Черная собака

Галина Коревых
Жизнь моя-
Быль
Боль моя-
Страсть





Темно. Поздно. Стучит декабрьская капель по подоконнику. Бессонница.  Сегодня этот редкий  стук капель с жестокой точностью переносит меня в далекую ночь...

...Бесконечная беседа, без пауз и в унисон. Нежелание прерывать ее и необходимость.  Струи-нити за окном: то ли дождя, то ли снега, - тягучие, они заставляют остановиться на лестнице и смотреть в изумлении: ах, снять бы!  Чёрный, мокрый и безлюдный город поглощает нас.

Найти такси в такой-то час.  Зеленоглазое, советское: разве можно надеяться на его чудесное появление?  Широкий  пустой перекрёсток, слегка припорошенный мокрым снегом-дождем,  тонет в темноте.  Вымершие улицы, последние минуты перед расставанием,  монотонность ожидания такси.  Призрачный город под мокрыми хлопьями зазимка.   Странная дрожь внутри и ощущение чего-то важного.   

В пустоте и напряжении последних минут, на уже белом пятачке перекрёстка, возникает  чёрным рисунком собака: да, - чёрная дыра, мгновенно втягивающая внимание, рвущая  невидимые нити.

Она останавливается у ног и просит сочувствия.  Словно из пустоты возникает и свободное такси.  Простившись, я остаюсь на уже совсем белом перекрёстке одна. Собака,  безуспешно пытавшаяся сесть в машину, теперь ждёт меня.

Мы петляем между пятиэтажками, входим в пронизанный сквозняками подъезд, поднимаемся в лифте на седьмой этаж, входим в квартиру.  Пёс неизвестного мне пола сворачивается на половичке у входа, - соглашаясь служить и унижаться.  Я приношу еду и миску с водой.    Тягучие мокрые струи за окнами давят туманом, путают мысли.  Кажется, воздух стал осязаемым и искажает видимые предметы. Осталась пара часов до будильника.

Забывшись ненадолго полу-сном, я поднимаюсь в положенный час.  Темное утро трудового дня, утренний чай и быстрые сборы.  Протест мамы: никаких животных в доме.

Мы выходим с чёрной собакой из подъезда, я ставлю в мокрую снежную жижу миску с едой и говорю ей на ухо, что вернусь вечером и заберу ее домой. 

Она не дождалась меня. 

Прошло много лет.  Тот, кого я провожала на перекрёстке, умер.  Едва успев осознать это, в тот же месяц,  я направлялась на один день в Питер.  Город, бывший для нас важным в прежней жизни.   

Поздним вечером я шла к метро, чтобы успеть на Красную стрелу.  Возле дома поодаль, почти сливаясь с темнотой, мелькнула чёрная собака.  Не придав значения, я поспешила дальше, но вскоре заметила, что, иногда забегая вперёд, собака следовала за мной в отдалении.  Я спустилась в подземный переход и вошла в метро.  Оказавшись на платформе, я увидела ее,  стоящую поодаль.  Я села в поезд, уже задаваясь вопросом: что будет дальше.   Она, действительно, вошла в вагон. 

Со мной была видеокамера.  Включив ее в вагоне метро, я уже не прерывала съемку  до отхода поезда в другой город.   Собака упорно следовала в одном направлении со мной, расположившись поодаль в вагоне метро, доехала до станции, на которой я должна была сделать пересадку, вышла на платформу из соседней двери.    На эскалаторе она опередила меня и направилась к поездам кольцевой линии, шедшим в сторону трёх вокзалов.  Так же независимо, но со знанием моего маршрута она вошла и через некоторое время вышла из вагона чуть раньше меня точно на нужной станции.  Я почти бежала за ней с камерой, когда она ускорила шаг и, миновав лестницы и переходы, эскалатор и хлопающие двери,  извилистым путём  достигла входа в здание Ленинградского вокзала, скользнула в дверь и через центральный зал, выбежала на платформу, где стоял мой поезд. 

К этому времени я уже знала, что происходит.  У вагона  мы расстались. 

Как было и всегда до этого.