил, что они есть. Останавливают любое преступление. И ведь мы все их знаем.
- Согласен, - вздохнул Никандыр. - Мы все всё знаем. Только ногами не в ту сторону вертим. И не даём по рукам.
Он снял со стены купленную когда-то у упырей алюминиевую ручку и отнёс в мусорный ящик.
Пора было уже крепить байдарки к раме и примерять мачту.
- Так что ты там говорил о патриотизме? – вспомнил я тему прерванного разговора.
- А то, что ты видел. Женщина! В одиночку…
- Тадама…
- Нет, Юра, не Тадама, а маленькая беззащитная…
- …но разъярённая…
- …но вспыльчивая Тамара Арнольдовна… в одиночку…
- А почему ты, такой вдруг перевоспитанный и правильный, не предложил отнести на мусорку её полку?
- Это её честный трофей. Юра. Она отбила своё. В неравном бою. Кроткая, но доведенная до ярости женщина Тамара Арнольдовна в одиночку, самостоятельно защитила цвета национального флага своей страны!
- …Не потратив ни рубля из средств министерства обороны!
- … И надеюсь, не сильно умалив чувство мужского достоинства у глазеющего свидетеля?
- Ну, так, немного. Мы же с тобой не ведали… Передай, пожалуйста, вон тот молоток.
Тамару Арнольдовну в наших гаражах с того дня стали звать только по имени-отчеству.
Отпуск на воде, с катамараном… Это чудо навсегда в воспоминаниях. Рекомендую. Кому нужны чертежи – спросите у Никандыра.