***
Темно. Холодно. Ник идет по парку к заветному кинотеатру. Он заходит в рок-клуб. Пусто, темно и холодно, так же как на улице, еще пахнет сыростью, это любимый Колин запах. «Как же от сюда к соседям попасть?» Вдруг до него доносится шум: голоса, какая-то музыка и свист. Он идет на звук по узкому сырому коридору. Звук перерастает в тусклый свет. И Ник выходит в большое помещение с низким потолком и черными стенами, полное народу, который вповалку сидит на полу, шевелится, гудит и временами свистит. В отдалении на небольшом возвышении, напоминающем сцену, освещенном двумя старыми театральными прожекторами в сигаретном тумане двигаются полуодетые сомнамбулы-люди. Ник тихонько, стараясь быть незамеченным, становится у стены рядом с какой-то девушкой и смотрит.
На сцене происходит следующее. Под фонограмму группы Модерн-токинг танцуют двое парней. Постепенно они раздеваются. Кончается это нехитрое действо полным нагишом под свист «восторженной публики». Девушка рядом с Ником сползает по стене на пол. Ник садится рядом с ней:
- Тебе плохо?
- Нет, мне хорошо, - она удивленно смотрит на Ника.
- А. А диалоги здесь будут? Это же театр, вроде…
- Нет, а ты, что, впервые?
- Да.
- Я тебя не знаю. Я из рок-клуба, Марина, а ты?
- А я не из клуба, но сейчас хочу принять некоторое участие.
- Даже?..
- А что за народ здесь? Интересные личности есть?
- В основном здесь все, кто на сцене – из худ академии студенты, подрабатывают так. Они все – интересные – и рисуют, и поют, и танцуют, как говорится, а тебе – что?
- А чё ж так скучно-то всё?
- Народу нравится. И мне.
- А мне – нет.
- Не смотри. Сейчас следующие выйдут. Всего – 9 человек.
- Ну вот, столько народу, а такое убожество, ну ничего… Я пока посмотрю.
- Смешной ты…
- Конечно.
И тут в зал заходят остальные, поехавшие следом за Ником. Он в трансе:
- Вот это встреча! – говорит он. Они садятся рядом, удивленно глядя на всё это.
Скучное раздевание и какие-то странные танцы в виде хождения по сцене под мутящий музон продолжаются до двух часов ночи.
В начале первого Ник засыпает. Но вся его компания, как ни странно, держится довольно бодро. Наконец наступает «конец», который оповещают со сцены хриплым:
- Финиш! Спать. По домам, народ.
Ника растолкали. Витя:
- Эй, заснул опять, ангел, ну ты вообще… детятка…
Ник, потягиваясь и вставая с пола:
- Да, ну и дрянь все это. Если они меня послушают, о них заговорит весь город.
- Слушай, ты сдвинулся! У него мания величия, - обратился Ас ко всем.
- А вот посмотрим, - и Ник стал протискиваться против течения людей, вываливающих в коридор.
***
Добравшись до сцены, Ник видит вход за кулисы. Заходит. Там воняет сигаретами и еще чем-то. В сумраке на чем-то похожем на широкий лежак, вповалку распластаны последние четверо выступавших. За ширмой в углу кто-то шепчется. Один – голый, собирается одеваться.
Ник растерялся:
- Здравствуйте, - ляпнул он.
Один с лежака резко поднял голову:
- Что это за шкет?
- Я хочу с вами выступать.
Тут же:
- Сколько лет?
- 18.
- Растлением малолетних не занимаемся. Мы под контролем у ментов.
Ник постарался быть предельно учтивым:
- А кто, извините, у вас ставит… номера?
- Какие номера? – отвечающий даже садится, остальные поворачиваются к избушке передом. Голый, от удивления наверно, перестает одеваться.
- Ну… вот вы – на сцене…
- Да, на сцене, но это не номера, тоже мне… Ты кто такой, шкет?
- Я – Ник. Хотел бы вам дать бесплатно несколько советов хотя бы, если нельзя участвовать.
С лежанки еще кто-то подает голос:
- А он не из Ке-Ге-Бе?
- Нет, - отвечает резко Ник, - ну послушайте меня!
Сидящий усмехается, глядя на Ника, готового раскричаться почему-то, и обращается ко всем:
- Ладно, давай послушаем мальчика.
- Ну вот… Сначала делаем декорации, художники же есть у вас, говорят, да даже у меня есть один... Потом ставим сценки, можно наивные, как в немом кино. Можно из фильмов, из книг, из пьес, не нужно даже ничего изобретать, сделать по-своему, прикольно, какую-нибудь известную вещь. Ну а эта музыка – это ж на рвоту позывает!... И разве она соответствует всему этому?.. И… Да что говорить! Я готов работать здесь день и ночь. Я сам буду здесь играть, если они не захотят…
- Кто – они? – наконец перебил его сидящий.
- Да группа наша… да… группа «Своя компания».
- У тебя есть группа?
- Да! Вот и начнем здесь заодно…
Голос с лежанки:
- Он псих.
Сидящий:
- Нет, постой! Это интересно, я завтра их посмотрю, и пусть только он нас кинет… Он мне понравился. Иди сюда, мальчик, Ник, да? Меня Валентином зовут, ну, то есть Валя. Ты травку любишь? Сядь сюда, - Валя указывает на место рядом с собой. Ник садится.
- Мальчик, рыженький… Ты помочь хочешь? А, может, ты правда – псих, а? – Валя провел рукой по его волосам, - кто б ты ни был, но я тебя послушаю, даже если ты не…
Голос с лежанки:
- Шабаш, братцы, нам надо убираться срочно, - рогот.
Повыходившие на разговор из-за ширмы люди помогли голому одеться наконец, и все стали быстро уходить.
На вид Вале было лет 25. Валя был организатором всего этого «мероприятия».
- Мальчик, восторженный мальчик, хорошо, что ты ничего не знаешь. И ты прав, если мы считаем себя творческими людьми, мы должны ими быть, а мы тут… только бабки заколачиваем. Сегодня ты иди от сюда, но завтра приходи, я буду тебя слушать, нормальный ты или нет.
- Я нормальный, и я хочу остаться здесь сейчас…
***
Утром Ник притащился домой. Ввалившись в дверь Дани, он сообщил с порога:
- Я так устал! Буду дрыхнуть весь день. Это силища нужна, чтоб играть.
Даня:
- Что б играть?...
- Спать хочу. Всё.
Даня пошел в институт. У него была сессия.
Ник проснулся только, когда вернувшийся Даня позвонил в дверь. Ник еле встал, тут же открыл новую пачку сигарет, закурил, потом пошел открывать дверь.
Даня:
- Ты спал до сих пор? Вот житуха! А я незачет схватил по контрольной.
- Поздравляю. Ну что ж, садись, учись, а я пошел.
- Куда?
- К Валюхе, с которым был вчера.
- Зачем?
- Театр делать.
- Какой театр?
- Узнаешь. Пока!
И он ушел. Даня подумал: «С цепи сорвался… Ндаа… А скучно было б без него».
Ник же поехал на квартиру к Валюхе. Он жил в центре, работал в театре. Там они долго обсуждали всё. Оказалось, что можно было стащить с театрального склада много барахла, про которое уже все давно забыли. У Валюхи дома были два мощных динамика, и двое знакомых – художника.
***
В общем, с этого вечера половина клуба закрылась. Ник жил в клубе, то есть там и ночевал. Через неделю всё было готово. Вход, конечно, стоил уже больше, чем неделю назад. И так как в соседнем клубе было почему-то по-прежнему пусто, люди пошли, хотя и не охотно. Но через пару дней народу было уже много.
Стены, потолок и даже пол подвала были разрисованы. В зале появились длинные низкие синие лавки (очень похожие на лавки из школьного спортзала). На сцене появился занавес и даже декорации. По краю помоста была устроена рампа. Представление состояло из трех актов – по часу.
1 акт – сцена из Достоевского – Идиот с Рогожиным обсуждают мертвую Настасью Филипповну.
2 акт – из Булгакова – шабаш из «Мастера и Маргариты».
3 акт – из Достоевского – диалог Ивана Карамазова с бесом.
В перерывах, перед началом и в конце должна была петь группа «Своя компания». Но так как репетиций у них еще так и не было, пел пока один Ник под свою гитару.
К концу недели все стояли рядами на скамейках и между ними. Параллельно шли репетиции на дому у Дани, и уже было записано семь песен. Витек выпросил все-таки у кого-то синтезатор на время.
И вот однажды, когда уже собирались менять репертуар и вызывать из деревни нового друга Ника – Мишу для обновления программы, и собирались уже выступать и в рок-клубе…
***
К Нику, сидящему после выступления в гримерке (каморке) за сценой, зашел какой-то человек солидной наружности.
Ник только отыграл, устал и решил покурить. В гримерке никого не было, шел третий акт, а незадействованные актеры сидели у сцены и смотрели.
Человек вошел, сел на стул у стены и сказал:
- Здравствуйте.
- Здравствуйте, чем обязан? – растерянно брякнул Ник первое, что пришло на язык.
Человек усмехнулся, снял шляпу и плащ.
- Я, видите ли, по совету знакомого пришел в этот, как мне думалось, вертеп, и что же я увидел и узнал?! Это потрясающе! Вы один организовали все это?! Вы поете свои песни?
- Д-да, - поперхнулся Ник от восклицаний.
- Но это же!... Но это… У меня нет слов… Сколько вам лет?
- Скоро 19, в марте.
- В марте, в марте… - рассеянно повторил человек. Вдруг опомнился, встал со стула, постоял, потом опять сел:
- Ратьковский Юрий Яковлевич – главный режиссер театра-студии «Арт». Приглашаю вас всех в мой театр. Условия можем обсудить прямо сейчас.
В ответ на всё это Ник обалдело хихикнул, обжегся сигаретой и пару минут молчал. Ю.Я. не прерывал молчания. Наконец Ник очухался:
- Во-первых, это не ко мне. Я сам напросился к ним, спрашивайте у Валентина, знаете его? Он тут главный.
Ю.Я. засуетился:
- Я только что подходил к нему, мы говорили, он согласен, если будете согласны вы.
- Можно на ты? – раздраженно заявил Ник, он нервничал, потому что не верил этому свалившемуся на него шустрому Яковлвичу.
- Знаете что, приходите завтра до начала, когда все будут в сборе, и тогда поговорим, а сейчас я не в состоянии… Вас не смущает это? – Ник затянулся своей «хвойной» сигаретой.
- О, нет! – как-будто и не заметил Ю.Я., - Если б ты только знал, какая это интересная постановка классики, Достоевского… Просто и оригинально, доходчиво… И играют все прекрасно… Из ничего… Я не понимаю!...
- Ну хватит! – почти крикнул Ник. Ратьковский даже испугался и смолк, но не надолго:
- Я не понимаю, почему ты злишься. Может, ты не веришь мне? Я приглашаю тебя завтра в мой театр, вот визитка, я надеюсь, что ты придешь, - и он встал и вышел.
Ник прочитал визитку, сунул ее в карман куртки, вытянулся на топчане и хорошо накурился, чтобы «справиться» с эмоциями.
Он не знал, что думать. Валя торчал в зале, а в антракте слушал «С.К.», все тоже были в зале. Идти туда теперь не хотелось. До конца акта было еще далеко и, дожидаясь, он отрубился.
Пришедшие со сцены хотели растолкать Ника, так как народ требовал в конце Ника со «Своей Компанией». Но Валя решил не будить Ника. Он знал, в чем дело. Вышел и сказал расходиться.
Ник так и не проснулся. Валя остался с ним.
***
На следующий день Ник с Валей пошли в Арт, который, оказывается, был не так далеко от их клуба.
Пришли. Зашли в зал. Была репетиция.
Молодой человек со щетиной на лице сидел на сцене за столом. Перед ним стояла импортная бутылка из-под спиртного. На полу рядом валялась крашенная девушка, изображая пьяную проститутку.
Юрий Яковлевич устало сидел в первом ряду. Они подошли к обалдевшему от творческих мук режиссеру.
- Здрасте, - сказал Валя. Ему не нравилось все это, потому что он знал этого Ратьковского.
Увидев вошедших, Юрий Яковлевич оживился:
- Здравствуйте! Я рад, что вы пришли. Вы свободны, на сегодня – все! – крикнул он людям на сцене, которые тут же исчезли.
Валя:
- Извините, у нас мало времени, мы собираемся завтра ставить новые сценки и сейчас будем репетировать, поэтому сразу расскажу вам свои условия. Если не подойдет, до свидания.
Ю.Я. только хотел что-то восклицать, но Валя продолжал:
- Мы согласны выступать в вашей студии, если часть наших людей переходят сюда. Нашим режиссером будет Ник. Рекламу, реквизит, билеты и все остальное – ваше. Вы будете получать пятую…, нет – шестую часть дохода от билетов. В нашем клубе остаются четыре человека. Всё.
Ю.Я. молчал. Ясно было, что шестая часть его явно не устраивала и не устраивало то, что его не берут в режиссеры. Но пока он решил промолчать.
- А можно посмотреть ваши новые сценки? – Ю.Я. был очень вежлив.
Валя вопросительно посмотрел на Ника.
- Давай! – задорно согласился Ник.
Они поднялись на сцену и прочитали двойной диалог: Иешуа и прокуратора и Иванушки Бездомного и Мастера из Булгакова. Это продолжалось около часа. Наконец, немного даже уставшие, они соскочили со сцены
Ю.Я.:
- Ну что же, вы можете хоть сегодня перебираться ко мне. Я думаю, завсегдатаю вашего клуба последуют за вами.
Валя, с напускной угрюмостью:
- Я тоже думаю… А вы не боитесь, что наша публика добавит вам проблем?
Ник Вале:
- Да ладно тебе.
А Юрию Яковлевичу:
- Я вам нового актера привезу.
Ратьковский:
- Окей, ребята!
***
Они ушли. Ник сказал, что раз они уже сыграли что-то вроде генеральной, то ему нужно домой, а переселяются пусть без него, он придет к началу.
Он давно не был дома, у родителей. И его даже немного беспокоило и удивляло то, что прошло уже много времени, а его родители не напоминали о себе, как-будто о нем вообще забыли. Сегодня он решил заявиться к ним, все о себе рассказать, позвать в новый театр, а назавтра решил ехать за Мишей.
Ник соскучился по нему и совершенно твердо решил забрать его к себе, (то есть к Дане) насовсем. А когда разбогатеет, он купит себе квартиру, а лучше – дом. Но это была уже мечта.
Однако сначала надо было заскочить к Дане, переодеться.
***
Даня сидел дома и писал очередную контрольную. Последнее время настроение его было неважным. Галя, с которой он сошелся еще в школе, перестала интересовать. Почти перестала интересовать учеба, а то, что они играли по вечерам в клубе нравилось все больше и больше.
Контрольная не шла, и Даня задумчиво пялился в окно уже минут десять. Даня много думал. Но о чем, никто не знал.
У него была мечта. И увлечение. Даня мечтал о компьютере. Однажды он рассказал даже Асу и Нику о каком-то Интернете, в который Даня хотел бы зайти через компьютер. Но никто его на тот момент не понял и все быстро забыли об этом. Он и в радиотехнический-то поступил только поэтому. И поэтому его не бросил, когда стало тяжело. Увлечение – надежная штука.
На работу Даня устроился в маленькое НИИ на пол-ставки – настраивать и восстанавливать изуродованные в процессе работы сотрудников программы. А недавно он узнал, что в городе открылся игровой компьютерный центр и подался туда. У его некоторому удивлению его взяли туда работать. А совсем недавно там установили выход в Интернет. И мечта Дани сбылась. Он зашел в него. Походил один день. И решил, что это даже интереснее, чем он предполагал.
Вообще, Даня был достаточно молчаливым и скрытным парнем. Относился ко всему несколько критически, но иногда завидовал страстям своего друга Ника. Однако, тоже по-своему. Когда он думал о Нике, он всегда вспоминал стихи своего одного из любимых поэтов Д.Пригова.
Они летают разные красивые
Блистая опереньем на лету
Я их беру, гляжу в глаза их синие
И на землю холодную кладу
Они лежат не в силах приподняться
А я уже заместо их лечу
И говорю им тихо: Полно, братцы
Лежите там, я вам добра хочу
Потом поймете
Неухоженный сын короля
В королевском саду безутешном
Где-то в самом конце октября
Повстречался с пастушкою грешной
И от ужаса весь побелев
Оставаться изысканным силясь:
Мне приснилось, что я Гумилев!
Что Ахматова я , мне приснилось! –
Вскричали
Когда б немыслимый Овидий
Зверь древнеримского стиха
Ко мне зашел бы и увидел
Как ем я птичьи потроха
Или прекрасный сладкий торт
Он бы вскричал из жизни древней:
За то ли я в глуши Молдавьи
Гиб и страдал?! – За то, за то,
Милейший.
На другие проблемы современности, истории, политики, вечности и философии Даня аналогично предпочитал взирать через призму творчества веселого поэта.
Вы его встречали? – Да, встречали
В дни еще младенчества мои
Майскими короткими ночами
Когда здесь окончились бои
Когда вдруг казалось – из природы
По причине жизни ли самой
Призрак то ли счастья, то ль свободы
Сам проступит, да вот сам не свой
Проступил
Трагедья малого листка
Не в том, что маленький он очень
А в том, что в каждой его точке
Его трагедья велика.
Когда бы ему сжаться в точку –
Да только хуже будет быть
Тогда уже не быть листочку
Уже одной трагедье быть
Нет, Сталин тоже ведь – не случай
Не сам себе придумал жить
Не сам себе народ придумал
Не сам себе придумал смерть
Но сам себе придумал сметь
Там, где другой бы просто умер,
Чем жить.
Вот молодежь ко мне приходит
А что я ей могу сказать
Учитесь? – да уже сказали
Женитесь? – женятся и так
А поженившись-научившись
Так это каждый проживет
А я скажу ей, как злодей:
Живите там, где жить нельзя! -
Вот это жизнь!
Я, в общем, враг нововведений
Равно свободы и кутузок
Вот, скажем, Брежнев, как Кутузов –
Он понял русский смысл явлений
Жизнь мудрый торопить не станет
Сама куда надо доползет
И смерть в свои снега заманит
Там разбирайся – кто помрет
Выживши.
Опасности и беды мня
Он сверху посмотрел на мя
Но я стоял среди пространства
Высокомерно и бесстрастно
И я сказал ему: мой Бог,
Вот мы стоим здесь, как спартанцы,
Все будет, как судил нам рок,
Не вздумай отменить пытаться,
Не позволим.
Стужа синяя с утра
Снег алмазный расцветает
Радостная детвора
От восторга замирает
Потому что этот край
Эти детки, эта стужа
Суть обетованный край
Замороженный снаружи
И снутри для вечности
Частной человечности
В обход.
О чем так необдуманно и страстно
Взываешь к Богу, бедное дитя
Смотри, подслушает живое Государство
И переймет все дело на себя
И правильно, дитя, - живи подвластно
Там кто-нибудь и против, а я – нет
И не минуй в печалях Государство
А то оно безумеет в ответ.
Как много женщин нехороших
Сбивающих нас всех с пути
В отличие от девушек хороших
Не миновать их и не обойти
Куда бежать от них! Куда идти!
Они живут, разлитые в природе
Бывает, выйдешь потихоньку, вроде –
Они вдруг возникают н пути
Как деревьЯ какие.
Давай взбодрим грузинского чайку
Как будто мир, как будто бы погода
Как будто не было семнадцатого года
Все мирно так, минуя ВэЧэКа
И всяческий подобный катаклизм
Само переросло в социализм
Коли так уж нужно.
Охота на слонов в Западной Сибири
Вот слон не чуя мощных ног
Бежит по выжженным покосам
Охотник же из леспромхоза
Уже сидит взведя курок
И метит точно в левый глаз
Чтоб пулей не попортить шкуру
Слон умирает очень скоро
И думает: вот в прошлый раз
Точно так же было.
Голубь к голубю летит
Про войну с ним говорит
И про мир с ним говорит
И про разоруженье говорит
Трижды он его целует
И садится в самолет
И к другому он летит
Голубю, а тот уж ждет
На аэродроме.
Не нам ли жаворонки пели
Вот эти? – Эти? Нет, не нам
Вот те другие пели нам
Словно могучие свирели
Они нам пели: Встань и пой
Иди на подвиг всенародный
Ты видишь – жаждут все народы
Очеловечиться тобой
Не спи! Но стань как медь из стали! –
Да мы и так уже не спали
Полвека почти
К тому времени
Мы будем петь и смеяться! –
И мы будем петь и смеяться! –
Да, но мы будем петь и смеяться как дети! –
Эхе-хе, а нам это уже не под силу.
Еще Даня интересовался творчеством группы «Аквариум». Ему постоянно хотелось узнать, о чем же поет этот буддистский аксакал. Дело в том, что иногда Дане казалось, что этот неразборчивый бред каким-то образом иногда проскальзывает куда-то во внутрь Даниных мозгов и ложится та его собственными мыслями, а так же оборачивается реальными событиями в жизни. В частности, в отношениях с самобытной, но как оказалось, глупой Галей Комисаровой. Больше же всего в глубоко-панковском в сущности творчестве Б.Г. очаровывало то, что все подавалось в форме духовного пения практически всех народов мира.
И вот по этому поводу Даня написал однажды следующее:
Я ухожу в занавешенный угол, как предок к обедне,
Дернуть эфир за волну, чей небесный Гребень
Прочесывает то, что я называю моим –
В одну конвульсию. Это и есть молебен.
Постоянный ток – иногда включающий руку в провод
И выдрагивающий стишок – что его коротит,
Заставляя меня тук-тук фью-фью обуквивать телеграмму,
Ожидая в награду, как зверь за трюк – сахару-тазепаму.
***
Ник пришел и стал рассказывать что-то с порога, на ходу куда-то собираясь.
Поглощенный окном и своими мыслями, Даня сначала плохо слушал, но потом спохватился:
- Постой, какой театр? И куда ты собираешься?
- В театр «Арт», почти рядом с нашим, там недалеко, режиссер Ратьковский пригласил нас и мы сегодня играем там премьеру, кстати, приглашаю всех вас. А потом мы начнем петь в рок-клубе. И Витек будет снимать клипы и наши спектакли в театре, а? Неплохо?! Так что я пошел. Начало в восемь вечера, а мне надо еще успеть сходить к родителям.
Продолжение следует
http://proza.ru/2018/12/04/203