Тайна мальчика
В тот год я бесцельно поехал на Кубань и решил остановиться где-нибудь на недельку, порыбачить в низовьях Кубани. По пути присматривал место, сверяясь по карте. Хорошо, что нынче ситуация с картами улучшилась, а не как прежде, когда картографы целенаправленно вносили искажения в составленные ими карты на случай, если начнется война и карты попадут во вражеские руки.
Мне приглянулся хутор Верхний. Очевидно, была какая-то причина для подобного названия. Вышеупомянутый хутор находился на самом берегу Кубани. Я проехал через весь хутор и остался доволен увиденным: чистый, аккуратный, и торговые центры обнаружились.
Я остановил машину, увидев группу мужчин примерно моего возраста, подошел, поздоровался и сказал, что ищу место, где бы можно было остановиться и порыбачить.
- А поезжай в Учительский район, - ответили мне.
- Не понял.
- Когда у нас стали строить новую школу, то одновременно принялись возводить индивидуальные дома для учителей. Отсюда и название района – Учительский. В этом районе некоторые преподаватели сдают свои времянки.
Я поблагодарил мужчин и поехал по указанному адресу. Вскоре, уже вблизи Учительского района, я увидел идущую женщину, остановился, вышел и спросил:
- Не подскажете, у кого можно было бы снять комнатку дней на десять?
- Можете остановиться у Марфы Петровны. У нее часто квартируют отдыхающие вроде вас. Она одинокая женщина и с радостью принимает гостей.
У дома Марфы Петровны я вышел и постучал в калитку. Из дома показалась женщина лет шестидесяти, может чуть больше, крепкого телосложения, подошла и спросила у меня:
- Что вам надо?
- Мне посоветовали обратиться к вам, Марфа Петровна. Я подыскиваю времянку, чтобы недельку тут пожить, порыбачить.
Марфа Петровна бросила внимательный взгляд сперва на меня, затем на мою машину, а после спросила:
- Это чьи номера такие?
- Это питерские номера.
- С самого Питера? И что же ты ждешь от времянки, в которой хочешь остановиться?
- Да мне много не надо: чтобы крыша над головой была, душ да кухонька.
- Ладно, заходь посмотри, устроит тебя или нет, - Марфа Петровна пригласила меня пройти.
Это оказалась самая обыкновенная времянка: две комнаты, туалет, душ во дворе, газовая плита на кухне. В общем, все аккуратно. Я сказал, что меня устраивает.
- Хорошо, - ответила хозяйка. - Питаться будете сами или вам готовить?
- А что, вы можете готовить для меня?
- А почему же мне не приготовить? Это не проблема. Было бы молоко да курочка – сготовит и дурочка.
- Тогда, пожалуй, у вас буду питаться.
- В таком случае, вы пока устраивайтесь, а я обед приготовлю. Понравится обед – будете у меня кушать, не понравится – тут столовая неподалеку.
Я вернулся к своей машине и поставил ее под навес. Мне не терпелось выйти на реку. Я переоделся, взял спиннинг и спросил у хозяйки:
- А как к реке выйти?
- Через огород можешь пройти. Там, на реке, как раз сейчас соседский мальчишка рыбачит, - Марфа Петровна одной ладошкой прикрыла лицо от солнца и вгляделась куда-то в сторону берега.
Я отправился к реке провести своего рода разведку, а заодно познакомиться с мальчишкой, про которого упомянула Марфа Петровна. Уже у самого берега я понял, что место это довольно популярное среди рыбаков. К воде вели ступеньки, укрепленные досками, а последняя ступенька специально была сделана шире остальных, так что на ней можно было поставить кресло.
Пока я приближался к мальчику, он успел поймать одну рыбку, судя по всему, красноперку, снял ее с крючка и отпустил обратно в воду. Увидев меня, он встал и поздоровался, не выпуская из рук удочку. В это время поплавок запрыгал. Надо сказать, что удочка у него была прекрасная - из углепластика. Тоненькая лесочка и небольшая катушка говорили о том, что эта удочка явно приспособлена для некрупной рыбки.
Мальчик сделал подсечку и вытащил из воды небольшую красноперку. Он попытался извлечь из нее крючок, но видно, рыбка глубоко заглотила его. Тогда он при помощи специального приспособления вынул крючок и с явным сожалением опустил ее в садок. У него было два садка: с большой ячейкой и ячейкой поменьше.
Мальчик продолжал ловить рыбу, а я стоял рядом и просто любовался. Во-первых – этим местом для рыбалки: чувствовалось, что оно было спроектировано и сделано человеком знающим. Помост опирался на две трубы, вбитые на метра полтора от берега и связанные между собой швеллером. На самом помосте была устроена скамеечка со спинкой, а справа от нее – приспособления для установки удочек, где на тот момент стояли две донные удочки, принадлежавшие тому мальчику. Эти две удочки были солидней той, которую он держал в руках: с катушками повнушительнее, с установленными на них шнурами и электронными сигнализаторами. Что и говорить, мне впервые встретился такой помост.
Мальчик был лет тринадцати. На нем – широкополая соломенная шляпа, хлопчатобумажная рубашка и брюки защитного цвета. На ногах – шлепанцы. Немного полюбовавшись маленьким рыбаком, я двинулся дальше и по пути обнаружил еще несколько мест, где можно было бы удобно расположиться и порыбачить. Я побросал спиннинг, заведомо установив небольшую вертушечку, и выловил парочку небольших окуней. Естественно, я их отпустил.
На обратном пути я проходил мимо все того же мальчика и заметил, что он отложил удочку, на которую ловил мелочь. В это время запищал сигнализатор на другой удочке. Он отключил его, выждал некоторое время и сделал подсечку. К моменту, когда я подошел ближе, мальчик уже заводил подсак под свою добычу, и тогда я разглядел, что ею оказался небольшой соменок, приблизительно полуторакилограммовый. Мальчик снял его с крючка и опустил в садок с большой ячейкой.
Он всполоснул руки при помощи специальной пластиковой бутылки и стал складывать снасти.
- На что ты поймал соменка? – спросил я.
- На капустницу.
- И что, теперь домой собираешься?
- Да нет, еще половлю мелочёвку, а больше и не надо. Я и так уже пару сомят поймал.
Я еще немного постоял рядом, полюбовался на то, как этот мальчик рыбачил, и пришел к выводу, что он в основном ловил пескарей, используя в качестве приманки красного червя. Попадались ему и красноперка, и плотвичка, и уклейка, и карасики, которых он отпускал, но только в случае, по его выражению, если жизненно важные органы не повреждены, иначе он просто скармливал такую рыбу своей кошке.
Я смотрел на него с необъяснимой завистью, вспоминая себя в возрасте тринадцати лет. В то время все было проще, особенно в плане рыбалки, у нас, у мальчишек: ореховые удилища, вместо лески – прочная нитка. Это уже потом появились капроновые нитки, а после леска, или, как ее еще называли, «жилка». Поплавок – из кукурузной метелки. Груз – из свинца, выплавленного из пули. И крючок, выменянный у тряпочников на медь. Мы тоже ловили пескарей. И мне нравилось на них рыбачить, хоть некоторые и пренебрежительно относились к такому улову. Я помню, как мы приносили домой пескарей, а мама нам их готовила. Мы помогали ей очистить рыбу от чешуи, после чего она подсаливала улов, обваливала в муке и жарила, иногда на подсолнечном масле, а когда его не было – на смальце. Это было очень вкусно.
Но порой мама делала из этих самых пескарей настоящие деликатесы. Мелким она отсекала головы, разрезала каждую рыбку на три-четыре части, обжаривала, тушила, а спустя время, когда косточки рыбешек размягчались, она брала несколько яиц, взбивала их, выливала получившуюся смесь на тушки и ставила все это в духовку. Подобное блюдо подавалось в качестве второго с кукурузной кашей. Мы с братом охотно уплетали все, что готовила нам мама.
Я решил, что раз в этом месте водится так много пескарей, то я тоже сделаю удочку для ловли их. Я расположился неподалеку от арендованной мною времянки. В тот день солнце хорошо пригревало, и мне пришла в голову мысль позагорать. Я разделся и сел на ступеньку. В это время мальчик смотал обе свои удочки, сложил приманку и катушки в рюкзак, удилище в чехол.
Я увидел женщину в купальнике, идущую по направлению к мальчику. Тот разделся, а когда подошла женщина, прыгнул с помоста в воду вниз головой. Женщина наблюдала с берега, как мальчик плескался в реке. Когда он выбрался на помост, она набросила на него полотенце и прижала его к себе. Так они постояли какое-то время. Мне приятно было наблюдать такие теплые отношения сына и мамы. Все еще закутанный в полотенце, мальчик присел на лавочку, а его мама спустилась по лесенке в воду и немного поплавала. Вода, правда, была мутноватая, но Кубань есть Кубань. Я решил, что после купания в этой реке лучше обмываться повторно дома под душем.
Мама с сыном, распределив между собой снасти и сыновний улов, отправились домой. Спустя время я, боясь обгореть, также встал и направился к себе.
- Когда изволите обедать? – спросила меня хозяйка.
- По готовности, - ответил я.
- Хорошо. По готовности – это через полчаса.
Полчаса мне оказалось достаточно, чтобы привести себя в порядок и распаковать снасти, которые я намеревался использовать после обеда.
Марфа Петровна собрала обед на веранде, и, конечно, он получился шикарным: борщ, на второе – котлеты, и оказались они до того вкусными, до того нежными, что я захотел испросить у нее рецепт.
- Котлеты каждый по-своему готовит, - отвечала Марфа Петровна. - Говорят, есть у нас в столовой котлеты по-киевски. Что это такое – я не знаю. Я сама котлеты делаю.
- И как?
- Главное для котлет – это мясо. Хорошее сочетание – свинина и говядина. В свои котлеты я добавляю хлеб, тот, что остается от целой буханки. Я его подсушиваю и использую. Кроме хлеба и мяса, в моих котлетах есть также мелко нарубленная капуста, картошка, соль и специи.
После невероятно воздушного пюре и полюбившихся мне котлет настала очередь компота с пирожками. Пирожки были двух видов: жареные с картошкой и печеные сладкие. Я отметил про себя, что если Марфа Петровна продолжит так меня кормить, то по окончании моего пребывания здесь мне придется задуматься о смене гардероба. В конце обеда она спросила:
- Ну как, устраивает вас такой обед?
- Даже очень устраивает!
- И в какое время вам лучше готовить?
- Думаю, что по утрам я буду рыбачить, так что я сам что-нибудь соображу в плане завтрака. Обедать планирую в полдвенадцатого. А насчет вечера мне еще нужно сориентироваться: когда здесь начинает темнеть и прочее.
- Хорошо. Скажете, когда сориентируетесь.
Вот так мы с Марфой Петровной договорились о питании. До ужина у меня оставалось свободное время, чтобы подготовить снасти и сходить на рыбалку. Но, сытно подкрепившись, я почувствовал, что хочу прилечь и поспать. С тех пор как я служил в жарких странах, где обеденные перерывы длились дольше обычного и использовались для сна, у меня периодически возникало такое желание – поспать в обед. И в тот день я тоже уснул во времянке крепким сном.
Когда я проснулся, солнце стояло еще довольно-таки высоко. Я взял две удочки, одну для рыбы покрупнее, другую для мелочи, и пошел на берег. Настроил удочки, разбросал в воду прикормку, расположился в своем рыбацком кресле и стал ждать. Минут через пять я поймал небольшую красноперку и задумался, а стоит ли такую мелочь нести Марфе Петровне? Решил взять ее для хозяйского рыжего кота. Несколькими мгновениями позже у меня сработал сигнализатор. Я уж подумал, что поймаю сома, а попался небольших размеров сазанчик. Просидел часа два, все-таки изловив соменка, как у того мальчика. Уже к концу рыбалки появился этот самый мальчик и представился:
- Здравствуйте! Меня Костей зовут. Дядь, а вы у Марфы Петровны живете?
- Да, - ответил я, - я у нее снял времянку.
Мальчик поинтересовался, на какую приманку я ловлю, каков мой улов за день, а после спросил:
- А вы в шахматы играете?
- Студентом играл. И даже в соревнованиях участвовал.
- А вы не сыграете со мной в шахматы?
- Хорошо, приходи вечером ко мне, сыграем.
После ужина мы с Костей расположились на улице и принялись играть. Надо сказать, первую и вторую партии я проиграл вчистую. А уже на третий раз стал что-то припоминать. В моей молодости был такой журнал – «Наука и жизнь», и в нем печаталась серия статей «Осторожно – ловушка», посвященная правилам игры в шахматы. Я с удовольствием изучал в свое время эти статьи и почерпнутые знания теперь применил в третьей партии с этим мальчиком, поймав в ловушку его ладью. Но, тем не менее, в результате его манипуляций игра завершилась вничью.
- Может, завтра еще сыграем? – спросил он, собравшись уходить.
- А что ж, давай сыграем.
На следующий день рано утром я пошел на рыбалку и обнаружил там Костю, уже занявшего свое место. Я все так же ловил мелочь. Вскоре мальчик подошел ко мне и спросил:
- А как вы готовите пескарей?
Я ему рассказал, как мама готовила нам с братом пескарей.
- А у меня тетя любит пескарей готовить, - сказал Костя, - поэтому я и ловлю преимущественно их, и готовит она их своими способами, разной степени сложности. Мне нравится самый простой из них: почистить, обвалять в муке и пожарить на подсолнечном масле. А вот описанный вами способ приготовления пескарей я слышу впервые, и тетя ни разу так не делала.
Вечером он пришел ко мне играть в шахматы и принес пескарей, приготовленных так, как когда-то готовила мне мама.
- Как же это у тети твоей получилось? – спросил я у него.
- А я ей помогал. Мы с ней отобрали мелких пескариков, отсекли им головы, удалили хребты, приготовили в масле, после чего запекли в духовке.
Надо сказать, это было вкусно. Мы опять стали играть в шахматы, и опять я ему продул. На другой день он снова объявился, чтобы поиграть со мной, а через некоторое время подошла и его тетя. Мы поздоровались. Ее звали Надеждой. Она оказалась красивой женщиной с грустными глазами.
- Можно мне с вами посидеть? – спросила она.
- Да, конечно.
Неожиданно появилась Марфа Петровна, и эта женщина ушла следом за ней в дом. Через какое-то время Надежда вернулась и спросила:
- Что вам: сок, чай или кофе?
- Чай, пожалуйста, - ответил я.
Вскоре она пришла с чаем. Я продолжал проигрывать. Немного спустя Надежда забрала племянника, и они удалились. Следующие несколько дней протекали таким же образом: приходил Костя со своей тетей, она сидела рядом и смотрела на нас, а я все проигрывал. Может, из-за того, что я всякий раз любовался этой красивой женщиной. Первоначально я подумал, что это мама мальчика, а выяснилось – тетя. Судя по возрасту, она могла оказаться и той, и другой. Однако отношения между ними были по-настоящему теплыми. Я видел, как Надежда с любовью смотрит на мальчика, как накрывает его полотенцем после того, как тот искупается в реке. Однажды я спросил у Кости:
- А что, у тебя здесь друзей нет?
- Конечно есть. После рыбалки я хожу к ним, и мы играем в футбол. Но вот в шахматы никто из них играть не любит. А тетя все время проигрывает. Я уж ей и книжки даю читать, а все безуспешно. Вы хоть тоже проигрываете, но вы все же посильнее будете.
Так прошло дней десять. В очередной прекрасный день я вышел к берегу на рыбалку и, к моему удивлению, не увидел там мальчика. Он появился немного погодя.
- Можно я с вами посижу? – спросил он.
- Конечно, посиди.
Он выглядел задумчивым.
- Что случилось? – спросил я.
- Мама позвонила и сказала, что пора возвращаться, ведь скоро в школу. А мне не хочется назад, мне нравится здесь… А вы женаты? – неожиданно спросил он.
- Да, женат.
- А где ваша жена?
- Жена моя умерла.
- От чего?
- Ее погубила болезнь двадцать первого века – рак.
- А дети у вас есть?
- Да, дети есть. Две дочери, с разницей в возрасте одиннадцать лет. Я женился рано, и второй ребенок у нас с женой появился спустя десять лет совместной жизни.
- А это ваши дети?
Вопрос показался мне странным:
- Ну конечно, а чьи же? Мы с женой дружили еще в школе, вместе поступили в институт, где поняли, что любим друг друга, а впоследствии у нас появились дети.
- А не может быть такого, чтобы ребенок был без папы?
- Да, такое может быть, когда папа этого ребенка, живя с его мамой, полюбил другую женщину и ушел к ней, оставив бывшую жену одну с ребенком, или наоборот, мама полюбила другого мужчину, забрала ребенка и ушла к нему.
- А может быть иначе, когда либо мама, либо папа не в курсе, ее это или его ребенок?
Я все никак не мог понять, к чему были эти вопросы.
- Известны случаи, когда медсестры в роддоме меняли детей, чьи родители только спустя много лет узнавали правду, - отвечал я.
- А вот может ли моя тетя быть мне мамой, а мама – тетей?
- То есть как? – совсем растерялся я. - Тетя – это тетя, а мама – это мама.
- Да не знаю. Есть у меня такое подозрение, что тетя мне мама, а мама мне тетя. Я недавно наткнулся на дневники и тетрадки, оставшиеся у бабушки, зачитался ими и задумался.
- Знаешь, это нехорошо – читать чужие дневники.
- Да на них нет грифа секретности.
- Чего?
- В общем, есть у бабушки тетрадки под грифом секретности, они замотаны скотчем и сложены в отдельную коробку, на которой написано: «Прочитать через десять лет после моей смерти». А те, на которых этот гриф не проставлен, я могу читать. Хотите почитать?
Костя протянул мне тетрадку, и я взял ее.
- Я завтра зайду и заберу ее у вас.
Вечером после игры в шахматы я открыл тетрадку и полистал ее. Мне было интересно, что за записи натолкнули мальчика на такую мысль, что тетя – это его мама. Может быть, как я уже неоднократно замечал, причиной ее теплое отношение к нему? Но в случае, если он прав в своем предположении, пожалуй, так было задумано специально, и мне в эти дела лучше не вмешиваться.
На следующее утро я отдал ему тетрадь и сказал, что ничего в этих записях не понял. Спустя день приехала его мама с охраной на двух джипах. Она выглядела немного постарше Надежды. Взгляд ее был решительным и волевым. Она зашла к нам с Марфой Петровной и поздоровалась. Мы с Костей обменялись телефонами, чтобы поддерживать связь. Вскоре он уехал. Мы с хозяйкой поужинали, а когда сели пить кофе, к нам присоединилась Надежда.
Марфа Петровна немного погодя сослалась на то, что у нее дела, и ушла, оставив нас с Надеждой вдвоем.
- Когда уехал мальчик, дом будто бы опустел, и даже возвращаться туда не хочется, - сказала она.
- А Костя случайно не ваш сын? – возьми да и спроси я напрямую.
- С чего вы это вдруг взяли? – запинаясь, спросила она.
- Да понимаете, Костя намедни завел со мной интересный разговор и дал почитать тетрадку его бабушки. И вот именно в этой тетрадке он вычитал, что вы ему мама, а нынешняя его мама – на самом деле ему тетя.
- Как? – ее глаза расширились, словно от ужаса. – Что он вам сказал?
- Я пролистал тетрадку, которую дал мне Костя, и скажу вам, что и у меня возникли бы такие же мысли, будь я на его месте.
- Боже! Что это за тетрадка? Как она попала ему в руки?
Я описал ей тетрадь.
- Этого не может быть!
- Чего вы так испугались? – спросил я.
Надежда какое-то время посидела молча и вдруг заговорила:
- Я родилась здесь. Мой отец был директором школы, а мама – учителем. Они поженились чуть ли не на втором курсе. У них родилась дочь, моя сестра – Вера. Их распределили сюда, в этот хутор. К этому времени было завершено строительство школы, и неподалеку возводился Учительский район с жилыми домами для преподавательского состава. Мои родители получили здесь дом, а через восемь лет родилась я. Подросла и пошла в школу. А сестра окончила школу и поступила в институт. Иногда приезжала в родной хутор на каникулы. Мы были дружны с нею. Она везде водила меня с собой, все было хорошо.
На последнем курсе она собралась замуж и приехала с женихом домой, на смотрины. Его звали Виктор. А мне тогда было лет четырнадцать. Конечно, ее избранник был не похож на наших хуторских мужчин. Мощные, широкие плечи, и одет он был по-другому – в дорогой костюмчик. Туфельки до блеска начищенные были. И сестра рядом с ним хорошо смотрелась. А я то ли завидовала ей, то ли еще что. В общем, ее жених и мне понравился. Он был немного постарше Веры и к моменту их знакомства уже занимался бизнесом, как и его отец. Моя сестра устроилась работать в фирму, основанную им.
Каждые выходные Вера с Виктором приезжали к нам в хутор и отправлялись с родителями на ярмарку. Был очередной субботний день, утро. Я сквозь сон услышала, как завелась их машина и тронулась с места. Полагая, что никого нет дома, я в одной спальной рубашке пошла на кухню, чтобы выпить молока, и неожиданно застала там Виктора. Он сидел за столом и пил чай. В этот момент я забыла, что стою перед ним в одной лишь спальной рубашке и что он – муж моей сестры.
- А вы что, не поехали на ярмарку? – спросила я его.
- Нет, у меня что-то настроения не было.
Он встал, подошел ко мне и крепко обнял, после чего аккуратно совлек с плечиков мою ночнушку. Она упала на пол, а он принялся ласкать мое тело. Он целовал мою грудь, и мне было так приятно. Я обхватила его голову руками.
Мне на тот момент было уже шестнадцать, и, конечно, я прекрасно знала, что бывает между мужчинами и женщинами. К тому же в моем классе половина девчонок уже жили с мальчишками, и они делились подробностями их личной жизни.
Внезапно за окном раздался шум двигателя. Я подхватила свою рубашку и убежала в комнату, где притворилась спящей, а Виктор пошел встречать жену и тещу. Я не вышла к завтраку, сделав вид, что у меня болит голова. А потом, за обедом, мы старались друг на друга не смотреть.
Позднее я каждый раз ждала их приезда. И каждый раз мне было обидно, когда они не приезжали. И вот настал день, когда Вера с родителями в очередной раз отправились на ярмарку, а Виктор пришел ко мне.
- Я хочу быть твоей любовницей, - сказала я ему тогда.
- Нет, детка, - ответил он, - ты не будешь моей любовницей, пока ты не станешь совершеннолетней, поскольку я мужчина, а ты еще девочка, и пока что любая интимная связь между нами – уголовно-наказуемое дело.
- Что ты такое говоришь? В нашем классе больше половины девочек уже живут не только с мальчишками, но и со взрослыми мужчинами. И я так же хочу, я люблю тебя!
- Ты мне, конечно, очень нравишься, - рассудительно говорил он, - но до совершеннолетия ты не будешь моей любовницей.
Вскорости я окончила школу и поехала поступать в институт. В городе я остановилась у Веры и Виктора, в их громаднейшем доме. К тому времени практически всеми делами заправляла сестра, а отец Виктора скоропостижно скончался. Позднее я узнала, что фирма, которой некогда руководил его отец, теперь полностью принадлежала моей сестре. Виктор признался мне, что Вера очень умна и хитра, однако ее гнетет мысль, что у нее никогда не будет детей, из-за ее глупости по молодости, когда она, забеременев, сделала аборт, а у таких женщин, как правило, впоследствии не бывает детей. И теперь она всю свою неугомонную энергию тратила на то, чтобы приумножать богатство фирмы и разорять конкурентов. Как в шутку сказал Виктор, он при ней был просто нищим. Я не могла этому поверить, потому что он по-прежнему оставался красивым и элегантным.
Вера, в связи со своим деловым положением, стала часто ездить в командировки, не только в Москву, но и за границу. И в один из таких отъездов, спустя месяц с момента, как я поступила в институт, Виктор пришел ко мне, с этого дня став моим любовником. Мы, конечно, старались скрывать наши отношения, однако в доме было много прислуги, и, быть может, кто-то из них что-то подозревал. А может, и сама Вера, с ее-то умом, но не подавая виду.
Но, как говорится, тайное всегда становится явным. Когда в очередной раз мы с Виктором были вместе, Вера незаметно проникла в мою комнату, прошла внутрь и села на стул. Мы не сразу ее заметили.
- Ну что, голубки, насытились? – внезапно раздался знакомый нам с Виктором голос.
Мы оба подскочили с кровати, а Вера сидела на стуле и ухмылялась. В ее взгляде в тот момент мелькнуло что-то жуткое, что-то ужасное.
- Ну что ж, сейчас я вас буду убивать, - спокойно сказала она и достала из сумочки пистолет. - Ну, кого из вас первым пристрелить? Тебя или тебя? Хотя, пожалуй, я не буду убивать вас сразу. Вначале я прострелю вам ноги, а тебе, Виктор, одно место прострелю.
Мы в ужасе смотрели на нее.
- Нет, я передумала, - продолжала Вера. - Вы, вероятно, предохранялись? Так вот, с этой минуты вы будете заниматься тем же, чем занимались чуть раньше, но без предохранения.
- Вера, что ты такое говоришь? – испуганно обратилась я к ней.
Ее глаза сузились:
- Я что хочу, то и буду делать. И вы оба будете делать то, что я вам сказала. И начнем с сегодняшнего дня. Ты, гад, не предохранялся, когда мне было восемнадцать, и заставил сделать аборт, обрекая меня на бесплодие…
Целую неделю она держала нас с Виктором по отдельности взаперти. Прислуга приносила каждому из нас еду. Вера возвращалась в десять вечера, усаживалась на стул, держа в руках пистолет, и заставляла нас предаваться любовным утехам. Уж не знаю, какое удовольствие ей это доставляло. У меня вдруг пропало то чувство, которое я испытывала от одного прикосновения Виктора, вероятно, из-за сложившейся ситуации, из-за сестры, по-садистски ухмылявшейся, сидя на стуле подле нас.
Через неделю Вера взяла своего рода перерыв и отправила куда-то Виктора. Через три недели он вернулся, и издевательства над нами возобновились. Затем Виктор вновь, по прихоти Веры, куда-то уехал, а я в это время почувствовала, что беременна. Вера поняла это.
У нее была недвижимость в Италии и в Испании, и когда она убедилась, что я беременна, то увезла меня в Испанию, где мы с ней стали ходить по врачам. Я проходила обследования под ее именем. Поскольку мы с сестрой были очень похожи, то врачи легко спутали меня с ней. Она запретила мне что-либо говорить нашей маме, а сама сообщила ей заранее, что она, Вера, беременна и уезжает в Испанию рожать, а я с ней еду в качестве помощника.
Когда родился мальчик, ко мне приехал консул и вручил свидетельство о рождении, где было написано, что мама не я, а Вера Андреевна. И вот так мой сын стал ее сыном. Все это время я не знала, где Виктор, так как мне строго-настрого было запрещено видеться с ним. И я даже никогда не спрашивала у Кости, общается он с отцом или нет. А иногда мне кажется, что Виктора и в живых уже нет.
Вера разрешила мне встречаться с сыном два раза в год, на зимних и летних его каникулах, но предупредила, что если Костя узнает, что я его настоящая мать, она пристрелит меня. Это было сказано ею так, что я нисколько не сомневаюсь в правдивости ее слов. И я даже думать не хочу, что будет, если Костя вдруг спросит у нее, настоящая ли она ему мать…
Последние слова были произнесены Надеждой как бы самой себе. Я взглянул на нее. То ли она боялась, что сестра пристрелит ее, то ли – потерять мальчика. Я не знал, что ей сказать.
Неожиданно мне позвонил Костя и говорит:
- Давай сыграем в шахматы!
Когда он уезжал, то оставил мне в подарок шахматный набор. Мы договорились, что в следующий раз будем играть по скайпу.
- Давай сыграем, - ответил я.
Тут же я решил сказать ему, что глупость он выдумал, потому что мама всегда есть мама, а бабушке, как, впрочем, и всем старикам, разные мысли лезут в голову.
- Ты же только маму и тетю таким образом обидишь, - сказал я ему и говорил что-то еще в таком же духе.
Мы стали играть в шахматы с помощью скайпа. Как всегда, я проиграл две партии, а для третьей время было позднее. Когда, в ходе разговора, я спросил у Кости, где та тетрадь, которую он нашел у бабушки, и он ответил, что оставил ее в доме, – Надежда поднялась и вышла.
Я вернулся к себе. Спустя пару минут раздался стук в дверь, и вошла Надежда.
- Эта тетрадь? – спросила она меня, держа в руке тетрадку.
- Да.
- Возьмите ее, пожалуйста, и уничтожьте.
- Хорошо. Пусть эта тайна останется между нами.
- Если вам снова доведется говорить об этом с Костей, - сказала Надежда, - постарайтесь его убедить в том, что он ошибается.
Я смотрел на эту женщину и думал: «Нет, мальчик не ошибается. Он тебя любит, потому что ты его мать. И ты его любишь». Я спросил у нее:
- Надежда, а почему ты не вышла замуж?
- Не знаю, я любила Виктора, но под дулом пистолета он показал себя таким ничтожеством. С тех пор мне больше не хочется никого. Спокойной ночи! - бросила она на прощанье, прежде чем уйти.
Я лежал и думал, чья это тайна. Я назвал это тайной мальчика, а это тайна двух сестер. Обе в свое время сделали глупость, и кто же, интересно, из них хуже?