Никто не спал в эту ночь. Мокрый снег бился в оконные стекла сумасшедшей мошкарою. Крыши плакали сырыми буквами, внизу слагаясь в скупую строку. Если бы уметь ее прочесть. Там сплошные утешения. Сказки неба, басни звёзд. Все боялись выключить свет, потому он горел, терпеливо ожидая зари. Под его нежными руками предметы расплывались и таяли уголками в скользких, размашистых тенях. Обгорелые половинки стульев, перерубленный стол, утонувший нижней секцией в раздумьях комод. Смотря на мебель можно было отвлечься от причин бессонницы и представить, как росло дерево из которого ее изваяли умелые руки мастеров. Оно высилось среди пологих холмов, широкой кроной пугая облака. Оно пахло терпко и пряно. По нему ползали муравьи, на нем отдыхали птицы, под его сенью мечтали люди о щемящем счастье. Потом оно исчезло, будто и не было. Пространство его забыло. Покажи ему сейчас вот эти геометрические обломки, провело бы по ним задумчивым взором, даже секундой не вспомнив.
Порывы ветра крепчали. Вдали взвыла сирена. Вдали ли? Огромное ее сердце пульсировало темнотою. На мгновенье зажглись фонари, всколыхнув надежды. Вновь погасли. Мокрый снег не успел покрасоваться грацией своего падения. Приглушенные голоса шептали молитвы, напоминая морской прибой в июле. Или шелест ребристой листвы. Или ропот ленивого ручья. Они напоминали тихий сон про мальчика, потерявшегося в лесу и решившего прилечь для отдыха на дне оврага. Он настелил себе еловых ветвей, боясь серых червей внутри рыхлой земли. Смежил веки от усталости и был настигнут чем-то непостижимо холодным. Чем-то мерзким. Поэтому никто не решался смежить веки в эту ночь, боясь быть настигнутым. Время, устало шатаясь, давно пересекло перевал полночи и замедлилось, прислонившись горячим лбом к прохладе фонарного столба.
Заурчал и зафыркал на кухне разозленный чайник. Уютный, домашний звук выводил из трясин зябкого транса. Но никто не доставал кружки. Пить не хотелось, хотелось быть начеку, но еще больше – расслабить мышцы, рассмеяться, выдохнуть, громко заговорить. Сирена забормотала, всхлипнула и умолкла. Усилилось чувство индивидуального одиночества. В груди развернулась иглами тревога. Тянулись друг к другу руки сквозь свет и тени. Все разом ускорилось, пошатнулось, вздрогнуло. Задребезжали оконные стекла, до одури усилился накал лампочки, снег наполнился краснотой, ветер исступленно завизжал, пытаясь втиснуться внутрь. Не было и шанса осознать – вот оно, настигло. Тишина надломилась и ухнула куда-то вниз, утаскивая за собой массивы материи.
Сквозь зелень еловых ветвей прорисовывается зернистый снег. Мальчик давно мертв.