Чужой ребенок
1
После окончания института я был направлен в город Энергоград на завод Электромаш. Город новый, молодой. Завод развивался. Я получил должность начальника конструкторского отдела. На самом деле, это был, скорее, такой инженерный центр, объединявший лаборатории, монтажный отдел, вычислительный центр, отдел научной организации труда. Это уже потом начали дробить, а тогда это было все под одной крышей, и всем этим комплексом приходилось руководить мне.
Хозяйство обширное, кадров не хватало, но финансирование было нормальное из бюджета. Я сотрудничал с научно-исследовательским институтом и с учебными институтами: Московским энергетическим, Ивановским энергетическим, политехническими институтами, Калининградским, Таганрогским, Новочеркасским. Давал заявки туда на молодых специалистов. Просил, конечно, мужчин. Конструкторская работа была когда-то чистой мужской специальностью, но на моих глазах в ней возникали женские коллективы. Это как в школе. Когда-то профессия учителя считалась мужской, а сейчас в некоторых школах мужчина – только преподаватель физкультуры, а остальные вплоть до директора – женщины. Вот так и у меня в конструкторско-технологическом центре в основном женщины работали.
По моей заявке начальник отдела кадров позвонил мне и сказал, что три молодых специалиста направляются в мое подразделение. Спрашиваю: все мужчины? Нет, один мужчина, две девушки. Ну, ладно. Первым пришел мужчина. Я ему обрисовал перспективу, мол, пожалуйста, при старании можно и зарплату начальника бюро получать, а также имеются научные возможности, можно защитить не только кандидатскую, но и докторскую, поскольку мы сотрудничаем с институтами, темы интересные разрабатываются, даже делаются изобретения. В этих институтах есть аспирантура, научные советы. Но молодой человек сказал, что подумает, посмотрит, что в цехах предлагают. Ушел и так и не вернулся, потому что в цехах выше оклады. Ну, что ж, такова жизнь.
Затем пришла молодая девушка. Я предложил ей на выбор лабораторию, конструкторский и технологический отделы. Она сказала, что ее больше интересует исследовательский. Я позвонил начальнику лаборатории, тот зашел, я представил: «Направляю к вам молодого специалиста. Пожалуйста, примите».
Третья уже после обеда подошла. Как говорят – модель. Высокая, стройная, правильные черты лица, блондинка, высокая прическа, пышные волосы. Но что меня поразило – большие голубые глаза, такие грустные-грустные, и сама вся какая-то грустная. Поздоровалась, я предложил ей сесть. Спросил, что закончила. МЭИ. Поинтересовался, где практику проходила и какая работа больше нравится: исследовательская, конструкторская, наладочная? Она сказала, что, в принципе, ей все нравится, но предпочла бы, наверное, конструкторскую. Я спросил:
- Замужем?
- Не знаю.
Странный ответ.
- А дети есть?
- Не знаю.
Еще более странно. Ну, это ладно, если она не знает, замужем она или нет, если учесть, что современная молодежь сплошь и рядом живет так называемым гражданским браком, хотя в моем понимании гражданский брак – это законный брак, зарегистрированный в загсе. Но то, что она не знает, есть ли у нее дети, – это уже слишком. Это мужчины могут не знать, есть у них дети или нет, но чтобы женщины не знали! Но я не стал больше расспрашивать об этом, позвонил в бюро конструкторское, попросил зайти Галину Анатольевну, которая там руководила и почти одновременно со мной пришла на завод. Представив нового сотрудника, я попросил ее зайти позже. Где-то через час она зашла.
- Как вам новая работница?
- Да, в общем-то, хорошо. Чувствуется, что в институте не просидела, а именно занималась. А что такое?
- Да я задал ей два вопроса, а она ответила так, что у меня возник вопрос, все ли у нее в порядке с психикой.
- Да нет, что вы, все нормально.
- Ну, хорошо.
Через месяц или два я опять спросил о том же и услышал в ответ, что работает хорошо, иногда даже инициативу проявляет, никогда не отказывается сверхурочно поработать, а также и общественной деятельностью занимается. В общем, все в порядке.
В то время разрешалось, а вернее сказать, руководство закрывало глаза на то, что коллективы перед праздниками собирались и отмечали на работе 7 ноября, Новый год, 8 марта, 1 мая. Обычно это происходило так. Профсоюзный деятель приходил ко мне и давал список: вот этим товарищам просьба выписать премию, в основном из фонда новой техники, а все эти товарищи – предпенсионного возраста. Я выписывал премию за работу активную и прочее. Премированные товарищи оставляли из премии деньги на погашение подоходного налога, а остальное передавали в фонд торжеств, или как это назвать? На эти деньги собирались перед праздником. Тогда были сокращенные рабочие дни: до обеда еще как-то работали, а после обеда или в обед уже накрывали столы. Я обычно поздравлял коллектив и, сославшись на дела, уходил.
Руководящий состав собирался у главного инженера. Мы дожидались, когда закончится рабочий день, формально еще выжидали минут пятнадцать и потом ходили каждый по своим объектам. У меня было несколько таковых: бюро, лаборатории, испытательные стенды. Приходилось вместе с пожарниками и охранниками посещать объекты. Ответственные начальники докладывали мне, что все форточки закрыты, нагревательные приборы отключены, пишущие машинки сданы. Тогда было правило такое: все печатные машинки сдавались в первый отдел. Бюро закрывалось, а ключи сдавались охранникам. Когда все уходили, я последним закрывал свой кабинет и сдавал ключи.
Дело было под майские праздники, 30 апреля. Я сдал ключи от своего кабинета и на проходной оказался одновременно с той девушкой, которая имела грустные глаза и не знала, замужем ли она и есть ли у нее дети. Она уже год работала. Фамилия ее была Лисица. Звали Надеждой. Я спросил:
- Вам куда?
- Нам по пути, пойдемте вместе.
- А не хотите кофе выпить?
- С удовольствием.
Мы зашли в кафе. Оно было пустое. Народ то ли на работе отмечал, то ли дома готовился к празднику. Мы сели за столик дальний. Я заказал кофе и пирожное. Она спросила:
- А можно коньяку?
Я заказал коньяк, лимончик, шоколадку. Налил ей, себе. Она взяла рюмку двумя руками и говорит:
- Когда я год назад была на собеседовании у вас, вы спросили, замужем ли я и есть ли дети, а я сказала: не знаю. Представляю, что вы подумали обо мне. Вы подумали, что я, наверное, психически ненормальная. Как это так – не знает, есть ли у нее дети! А ведь это на самом деле так.
Я молчал, чувствуя, что эта девушка с грустными глазами хочет поделиться. Почему она выбрала меня, непонятно. Может быть, стеснялась женского коллектива? Ей вдруг захотелось выговориться, и она начала мне рассказывать:
- Я родилась в провинциальном городке. Мой отец и друг его после окончания института были направлены туда на Ремзавод, как он назывался, то есть Ремонтный завод. Отец сразу получил должность начальника цеха, а друг его вначале комсомольской деятельностью занялся, его в райком избрали, а потом пошел по партийной линии. Я помню, и отец у него был партийный работник.
Они почти одновременно женились, отец и друг его. Как молодым специалистам им построили дома рядышком, коттеджи. Два молодых красивых инженера из Ленинграда, прибывших на периферию, вызывали большой интерес среди молодежи, особенно у женской ее части. И они вскоре женились. В результате родилась я, а у друга отцовского родился сын Митя.
Они продолжали дружить семьями. Дружили и мы с Митей, в школе даже сидели за одной партой. Он умный был, учился хорошо с первого класса и дальше. У них на участке почти ничего не росло, а у нас был ухоженный сад, у нас и фрукты, и ягоды, и все. Большей частью, конечно, мама работала на участке, но и отец помогал с удовольствием, особенно по выходным, а вот другу его не нравилась работа такая, поэтому у них сад был в запущении, и их сыночек большей частью проводил время в нашем саду. Он мог быть у нас в любое время, и я могла приходить к ним в любое время. Вот такие у нас сложились отношения, и родители перешептывались, поглядывая на нас и, видимо, планируя наше будущее.
Настал мой день рожденья. 17 лет. Родители решили отметить. Я пригласила весь класс. Было все торжественно. Мне сшили новое платье. Я ждала этого дня. Когда все собрались, отец сказал слово, мама тоже. Поздравили меня, извинились и ушли в другую комнату. В зале осталась одна молодежь. Через какое-то время – звонок. Я пошла открыть. Родители тоже к двери подошли. На пороге стоял молодой человек. Незнакомый. Постарше меня. Явно городской. У него был букет цветов. Он поздоровался. Назвал себя. Отец обрадовался: «Заходи, заходи, как раз на праздник». – «А я знаю, мне отец сказал, что сегодня у вашей дочери день рожденья».
Он поцеловал маме руку. Я стояла смотрела на него, и то ли праздник, то ли что-то еще произвело такое ощущение, что это принц вдруг явился на мой день рожденья. Он в самом деле отличался от всех моих друзей, одноклассников. На нем был шикарный по тем временам костюм и сидел не мешковато, как на моем друге, у которого одно плечо было выше другого. Гость явно выигрывал – широкие плечи, беленькая рубашечка, модный галстук, прическа, гладко выбрит.
Отец – мне: «Познакомься, это сын моего одногруппника. Приехал сюда в командировку. Он ученый. Закончил аспирантуру. У нас будет проводить опыты. Приглашай его за стол, бери в свою компанию». Мама мне шепнула, что надо было подать руку, назвать себя, а я стояла с опущенными руками и вымолвила лишь: «Проходите». Сама пошла вперед. В зале объявила, что у нас еще гость, сын папиного друга. Все взоры обратили на него, загорелись глаза у девчонок. Освободили ему место рядом со мной. Налили вина. Он стал говорить, и чувствовалось, что образование у него высшее. Говорил интересно, емко, что нужна стране молодежь, ученые, умные, талантливые, энергичные. Пожелал мне поступить в институт. Достал из кармана коробочку и при всех вручил мне подарок. Это была золотая цепочка с кулоном. Все с завистью смотрели на меня.
Продолжалось застолье. Я смотрела на него. Как он выгодно от всех отличался! Вилочка в левой руке, ножичек в правой, сидит прямо. Если к нему кто-то обращался, он обязательно аккуратненько клал приборы, брал салфеточку, прожевывал, никогда не говорил и не отвечал с полным ртом. Наши же мальчишки, да и девчонки, иногда даже пищу поправляли пальцем в тарелке. А голос у него – такой баритон, насыщенный. Я просто любовалась им. В самом деле – принц на мой праздник приехал!
Через какое-то время он стал извиняться, собираясь уходить, а мне так не хотелось, чтобы он уходил, мне так хотелось, чтобы он остался. Все стали его упрашивать. Он остался. Причем нисколько не ломался. Несколько шуток сказал, еще тост произнес. Мне очень приятно было в тот вечер. Единственное – мой друг был недовольный. Ну, что поделаешь. Гость отличался от него многим. Митя был небольшого роста, ниже среднего, и очень худой, тоненькие ножки, перекошенные плечи, хотя умный и тянул на золотую медаль. А этот – высокий, стройный, мощный, чувствовалась сила. Потом он несколько раз заходил вечерами. Они закрывались с папой в кабинете и долго беседовали, а я ждала, когда он выйдет, чтобы еще раз на него посмотреть, полюбоваться.
Начались летние каникулы, последние перед выпускным классом. У нас перед кинотеатром в субботу и воскресенье играл духовой оркестр. Танцплощадка там была. Мы с пятнадцати лет туда ходили. Однажды я увидела там его. Он никого не приглашал на танец, просто стоял смотрел. А мне так хотелось, чтобы он подошел и меня пригласил. Он увидел меня, поклонился в знак приветствия, я ответила. Я ждала, что он подойдет ко мне, а он так и не подошел. Я не вытерпела, и когда объявили белый танец, сама подошла к нему, пригласила.
Как это было приятно – с ним танцевать. Он вел так легко, как будто не танцевали мы, а плыли по волнам. Это было такое блаженство! И ни разу мы не столкнулись с другими парами, а некоторые сталкивались. Когда закончилась музыка, он подвел меня к нашей компании, извинился и опять отошел в сторонку. Увы, это был последний танец, все стали расходиться, а мне так не хотелось уходить!
Это происходило почти каждую субботу, воскресенье. Я ждала, что он придет, и мы еще потанцуем. Почти каждое воскресенье он приходил, мы танцевали и вместе уже ходили в кино. После фильма он меня провожал. Мите, конечно, это не нравилось. Но что поделаешь, мы выбираем лучшее. Хотя я еще не осознавала, но я его уже любила. А звали его Альберт.
Прошел год. Перед выпускными я как-то раз пришла из школы. Май-месяц был еще, шли последние уроки. Мама объявляет, что сегодня будет небольшой вечер. Соберутся папины друзья. Пришли Митин отец с Митей и Альберт с отцом. Митя сидел молча все время, ни одного слова не произнес. Родители вспоминали для них только понятные вещи, как они жили в общежитии, оказывается, втроем в одной комнате. Альберт иногда вступал в разговор. Чувствовалось, что он почти на равных с родителями участвует в разговоре. А я просто любовалась, глядя на него, на его манеры, как он сидит, как ведет себя за столом, как вступает в разговор.
Под конец вечера коснулись темы, куда мы с Дмитрием будем поступать. Наши гости стали звать меня в Ленинград, где много институтов, мол, встретят, направят, тем более что Альберта пригласили преподавать в электротехнический институт. Эта идея вроде бы и моим родителям понравилась, а особенно, конечно, мне.
И вот я окончила школу. Окончила хорошо, хотя без медали. Митя окончил с медалью, но он не поехал в Ленинград, он поехал в Москву, а я поехала в Ленинград. Альберт меня встретил и сказал: «Поживешь пока у нас». Я: «Как у вас?» - «Как? Я женатый. У меня жена». Для меня это было как шок. Я первый раз слышала, что он женат. «А когда ты женился?» - «Да я давно уже женился. Почти четыре года как женат». – «И у вас дети есть?» - «А вот чего нет, того нет», - произнес он, как мне показалось, другим совершенно голосом, подавленным, грустным.
Мы приехали к нему домой. Он познакомил меня с женой. Красивая такая женщина, стройная. Назвала себя Жанной. Они выделили мне комнату. Я вначале ходила в институт на подготовительные курсы, а с первого августа начались экзамены. Жанна уехала то ли в дом отдыха, то ли в санаторий. Я сдавала экзамены, ходила на консультации. И вот двадцатого числа последний экзамен. А двадцать первого увидела себя в списках зачисленных.
Приезжаю домой на радостях, захожу, на кухне сидит Альберт в халате, наброшенном на голое тело, без рубашки. Я стала хвастаться, что я зачислена, что я теперь студентка электротехнического института. Он привлек меня к себе. Была жаркая погода. Он стал расстегивать пуговички на кофточке, а потом берет так – раз, с плеч снимает ее. Мне понравился этот жест, и я взяла и так же с него сняла халат. Он удивленно посмотрел на меня и расстегнул мне юбку, юбка свалилась, и я перед ним стояла голенькая. Он прижал меня к себе, мне было так хорошо, приятно чувствовать его сильное тело. Он поцеловал меня, и мне так было приятно с ним целоваться.
Поднял на руки, покружил. «Поздравляю, - говорит, - с поступлением! Ты теперь студентка!» - и понес меня в спальню, положил на кровать. Я ему говорю: «Я хочу быть твоей любовницей». Он: «Нет, ты мне будешь женой». – «Как женой? У тебя же есть уже жена». – «Дело в том, что мне нужна такая жена, которая родит мне детей. Жена моя не может рожать, потому что она, когда была девочкой, даже младше, чем ты, в шестнадцать лет забеременела и сделала аборт. А в результате, когда мы поженились и прожили два года, у нас не было детей. Стали проверяться, нам сказали, что у моей жены после той ошибки молодости не будет детей. Я хочу, чтоб ты мне родила». – «А как же Жанна?» - «Я думаю, она не будет против. На Востоке до четырех жен разрешается, а почему бы мне не иметь две?» - «Как две?» - «Ну, так, у меня уже есть одна, и вот ты вторая жена». – «Я согласна, а как же все-таки Жанна?» - «А мы спросим у нее завтра».
И вот на другой день приезжает Жанна. Вечером после ужина был такой разговор. Он говорит: «Жанна, я хочу, чтобы Надежда была, как и ты, мне женой». А та спокойно говорит: «Ну, что ж, раз хочешь, так давай будем втроем жить. Почему бы нам не жить втроем, если тебе так вдруг хочется?» Я, конечно, была немножко шокирована, что вот так спокойно она об этом. Она спросила: «Как ты, согласна?» Я ответила, что согласна, потому что я была влюблена. Так мы оказались втроем в постели. Она сказала: «Я тебе покажу, как это все делается». Ну, подробности не буду рассказывать о том, как мы стали жить втроем.
Это продолжалось до тех пор, пока я не почувствовала, что у меня начался токсикоз. Но первую сессию я сдала, причем на отлично. Альберт предложил мне взять академический отпуск. Я согласилась. Затем они предложили мне поехать в Абхазию к их родственникам в какую-то деревню. Мы с Жанной отправились туда пожить, а Альберт навещал нас.
И вот 20-го мая я родила девочку. У меня не было молока, и ребенка перевели на искусственное питание, для чего у них уже было все заготовлено. За девочкой мы ухаживали вдвоем с Жанной. В августе приехал Альберт и сказал: «Мы поедем в Ленинград, а ты можешь заехать к своей маме. Уж не говори, что ты родила». А отца моего уже не было в живых.
Мы собрались ехать, и вдруг я, проверяя документы, смотрю, в свидетельстве о рождении моей дочери записана матерью не я, а Жанна. Я спросила: «Как так? Ведь я же мама!» - «Ну, пусть вначале будет Жанна, а родишь второго – тогда будешь ты». – «Но это же мой ребенок». – «Конечно, твой. Кто ж его отбирает? И наш. Мы же втроем. Одна семья втроем». Ну, не знаю, забили мне мозги, а я такая была, как вы правильно подумали, наверное, с психикой не все в порядке.
Они поехали в Питер, а я – к маме. Альберт мне писал письма. Пришло письмо, что в институте восстановлена, занятия со второго семестра, так что могу отдыхать, сколько захочу. Я маме ничего не сказала и пробыла дома уже два месяца. И вдруг – письмо. Без обратного адреса. Альберт пишет: «Мы с Жанной вынуждены уехать очень далеко. Ты не ищи нас больше. Вещи твои и документы необходимые находятся по такому-то адресу. Я снял тебе комнату, хозяйка там такая-то. Все. До свидания».
Я бросилась в Ленинград. Приехала на квартиру, где жил Альберт, а мне говорят, что уже полгода здесь живут другие люди. А где он, никто не знает. Я поехала по адресу, где мои вещи, документы, а там старушка, у нее двухкомнатная квартира, одну комнату снял Альберт, заплатил деньги. Она встретила приветливо меня, мол, да-да, мужчина говорил, что родственница его приедет учиться, оплатил, вот здесь вещи, вот здесь документы.
Так я осталась без дитя. Я не знала, что делать. Обратилась в справочное бюро. Мне не дали ничего там. Хотела заявить в милицию, надо мной там просто посмеялись. Что за глупость, говорят, какая дочь, где свидетельство о рождении, как ты можешь, дескать, писать заявление, что у тебя украли дочь, на кого? Я пыталась объяснить, мол, родила я, а записали матерью не меня… Ну, в общем, мне сказали, иди отсюда, не городи глупости.
И вот так, не узнав и не добившись ничего, я не знаю, замужем я была или просто меня обманывали, окрутили и украли ребенка. Потому я вам и сказала: не знаю, замужем я или нет, дети есть или нет, есть у меня дочь или нет у меня дочери. И записана она на другую маму. Не знаю, удастся ли мне ее когда-нибудь найти. Отпустите меня, пожалуйста, я уже почти год отработала.
Я сказал:
- Хорошо. После праздников зайдите.
Я проводил ее до парадной. Подумал, то ли выдумала все это девушка, чтобы не отрабатывать два года, положенных после института, то ли в самом деле такое может быть? После майских праздников она зашла, я ей подписал заявление, и она уехала.
2
Началась приватизация, или, как ее называли в народе, прихватизация. Не все понимали, что это такое, для чего это делалось. Для ученых, конструкторов это был самый настоящий крах. Темы закрывались одна за другой. И нам уже не то что новых специалистов получить, а как бы своих сохранить, но и это не удавалось, потому что финансирование прекращалось. Приходилось сворачивать работы такие, где оставался один шаг до открытия, не говорю уже про изобретения, а изобретений у нас было много. Задерживались зарплаты. Кто поактивней, те стали искать лучшей доли, особенно молодежь. Часть превратилась в челночников. А те, кто имел публикации, чтобы продолжить научные работы, уезжали за границу по приглашению. Было страшно обидно, что такие умные, ценнейшие кадры покидали страну. А многие превратились в продавцов ларьков, поскольку зарплаты не было.
В моем подразделении, мощном в свое время, с уникальным оборудованием, имелись образцы изобретений. Много было у нас сделано работ интересных в области порошковой металлургии и СВС, самораспространяющегося высокотемпературного синтеза, а также бесшовной электросварки. Много чего было такого, что необходимо было уже внедрять в народное хозяйство, но это сейчас просто лежало мертвым грузом, металлоломом. Документация с грифом «Секретно», «Совершенно секретно», «Для служебного пользования» валялась на столах и на открытых полках, никого эта секретность уже не интересовала и не беспокоила. Я смотрел на этот разгром самый настоящий с таким чувством, что не хочется и говорить.
Я приметил молодого человека, который ходил по пустынным лабораториям, безлюдным залам, листал документацию, останавливался у приборов, рассматривал их. Это все уже было бесхозное. Иногда мне хотелось все это сдать в металлолом, поскольку никому не нужно. Мы подавали объявление, что продается уникальное оборудование, но никто не покупал. Мне стало интересно, что тут делает молодой человек, и я обратился к нему с вопросом: «Кто вы?» Он назвал себя и пояснил, что он хотел бы приобрести часть нашего оборудования для своего предприятия, но, говорит, денег у него не так уж много, однако он мог бы рассчитаться бартером. Я спросил:
- Что у вас есть?
- У нас есть продукты: сливочное масло, подсолнечное масло, а также мед, сахар и крупы.
Я был рад этому, поскольку мне хотелось хоть чем-то отблагодарить оставшихся сотрудников, которые были верны науке и, хотя торговали в ларьках, пытались продолжить свою работу здесь по вечерам и днем, в зависимости от того, как в ларьках работали. Я сказал:
- В принципе, я согласен. Что за оборудование вы хотите купить?
А у него оказался уже довольно приличный список уникального оборудования, которое у нас было и которое когда-то мы покупали по спецзаказу.
- И как бы нам договориться о цене?
Я даже не мог себе представить, сколько стоят сейчас продукты, и решил посоветоваться с вышестоящим начальством. Директор у нас был пожилой уже человек, и он отошел вообще от работы завода, мы уже к нему не обращались, потому что у него был один ответ: «Не знаю, и министерство ничего не знает». А вот с главным инженером мы еще как-то пытались найти заказчиков, чтоб хоть какие-то работы делать и хоть что-то иметь. Я зашел к нему, тот позвал бухгалтера. Говорю, так и так, есть представитель, который может часть оборудования купить или поменять на бартер. Они заинтересовались. Я назвал, что предлагают. Главный инженер:
- Согласен. Давай.
Я снова встретился с молодым человеком и сказал:
- Мы согласны. Давайте оформлять договор. Вы уполномочены?
- Да, я уполномочен. Вот доверенность.
Доверенность по всем правилам оформлена. Подпись – генеральный директор Н.А.Лисица и главный бухгалтер такой-то. Мне что-то показалось. Редкая все-таки фамилия – Лисица. Но я не заострял внимания на этом. Он сообщил, что через два-три дня придут два вагона с продуктами, вот квитанция и вот копии накладных.
- Хотелось бы, чтобы специалисты ваши были командированы к нам, - говорит. - Оплату деньгами я не гарантирую, не уполномочен о чистых деньгах вести речь, но дорогу оплатим и обеспечим жильем и трехразовым питанием. Если какой специалист поедет с семьей, с женой, с ребенком, мы им тоже предоставим жилье, трехразовое питание, для детей, может, четырех-пятиразовое. Это чтобы нам помогли в наладке. Желательно, чтобы уже со мной поехали человека два-три, проектировщики, чтобы правильно спланировать площадки, где это все можно смонтировать, потом установить в удобном и нужном порядке.
Я собрал коллектив оставшийся, предложил им. Изъявили многие желание поехать, когда пришли вагоны. Естественно, кроме своего коллектива, пришлось поделиться со всеми работниками завода. А этот молодой человек согласовал с бухгалтером поставки оборудования по бартеру. Казалось, та сторона оставалась должна, на что покупатель сказал:
- Нет проблем, остальное будет поставлено в сезон. И еще дополнительно мы пришлем сезонные продукты в виде огурцов, помидоров, может быть, даже и соленья-варенья.
Это, как сейчас говорят, вроде бонуса. Он попросил еще отгрузить оборудование. Каким образом он успел все осмотреть? У нас на складах имелись станки, которые до сих пор оставались в упаковке и не распечатывались. Короче, и это мы все отдали.
Вот таким образом разорялся наш завод. Кто умел, отхватывал кусочек за кусочком. В помещениях устраивали какие-то склады непонятные. Когда освободилось у меня помещение из-под лаборатории в результате того, что все лабораторное оборудование передали этому молодому человеку, то какие-то шустрые ребята взяли в аренду это помещение и устроили там склад секонд-хенда. Что ж, и это тоже каким-то образом поддерживало, кормило людей. Стали появляться на территории какие-то кооперативы. В общем, разруха наступала самая настоящая. А СМИ твердили, что все хорошо, приватизация, и что и в колхозах все хорошо, мол, люди получают паи, фермеры начинают работать. На самом деле, и на селе наступала самая настоящая разруха, колхозы разваливались, техника, которую фермеры получали при дележке колхозов, выходила из строя, а денег у фермеров не было ни на ремонт, ни на новую технику. Они влезали в долги, в кредиты, покупая семена, горюче-смазочные, а техника ломалась, и в общем, все приходило в упадок. Страна стояла на грани. Правда, некоторые деловые, как тот молодой человек, говорили, что у них, наоборот, все на подъеме, причем это подтверждалось звонками моих коллег. И я решил съездить туда посмотреть.
Когда я приехал, на проходной у меня попросили документы. У меня было министерское удостоверение, по которому я мог проходить на любое предприятие государственное, а здесь же мне вахтер сказал:
- Извините, на нашем предприятии не действует никакое удостоверение.
- Почему? - спросил я.
- Понимаете, сейчас любое удостоверение можно на любой станции метро в Москве приобрести. Даже и Героя Советского Союза. И чуть ли не удостоверение министра. Поэтому на нашем предприятии действует только паспорт. Пожалуйста, пройдите в эту комнату, оформите пропуск.
Мне ничего не оставалось, я зашел, там сидела довольно преклонного возраста женщина, взяла паспорт, внимательно посмотрела на меня, на фотографию, сличила, спросила:
- Куда это вы?
- Да мне надо бы к директору попасть по производственному вопросу. Наше предприятие поставило сюда оборудование, мне хотелось бы с директором побеседовать.
- Хорошо, одну минутку! – она подняла трубку и спросила: - Вера, может ли Надежда Андреевна принять командировочного по производственному вопросу?
Та, очевидно, ответила положительно. Я получил пропуск. Прошел проходную. Навстречу миловидная девушка:
- Вы к Надежде Андреевне?
- Я к директору.
- Директор – это Надежда Андреевна.
- А фамилия как?
- Надежда Андреевна Лисица. Она директор.
И тут я вспомнил, что ту девушку с грустными глазами тоже звали – Надежда Лисица. Я еще отметил, что в ее внешности ничего лисьего не было. Красивая, стройная – модель. Думаю, неужели это она – генеральный директор?
- Надежда Андреевна вас примет через семь минут, когда у нее закончится совещание, - извинилась девушка-секретарь. - А сейчас, пожалуйста, вот переговорная комната, чай, кофе, что вы хотите? Есть зеленый, черный чай.
- Мне зеленого.
Она заварила мне чаю, принесла сахар, печенье.
- Через шесть минут вас примут.
Как она минуты считает? Мне показалось, вроде больше прошло, пока чай заваривала. Я сел, стал маленькими глотками пить чай. Зашла секретарь со словами, что Надежда Андреевна ждет. Я вошел в кабинет и был в самом деле удивлен: это та самая девочка с грустными глазами, но сейчас глаза были совершенно не грустные, а, как говорят, лучистые. Она поднялась навстречу из-за стола, все такая же красивая, стройная, улыбается.
- Ну наконец-то дождалась, когда вы сами приедете!
Я даже как-то себя неудобно почувствовал.
- Присаживайтесь. Надолго вы решили к нам?
- Да вот по пути ехал и решил заехать посмотреть, как тут мои сотрудники устроились, не в обиде ли.
- Нет, нет, не обижаем, не обижаем, все нормально. Можете сейчас навестить их. И вот что. У меня сегодня школьный час. Так, в восемь часов… - она как будто что-то про себя говорила, глядя в свой ежедневник. – Я сегодня вас приглашаю на ужин к себе в восемь часов, - она подняла трубку: - Марфа Андреевна, у меня сегодня гости. Нет-нет, не племянница, а дядя. Будьте любезны, приготовьте ужин на двоих.
- В кабинете, в столовой?
- Нет, у меня дома. К восьми часам, - потом обратилась ко мне: - Ну, что? Сейчас мы проедем посмотрим, как ваши коллеги, поздороваетесь с ними. Потом к семи часам мне надо в школу, там провожу я еженедельные лекции, и это отменить нельзя.
Мы вышли. У входа стоял какой-то интересный автомобиль. Я впервые видел такую конструкцию. К автомобилю тянулся кабель. Она отключила этот кабель.
- Прошу.
Я сел рядом. Она повернула ключ, я не услышал знакомого шума стартера с завыванием. Автомобиль беззвучно, плавно тронулся. Я посмотрел на нее. Она улыбнулась:
- Электромобиль. Первая модель электромобиля нашего производства. Приходится подзаряжаться, но хватает для передвижений здесь до дому.
Мы подъехали к новому корпусу, проехав старые корпуса. Зашли внутрь. Там находились мои коллеги. Они окружили меня. Я стал интересоваться, как они тут. Отвечают: «Прекрасно!»
3
Я стоял перед своими коллегами, и мне было стыдно стоять перед ними рядом с этой девочкой, которая совсем недавно просила отпустить ее, недоработав положенных после института двух лет. Эта девочка сохранила завод, подняла его и сейчас создает практически научный центр здесь, в деревне, или, как она выразилась, в городке деревенского типа. А я руководил громаднейшим коллективом ученых, конструкторов, технологов, исследователей, и я не только не преумножил, я просто разбазарил хозяйство, и мне было стыдно перед моими коллегами, перед этой девочкой.
Она, очевидно, заметила мое состояние и сказала, что нам пора. Мы подъехали к дому. Она не стала заезжать. Из калитки вышла женщина.
- Марфа Ильинична, примите, пожалуйста, моего гостя, а я к восьми часам приеду. Всего хорошего, дожидайтесь!
Марфа Ильинична пригласила меня в дом, показала комнату. Заметила, как бы между прочим, что мужчин здесь практически не бывает, но в этой комнате все, что необходимо для мужчин, имеется. Я умылся, побрился, включил телевизор, стал ждать Надежду, обдумывая то, что увидел. А увидел я работающие цеха и новый инженерный и научно-исследовательский центр. Не знаю, удастся ли этой девочке возродить такой центр, каким руководил я и который развалился на моих глазах. Я собственноручно его продал, попросту говоря.
Я не услышал, как подъехал электромобиль. Вошла Надежда Андреевна, сказала, что она освободилась, ужин уже готов, и ей надо всего семь с половиной минут. Я подумал: там секретарь минуты считает до минут, а она до секунд. Я улыбнулся. Она, видимо, не поняла, чему.
- Я постараюсь быстрее.
На всякий случай, я заметил время. Каково было мое удивление, когда она уложилась точно в назначенное себе время и вышла в вечернем платье с прической. И как это она успела за такой короткий срок привести себя так в порядок?
- Прошу к столу.
Прошли в гостиную. Не сказать, что я был шокирован, но от таких деликатесов я уже отвык и давно не видел их на одном столе.
- У нас почти натуральное хозяйство, это все мы выращиваем, производим и делимся тем, что у нас есть. Что будете пить – водку, коньяк, вино?
- И это собственного?
- Да, и это мы делаем.
Я выбрал коньяк. Она открыла бар, достала коньяк, коньячные стопки, налила.
- Ну, с приездом! И за дальнейшее сотрудничество!
Слова о дальнейшем сотрудничестве прозвучали укором в моих ушах. Мне хотелось узнать, нашла ли она ребенка, но я не стал о ребенке спрашивать. Я спросил:
- Как вы живете? Как устроились?
Она отложила вилку, посмотрела на меня, но уже не грустными глазами. Когда я спросил ее секретаря: «Это Лисица с грустными глазами?» – девушка ответила: «Хотела бы я посмотреть на человека, который, не выполнив ее приказа или указания, захотел бы посмотреть еще раз в эти, как вы выразились, грустные глаза!» - «Не понял». – «Не понял? В этих глазах не только гром и молнию, там можно такой цунами увидеть, что второй раз не выполнить приказа или указания еще ни у кого не возникало желания». С таким характером человек может много сделать. Она посмотрела на меня и сказала:
- Да, конечно, пришлось поработать. Когда вы меня отпустили раньше положенного срока, я приехала сюда на родину. На этом заводе мой отец работал, и как люди говорили, завод на нем держался. А когда я приехала, он начал разваливаться, как и все в стране валилось. Меня взяли на должность технолога электроцеха. Завод – ремонтный. Ремонтировали генераторы, моторы. Все вручную делалось. Я кой-какую пыталась внедрить автоматику, автоматизировать некоторые процессы. Самое страшное – заказов практически не было. Раньше как завод существовал? Колхозы свою технику пригоняли и ремонтировали по договору, процесс был налажен. А сейчас колхозы тоже приватизацией занялись, всю свою технику пораздали. Появились фермеры, а денег у них нет, чтобы трактор отремонтировать. Иногда эти трактора просто бросали. А у нас рабочие зарплату не получали. Наступил критический момент.
Состоялось общее собрание. Было решено приватизировать. Как говорили выступающие, надо вначале разделиться, чтоб потом соединиться. Кто пошустрей, пытались себе отхватить такие части завода, где можно заработать. Замдиректора по экономическим вопросам нацелился на автомобильный гараж с ремонтными боксами. Я выступила и предложила выделить паи из расчета, кто сколько работал и какой внес трудовой вклад в этот завод. Но ни в коем случае не делить завод!
Кипели споры. Кто-то говорил, вот тебя выберем, тогда и будешь командовать. В общем, ничем не кончилось собрание, разошлись, а вечером пришел ко мне один молодой человек, вы его видели, это он приезжал к вам. Он сказал, что ветераны завода приглашают меня на разговор. Это в основном люди, всю жизнь проработавшие на заводе. Они обратились ко мне: «Дочка, расскажи подробней, объясни, что ты имела в виду, когда выступала на собрании?»
Я и сказала, что они не получают зарплату потому, что не работают, а надо работать. Но как работать? Заказов нет. Надо сделать так, чтоб были заказы. Вы посмотрите, вон сколько сейчас легковых автомобилей у народа появилось, а они бьются, ломаются. Даже автохлам везут из-за границы. Иномарки тоже ломаются. Посмотрите, почти в каждом гараже своя мастерская, а у нас вон какие боксы простаивают! Почему бы нам не организовать ремонтный бизнес? Это будут живые деньги, на которые можно каким-то образом существовать.
А то, что колхозы нам сейчас не могут платить и фермеры, так я предлагаю колхозам, которые еще не развалились и которые не могут сейчас заплатить, а также фермерам, в кредит ремонтировать технику. Как? А так. Сейчас у них нет денег, а осенью – расчет бартером. Тем же зерном, маслом. Тем, что у них есть. Всем эта идея понравилась.
И еще я вот что предложила. Вы ж помните, говорю, вы ж ветераны, в пятидесятых годах были такие МТС, машино-тракторные станции. Это когда у колхозов не хватало техники, тогда были созданы районные станции, которые обрабатывали поля. По такому же принципу можно и нам организоваться. И вы представляете, эту идею подхватили! Через день было собрание, и уже не один человек, а целая группа выступила с такой идеей. Прозвучало предложение избрать меня директором, а завод – не просто приватизировать, а создать типа акционерного общества.
Было мне поручено за две недели подготовить свои предложения, договора. Я создала коллективчик, с которым мы работали не только по уставу. А в устав мы, между прочим, записали, что всякое появление на рабочем месте в нетрезвом виде и, тем более, распитие спиртных напитков на рабочем месте грозит немедленным увольнением с предприятия, и в течение трех лет не выплачивается прибыль по паям. Вначале возник немножко спор, когда принимался устав, но, тем не менее, приняли. Народ спивался. Нескольких человек пришлось уволить. А потом – не замечала.
Трудно было первый год, конечно. Противником перемен был бывший генеральный директор, поскольку все руководство сменила я, вновь избранный директор. Подбирала сама людей, которые мне нужны были. Во-первых, мы организовали ремонты кузовов и двигателей. По-быстрому сделали целые боксы покраски. И к нам потянулись люди, потому что делали качественно. У нас были специалисты, набившие руку на ремонте в гаражах, мы пригласили их к себе.
Стали появляться небольшие деньги. Это дало нам жизнь. Мы смогли скупать, иногда по цене металлолома, трактора, сеялки, веялки, бороны – в общем, то, что было в развалившихся колхозах брошено. Иногда вот просто стоял на обочине трактор, никому не нужный, брошенный, у него двигатель отказал, заклинило, и хозяину не надо, и никому. Мы обращались в милицию, находили хозяина, уже пьяного, которому было наплевать, забирали этот трактор, восстанавливали, ремонтировали, рассчитывались с хозяином, давали ему какие-то деньги. И вот так у нас организовалась своя, как мы назвали, МТС.
Мы стали помогать фермерам и колхозам техникой. Все делалось качественно, вовремя по договору, им это нравилось. И вот на второй год они стали с нами рассчитываться. Кроме того, у нас свои были поля, которые мы тщательно обрабатывали. Мы построили овощехранилище и типовые теплицы. И у нас оказалось так много продукции, что скоропортящееся, помидоры, огурцы, кабачки, кому сколько нужно было, тот столько и брал. А такую продукцию, как зерно, кукуруза, подсолнечное масло, мы осенью получали, когда с нами рассчитывались, и часть народ разбирал, а часть мы в хранилище помещали. Надо сказать, не у всех еще было отбито желание иметь подсобное хозяйство, коров, овечек, и при наличии такого корма, как зерно, кукуруза, корнеплоды, многие вновь решили заняться. Вот таким образом мы стали развиваться.
А по стране шла прихватизация. Каждый хотел пожирнее кусочек откусить. Я узнала, что и ваш завод, ваш центр, ваши лаборатории валятся, а у меня уже появилась возможность скупать кое-что. Я задалась целью, а результат вы видите сейчас.
Да, результат я видел. И мне было стыдно. И не только стыдно. Я сидел смотрел на эту девочку, на эту женщину, уже умудренную опытом борьбы, очевидно, противников много было, всяких подводных камней, которые она преодолела. Прошла, как в народе говорят, огонь, и воду, и медные трубы. Я пытался представить, как эта девочка все это осилила и такое организовала, практически научный центр, налаженное производство и сельское хозяйство. А я, я, держа в руках научно-исследовательский институт и располагая кадрами уникальнейшими, все это упустил! Мне хотелось узнать, нашла ли она дочь свою, но я слушал, не перебивая. Она продолжала:
- Понимаете, всякое было за это время. Был у меня знакомый еще в школе, звали его Дмитрием, фамилия Бугаев. У них вся семья такая – мощные, здоровые, и этот Дмитрий был крепкий, здоровый, мощный. Спортсмен. И когда я директором уже была, вдруг он приходит ко мне с таким взглядом тяжелым и просится на работу. Я – с удовольствием, но куда, не знаю. И подает справку об условно-досрочном освобождении. Я спросила: «А за что?» - «Убийство». – «Как?» - «Да, понимаешь, на соревнованиях слишком прижал противника, а судья не заметил, вовремя не остановил, в общем, человек погиб, а мне пять лет дали, три отсидел. Мне б потяжелее работенку». – «Хорошо, - говорю, - пожалуйста. Иди выбирай, что понравится». – «А не боишься, что я из заключения?» - «Нет, не боюсь». – «Я ж под надзором». – «Ну, что ж, исполняй». И нашел он у меня себе работу под свою силу.
Однажды ко мне приезжают на двух джипах. Сразу ясно, рэкетиры. Как только у нас стал появляться избыток, это все разрослось кругом, и в нашем городке, и в области. Ну, наши местные – мелочь, хулиганы, которые грабили ларьки, а это приехали из области на двух джипах. Двое остались в приемной, а трое зашли ко мне. Главарь небрежно сел и начал мне диктовать условия, так и так, мы вас берем под свою крышу, теперь вы будете нам платить. Я, естественно, слышала о всяких этих крышах, попыталась спросить, за что платить и как. Вдруг дверь открывается без стука, входит Митя и на этого развалившегося: «Ты, Лыско, чего сюда явился?» – и своей мощной лапой хватает его за шиворот. Тот выпученными глазами на него смотрит: «Митяй, Митяй, да меня Грач послал, Митяй». Он на этих двух ребят, которые здесь были: «А ну вон отсюда! – вышвырнул их за дверь, потом зашел: - Извините, Надежда Андреевна, я просто попросил их удалиться, чтоб они вам не мешали работать». – «Очень вежливо попросил, - говорю, - спасибо тебе!»
Потом через какое-то время он заходит и говорит: «Надежда Андреевна, самый там авторитет хочет с вами поговорить». Приезжает довольно интеллигентного вида человек. С Дмитрием зашли. «Я прослышал про ваше предприятие, и мы бы хотели сотрудничать». Я говорю: «Не понимаю. Как сотрудничать?» - «У вас там пропало несколько тракторов и прочая сельхозтехника. Мы могли бы как охранное предприятие охранять». Я сразу не включилась. «И что это будет?» - «Конечно, за плату». Я сказала, что подумаю. Подумала, а почему бы в самом деле не привлечь их. В милицию обращалась – никакого толку нет.
Я Дмитрию сказала: «В принципе, я согласна взять на работу это охранное предприятие». Подготовила договор. Условия мои были такие: охранное предприятие ставит за свой счет видеокамеры, тревожные кнопки, обеспечивает нас сигнализацией, и если где сработает она, чтобы охранные машины приезжали не позже, чем через пять минут. Говорили и о цене. И тоже договорились. Заключили договор, и сразу нашлись наши трактора, которые были угнаны.
И я решила спросить этого Грача, могут ли они найти человека? Он ухмыльнулся и отвечает: «Если только он не в могиле». Я дала данные Альберта и его жены. Каково было мое удивление, буквально через день Грач сам приехал ко мне и привез фотографии. Это они были, и среди них девочка тринадцатилетняя. И Грач вдруг говорит, что эта девочка очень похожа на меня. Я спросила: «Где они?» - «Живут в Москве сейчас. Девочка в лагере». Он почувствовал мое волнение и предложил поехать с ним. Захватил еще охрану.
Приехали к дому, где жил Альберт на восьмом этаже. Грач и его помощники поднялись, сказав мне: «Подождите здесь внизу, мы вас позовем». Через какое-то время позвонили: «Приходите, все чисто». Я вошла. На диване сидел Альберт и жена его. У меня было желание их разорвать. Я спросила: «Где?» - «В лагере». У меня вырвалось: «Я приехала вас убивать!» Тут вмешался Грач, с виду интеллигентный человек: «О, прекрасно! Только вы скажите, как их убивать. Сразу пулю в лоб? – достает пистолет. – Кого первого убить? Его или ее?» Я увидела в их глазах ужас.
«А может, их порезать? – продолжал Грач и достал нож. – Кого первого? Его? – взял за волосы. – Или ее? – подошел к Жанне. – Раз ножом по горлу!» Мне показалось, они уже на грани потери сознания. «А можно и бескровно, - Грач посмотрел на шторы и на веревочку, которой шторы раздвигаются. – Можно вот так, - подошел сзади, набросил эту веревку на шею. – Вот так раз, и все, а потом мы их вышвырнем в окно и скажем, что сами выпрыгнули. А вообще-то, прежде чем их прикончить, давайте им сначала ноги прострелим. Знаете, если в коленочку выстрелить, в чашечку, она разлетается, у меня пуля специальная есть, никакой потом хирург не восстановит. Давайте ей левую прострелим, а ему правую».
Он издевается, а я сижу, мне самой страшно. Жанна попросила воды. Они начали умолять меня, упали на колени. Я ничего не могла понять, а Грач что-то сказал своему помощнику, тот подошел, взял их за шиворот, усадил на диван и обращается ко мне: «Так что, Надежда Андреевна, как мы их все-таки прикончим?» Альберт говорит: «Надежда, ты понимаешь, какая травма будет девочке?» Я понимаю, какая это будет травма, и говорю: «Нет, сейчас мы не будем их убивать. Мы им дадим шанс, пусть они пока поживут». – «Что, и даже колени не прострелим?» - «Нет, пока не прострелим. Сейчас они дадут мне расписку, что девочка будет на каникулы приезжать ко мне. А как они это объяснят ей, это их дело».
Я задумалась, как мне поступить? Назваться матерью или нет? Нет, пусть они меня ей представят как сестру его однокурсника. «А когда она возвращается?» - «Двадцатого августа». – «Восемнадцатого августа я приеду сюда, и вы меня представите как сестру однокурсника». Грач помахал перед носом пистолетом: «Вы все поняли? Запомните: восемнадцатого Надежда Андреевна приедет сюда».
Я ушла оттуда как в тумане. Взяла там фотографии и рассматривала их дома, по годам раскладывала, смотрела, как моя девочка росла и взрослела за эти тринадцать лет. Она далеко была от меня, а может быть, и близко. Я не знала, где они были и почему так случилось.
Восемнадцатого числа я набрала деликатесов, подарков, приехала туда. Не скажу, чтобы рады были мне они. Мне, на всякий случай, Грач дал пистолет, но не боевой, а травматический. Перед встречей с дочерью я крепилась и боялась, что мне станет плохо, когда увижу ее.
Вот они поднимаются на этаж, заходят в комнату. Альберт представляет: «Эта тетя – сестра моего однокурсника, познакомься». Дочь протягивает мне свою худенькую ручку, я беру и чувствую, что она моя кровинка. Как мне хочется ее обнять, прижать! Но я еще не могу ей открыться.
Напряженно день проходит. На следующий день Альберт и жена его объявляют, что им срочно надо съездить куда-то (это я им поставила условие), и просят дочь показать мне Москву. Та соглашается, и мы целую неделю с ней вдвоем гуляем по Москве, по магазинам. Я ей все покупала, она не отказывалась, ей это нравилось. Тетей меня звала. Спросила: «Откуда у вас деньги?» Я сказала, что я современная бизнес-леди, так что все нормально. Мы ходили в театр с ней, в музеи, она мне показывала Москву.
Через неделю я позвонила своим бывшим сожителям и сообщила, что мне надо уезжать. Они явились, я уехала. Потом приехала на каникулы осенние, так же сходили с дочкой в театр. А через два дня она мне говорит: «Мы были в театре, и там были одноклассники, они видели нас с тобой, тетя, и один из них по имени Виктор говорит, что мы с тобой, дескать, так похожи, как сестры или мама с дочерью, и жесты, он сказал, у нас одинаковые». Я подумала: если б он увидел у тебя на правом бедре, как я рассмотрела на фотографии, родимое пятнышко величиной с копейку и у меня точно такое же, то ни у твоего Виктора, ни у тебя не возникло бы сомнения в том, что ты моя дочь, ты моя кровинка.
На зимние каникулы она приехала ко мне. Вернее, приехал Альберт с ней и сразу же уехал, она осталась. Что я могла, сделала. Она очень быстро познакомилась со сверстниками. Они хорошие ребята, всякие игры придумывали. Мне показалось, ей понравилось. И теперь дочь каникулы проводит у меня.
Я сделала ДНК. Девяносто девять и девять процентов, как мне сказали, что это моя кровинушка. Так я нашла свою дочь. Она еще не знает, что я ее мать, ей просто нравится быть у тети, а мне так хочется, чтобы она назвала меня мамой.
Вот такие дела. Заговорила я вас. А пора уж отдыхать. Располагайтесь. Не спешите. Отдыхайте здесь, сколько вам захочется. Надеюсь, вам понравится.
Я ушел к себе в комнату, лег и думал, какая судьба и сила у этой девочки с грустными глазами. Непонятно, почему мы, ученые, мы, инженеры, развалили такое мощное государство, а эта хрупкая девочка вытаскивает, можно сказать, из болота, собирает те осколки, которые разлетелись, она практически в деревне создает научно-исследовательский центр.
Мне стыдно было оставаться. На следующий день я уехал.