Я проснулся так неожиданно, что, кажется, разбудил свою мать, которая мирно сложила голову под крыло и едва заметно дышала. Рядом спали братья и сёстры, всего восемь недавно вылупившихся птенцов. «Ну что ж, пора выкарабкиваться из гнезда», – подумал я и резким движением схватился за край. Но узкий нос, который служил мне основным орудием знакомства с миром, не смог удержать моё тело, и я упал на самое дно.
– Грант, – раздался спокойный голос, – опять ты не спишь. Куда стремишься?
– Наверх, мама. Здесь слишком жарко…
Мать неспешно приподняла крыло и выпустила меня наружу. Оказавшись на спинах спящих братьев, я весело глянул вдаль. Там, невесомое, прекрасное, светилось небо.
– Мама, когда? – опять спросил я.
– Когда твои крылья вырастут настолько, что смогут удержать тебя в полёте? – невозмутимо повторила мать мой вчерашний вопрос. – На шестидесятый день после рождения. Но если ты дашь мне поспать, то, возможно, они подрастут быстрее.
– А если я попробую сейчас?
Вот тут мать забеспокоилась.
– Нет уж, дружок, сиди-ка ты в гнезде и даже не смотри вверх, иначе я засуну тебя как можно глубже.
Я знал, почему мама волнуется: многие гусята разбивались, потому что жажда полёта заставляла их подниматься до того, как они овладеют скоростью. Что с ними происходило? Они устремлялись вверх, но, не умея управлять своим телом, падали, ломая крылья и шеи. Всё это я слышал от взрослых, которые, как мне кажется, специально устраивали разговоры на эту тему рядом с нашим гнездом: мол, не спешите, ребятишки, всё успеете в своё время.
Но это чистое небо так манило, так звало!
– Грант, – раздался сонный скрипучий голос, – если ты сию минуту не перестанешь топтать меня своими лапами, я задам тебе трёпку!
Я поспешил слезть с головы Рухуса, зная, насколько мой старший брат бывает жестоким. Он родился первым и оттого был сильнее нас.
– Опять смотришь в небо? – ехидно поинтересовался брат. – Не спеши, всё равно я взлечу раньше тебя.
«А вот это мы посмотрим! – подумал я сердито. – Мама сказала, что мы все становимся на крыло примерно в одно и то же время. Кто знает, может быть, в полётах я окажусь удачливее тебя!» И я притих в глубине гнезда, сладко мечтая.
Прошло не меньше месяца, прежде чем мы начали потихоньку пробовать крепость своих крыльев. Вначале взлетали, чуть-чуть отрываясь от земли, и такой прыжок вряд ли напоминал красоту полёта. Затем и Рухус, и остальные осмелели настолько, что с самого утра пытались подняться над домом. Некоторым это удавалось, и их победные крики пронизывали воздух. А потом разбилась Арка, моя самая младшая сестра: она упала, не в силах совладать с порывом сильного ветра, и долго лежала на земле, подвернув голову и шею. Мы горестно стояли рядом, не зная, как помочь. Ночью лисицы утащили её тело, и мама долго ходила грустная.
Мы стали осторожнее и следили за ветром, но наш отец, мощный и крупный Серен, продолжал учить нас взлетать и садиться, правильно тормозить, вытянув лапы, и уводил всё дальше и дальше от гнезда.
Наконец, наши крылья выросли, приобрели гибкость и силу, и теперь мы летали свободно и легко.
В долине, где мы жили, гнездились и другие семьи, и в каждой из них подрастали молодые гуси. Все они были светлыми, широкогрудыми, с прекрасным оперением, покрытым тонкой плёнкой масла. «Это чтобы вы не замёрзли зимой, а также при наборе большой высоты, – объясняла мама. – Там, наверху, над горами, может быть очень холодно». – «Над какими горами? – спрашивали мы. – Ведь мы живём в тёплой долине». И тогда мама, которая знала всё обо всём, рассказывала нам странную историю.
– С наступлением первых заморозков вся гусиная стая должна лететь на юг. Иначе мы не сможем перезимовать, мы просто замёрзнем или умрём от голода, потому что трава скроется под снегом. Именно поэтому гуси улетают в тёплые страны. Но на пути их ждут опасности.
– Мама, какие? – с замиранием сердца спрашивали мы.
– Горы. Высокие, блестящие ото льда, покрытые облаками и тучами снеговой пыли. Перелёт над ними так опасен, что даже я и наш отец – мы все должны долго и серьёзно готовиться к нему.
– Как готовиться? – тут же спросил я.
– Много летать, чтобы стать сильными и крепкими.
– Отвага тоже не помешает, – вставил своё слово Рухус и взглянул на меня так, будто отвага вообще была мне незнакома.
Впрочем, я не обиделся. Ежедневные провокации брата сделали меня непроницаемым к его жёстким и неприятным замечаниям.
Мама пристально посмотрела на Рухуса:
– Отважным будет наш вожак Ансон, который поведёт стаю, а для вас, молодых гусят, достаточно точно следовать правилам.
И она подробно рассказала о том, как мы полетим, держась строгим клином, как станем ловить струи ветра и как каждый из нас должен неукоснительно следовать законам стаи.
Наступила осень. Прекрасное время, когда все деревья и кусты одеваются в прозрачно-золотую одежду невесомых покрывал, когда воздух густеет, а облака становятся выше и бледнее. По утрам, наплававшись и накупавшись, вся гусиная стая поднималась в небо. Ансон, вожак, показывал нам, как ловить воздушный поток, а затем парить на нём, расправив крылья и едва подрагивая лапами. «Не позволяйте ветру перевернуть вас!» – повторял он опять и опять, объясняя тонкости полёта. Тренировка занимала почти весь день, возвращались мы очень уставшими. Но уже неизъяснимая тяга овладела нами, и каждый мечтал об одном: в путь, скорее, на юг!
…В тот день мой брат Рухус был не в очень хорошем настроении и несколько раз щипнул меня за шею. Я уже говорил, что переношу его нападки с достоинством, но тут на меня нашло. Внезапно развернувшись в воздухе, я смело и стремительно атаковал его. Удар – и Рухус закрутился. Кто-нибудь другой мог упасть и разбиться, но только не старший брат. Вывернув крыло, он обрёл равновесие и бросился ко мне. Однако я был готов и встретил его бесстрашным взглядом.
– Попробуй, Рухус, догони меня! – крикнул я громко и молнией спикировал вниз. Это опасный трюк, потому что главное в нём – успеть вовремя выйти из пике, а это не всем удаётся, но, кажется, я не на шутку разозлился.
Брат ринулся за мной, ожесточённо двигая крыльями, однако не догнал, потому что уже над самой землёй я выправился и, подхваченный силой скорости, взмыл ввысь. Рухус оказался несколько тяжеловат и не отважился повторить мой приём. Минута – и он остался далеко позади.
Но тут голос Ансона позвал:
– Грант!
Пришлось обернуться. Кажется, вожак был единственным, кто смог угнаться за мной, и, повинуясь его приказу, я спустился к озеру.
– Что это ты себе позволяешь? Или тебя не волнует жизнь твоего брата? – строго выговаривал Ансон.
– Волнует. До тех пор, пока он не начинает щипать меня и царапать, – пробурчал я в ответ.
– Скоро мы все полетим через горы. Там вы тоже станете донимать друг друга и задерживать стаю?
– Нет.
– Тогда научитесь миру сейчас, – велел Ансон и, взглянув на меня с укоризной, поднялся в воздух.
Я остался стоять, задумчиво пощипывая траву и размышляя о своих неприятностях, как вдруг нежный голос произнёс:
– Не расстраивайся, Грант. И Ансон, и другие взрослые гуси знают, что твой старший брат имеет не самый лучший характер.
Сюита! Милая Сюита, как ты меня нашла? Я сразу повеселел. Только ей мог я доверить свои печали, и, уединившись в зарослях кустарника, мы тихо шептались о том о сём.
Сюита жила неподалёку со своими родителями, Альмой и Кармилом. Ну, а братьев и сестёр у неё было даже больше, чем у меня. И они, насколько я знал, никогда не ссорились.
– Твой брат начал ухаживать за мной, – объясняла Сюита причину резкой ненависти Рухуса. – Вчера он появился неподалёку от моей семьи и начал делать вид, что отгоняет от меня других гусей. Папа очень рассердился: он недолюбливает Рухуса за его вздорный и своевольный нрав.
– Хотел бы я знать, кому может понравиться полное отсутствие манер. Он даже с мамой ведёт себя неподобающе…
Сюита подождала, пока я закончу своё бурчание, а потом заметила:
– Думаю, что Рухус вызывает меня на церемонию брачного крика.
– Что? – забеспокоился я. – Нет, Сюита, ты же не станешь его подругой?
– Если только другой, менее сообразительный гусь, прекратит смотреть по сторонам и дожидаться…
Она не закончила: я догадался и склонил свою голову к ней.
– Прости меня. Я думал… Мне казалось… Иногда я и правда ничего не соображаю. А твой отец не будет против?
– Тебя интересует мнение отца или моё собственное?
– Мне с твоим отцом в одном клине лететь, – веско заметил я.
Сюита улыбнулась.
– Грант, ты самый приятный друг, но когда дело касается любви, я вижу полное отсутствие романтики…
– Романтики во мне нет, это так, зато есть надёжность. И потом, я – не Рухус и никогда не стану обижать тебя.
Мы продолжали влюблённо ворковать и говорить друг другу нежности. Но потом наступил вечер, и, опасаясь быть схваченными лисицами, мы поспешили домой.
Следующее утро выдалось очень холодным. Ночью подморозило, и всё наше озеро покрылось тончайшей корочкой льда.
– Это не страшно, – сказала мама, разбивая клювом блестящую корку. – Делайте так.
И она смело прыгнула в воду. Мы все повторили её приём и скоро очистили для себя небольшое пространство. А вслед за тем взошло солнце, и его теплые тучи завершили работу: озеро вновь стало прозрачным. Однако не только я, но и другие понимали: пора. Не сегодня, так завтра придут настоящие холода, а значит, время улетать.
– Ты готов? – спросила Сюита, прихорашиваясь. Её белые перья светились в утренних лучах тонким серебром.
– К чему, Сюита? К чему я готов?
– К перелёту и к тому, что, возможно, не все из нас достигнут места. Об этом часто говорят взрослые.
Я подумал и честно признался:
– Конечно, несколько недель тренировок не помешали бы, но, раз пора лететь, то я готов. Ты будешь держаться рядом?
– Сразу за твоим крылом. Поэтому не делай резких взмахов, иначе струя воздуха собьёт меня.
– Я знаю, как летать в клине, Сюита.
– И как же?
Я сделал вид, что серьёзно задумался, и чуть погодя нерешительно ответил:
– Неужели синхронно?
Моя подружка засмеялась:
– Не только синхронно, но и, что намного важнее, точно попадая в пространство, освобождённое взмахом предыдущей птицы. Ты что, не помнишь уроков?
Но она понимала, что я просто шучу. Нас так замучили постоянными наставлениями, что мы знали всё назубок: и когда взмывать, и когда падать, и как парить на плотных воздушных течениях.
– Надеюсь, ветер будет попутный, – заметил я, прощаясь с Сюитой. – Иначе мы выбьемся из сил в первый же день.
– Не бойся, ты очень сильный, хотя кроме меня этого пока никто не видит.
Милая Сюита! Ты хотела поддержать меня, но если бы мы знали, как важно окажется твоё замечание и как поможет оно мне много времени спустя…
Для любой птицы родной дом находится там, где она впервые взлетела, а потому, прощаясь с нашим озером, мы долго гоготали и кружили в вышине. Прощай, милое озеро, теперь мы увидим тебя только весной. Ансон занял своё место во главе стаи, за ним последовали Зано, Кармил, мой отец Серен и Гарон, самые сильные птицы. Те, что были помладше, – я сам, мои братья и сёстры, а также другие молодые гусаки, – примостились сзади. Клин распахнул широкие крылья, и мы двинулись в путь.
И вот – первый день путешествия. Мы набираем высоту, земля отдаляется и едва видна за тончайшей завесой тумана. Небо бескрайне, бездонно, оно – словно шар, поглощающий звуки, и только ветер свистит, подхватывая наши лёгкие тела и бросая в гущу облаков. Наконец, мы так высоко, что тяжело дышать от холода. Но вдруг, как чудо, тёплый порыв, он окутывает стаю, поддерживает её. И мы понимаем, что нам повезло: с этой минуты не надо сильно взмахивать крыльями, не надо глотать обжигающий воздух: мы попали в течение, которое нежным пухом повлечёт нас вперёд. Как долго? Трудно сказать, но порою до нескольких часов такие течения несут стаю.
Все расслаблены и могут посмотреть вокруг. Я ищу взглядом мать и Сюиту. Подружка здесь, она следует сразу за мной, а вот мама – в самом конце, потому что именно там находятся слабые гуси. Она завершает клин, не давая ни одному гусёнку отбиться от стаи, а если всё же кто-то ослабнет настолько, что не сможет лететь, то именно мама должна громким криком сообщить об этом вожаку. Я очень доволен, мне кажется, что у меня много сил, но проходит час, другой, течение делает резкий поворот и уходит к земле, и тогда нам приходится вновь набирать высоту и вновь глотать ледяные порывы. Здесь, наверху, очень холодно, и теперь я вспоминаю слова мамы о том, почему так важна эта плёнка на наших перьях: она защищает нас от мелкого снега и ледяной крупы.
Наконец, вечереет, свет уходит, и Ансон ведёт стаю вниз. Он спускается так круто, что, кажется, все мы сейчас вонзимся в камни, но над самой землёй полёт замедляется, и стая благополучно садится в траву. Теперь можно и полакомиться! Гуси разбредаются, щиплют зелень, некоторые плещутся в лужах, а потом все затихают и, устроившись тут и там, погружаются в сладкий сон.
– Серен, – слышится тихий голос, – как ты думаешь, мы долетим? Я не беспокоюсь за Гранта, Рухуса и Акно, они сильные гуси, но вот девочки…
Наш отец подумал и сонно ответил:
– Нельзя задерживать стаю. Всем придётся постараться.
Мама вздохнула:
– Не знаю, что и сказать, но мне кажется…
И она, в который уже раз, начала делиться с отцом своими опасениями.
Наконец, голос мамы стих, и она уснула. Но мне не спалось. Подняв голову, я смотрел на луну, на её тихие переливы в облаках и на то, как вздымаются спины моих собратьев, – почти незаметно, едва-едва. Наконец, сон сморил меня, и я, засунув голову в тёплые перья, задремал.
Следующий день выдался очень тяжёлым. Набрав высоту, стая мирно двигалась к югу, когда вдруг, откуда ни возьмись, налетели два коршуна и стали отбивать молодых гусей. Они пикировали сверху, как чёрные молнии, и пытались схватить какого-либо гусёнка, но наши матери громким гоготанием отпугивали их. Клин разбился, расстроился, стая беспорядочно закружилась в воздухе. Никто из нас не мог вступить в бой с коршуном: это мощная птица с острыми когтями, быстрая, сильная. Оставалось только ждать, когда они улетят сами, – с добычей или без неё…
Серен, мой отец, хорошо знал, как опасна хватка коршуна, а потому едва заметив, что один из них приближается к его детям, рванул наперерез. Ему удалось отогнать хищников, но все понимали, что так просто они не отстанут. Вдруг один из гусей начал падать, – возможно, его ударили в суматохе или он сам испугался настолько, что потерял способность двигаться. И тут коршун, тот, что был покрупнее, в молниеносном пике бросился за ним и подхватил своими лапами. Никто из нас не успел ничего сделать: коршуны взмыли в небо и исчезли.
Скорбя, стая продолжила путь. Не сразу смогли взбудораженные гуси построить правильный клин и приноровиться к взмахам друг друга, но постепенно движение наладилось, и мы полетели дальше.
Вечером нам сказали, что погибший гусь был очень слабым, он не сумел бы следовать за стаей в том ритме, который удобен всем, а потому это даже хорошо, что именно он стал добычей хищных птиц. Но мне показалось, что в таком оправдании мало справедливости. Да, он был молодым, но именно в полёте мог постепенно окрепнуть. Или так хотелось мне…
И вот, на шестой день пути, под нами засверкали горы. Бесконечная гряда величественных хребтов, узкие долины, маленькие округлости озёр. Мы летим на невероятной высоте, плавно огибая пики и как бы повторяя ландшафт земли. Снижаемся – и поднимаемся, опять направляемся вниз – и вновь взмываем в небо. Так повторяется много раз, все мы устали и уже не думаем ни о тёплых порывах ветра, ни о течениях, что поддерживали стаю во всё время пути. Мы просто летим и летим, стараясь мерно работать крыльями и не сбивать ритм.
Сразу за мной – Сюита, она не издает ни звука, но я всем телом чувствую её молчаливую поддержку и одобрение. «Ты молодец, Грант, – как бы говорит она, – хорошо держишься». Эти слова она скажет мне позже, чем немало порадует меня, но сейчас мы напрягаем все силы, чтобы преодолеть и холод, и высоту, и усталость. Я слегка поворачиваю голову, чтобы увидеть взгляд подружки, и она обнадёживающе кивает. «Всё в порядке, Грант, – чудится мне, – не волнуйся, мы долетим».
Долетим. Конечно, долетим, но наша стая уже потеряла шесть гусей: двое погибли в лапах коршунов, остальные заблудились во время густого тумана, и никто не знает, где они. Возможно, они выживут, но уже не с нами.
Путь бесконечен, холодно, и трудно дышать на такой высоте. Но передо мной – острый клюв клина, а позади – его длиннющее крыло, и я каждую минуту думаю о том, что ни за то не подведу ни Ансона, ни своих родителей, ни самого себя.
А потом подул ветер, и струя тёплого воздуха понесла нас вперёд. Мы воспрянули, расправили окоченевшие лапы и, поворачивая головы туда и сюда, грелись. Мне хотелось закрыть глаза и долго парить на покрывале течения, но спустя полчаса оно ушло в сторону, а мы, отдохнувшие, продолжили путь.
– Грант, – услышал я голос вожака, – мне нужно с тобой поговорить.
– Да, я внимательно слушаю.
Стоянка в узкой долине, где не было ни снега, ни леденящего ветра, длилась уже два дня.
– Нам всем нужен отдых, – говорил Ансон, оглядывая соотечественников пристальным взором, – а потому спите, ешьте и не поднимайтесь в воздух. Предстоит ещё один долгий полёт.
И мы ели, отсыпались и просто бродили по лугам с короткой, но вкусной травой. Сейчас же, когда я мирно дремал, пригревшись на солнце, Ансон отозвал меня в сторону.
– Нам нужно поговорить, – повторил он, – и это касается лишь тебя и меня.
«О чём хочет поговорить вожак? – думал я. – И как странно, что он заметил мою персону. Не провинился ли я в чём-то опять?»
Но по виду вожака не было заметно, что он хочет поругать либо сделать мне замечание.
Ансон развернулся и без всяких предисловий сказал:
– Я должен забрать тебя в центр клина.
В центр клина? Это большая честь, но и ответственность немалая!
– Почему? – спросил я. – Ведь там летят только самые сильные гуси.
– Не только, Грант. Сила сама по себе ничего не значит. Нам нужны те, кто способен чувствовать дыхание и ритм стаи, но самое главное – кто видит путь.
– Что значит «видеть путь»? – тут же переспросил я.
– Это значит чувствовать сердцем то направление, по которому нужно вести стаю. Таких гусей немного, единицы среди сотен, и ты один из них.
«Я?» – захотелось промямлить мне. Но промолчал. А вожак продолжил:
– Умение вести стаю даже в плотных облаках не приобретается. Оно даётся с рождения. Я наблюдал за тобой, и за твоим братом, и за другими.
– И что? – замирая от волнения, спросил я.
– Ты – лучший. Ты – потенциальный вожак. Ты тот, кто в будущем поведёт за собой всех нас.
– Этого быть не может, – покачал я головой, – я обыкновенный.
– Пока, – согласился Ансон. – А потому я забираю тебя в центр клина и буду учить.
– Но это значит, что мы с Сюитой больше не полетим вместе! – вдруг сообразил я.
– Ничего, успеете наворковаться, когда завершим путешествие, – строго отвечал Ансон. – А пока объясни всё ей и своим родителям.
«Хорошее дело – объяснить, – думал я, возвращаясь к семье. – Рухус меня разорвёт от зависти! А Сюита – сможет ли она держать строй, если впереди окажется кто-то другой?» Но я напрасно волновался. По какой-то причине ни Рухус, ни остальные братья и сёстры не разволновались. Все очень спокойно приняли предложение вожака. И лишь мама сказала:
– Мы все знали, что ты особенный, Грант. Учись, и, может быть, настанет день, когда именно ты поведёшь всю стаю.
Ночью, взволнованный, я думал. Когда клин в полёте, то основная нагрузка приходится на первую птицу – ту, что находится в центре. Если она устаёт, её подменяет следующая за ней. Но обе должны точно знать, куда вести стаю, и это особенно тяжело, если гуси летят в облаках или ещё выше, над облаками. Как ориентироваться, когда земли не видно? Этого я не знал.
Придёт время, и некто невидимый внутри меня подскажет, как правильно выбирать направление. Он станет моим проводником, поводырём и в плотном тумане, и в непогоду, и даже на земле. Я много раз спрошу, кто же это, сидящий в глубине моего собственного существа, и однажды приду к ответу, что это та часть моего сердца, что ответственна за стаю, за её благополучие и за то, чтобы каждый гусёнок достиг желанного юга. Либо вернулся домой.
Да, я пойму это, но не сразу, а много месяцев спустя. А в те дни, окрылённый новыми возможностями, я занял место среди самых почётных гусей стаи – в центре клина.
Дни шли, мы медленно пересекали небо над высочайшими вершинами мира. Они назывались обителью снегов. Так оно и было: снег свежий, недавно выпавший, снег плотный, лежалый, снег пушистый, вздымаемый порывами ветра. Но, каким бы он ни был, он сверкал и слепил глаза, а потому мы старались смотреть не вниз, а вперёд, где тонкой полоской надежды светило нам яркое солнце.
…В тот день я летел, держась сразу за вожаком, и уже несколько раз подменял его, давая Ансону несколько минут отдыха. Облака лежали внизу, плотным покрывалом устилая землю, но я не боялся потерять направление, потому что чувствовал поддержку и слева, где молчаливо парил мой отец, и справа – там спокойно и величественно держался Гарон, великолепный, мощный гусак. По очереди, сменяя друг друга и самого вожака, мы вели стаю к югу. Как вдруг сильный шквал ветра ударил по клину, разбивая его. Стая рассыпалась, растерялась. Затем сбилась в кучу и беспорядочно махала крыльями, пытаясь обрести устойчивость. Но я видел, что нескольких птиц завертело, и они начали падать. «Что делать? – метался я. – С ветром не справиться, нужно срочно уводить всех как можно дальше отсюда».
– За мной! – крикнул я и устремился вниз.
Крик прозвучал неожиданно, и, быть может, именно поэтому и Ансон, и другие гуси сразу подчинились мне. Стая спускалась, выходя постепенно из зоны острого ветра, птицы успокаивались, обретали равновесие. Но тут мы попали в другую беду: плотное облако тумана.
Вы знаете, что гусь, ударившись о скалу, может разбиться? Не только повредить шею и крылья, но и получить такой удар, от которого рухнет замертво. Вот она, главная опасность, когда ты летишь, не видя, что перед тобой. А потому я зорко всматривался в густой туман, пытаясь разглядеть просвет. Но не видел ничего! «Нужно опередить всех на несколько взмахов крыла, на тот случай, если прямо перед нами внезапно окажется скала. Тогда разобьюсь только я, а у других будет секунда-две, чтобы свернуть». Так думал я, ожесточённо работая крыльями. И был прав: туман расступился, и перед стаей возникла отвесная гора. Но моя удача не покинула меня: в одно мгновение сообразив, что делать, я ушёл вправо и повёл за собой весь нестройный клин. Столкновения не произошло, мы продолжали скользить вдоль серой ребристой поверхности горы, как вдруг я увидел нечто странное. То был узкий вход в пещеру. Быстро приняв решение, я направился прямо туда: пещера могла послужить отличным убежищем и от бури, и от ветра. И уж там намного теплее, чем на открытом воздухе!
Гуси тормозили, вытянув вперёд свои замёрзшие лапы, и садились на снег. А затем чинно, один за другим, входили в пещеру. Здесь и вправду оказалось тепло. Но тут за спиной прозвучал недовольный голос:
– Грант, что ты творишь? Мы все едва не врезались в эту скалу!
Рухус! Давно не встречались! Оглядевшись, мой брат скатился со снежной горки в глубину пещеры.
– Впрочем, здесь очень неплохо, – и пошёл выбирать место для отдыха.
– Молодец, Грант, – спокойно сказал Ансон прямо мне в ухо. – Такая смелость! И соображаешь ты быстрее, чем я.
Он тоже пробрался в пещеру и вскоре затерялся среди множества гусей. Стая улеглась, собравшись семьями, все прижались друг к другу для тепла и вскоре уснули.
Утро встретило нас изумительно чистым небом и морозным воздухом. Мы осторожно выбрались из пещеры и взмыли ввысь. Предстоял ещё один долгий и трудный день.
На ближайшей стоянке, куда привёл нас Ансон, мы вдоволь насладились свежей травой и купанием в озере. Узкая долина пролегла между гор, всюду журчали звонкие ручьи. «Скоро, скоро юг, – подумалось мне, – и пусть долетит каждая птица».
Рухус кружился неподалёку и недобро поглядывал в мою сторону. Я знал, почему: после последнего ночлега в тёплой пещере, где все были буквально спасены от непогоды, я приобрел немалый авторитет. Гуси поглядывали на меня с почтением, а Рухус завидовал. Кроме того, он понял, что Сюиты ему не видать. Моя белоснежная подружка неотступно следовала за мной, и в её глазах светилась гордость.
А потом случилось неожиданное. Немного подумав, Рухус сделал резкий выпад в мою сторону. Я отшатнулся, а он злобно зашипел. Но в эту минуту Серен, наш отец, стремительно подлетел к нам и набросился на Рухуса:
– Если ты сломаешь Гранту крыло, я сверну тебе шею! Он нужен стае больше, чем ты!
Рухус обиделся, отвернулся.
– И вот тебе наказание, – продолжил отец, – когда все начнут набирать высоту, ты останешься и поразмыслишь ещё час, прежде чем присоединишься к стае.
– Остаться на час? – испугался Рухус. – Но я не знаю дороги! И куда мне лететь одному?
– Вот именно, ты не знаешь! А Грант найдёт дорогу в любых условиях, даже в сильном тумане. Уважай младшего брата!
И Серен отошёл.
Рухус долго косился на меня, а затем, видимо, опасаясь быть наказанным, направился прямо ко мне: мириться.
– Я не сержусь, – отвечал я, – и хочу тебя попросить: присмотри за Сюитой во время полёта. Она не так сильна, и если увидишь, что ослабела, то дай мне знать.
Рухус склонил голову и обещал.
Целый день мы летели над горами, пользуясь хорошей погодой и прекрасной видимостью. Солнце сверкало, слепило глаза, но мы преодолевали километр за километром над этими прекрасными вершинами. Несколько раз я оборачивался и искал взглядом Сюиту: где ты, милая, хватает ли у тебя сил на перелёт? И порою мне казалось, что вижу её белый силуэт.
Приблизился вечер, стая спустилась и, устроившись прямо на снегу, задремала. Но мне не спалось. Тихо ступая, я шёл между спящими сородичами и искал подругу. Но как найти её среди сотни гусей? И тогда я выпрямил шею и издал негромкий клич, наш с нею особенный зов. Все спали, ответом мне была тишина. Как странно, и Рухуса тоже нет. Нехорошие предчувствия бередили мне душу: где они, отстали от слабости или погибли? Настала ночь, я тоже прилёг, но долго не мог успокоиться, каждую минуту поднимал голову и прислушивался: может быть, летят в темноте, догоняя стаю?
Наутро, едва солнце слегка согрело воздух, я направился к Ансону.
– Мне нужно вернуться и найти их, – сказал я.
– Это невозможно. Ты потеряешься так же, как они.
– Прошу тебя, Ансон. Повремени с вылетом, дай мне хотя бы час!
– Грант, ты не найдёшь их, а мы все задержимся.
Я задумчиво смотрел в снег под моими лапами, размышляя, как же быть, когда вдруг раздались радостные крики. Высоко над нами, хорошо видимые в ярком свете утра, летели несколько гусей. Я мгновенно узнал Сюиту, а рядом с ней – брата. Живы! Какое счастье, они живы! Наверное, Сюита ослабела и не могла лететь, а Рухус, выполняя данное мне слово, поддержал её. Так и оказалось! Едва моя подруга спустилась ниже, я издал громкий призывающий клич, и она тут же ответила мне со всем чувством. Они рассказали, как от сильного утомления не могли следовать за стаей и провели ночь в узком ущелье.
– Я не мог оставить их, – сдержанно объяснял Рухус. – А наутро решили вылететь пораньше в надежде вас найти.
– Очень хорошо, – похвалил Ансон брата, – вы всё сделали правильно. И молодцы, что догнали стаю. Теперь отдохните, и тронемся в путь.
В этот день перелёт был коротким, и задолго до наступления вечера вожак повёл стаю вниз. В тёплой долине, где били горячие ключи, мы нашли пристанище до следующего утра.
– Грант, твой брат – очень смелая птица, – говорила Сюита чуть позже. – Он увидел, что я и моя сестра ослабели, и не стал дожидаться, пока мы обе рухнем замертво от изнеможения, а предложил спуститься, отдохнуть и нагнать стаю позже.
– Он был вам опорой…
– Да. И я убедилась, что в Рухусе есть не только зависть, но и достоинство.
Я облегчённо вздохнул:
– Очень рад. Надеюсь, ты в него не влюбилась?
Сюита смешливо прищурилась:
– Не успела. Вот если б ещё день-два…
Я деланно нахмурился:
– День-два, и вы бы точно не нагнали стаю.
– Но мы нагнали, и теперь мы вместе… – она приблизилась и ласково положила голову мне на крыло.
– Я волновался.
– Я знаю.
– Хотел лететь за вами.
– Спасибо.
– Это большая удача, что вы вернулись сами. Если б пришлось расстаться, я тосковал бы по тебе всю жизнь.
Сюита не ответила, лишь закрыла глаза, что могло означать лишь одно: «Я тоже, Грант. Я – тоже».
И вот – ещё один день, и под нами уже не горы, а живописные поля, узкие дороги и маленькие поселения людей. Мы находим большое озеро, где в прошлые годы Ансон и другие останавливались на отдых, и плавно спускаемся. Кроме нас, здесь отдыхают журавли и цапли, большие семьи пеликанов и других птиц. Мы все мирно щиплем траву, ложимся в кустарниках. Блаженство покоя…
А назавтра – последний и самый опасный перелёт, потому что теперь уже не ветер и бури, а люди подстерегают нас. Многие фермеры, видя прибывающие стаи птиц, вооружаются и начинают отстрел. А потому мы поднимаемся выше и выше, чтобы нас даже не было видно, и летим молча, не издавая ни звука. До тех пор, пока сам вожак не издаёт радостный крик: мы прилетели! Вот оно, долгожданное место: огромные заливные луга, долина, утопающая в цветах и зелени, где бушуют высокие травы, где звонко поют ручьи, и где мы проведём ближайшие полгода.
«А что же дальше?» – спросите вы. Дальше – особый рассказ о том, как все мы, вся стая, возвратимся домой. И на этот раз во главе клина будут не только Ансон, Серен и Кармил, но и юный Грант – то есть я.