Через час, основательно отмокший во всех трёх бассейнах, завёрнутый в роскошное тёмно-зелёное лоохи из тарунского вышитого шёлка, я в сопровождении личного возницы сэра Хумхи Йоха погрузился на паром и отправился на «большую землю». Там меня с комфортом прокатили в новеньком амобилере на Левый берег и выгрузили около помпезного трехэтажного особняка.
Сэр Хумха стоял на дорожке, выложенной мозаичной плиткой в виде реки между каменными берегами, и любовался скульптурной группой на высоком постаменте. Она представляла собой прекрасную девушку, полулежащую на ките. Это была старая легенда о том, как один из королей Древней династии сделал неудачную попытку жениться на принцессе из чангайского императорского дома. Поднявшаяся буря раскидала корабли свадебной флотилии, которая должна была доставить в Соединённое Королевство прекрасную невесту. Корабль, где находились принцесса и её свита, оказался в море один без защиты. Этим не преминули воспользоваться укумбийские пираты. Завязалась битва. Чтобы не попасть в плен к укумбийцам, девушка бросилась в волны морские. Но не погибла. Её вынес на спине очень кстати подвернувшийся кит. В результате несчастный король так и не получил своей невесты. Она осталась с китом, поскольку он показался ей более перспективной партией. Всё же, кит — повелитель морей, а её бывший жених — всего лишь король Соединённого Королевства, которое в те времена ещё не приобрело нынешних своих размеров. Да, что и говорить, размах у девицы был, прямо скажем, имперский и амбиции нечеловеческие!
Заслышав шаги на дорожке, сэр Хумха обернулся.
— А, мой дорогой мальчик! — воскликнул он, делая шаг ко мне навстречу. — Хороший день, хороший день! Иди сюда, посмотри. Как тебе нравится моё новое приобретение? Не правда ли, хороша?
Великий Магистр Ордена Семилистника обнял меня за плечи и подвёл к скульптуре. Она действительно была прекрасна и вполне тянула на звание шедевра, о чём я и поспешил сообщить хозяину дома.
— Да, ты прав, именно шедевр, — польщёно ответил сэр Хумха. — Знаешь, кто это?
Вопрос показался мне несколько странным. Эту красивую сказку знали поголовно все жители Соединённого Королевства старше двадцати лет. И я вдруг засомневался: может быть, существует ещё какая-нибудь легенда о девушке и ките, менее известная?
— Полагаю, принцесса Моэла, — осторожно ответил я.
Сэр Хумха рассмеялся.
— Нет-нет, я имею в виду скульптора. Это сам Кост Марофо! Надеюсь, ты слышал о нём?
— Слышал, — я испытал законную гордость от того, что на сей раз могу выглядеть не совсем уж безнадёжным провинциалом. — Я учусь с его племянником, Дьяром Марофо.
— Что ты говоришь? — удивился сэр Хумха. — Племянник Коста Марофо — твой одноклассник?! И он рассказывал о своём дяде?
— Да, рассказывал. Он говорил, что хотел пойти по его стопам, но мать настояла на поступлении в Высокую Школу Холоми.
— С другой стороны, — философски заметил сэр Хумха, — классическое образование ещё никому не помешало. Скульпторы древности вообще считали, что без хорошего заклинания ничего путного не создашь. А искусство от твоего друга никуда не денется. Пойдём-ка, я покажу тебе ещё одну работу Коста Марофо.
По узкой боковой тропинке мы подошли к статуе, изображающей мужчину изумительной красоты в странной одежде и причудливом шлеме. Его рука покоилась на рукояти меча. Витиеватая надпись на табличке, впаянной в постамент, гласила: «Арварошец».
— Представляешь, — сказал сэр Хумха, — для того, чтобы создать вот этого воина, Косту Марофо пришлось отправиться аж на Арварох! Ему хотелось своими глазами увидеть жителей этого далёкого материка, познакомиться с их обычаями и бытом. Его путешествие длилось больше дюжины лет. На обратном пути он попал в плен к пиратам. Хвала Магистрам, не к укумбийцам, к каким-то другим. Знаешь, эти моряки все немножко пираты. На пути к невольничьим рынкам Куманского халифата Косту Марофо удалось бежать и, избегнув множества опасностей, вернуться на родину. На несколько лет Кост засел за работу. Перед тобой один из его шедевров. Я буквально вырвал его из когтей Ладори Руно. Причём только благодаря моему личному знакомству с Костом Марофо. Руно предлагал за «Арварошца» безумные деньги. Ну что, пойдём в дом?
Но я остановился, как вкопанный, возле ещё одной скульптуры. Она возвышалась посреди небольшого искусственного пруда на зелёном островке. Там играли в крак Халла Махун Мохнатый (легендарного короля можно было узнать по меховой шубе, с которой он не расставался даже летом) и леди Анавуайна. Скульптор, по всей видимости, изобразил момент, когда обоим игрокам уже ясно, на чьей стороне победа. Халла сидит, откинувшись на спинку стула с торжествующей улыбкой, леди Анавуайна привстала, опершись о стол руками, и в упор смотрит на игральные карты, раскиданные по столешнице. Смесь гнева, алчности, отчаяния исказили её лицо. Несмотря на правильные черты, оно просто ужасно. В какой-то момент мне показалось, что выражение лица грозной леди меняется.
— А-а, — проследив за моим взглядом, довольно протянул сэр Хумха, — нравится? Это жемчужина моей коллекции прекрасных произведений современного искусства.
— Это тоже Кост Марофо? — с благоговением спросил я, попутно удивляясь плодовитости мастера. Надо же, сколько всего натворил!
— Нет-нет, это не Марофо, — ответил легендарный Магистр. — Это Пату Менончи. Наша восходящая звезда. Он правнук знаменитого архитектора Кулуга Менончи, строителя моста, который соединяет Правый и Левый берег точнехонько возле резиденции нашего Ордена. Ты наверняка ещё не бывал на этом мосту?
— Я ещё почти нигде не бывал, — сказал я. — Только по Хурону плавал, на пароме и на корабле.
— О, ну это же совсем не то! Тебе нужно срочно устроить экскурсию по городу. Жить в Ехо и не знать, где находится резиденция Ордена Семилистника, непростительно!
Мне стало немного смешно от такого своеобразного проявления патриотизма. Что там какой-то Хурон, подумаешь! Вот Орден Семилистника — это да!
— Ты заметил, как меняется лицо леди Анавуайны? — продолжал сэр Хумха. — Это особенность творчества Пату Менончи. Он пока единственный в столице скульптор, кто создаёт так называемые «живые» скульптуры. Магистры его знают, как он это делает. Своих секретов Пату никому не выдаёт…
Дом сэра Хумхи, обставленный с роскошью королевского дворца, оказался настоящим собранием художественных редкостей. Чтобы все их осмотреть, не хватило бы и целого дня, а не то что нескольких минут. Картины, статуи, драгоценные безделушки, изящная мебель, инкрустированная драгоценными кристаллами и фрагментами панциря скалистого спинорога, могли потрясти чьё угодно воображение. Видя мой интерес, сэр Хумха пояснил:
— Я, мой мальчик, помимо своей основной деятельности ещё занимаюсь тем, что нахожу и продвигаю молодые таланты в области науки и искусства. Всё, что ты здесь видишь, в большинстве работы начинающих, неизвестных мастеров. Теперь-то эти мастера уже известны.
Великий Магистр многозначительно усмехнулся.
— На моём счету около двух дюжин вполне прославленных имён, которые стали таковыми благодаря мне. Кстати, как ты относишься к музыке?
Я ответил, что отношусь очень хорошо, музыку я люблю.
— Вот и замечательно, — сказал сэр Хумха. — У меня есть приглашение на двоих от Сороти Бая. В прошлом тоже мой протеже, между прочим. Он как раз сегодня даёт концерт. Поедем, послушаем?
Я выразил своё полное согласие.
— Орден Семилистника очень часто оказывает финансовую поддержку и молодым учёным, и людям искусства, — продолжал сэр Хумха Йох по дороге в гостиную. — Вообще, да будет тебе известно, что именно Ордена являются гарантами развития культуры в нашей стране. Многие Великие Магистры почитают своим священным долгом пускать приличные деньги именно на эту статью расходов. Зато она с лихвой окупается. Слава, мой мальчик, слава и доброе имя никому ещё не помешали в этой жизни. Пусть тебя боятся обыватели, уважают учёные и воспевают поэты. Только при этих условиях ты можешь считать, что твой Орден состоялся как настоящая магическая организация.
За обедом, который превзошёл всё, что я когда-либо пробовал, сэр Хумха расспрашивал меня о моей учёбе в Высокой Школе Холоми. Он слушал меня с неподдельным интересом, который, что греха таить, мне очень льстил. Я и не заметил, как выложил ему всю подноготную о своих однокашниках и знакомцах. Сэр Хумха хохотал до слёз, когда я живописал ему, как Фило Мелифаро запугал меня тем, что профессор Сухо Брид превращает своих учеников в коврики для ног.
Услышав имя Ирухти Хлена, Великий Магистр прервал меня на полуслове вопросом:
— Это какой Хлен? С Муримаха, что ли? Корабельщики?
— Не знаю, — честно ответил я. — Мне откуда-то знакома эта фамилия, но расспрашивать Ирухти было неудобно.
— Да, да, наверняка он самый, — сказал сэр Хумха. — Бакки Хлен держит корабельную верфь на Муримахе. Я помню, там была такая романтическая история. Бакки влюбился в дочку Почтеннейшего Начальника Уриуланда Даниссу Гроли. Родные и с той и с другой стороны были против. Но Бакки никого не стал слушать, рассорился с семьёй, уехал на Муримах и там, как ни странно, очень быстро раскрутился. Занял денег у кого-то из друзей, арендовал судно, торговал. Попутно изучал корабельное дело. Через полторы дюжины лет, или немного больше, он уже построил небольшую верфь и начал спускать на воду корабли. И Данисса чуть ли не тайком от родителей приехала к нему. Они поженились. Это было около четырёх дюжин лет назад. Теперь Бакки хозяин огромной верфи, кажется, единственной на Муримахе, солидный судовладелец, деньги гребёт лопатой. Словом, Данисса нисколько не прогадала. А твой одноклассник Ирухти, по всей видимости, плод их романтической страсти. Ты ещё говорил про Исору, она дочь чиновника из Канцелярии Магической Безопасности и Права? Её мать, случаем, не архитектор?
— Да, Иса говорила, что она из семьи потомственных архитекторов.
— Разумеется. Как же иначе! Я знаю их семью. Прадедушка твоей Исы был одним из величайших магов своего времени. Увлёкся архитектурой. Дома создавал из воздуха, на пустом месте, что называется. Работа его стоила баснословных денег, но при этом заказы сыпались на него дождём. Все три его сына и дочь пошли по стопам своего отца. Теперь это их семейное дело. Интересно, интересно. И это класс того самого профессора Сухо Брида, который прямо-таки кичится своей демократичностью! Каков хитрюга, а?! При случае поддену его. Ну-ну, кто у вас там ещё учится?
Я стал называть фамилии. Великий Магистр кивал головой.
— А-а, Дочи из Ордена Туманных Мечей, да-да, Старший Магистр.
Я удивился, но в тот же миг понял, что речь идёт, по всей видимости, об отце Кимы. Сэр Хумха между тем продолжал:
— Поруна из Ордена Сонных Гнёзд, тоже Старший Магистр. Важная птица. Метит, между прочим, на Великого. Ну что ж, нет ничего невозможного. Йорох наш мальчик. Его отец ходил в Младших Магистрах, пока не ушёл из Ордена, эта птица невысокого полёта. Шувиолиш… такого не знаю…
Сэр Хумха вдруг выпрямился, нахмурился и поджал губы. Я мог бы спорить на что угодно, что ему известно это имя. Известно и неприятно. Интересно, что же ухитрились совершить родственники Дерри, чтобы заслужить такую дурную славу? Или у них с Великим Магистром Ордена Семилистника произошло какое-то недоразумение? А что, бывает и так. Во всяком случае, наши с сэром Хумхой пристрастия, похоже, и в этом совпадали. Хотя в данный момент я не испытывал к Дерри никаких враждебных чувств. За старое он уже поплатился, а нового не успел совершить, так что сердиться мне было абсолютно не на что. Я вообще никогда не могу долго держать зло на кого бы то ни было. Отплатить за обиду, дать сдачи, да так, чтобы искры из глаз посыпались — пожалуйста, с превеликим удовольствием. Но годами обдумывать планы мщения, лелеять надежду на реванш — нет уж, это без меня.
Сэр Хумха вдруг заторопился, вовремя вспомнив про намечающийся концерт. Мы живо покончили с десертом и снова сели в амобилер.
На сей раз возница сэра Йоха прокатил нас в центр города к Пустой площади и припарковался у изящного двухэтажного особняка с башенками. Здесь жил и давал концерты несравненный и жутко модный по тем временам певец Сороти Бай.
У входных дверей нас встретила девушка, вид которой потряс меня до глубины души. У неё была удивительная перламутровая кожа и большие круглые зелёные глаза на неправильном подвижном лице. Светло-серебристая коса спускалась до самых пяток. Хрупкая вертлявая фигурка была туго затянута в какое-то странное платье из переливающихся, не то металлических, не то каких-то ещё пластин. Оно сидело на девушке, как вторая кожа. Босыми ногами девица стояла в луже воды. За её спиной я разглядел совсем маленький бассейн. Видимо, вода на полу была оттуда.
Девушка вежливо приветствовала нас писклявым голоском. В ответ сэр Хумха Йох слегка кивнул головой и предъявил приглашение — прямоугольник роскошной шёлковой бумаги с золотым тиснением. Девица заулыбалась ещё приветливей и, проводив нас через холл к лестнице, попросила оказать честь этому дому — занять «вашу обычную ложу, сэр Хумха», (вот так вот, ни много, ни мало!).
Когда мы поднимались по лестнице, я услышал всплеск за спиной и оглянулся. Девушки на месте не было, зато в бассейне плавала шустрая рыбка слоуни, сверкая переливчатой чешуёй. Мне никогда не приходилось видеть рыб-оборотней, и я ещё несколько раз оборачивался, надеясь застать момент, когда слоуни снова превратится в девушку. Но она не стала устраивать представление для отдельно взятого меня. Так что мы без происшествий заняли места в ложе, обитой светлой ворсистой тканью и украшенной цветами. В ложе стояли пять кресел. Но мы пока были одни.
— Когда я прихожу на представления Сороти Бая, — сказал сэр Хумха, устраиваясь в одном из кресел, — я всегда сижу в этой ложе. Не то чтобы она так уж удобна, остальные не хуже, но иметь свою ложу в доме знаменитого певца — это почётно. Так же, как и оставаться на ужин после концерта. Туда приглашают только узкий круг избранных.
Я сел в кресло, не спрашивая, для кого предназначены остальные три. Вид концертного зала привлёк моё внимание гораздо больше, чем какие-то мелочи. Напротив нас располагалась сцена, обставленная как изысканная гостиная, но в несколько устаревшем стиле. Как я понял потом, она воссоздавала моду времён правления Гурига Первого. Под сценой был установлен огромный бассейн. Ему придали форму естественного пруда. Поверхность воды была затянута ряской, по берегам росли болотные и речные растения. Плоские камни торчали из воды, как островки. На них восседали полуголые музыканты, настраивая свои инструменты. Периодически они бросали это занятие, погружались в воду, превращаясь в рыб и лягушек. Всплески воды, прыжки оборотней, сверкание серебристой рыбьей чешуи и красно-оранжевой лягушачьей кожи создавали какой-то своеобразный ритм, который завораживал. Я не мог оторваться от этого зрелища.
Наконец инструменты были настроены, скархлы расселись на камнях, и полилась удивительная, нежная музыка. При первых же её тактах с полом вокруг пруда начало происходить что-то странное. Он вдруг вспучивался в разных местах, затем опадал. Только тут я заметил, что пол вовсе не обычный пол, а скорее земля, покрытая не то стелющейся травой, не то мхом. На её поверхности появились сначала какие-то серые пятнистые наросты, они продолжали расти и, наконец, поднялись над землёй шляпками грибов. Но на этом ничего не закончилось. Грибы тоже росли. Через несколько минут они вытянулись почти в рост человека. У них обозначились нос, рот, уши. Выглядело это так, будто изнутри сквозь тонкую оболочку гриба наружу рвалась другая, человеческая, личность. Наблюдать за этим превращением было и жутко и интересно. Музыка вдруг изменилась, она стала тревожной. Последний раз взвизгнули струны, послышался громкий всплеск. Это музыканты, покинув свои камни, одновременно нырнули в воду. Только барабан продолжал отбивать ритм. Его гул в тишине зала звучал зловеще. Словно вызванные им из Небытия, откуда-то из тёмных углов потянулись тени. Они были трёхмерными и двигались вполне самостоятельно, чёрные фигуры, похожие на клубы дыма.
— Это наваждения, — выдохнул мне в ухо сэр Хумха. — Смотри, что сейчас будет.
Я и так глядел во все глаза, только что из ложи не выпрыгивал. Представление захватило меня по-настоящему.
Люди-грибы выпрямились, откинули за плечи бурые плащи и встали в боевую позицию. Тени окружили их. Залязгали обнажённые мечи. Началась битва. Барабан смолк. В тишине были слышны только звон стали о сталь, крики бойцов и стоны раненых. Внезапно эти звуки перекрыл голос, чистый, как звон стеклянного шарика, когда к нему прикасаются металлической палочкой. Я не заметил, когда на сцене появился певец. Одетый в ярко-красное лоохи и такой же тюрбан, он протягивал к сражающимся руки и пел. Мелодия, лишённая слов, лилась, как река, то бурная, то спокойная, перекатываясь через пороги и закручиваясь водоворотами. И под эти звуки начали рассеиваться тени. Они таяли, как дым. Люди-грибы вложили мечи в ножны и встали по бокам сцены. Музыканты высунулись из воды, снова приняли человеческий облик и, вспрыгнув на камни, взялись за свои инструменты.
Теперь началась борьба певца и музыкантов. Его голос перекликался с голосами инструментов, соревнуясь с ними. Вот певец вывел сложную руладу, оркестр в точности повторил её и разложил на вариации, бросая новый вызов артисту. Несколько минут продолжалось сражение, не менее напряжённое, чем предыдущее. Когда оно достигло своей высшей точки, нервы зрителей были на пределе, все звуки оркестра наконец слились воедино, и музыка хлынула широким неудержимым потоком. А над ней, над всем залом вознёсся чистый мощный голос певца. Его фигура казалась объятой пламенем. Словно древний маг читал заклинание на давно забытом языке.
Что началось в зале, едва смолкла музыка! Зрители вопили, хлопали, топали ногами. На сцену летели цветы, звёзды, птицы, блестящие ленты. Каждый спешил выразить певцу свой восторг. Только тут я заметил, что ложи до отказа заполнены людьми. Лишь в нашей сидели мы вдвоём.
Не успели стихнуть восторги и аплодисменты, не успели раствориться все наваждения в виде розовых птиц, лент, звёзд и прочей мишуры, как действие снова поменялось. Теперь вокруг пруда танцевали рыбки слоуни. Их платья, похожие на чешую, блестели в свете множества свечей. От лица и рук разливалось сияние. Музыканты играли что-то нежное и игривое. Постепенно музыка становилась всё быстрее. Девушки-рыбки заскользили по воде, оставляя на глади пруда лёгкую рябь. Быстрее, быстрее, быстрее. Девушки кружились в неистовой пляске. В какой-то миг они одновременно подпрыгнули и, превратившись в рыбок, нырнули в воду.
Я снова не заметил, как появился певец. Теперь он был в лоохи глубокого синего цвета и золотистом тюрбане. Как мне объяснили позже, это был коронный номер Сороти Бая: никто никогда не должен был видеть его выхода на сцену. Началась опера. Она повествовала о восшествии на престол Гурига I и сопутствующих этому героических событиях.
— Здесь история и наших с тобой семей, — шепнул мне сэр Хумха Йох, потрепав за плечи.
Я ответил ему улыбкой и приготовился слушать. В этот миг в нашу ложу вошли трое. Первым выступал детина громадного роста и атлетического телосложения, но с удивительно кротким лицом, выражение которого никак не вязалось с внушительной фигурой. За ним следовали маленький изящный мужчина (на фоне своего здоровенного спутника он казался чуть ли не карликом) под руку с белокурой миловидной леди. При виде этой троицы сэр Хумха слегка привстал с кресла и вежливо поклонился. Я на всякий случай сделал то же самое. Вошедшие ответили на приветствие Великого Магистра Ордена Семилистника лёгкими кивками, сообщив, что сегодня хороший день, на меня же вовсе не обратили внимания. Только леди скользнула по мне рассеянным взглядом. Глаза у неё были зелёные, прозрачные, как кристаллы мойе.
Опера длилась около двух часов. В перерывах между действиями гостей развлекали скархлы. Они разыгрывали сценки, изображающие разные исторические события той эпохи. В основном битвы, переговоры с союзниками о военной помощи. Я очень люблю музыку. Музыканты в нашем доме всегда были в большом почёте. Но на таком представлении я оказался впервые и чувствовал, что полюбил оперу навсегда.
Наши соседи по ложе вели себя очень странно. Они не кричали и не аплодировали, как все остальные зрители. Казалось, старались привлекать к себе как можно меньше внимания. Слушали очень внимательно, но ничем не выражали ни одобрения, ни порицания. А с конечными аккордами вовсе встали и улизнули так же тихо и незаметно, как пришли. Но перед уходом леди сняла с руки драгоценный браслет из синего зална (18) и повесила на гирлянду из цветов, которой была украшена наша ложа. Малорослый господин расщедрился на совсем уж диковинный подарок — оставил на спинке стула свою перчатку. Я искоса с удивлением наблюдал за их манипуляциями. Здоровяк ничего не оставил, а преспокойно вышел из ложи и удалился, не сказав ни слова.
(18)Залн — драгоценный металл Мира Стержня, по ценности соответствующий примерно нашей платине.
Когда опера закончилась, и зрители стали расходиться, сэр Хумха чинно поднялся с места, не спеша расправил складки лоохи и небрежно «уронил» на стул кошелёк со звякнувшими в нём деньгами.
— Так принято, — пояснил он мне. — Приглашённые слушатели обязательно оставляют в доме артиста знак внимания. Небольшой подарок.
Я растерянно похлопал себя по карманам. Денег у меня с собой было немного, а я обещал друзьям привезти сладостей. Сэр Хумха со смехом остановил меня.
— Мой мальчик, прекрати, даже не думай. Тебя пригласил я, поэтому никакого «знака внимания» от тебя не требуется, достаточно моего.
— Но я хочу что-нибудь оставить, — упрямо заявил я. Снял с руки кольцо с драгоценным камнем и положил его на сидение стула. — Пусть от меня тоже будет подарок.
— Ого, — уважительно изрёк сэр Хумха. — Это же уандукский алмаз! Неслыханная щедрость. У вас королевские замашки, мой юный господин! Кольцо-то, небось, с фамильным клеймом? Подражаете Её Величеству? Похвально, похвально.
Я удивлённо воззрился на Великого Магистра.
— А ты разве не понял, кто сидел рядом с нами? — спросил он в ответ на мой непонимающий взгляд. — Это же был Его Величество Гуриг Малыш собственной персоной. С супругой и телохранителем. Сразу видно, что ты провинциал. Не узнать короля! Разумеется, он изменил внешность, и королева тоже, и даже телохранитель. Но рост, рост никуда не денешь! Как был он малышом, так и остался.
— Ну и что, — сказал я, краснея. — Мало ли на свете низкорослых людей. Мне в голову не пришло, что король может прийти вот так запросто послушать оперу.
— Если он король, — рассмеялся сэр Хумха, садясь в амобилер, — то уже не человек, что ли? Между прочим, Гуриг Пятый — большой поклонник вокального искусства.
— Тогда почему он пришёл тайком, изменив внешность? Он же король, ему всё можно. Для любого человека, будь он придворный, артист или простой горожанин, большая честь принимать у себя в доме такого гостя. А уж получать от него подарки — и вовсе недостижимая мечта!
— Видишь ли, королю не принято, как простому смертному, скакать по увеселительным лавочкам. Он должен посещать подобные мероприятия строго по регламенту, с соответствующими предосторожностями, соблюдая принятый придворный ритуал. Словом, скучно, долго и утомительно. При этом Его Величество получает минимум удовольствия, а все остальные вовсе его не получают, поскольку, сам понимаешь, мало кому удаётся в присутствии королевской четы как следует расслабиться. Зато сейчас все довольны. Приличия соблюдены, король послушал оперу, а певец получил роскошный подарок — перчатку с королевской руки. Между прочим, ты прав. Это знак высочайшего расположения. Теперь на концертах Сороти Бая какое-то время будет аншлаг. Пока король не почтит своим вниманием ещё какого-нибудь певца. Тогда все побегут туда.
— Сегодня тоже был аншлаг, — заметил я. — Ни одного пустого кресла.
— Потому что зрители заранее знали, что на представлении будет король.
— Откуда?
— Ну, мой мальчик, в этом городе достаточно ясновидцев. А столичным бездельникам лестно быть приглашёнными на представление, которое удостоил вниманием сам король. Королевское расположение — сильная штука. Но это только внешняя сторона вопроса. Интрига заключается в том, что на самом деле всех великих людей делают и ведут по жизни Ордена. А королю приходится лишь пользоваться тем, что ему предоставляют. В этих жёстких рамках он и раздаёт своё королевское благоволение.
— Поэтому короли и ведут бесконечные войны с Орденами?
— Да, совершенно верно. Чем бы ни прикрывались эти войны, какие бы аргументы ни выдвигались, это всегда борьба за власть и привилегии. Любой король, даже самый мудрый и демократичный, всегда стремится обрести неограниченную свободу, а Ордена призваны сдерживать её. Эту систему придумал ещё король Мёнин, когда ему окончательно надоела его собственная безграничная власть, и на смену легкомыслию Вершителя пришла мудрость. Система противоборства двух сил. Она наиболее правильная и безопасная. Пока короли ведут ожесточённую борьбу с Орденами за власть и влияние, страна может спокойно существовать. Ибо абсолютной монархией Соединённое Королевство наелось до отвала ещё во времена правления хоттийской династии. Разумеется, мы все верные подданные Его Величества, — при этих словах сэр Хумха Йох многозначительно подмигнул мне, — но ни на минуту не забываем, что тирания и деспотизм одного человека должны сдерживаться тиранией и деспотизмом по отношению к нему целой организации, призванной блюсти интересы страны. Ты понимаешь, о чём я говорю, Лойсо?
— Наверное, да, — неуверенно сказал я. — Получается, что борьба короля и Орденов позволяет сохранять равновесие власти и делает её более демократичной?
— Именно, мой дорогой, гениально! — воскликнул сэр Хумха. — За тем и нужен Объединённый Верховный Совет Магистров, в который входят Великие Магистры всех более-менее серьёзных Орденов, и Главой которого я являюсь уже на протяжении семи дюжин лет. Король, как я тебе уже сказал, всего лишь человек. А человеку свойственно иметь слабости. Вот например, Его Величество Гуриг Пятый с детских лет страдает комплексом из-за своего роста. Он терпеть не может высоких людей. Поэтому, скажем, мне придворная карьера не светила бы ни в каком случае. А как Великому Магистру одного из ведущих Орденов мне глубоко плевать на предпочтения короля. Однако же во имя сохранения мира и спокойствия необходимо потворствовать маленьким слабостям нашего дражайшего монарха. Между прочим, это придворные Гурига Малыша ввели моду на сапоги без каблука. Раньше-то они были другой формы. А так как демонстрировать любовь к королю среди наших обывателей всегда считалось хорошим тоном, эта мода быстро распространилась в Ехо, а затем и в провинции. Правда же мило? Ордена не возражают. Напротив, всячески поддерживают подобные начинания. Таким образом мы выражаем уважение к своему монарху, а в ответ требуем (обрати внимание, Лойсо, именно требуем!) чего-то гораздо большего, чем такой, в сущности, пустяк, как обувь на плоской подошве. К примеру, отказать в военной помощи графству Хотта в его вечной тяжбе с княжеством Кебла. Или повысить пошлины на товары, ввозимые из Чангайской империи, или понизить пошлины на товары из Умпона. Словом, ты меня понял.
— Конечно, — засмеялся я. — Что тут непонятного? Это называется политика, да?
— Именно, мой милый. Поэтому на фоне таких, я бы сказал, важнейших для благополучия государства событий дубиноголовость Хеледроха Кайдо выглядит как проявление грубости, глупости и крайнего эгоизма.
Я удивлённо посмотрел на Великого Магистра. Мне показалось, что он говорит сам с собой. Имя Хеледроха Кайдо ещё не было широко известно за пределами магических кругов. Это потом, спустя некоторое время, оно стало всеобщим достоянием. Его произносили шёпотом, с осуждением или одобрением.
Сэр Хумха ничего не стал объяснять, а засмеялся и сменил тему разговора. Он долго расспрашивал меня о том, как мне понравилась опера, посетовал, что бедняга Сороти Бай точно вылетит в трубу, несмотря на очень приличные «знаки внимания», поскольку платит своим многочисленным скархлам баснословные деньги. Показывал мне между делом городские достопримечательности, мимо которых мы проезжали. Словом, вёл светскую беседу ни о чём.
На закате меня с огромной корзиной сладостей посадили на паром. Сэр Хумха ласково простился со мной, и я двинулся по направлению к Холоми.