Это был их первый день на море… Оставив вещи в гостиничном номере неразобранными, облачившись в шорты и легкие маечки, сунув ноги в пляжные тапочки Аня и Федор отправились на пляж. Прощай тесная, душная Москва с ее долгими холодными зимами и еще более долгим промозглым межсезоньем! Да здравствует солнечный Крым и теплое ласковое море!
- Мам, а правда, что от укуса медузы можно умереть? – спрашивал Федя с изумлением рассматривая высоченные кипарисы и необычные, очень пушистые сосны аллеи, что вела вниз по склону горы к морю.
- Не волнуйся, - успокаивала Аня пятилетнего сына, полной грудью вдыхая чистый воздух, напоенный запахами хвои и морской соли, - для человека опасен укус только очень большой медузы. А такие здесь не водятся.
- А маленькие водятся?
- Водятся. Но к пляжу они подплывают только перед штормом. А сейчас посмотри, море совершенно спокойное.
Она указала бледной, еще не тронутой загаром рукой на расстилающееся у подножия горы сине-зеленое, искрящееся на солнце мириадами солнечных зайчиков пространство акватории. Федор робел, неумело пытаясь скрыть свою робость за бесконечными вопросами, но, подталкиваемый любопытством и жаждой познания, шел вперед, уцепившись за мамину ладонь.
Гостиничный пляж постепенно заполнялся отдыхающими. Аня взяла два лежака и расстелила на них пляжные полотенца, искоса наблюдая за сыном. Федор стоял у кромки воды и, онемевший от потрясения, всматривался в ласковую, тронутую легкими волнами, уходящую к горизонту водную гладь. Море было огромным, гораздо больше, чем на картинках в книжках, больше, чем на старых фотографиях в семейном альбоме, который показывала ему мама дома, и казалось живым. Легкие волны подкатывали к босым ступням мальчика с тихим шелестом, словно приглашая, зазывая. Но Федя никак не решался ступить в воду. Он с завистью и опаской смотрел на людей, что весело плескались в волнах, на катера и лодки, снующие вдалеке, на чинно проплывавший по линии горизонта большой грузовой корабль, но сердце все равно замирало от мысли, что вот сейчас он сделает шаг и холодная влага коснется его. Мурашки побежали по коже, и Федя отступил на безопасный берег.
- Ну, что же ты? – спросила Аня, беря сына за руку и увлекая вперед. – Пошли купаться. Держи свой круг и ничего не бойся. Я же с тобой.
Прикосновение воды оказалось таким нежным и теплым, таким восхитительно приятным и совершенно нестрашным, что Федя тихо засмеялся, избавляясь от глупых страхов, и, надев детский разноцветный надувной круг на пояс с разбега бросился в море.
«Ну, вот, - думала Аня спустя полчаса сидя на своем лежаке и не отрывая глаз от плещущегося в воде сына, - теперь его за уши из воды не вытащишь!» Но радость в душе размывалась опасениями, что мальчик сгорит на солнце, что ему напечет голову, что он наглотается грязной воды или поцарапает ногу о камни. Аня одергивала себя и усилием воли отгоняла ненужную тревогу, способную испортить все удовольствие от отпуска на море.
Подбежал Федор, протягивая к ней сдувшийся круг, отчего мордашки мультяшных героев на его поверхности казались чрезвычайно расстроенными и готовыми расплакаться.
- Мам, надуй пожалуйста, а то трудно плавать.
Аня первым делом вытерла сынишку полотенцем и только потом принялась надувать детскую игрушку. Она набирала полную грудь воздуха и с силой вдувала его в круг. Мультяшные мордашки расправлялись, наливались радостью и расплывались в улыбке. Вдруг взгляд ее упал на идущую вдоль берега веселую компанию.
Загорелый мужчина лет сорока в модных плавках и по-пиратски повязанной на голове бандане о чем-то разговаривал с двумя подростками – мальчиком лет тринадцати и девочкой лет одиннадцати – и все задорно смеялись. Аня замерла от неожиданности и перестала надувать круг. Вадим?.. Не может быть. Но вот же его по-молодому гибкая сухопарая фигура, породистый нос с горбинкой, четко очерченные губы…
Компания прошла мимо, не обратив на нее никакого внимания. А она, отдав надутый круг сыну, невольно погрузилась в воспоминания. Сколько же лет прошло? Почти шесть. Вадим мог сильно измениться за это время. Нет, она просто обозналась. Но сомнения уже начали терзать душу, мешая бездумно наслаждаться морем и солнцем. Почему он тогда так неожиданно исчез, перестал звонить, писать? Ответ на этот вопрос так и остался висеть в воздухе, вызывая горький осадок в душе. Если это и вправду Вадим, значит он жив и здоров. И она напрасно мучила себя мыслями о неожиданной болезни, автокатастрофе и нападении вооруженных бандитов. Слава богу, он жив! Но тут же из глубин сознания появился образ мамы, глядящий на Аню недовольно поджав губы и осуждающе качая головой. А если с ним ничего плохого не случилось тогда, шесть лет назад, значит мама была права… Она убедила себя в том, что обозналась и это был вовсе не Вадим, а чужой незнакомый человек. Но удовольствие от первого дня долгожданного отпуска как-то потускнело.
Второй раз она увидела Вадима на следующий день во время обеда в гостиничном ресторане. Она шла по проходу между рядами столов с подносом с тарелками в руках, когда заметила прежнюю компанию за одним из столиков. К веселой троице прибавилась красивая ухоженная женщина. Дети были так похожи на мужчину и женщину, что не оставалось никаких сомнений – это семья. Вадим приехал на море со своей семьей в отпуск. Судя по загару, отдыхали они здесь уже давно. Вот так неожиданная встреча! Аня, проходя мимо их стола, крепко сжала в руках поднос, чтобы не выронить.
Вернувшись за свой столик, она поставила тарелку с супом перед сыном.
- Кушай, Феденька. После обеда отдохнем немного и снова пойдем на море, - пообещала она радостно принявшемуся за еду малышу, а сама задумалась.
Аппетит, нагулянный долгим плаванием и жарким солнцем, свернулся в комочек и уполз в дальний уголок. Анна не могла впихнуть в себя и ложки еды. У Вадима есть семья, дети, причем дети уже совсем большие. Значит тогда, шесть лет назад, они уже были. И он ничего не сказал о своей семье. Но вот же он смотрит с такой откровенной любовью и гордостью на своих отпрысков, глаз от них не отрывает, смеется. Он любит своих детей, очень любит! И не знает, что за столиком в углу сидит еще один его сын, Федя… Аня закрыла глаза и потерла лоб ладонью.
- Ты чего, мам? – забеспокоился Федор, - у тебя голова болит?
- Нет, ничего, все нормально, не обращай внимания, - пробормотала она рассеянно, пытаясь решить, стоит ли дать возможность Вадиму узнать о существовании Феди.
Но так и не решила. Может он ее не узнает вообще? Чтобы это проверить, Аня встала и, улыбнувшись сыну, отправилась в конец ресторанного зала за вторым стаканом сока. И не торопясь прошла мимо столика с веселым семейством.
Он ее узнал! Она поняла это по мгновенно изменившемуся цвету глаз, словно небесную синь неожиданно затянули грозовые тучи. Губы, только что растянутые в счастливой улыбке, сжались в тонкую напряженную линию. Между бровей легла вертикальная морщинка. Но в следующую секунду он повернулся к жене и стал ей что-то рассказывать преувеличенно громко, так, что на них стали оборачиваться за соседними столиками. Он ее узнал, но сделал вид, что не узнает! Обида тонкой корочкой льда затянула сердце. Ну и пусть! Она тоже будет делать вид, что не знает его! Приняла решение Анна и на душе стало немного легче.
А на следующий день произошло событие, о котором Федор, слегка преувеличивая и сгущая краски, еще полгода рассказывал всем своим друзьям в детском саду, и даже раз пять повторил соседям по лестничной площадке, а уж бабушке все уши прожужжал!
С утра, как всегда, отправились на пляж. Теплый южный ветер весело гонял по аквамариновой глади стайки искрящихся солнечных зайчиков. Часть отдыхающих нежились на своих лежаках, подставляя под жгучие лучи солнца то спины, то животы; часть – тех, кто опасался за свою нежную кожу, - прятались под полосатыми зонтами; остальные плескались в воде. Анна намазывала в очередной раз кремом подгоревшие плечи и следила за сыном. Федя бродил у самой кромки волн, выискивая красивые камушки. Целая кучка разноцветных голышей уже лежала у ног Ани.
Вдруг что-то неуловимо изменилось на пляже. В воздухе появилось какое-то напряжение и дуновением ветра по рядам отдыхающих и загорающих туристов прошелестел восторженный возглас: «Дельфины!!» Аня вскинула голову и поднялась во весь рост, всматриваясь в морскую даль. Многие встали со своих лежаков.
- Где дельфины? – спросил подбежавший Федор.
Аня пожала плечами и приложила ко лбу ладонь козырьком, прикрывая глаза от солнца. Кто-то произнес рядом: «Вооон там, где чайки», и десятки голов повернулись в одну сторону. Она увидела стайку кружащих над водой птиц и тут же рассмотрела дельфинов. Совсем близко, метрах в двадцати от самых смелых пловцов, рискнувших доплыть до буйков, из морской сини показалась глянцево-черная спина с треугольным плавником. Спина изогнулась изящной дугой и ушла под воду, но рядом мелькнула вторая, третья. Дельфины, совершенно не опасаясь людей, резвились, рассекая острыми плавниками водную гладь.
- Мам, ты видишь дельфинов? – вопрошал Федя, подпрыгивая на месте от нетерпения и желания увидеть морских обитателей собственными глазами. Из-за своего роста он ничего не мог рассмотреть, но Аня, изумленная и растерянная, совершенно забыла, что ее сын еще маленький и не догадалась поднять его на руки, завороженно следя за переливами черных спин вдали.
- Ну, что, парень, хочешь посмотреть дельфинов? – раздался совсем рядом мужской голос.
Федя кивнул и в следующую секунду, подхваченный сильными руками, уже сидел на плечах чужого высокого дяденьки и смотрел на дельфинов.
- Мама, мама, - закричал Федя, не сдерживая восторга, - они настоящие!!
Но, поплавав наперегонки с чайками, черные треугольные плавники вскоре исчезли, и пляж вернулся к привычному медлительно-ленивому, разморенному солнцем состоянию. Незнакомец осторожно снял мальчика с плеч и поставил на песок.
- Рассмотрел дельфинов? – спросил он Федю с улыбкой. Тот кивнул и показал три растопыренных пальчика.
- Их было целых три!
- Точно.
Анна обернулась поблагодарить незнакомца и вздрогнула, не сумев сдержать испуг. Перед ней стоял мужчина лет 35 с мускулистой фигурой атлета – завсегдатая спортзала, а вот лицо и голова его носили явные следы тяжелой черепно-мозговой травмы. Глаза скрывали непроницаемо черные каплевидные очки. Над левым виском черепная кость была немного вдавлена, а сквозь короткий ёжик темных волос хорошо просматривались страшные рубцы – следы травмы и многочисленных хирургических операций. Один из рубцов уродливым зигзагом пересекал лоб и раздваивал левую бровь, вздергивая ее вверх и делая лицо асимметричным.
- Спасибо, - выдавила из себя она, поспешно опуская глаза.
«Настоящая бандитская рожа! - подумала Анна, чувствуя, как по спине поползла волна испуганных мурашек. – И травма наверняка получена в бандитских разборках!» Никакого желания пересекаться с бандитами у нее не было, но и открыто демонстрировать свой страх совсем не хотелось.
- Извините, - добавила она, покраснев от неловкости, и потянула сына за руку в воду купаться, подальше от этого страшилища.
Незнакомец кивнул и дружелюбно улыбнулся.
- Мама, дельфины такие большие! – восторженно лепетал Федя, - Помнишь, мы видели таких в дельфинарии? А мы туда еще раз сходим?
- Обязательно сходим, - уверила Анна, надевая на сына плавательный круг, - когда вернемся домой, сразу сходим.
Вскоре выяснилось, что любимая игрушка – надувной круг – лопнул, надо было покупать новый. Аня собралась пройтись по поселку и найти нужный магазин, но в лабиринте узких и незнакомых улочек было легко заблудиться. Поэтому пошли на рынок, что раскинул свои палатки в самом конце набережной.
На импровизированных прилавках можно было найти все, что требовалось для пляжного отдыха, даже с излишком, но цены… Цены раза в три превосходили разумные пределы.
- Что ж так дорого? – не сдержалась и спросила Анна у загорелой пышнотелой торговки.
- Не нравится – не бери! – ответила та и смерила женщину с ребенком немного презрительным взглядом.
- Пойдем, сынок, - Аня потянула Федора, уводя его от ярких, праздничных, с разноцветными рисунками надувных матрасов, кругов, нарукавников, - завтра сходим в нормальный магазин и купим.
Ну не могла она позволить себе такие необдуманные траты! Воспитывая сына одна, Анна не то, чтобы копейки считала, нет, но на поездку к морю копила целый год. Лучше она фрукты ребенку купит, витамины все-таки. Может, Федор зимой не так часто болеть будет? А Федя – молодец, хоть и расстроился, что новый круг не купили, не стал ныть и канючить, молчал, уцепившись за мамину руку.
Они шли по набережной, любуясь уютной бухтой, окруженной живописными горами со всех сторон, разноцветными крышами частных домиков, рассыпавшихся по склону, извилистыми улочками, утыканными зелеными свечами кипарисов. Вдалеке по мощному телу горы по серпантину неспешно катили автобусы и легковушки, отсюда с набережной казавшиеся игрушечными. Мимо и навстречу фланировали загорелые отдыхающие в ярких летних нарядах. Вдруг Аня почувствовала чей-то недобрый взгляд в спину. Между лопатками стало холодно, и как будто стянуло кожу. Она остановилась и обернулась.
И сразу встретилась со взглядом Вадима. Он шел в окружении своего семейства по противоположной стороне улицы. Дети ели мороженое, о чем-то живо переговариваясь с матерью. А Вадим уставился на Анну своими голубыми глазами и словно пытался прожечь в ней дыру взглядом. Ане стало не по себе, но она не дрогнула, выдержала этот взгляд, не отвела глаза. Мальчик дернул отца за руку, и тот склонился к сыну, внимательно слушая его болтовню. Вскоре вся компания скрылась из вида, войдя в двери кафе.
Аня вздохнула. Почему он так на нее смотрел? Будто она была в чем-то перед ним виновата. Хотя ее то винить было совершенно не в чем. Это он внезапно исчез из ее жизни, не предупредив, не попрощавшись. И ведь он видел рядом с ней Федю. Неужели не догадался, что это его сын?.. Неужели в душе его ничего не дрогнуло, не подало сигнал, что это его родной маленький человечек? Неужели он сможет и дальше жить спокойно, делая вид, что ничего не произошло, не изменилось в жизни?
Анна вспомнила, как всего пару месяцев назад Федор у нее спросил: «Почему у других ребят в садике есть папы, а у меня нет?» Она тогда растерялась и срочно перевела тему разговора на что-то другое, хотя четко понимала, что к этому вопросу рано или поздно придется вернуться. Что она тогда скажет сыну? Врать про героя-летчика, погибшего во время летных испытаний, не хотелось. Но как сказать правду?.. Она и до сих пор не знала, что скажет сыну в будущем. В глубине души очень хотелось, чтобы Вадим, движимый глубинным отцовским инстинктом, сам подошел и сказал: «Привет, сынок!» Ей от Вадима ведь ничего не нужно. Она сама прекрасно справится с воспитанием мальчика. Вот только, как и чем заполнить зияющую пустоту в жизни ребенка, где должен быть по всем законам природы отец?
Без круга плавать было трудно, но очень хотелось, и Федор бултыхался в воде в двух шагах от берега, опасаясь отходить в глубину. Море, ласковое, прозрачное, одновременно манило и пугало, вызывая смутное беспокойство, перемешанное с восторгом. Он передвигал руками по дну и бил по воде ногами, поднимая тучу слепящих на солнце брызг, взбивая белую кружевную пену.
- А хочешь научу тебя плавать? – раздался над мальчиком знакомый голос.
- Хочу, - с готовностью кивнул Федя давешнему дяденьке, на чьих плечах он высматривал дельфинов, - только я боюсь.
- Не бойся. Метод проверенный, меня так отец в детстве научил, - ответил незнакомец и улыбнулся. – Тебя как зовут?
- Федор.
- А меня Захар. – Дяденька присел на корточки рядом с мальчиком и доверительно заговорил: - Самое первое и самое важное в плавании – почувствовать, что вода тебя держит. Давай, Федор, я сначала научу тебя лежать на воде. Это не страшно. Я подстрахую.
Федя с интересом посмотрел на своего нового знакомого: под загорелой кожей Захара бугрились тренированные мышцы, на лице, отмеченном странными неровными рубцами и вмятинами, сияла дружелюбная улыбка. И мальчик улыбнулся в ответ. Отчего-то Федор не испугался, доверчиво пошел за ним на глубину, где воды было по пояс и даже выше, а высокому Захару едва доходило до колен.
- Ты когда-нибудь видел морскую звезду?
- На картинке в книжке, - кивнул мальчик.
- Я буду держать тебя под спину, а ты раскинь в стороны руки и ноги и выгнись, как будто ты - морская звезда. – И подставил согнутые руки с широкими крепкими ладонями.
Федя, чье сердце трепыхалось от страха и восторга, лежал на руках Захара, представляя себя морской звездой, и чувствовал, как ласково гладят его теплые волны. Высоко в небе солнце тянуло к нему сияющие лучи, прозрачная бездна под ним мерно колыхалась. И вдруг ощущение надежных рук Захара исчезло. И на несколько головокружительных секунд мальчик почувствовал, как бездна сама качает его в своих ладонях бережно, ласково, как это делала мама, когда Федя заболевал и маялся кашлем и высокой температурой. Но в следующий миг он испугался и согнул спину, мгновенно устремившись вниз ко дну. Его тут же подхватил Захар, не дал хлебнуть воды с перепугу.
- Молодец, - сказал он, помогая мальчишке встать на ноги, - почти получилось. Ты, главное, не бойся. Давай попробуем еще раз.
Все получилось с третьего раза, и душа Федора наполнилась радостью, а страх совсем ушел.
- Теперь попробуем сделать «поплавок», - продолжал новый знакомый обучать мальчика. – Набери полную грудь воздуха, задержи дыхание, подтяни колени к животу и прижми их руками. А когда захочешь снова вдохнуть, просто встань на ноги. Здесь же не глубоко.
Когда Федор вдохнул поглубже, намереваясь изобразить «поплавок», с берега раздался мамин встревоженный и недовольный голос:
- Что вы делаете?! Немедленно отойдите от ребенка! Он же маленький и плавать не умеет!
- Так вот я его и учу, - ответил Захар, выпрямляясь во весь рост рядом с малышом.
- Федя, быстро иди на берег! – приказала Анна, кипя от возмущения. Мальчик послушно побежал к лежаку и сел на него, уткнув нос в мокрые коленки. А Анна пошла в наступление на незваного учителя плавания. – Кто вам разрешил подходить к чужому ребенку?! Я не позволю совершенно незнакомому человеку учить плаванию моего сына!
- Так давайте познакомимся, - растерянно пожал широкими плечами незнакомец. - Меня зовут Захар. А вас?
- Не важно, как меня зовут! Я прошу вас не приближаться к моему ребенку! – глаза ее пылали праведным гневом.
- Что, такой страшный? – тихо спросил Захар и снял черные очки. – К сожалению, это все, что смогли сделать врачи после аварии.
На Аню взглянули добрые карие глаза с такой невысказанной тоской, что в памяти всплыл образ гиганта-сенбернара, пса – спасателя, бесконечно терпеливого и преданного своему хозяину. Аня смутилась и отвернулась от этого вопрошающего, проникающего в самое сердце взгляда.
Захар снова надел очки и пробормотал:
- Вы извините, я ведь просто хотел научить ребенка плавать. Что в этом плохого?
Он повернулся и пошел, подхватил со своего лежака полотенце, быстро прошагал к лестнице, ведущей наверх, на набережную и скрылся из вида. А Аня перед своими глазами еще долго видела поникшие плечи и печально склоненную голову со следами страшной аварии. Совесть кольнула острой иглой, но она успокоила себя тем, что заботится о безопасности сына. В конце концов под безобидной «аварией» вполне могли скрываться бандитские разборки, а навязчивый незнакомец просто нахально врал.
- Мам, ты зачем прогнала дядю Захара? – Спросил Федя, глядя на нее исподлобья. – Он же хороший!
- С чего ты взял, что он хороший? Ты ж его совершенно не знаешь! Никогда не разговаривай с незнакомыми людьми! – внушала она сердитым голосом. – Разве я тебя этому не учила?
Захар поднялся на второй этаж, открыл дверь своего номера, бросил ключ на тумбочку, но промахнулся и тот, жалобно звякнув, свалился на пол. Закинув пляжное полотенце на сушилку в ванне, он повернулся к большому зеркалу, сдернул солнечные очки и уставился на свое отражение ненавидящим взглядом.
- В следующий раз в отпуск поедешь на необитаемый остров, – процедил он сквозь зубы и добавил, - страшилище, урод.
Он сжал руку в кулак и замахнулся, намереваясь ударить в собственное отражение. Но в последний момент, когда казалось, что мощный удар расколет зеркальное стекло, и по поверхности побегут кривые некрасивые трещины, кулак остановился, обмяк. Захар прижался лбом к прохладному стеклу и устало прикрыл глаза.
Жизнь его сложилась так, как сложилась. Он не возмущался, не жаловался, ничего не требовал у судьбы. Захар искренне благодарил Создателя и врачей за то, что просто живет. Все у него было в жизни – любимая работа, друзья, дом, он трезво оценивал свои возможности и ни о чем не мечтал. По крайней мере старался не мечтать, понимая всю бессмысленность пустых мечтаний. Но иногда, когда взгляд его вылавливал из толпы прохожих счастливые лица молодых мам с малышами, всем своим существом осознавал, что ему нужна женщина, единственная в мире женщина, и ребенок, а лучше несколько детей.
Ему хотелось быть нужным, но не в качестве друга или профессионала своего дела, а в качестве той единственной половинки, без которой жизнь теряет весь свой смысл и все свои краски, в качестве отправной точки в мире для маленького человечка и опоры, чтобы вырасти смелым и открытым этому миру. Ему нужно было о ком-то заботиться, кого-то оберегать. Захар жаждал иметь семью. И эта бессмысленная, бесполезная жажда всколыхнулась в его душе, когда он увидел на пляже эту парочку - смешного лопоухого мальчонку лет пяти и очень красивую и печальную женщину, утонченную, исполненную какой-то аристократической грации.
Он бы никогда не решился подойти и заговорить с этой женщиной, а вот с малышом заговорил, видя его неловкие попытки плавать. Сразу захотелось помочь, научить, поддержать, открыть малышу завораживающий морской мир и увидеть в его глазах восторг. А что может быть лучше, чем видеть восторг в детских глазах? Яростная реакция молодой мамы застала его врасплох, и Захар растерялся. Впрочем, ничего удивительного, когда такое страшилище подходит к твоему ребенку.
Захар открыл кран и плеснул водой на запотевшее от его дыхания зеркало. Как бы ему хотелось, чтобы с кусками раздробленной кости медики вытащили из его души и выбросили за ненадобностью нормальные человеческие чувства и желания. Нормальные и естественные для нормальных людей, не для уродов. Вместо кости поставили титановую пластину, а вот душу пока протезировать не научились.
Проплутав по пыльным, душным улицам в поисках магазина с плавательными принадлежностями, уставшие и потные Аня с Федором вернулись в отель ни с чем.
- Ничего, Феденька, - успокаивала вымотанного неудачной прогулкой мальчика Анна, - я потом спрошу у кого-нибудь из местных, где у них тут этот магазин, узнаю адрес. А просто бродить по улицам, надеясь наткнуться на него, бессмысленно.
Малыш так устал и расстроился, что Аня уложила его спать в девять вечера. И он сразу уснул, даже не дослушав обычную сказку на ночь. Задернув плотные шторы, чтобы свет огромной, по - южному яркой луны не мешал ребенку спать, она тихо закрыла за собой дверь и отправилась на ресепшен, чтобы узнать существует ли в курортном поселке нужный магазин.
В отеле и на вымощенных мраморной плиткой террасах вокруг было тихо, только струили свой желтый свет фонари между рядами сосен и кипарисов. Те отдыхающие, что предпочитали развлекаться вечерами, концентрировались на набережной вокруг шумных, веселых кафе и ресторанов. А те, кто жаждал тишины и покоя, проводили вечерние часы в своих номерах или на открытых балконах, удобно устроившись в уютных креслах, потягивая местное крымское вино из высоких гостиничных стаканов.
Аня узнала у дежурной на ресепшене, что нужного магазина в поселке нет, все пляжные принадлежности продаются на рынке и, немного расстроенная возвращалась к себе. Она пошла в холл к лифту не с центрального входа, а с бокового, что вел в просторный зал со столами для настольного тенниса. Днем обязательно находились любители побросать мячик. И звуки звонких ударов и шлепков разносились под высокими сводами зала, отделенного от узкого прохода, ведущего в ресторан и к лифтам, рядом облицованных мрамором квадратных колонн.
В этот час игровой зал был пуст и темен. Аня быстро миновала затемненное пространство, повернула за колонной в узкий коридор и направилась было к лифту, но вдруг чья-то жесткая рука ухватила ее за локоть и рванула обратно, в темноту.
Аня глухо вскрикнула от испуга. В следующее мгновение кто-то грубо
втиснул ее в темный угол и зашептал, выплевывая в лицо слова, словно капли яда:
- Не смей орать и слушай меня, Анна!
Лицо Вадима, искаженное такой ненавистью, что у Ани подогнулись колени, было совсем рядом, в нескольких сантиметрах. Голубые глаза метали холодные молнии. Одной рукой он упирался в стену возле Аниной головы, а второй несильно сжал ее горло.
- Слушай меня внимательно, сука. Не смей меня преследовать, не смей путаться у меня под ногами! А если тебе в голову взбредет попытаться привлечь внимание моей жены или детей, - он сильнее сжал пальцы для убедительности, и Аня дернулась, словно приколотая иголкой к картонной коробке бабочка, пытаясь втянуть в себя воздух, - я тебя и твоего щенка утоплю! Поняла, Аннушка? И сделаю это так тихо, что никто ничего не заметит.
Вадим злобно шипел и продолжал сжимать пальцы на тонкой шее женщины. Воздуха не было. Из горла Ани с трудом вырывались хриплые, сдавленные звуки. Она отчаянно цеплялась за убивающую ее загорелую руку в тщетной попытке освободиться. Перед глазами замелькали разноцветные вспышки, пространство вокруг качнулось и поплыло. Вдруг рука мучителя ослабла, а в следующую секунду он сам с изумленным выражением на только что искаженном злобой лице, как тряпичная кукла, взлетел вверх и задергался, подхваченный чьей-то сильной рукой за шиворот модной рубашки-поло.
- Разве можно так невежливо с дамой? – спокойно спросил Захар и прижал Вадима спиной к колонне. – Или тебя не учили хорошим манерам? Могу поучить.
С угрожающим видом он навис над растерявшемся и испуганным Вадимом.
- Пусти! – прошипел тот, отпихивая руку Захара.
- Хорошо, отпущу. Но, если я увижу тебя ближе, чем в ста метрах от Анны и ее сына, уж извини, церемониться с тобой не буду. Понял?
Метнув в сторону Анны и ее неожиданного защитника исполненный лютой ненависти взгляд, Вадим повернулся и заспешил к лифту, торопливо поправляя воротник рубашки.
Аня силилась вдохнуть хоть немного воздуха, но в горле застрял тугой, липкий комок и не давал ни дышать, ни говорить.
- С вами все в порядке? – участливо спросил Захар. В его добрых карих глазах светилась тревога.
Женщина сначала кивнула, потом отрицательно потрясла головой, судорожно ощупывая свою шею, будто на ней могли остаться цепкие пальцы мучителя. И тут комок в горле лопнул и наружу вырвался тонкий, страдальческий стон-крик. Анна всхлипнула и зарыдала, закрывая лицо трясущимися руками.
- Ну, успокойтесь, он больше к вам не подойдет, не бойтесь, - бормотал Захар, неловко пытаясь ее утешить. – Все уже кончилось, не плачьте.
Он не решался ее обнять, прижать к себе, хотя очень хотелось дать почувствовать несчастной испуганной женщине, что она под защитой, что бояться больше нечего. Аня никак не могла успокоиться, наоборот, слезы неудержимым потоком текли по щекам, просачивались сквозь пальцы, закрывавшие лицо, заливая шею, воротничок летней блузки. Она всхлипывала, судорожно вздрагивая всем телом и втягивая в себя воздух, будто боялась, что снова не сможет дышать.
- Да у вас истерика, Аня, - сообразил наконец Захар и притянул ее к себе, прижал к груди ее голову большой ласковой ладонью, осторожно погладил по плечам. – Пойдемте ко мне, я дам вам воды. Надо успокоиться, прежде чем возвращаться к Феде, а то он больше вас испугается.
И повел ее, дрожащую, плачущую, на лестницу за лифтом. Аня шла, с трудом переступая ослабевшими ногами по мраморным ступенькам, и шептала сквозь всхлипы:
- Он назвал… Федю…щенком… Федю!..Щенком!..
В номере Захар сразу налил в стакан воды из графина и протянул Анне. Она взяла его двумя руками и выпила залпом, громко глотая. Прохладный поток устремился вниз по пищеводу, охлаждая и успокаивая, прогоняя остатки липкого кома. Аня перевела дыхание и огляделась по сторонам.
У ее спасителя был просторный, хороший номер, гораздо больше, чем их с Федей двухместный. Захар усадил гостью на стул, сам сел напротив нее на идеально застеленную, как в армии, кровать, облокотившись на свои колени, и заговорил:
- А я иду к лифту и слышу какую-то подозрительную возню в углу. Что это за тип и чего он от вас хотел? – Но увидев отчаяние в глазах женщины, добавил, - можете не говорить, если вам не приятно.
То ли она еще не отошла от испуга, то ли взгляд собеседника был таким сочувствующим и теплым, но слова сами собой полились с языка, и Аня стала рассказывать…
Они встретились на курсах повышения квалификации. Вадим – тоже врач по специальности - приехал в Москву из Саранска на долгих три месяца и сразу заселился в общежитие, в неуютную комнату на четверых.
Он заприметил симпатичную, сидящую особняком, молоденькую блондиночку на первой же лекции и в перерыве подсел к ней.
- Извините, а вы москвичка? – вежливо спросил он и улыбнулся самой обаятельной улыбкой.
- Да, а что? – ответила девушка.
- Просто я приезжий, Москву совсем не знаю, даже как-то немного растерялся в таком огромном городе. Но очень хочется познакомиться со всеми достопримечательностями столицы. Вы мне не поможете?
Конечно, она согласилась помочь красивому, немного застенчивому молодому человеку. Вечером того же дня она водила его по Красной площади, через два дня они сбежали с последней лекции, чтобы успеть на экскурсию по Москва-реке, в выходные бродили по ВДНХ, взявшись за руки, как дети, и бросая друг на друга влюбленные взгляды, а еще через неделю Вадим собрал свои вещи и поселился в квартире Ани.
О такой любви она читала в романах – восторженной, романтичной, страстной! Вадим был щедр на ласковые слова и милые подарки, чуть не каждый день приносил ей цветы. Он восхищался ею, воспевал ее красоту в неумелых, но от того еще более трогательных стихах. Он вслух мечтал о совместном будущем и водил ее в ювелирные магазины примерять обручальные кольца. Он вместе с ней рассматривал журналы свадебной моды и выбирал белое длинное платье для невесты. Он просматривал сайты в интернете, подыскивая себе работу в Москве. А Аня таяла от счастья и ног не чуяла под собой, готовясь к свадьбе.
После окончания курсов Вадим собрался в Саранск.
- Котенок, - говорил он, целуя возлюбленную в лобик, как ребенка, - я скоро вернусь. Мне же надо написать заявление на увольнение по собственному желанию и собрать вещи. Наверняка главный врач заставит отработать две недели. В больнице вечная нехватка кадров. Но через две недели, в крайнем случае через месяц, я вернусь к тебе, любовь моя, и сразу пойдем в ЗАГС, подадим заявление. Ты согласна?
Еще бы! Она была согласна и со слезами на глазах провожала любимого на вокзал, скрепя сердце настраиваясь ждать целый месяц.
Но прошел месяц, потом второй, а Вадим не то, что не приехал, но и звонить перестал. Сначала телефон его сообщал, что «абонент вне зоны доступа сети», а потом и вовсе не стал откликаться на ее настойчивые вызовы. Она переживала, мучилась от неизвестности, не спала ночами, коря себя за то, что не удосужилась даже узнать его адрес в Саранске. Вадим пропал, исчез, растворился во времени и пространстве, не оставив и следа. Впрочем, нет, след он как раз оставил, и очень заметный. Вскоре Анне уже было трудно скрывать свою нежданную беременность и пришлось пройти сквозь череду расспросов на работе, как сквозь строй. А с мамой она поссорилась, потому что та никак не хотела верить в то, что с Вадимом что-то случилось, какой-то несчастный случай, иначе он бы давно уже приехал. Жестокая мама усмехалась и говорила: «Дурочка ты глупая, Анюта, ему просто не хотелось жить в общаге, спать на жесткой койке, самому себе еду готовить на общей кухне, рубашки стирать. Нашел себе доверчивую дурочку и использовал. А что? Прожил все три месяца в отдельной квартире, как у Христа за пазухой, молодец мужик!» Аня кричала в ответ что-то злое и колючее, размазывая слезы по щекам и не верила, не хотела верить маминым словам. А потом как-то примирилась, сосредоточилась на ребенке, принесшим в ее жизнь неожиданный свет и радость.
- Я не ожидала встретить его здесь, да еще и с семьей, - рассказывала она своему собеседнику. А тот слушал внимательно, сосредоточенно, не спуская с нее добрых карих глаз, отчего-то напоминающих глаза большого домашнего пса. – У меня и в мыслях не было навязываться ему, предъявлять какие-то права. Я знала, что не нужна ему, но Федя… Федя же его сын… А он его щенком назвал…
Захар заметил, что глаза Анны снова наполняются слезами, а губы кривятся и вздрагивают, и поспешил успокоить:
- Увы, к сожалению, история довольно банальная. Но вам не в чем себя винить! Вы же любили его, искренне любили. Знаете, как в старой песне поется: «Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто не совпадает!». Этот Вадим не тот человек, из-за которого стоит плакать.
- Да, - улыбнулась Аня сквозь слезы, – я себя утешаю только тем, что теперь у меня есть Федя – самый замечательный малыш на свете.
- Хороший парень у вас, - кивнул Захар, - абсолютно согласен. Но вы не волнуйтесь и ничего не бойтесь. Я все время буду поблизости, и этот тип не посмеет вас беспокоить. Да и не собирался он, просто решил попугать. Знаю я таких. Страх у них проявляется наглостью и хамством. Он сам жутко боится, что жена и дети узнают о его похождениях, вот и предпочел лучший вид защиты – нападение.
- Спасибо вам, Захар, - Аня улыбнулась тепло и благодарно. – Раз уж я так разоткровенничалась с вами, не сочтите за любопытство, расскажите о себе. Что за травму вы получили?
Захар отвел глаза и стиснул руки в замок. Не любил он вспоминать прошлое, особенно рассказывать о нем, но гостье своей не мог отказать.
- Ничего особенного, просто попал в автомобильную аварию.
- Автомобильную? – переспросила Анна и в голосе ее прозвучало недоверие. Ее собеседник ей откровенно врал. – Я врач, Захар, и немного разбираюсь в травмах. Хотите сказать, что рубец от пулевого ранения под правой лопаткой у вас тоже появился после аварии?
- Надо же, глазастая какая! – усмехнулся Захар и покачал головой. – Вы правы, это не авария. Просто я на войне был.
- На какой?
- На одной из многих, зачем уточнять? Наша рота попала под минометный обстрел. Меня зацепило осколком. Я ничего не помню, но вытащил меня из-под огня наш ротный командир, Иваныч. И не просто вытащил, а довез живым с развороченным черепом до госпиталя. Мне сделали операцию, но гарантий никаких не давали. После целого месяца комы врачи сказали, что надежды нет и собрались отключить меня от аппарата искусственной вентиляции легких. Но Иваныч не дал, сказал, что пристрелит любого, кто попытается отключить прибор. Самое смешное, что я на следующий же день пришел в себя! За врачей испугался, наверное. Иваныч, он ведь такой, и впрямь мог схватиться за оружие.
«А улыбка то у него хорошая, светлая, - подумала Аня, глядя на своего собеседника, - и глаза такие мягкие, как бархат, темно-коричневый бархат». Но мысль о том, что собеседник немного лукавит, прикрывая бандитские разборки выдуманной историей о боевом ранении, не отпускала. Впрочем, не это имело значение, а то, что человек совершенно очевидно перенес массу страданий, что само по себе вызывало сочувствие.
- Потом год скитался по госпиталям, несколько операций перенес, - продолжал рассказывать Захар. - Из армии меня, конечно, списали, даже на какое-то время инвалидность дали. Сам то я из маленького городка. Вернулся на гражданку, родных уже никого в живых нет, работы нет, я никому не нужен. Начал пить по народной русской традиции. - При этих словах тень мелькнула по лицу Захара, видать до сих пор трудно ему давались воспоминания. – За пару лет опустился на самое дно. Но, видимо, моему ангелу-хранителю есть до меня дело. Нашел меня однажды мой ротный, вытащил от друзей-собутыльников, отмыл, отчистил, откормил и забрал к себе в Москву. Он тоже демобилизовался и занялся бизнесом. На тот момент у него хорошая фирма уже была. Он меня охранником пристроил, обеспечил жильем, нормальной зарплатой. Вот такой у меня ротный! Не дал загнуться товарищу. Много лет прошло. Иваныч нынче почти олигарх, - Захар забавно хмыкнул, но глаза его светились такой любовью и преданностью, что Аня позавидовала белой завистью неизвестному ей Иванычу, – владелец заводов, газет, пароходов! Я у него в службе безопасности до сих пор подвизаюсь. Иваныч меня пинком в отпуск в этом году выгнал, сказал, что уволит, если не буду соблюдать трудовой кодекс. Так я сюда и попал. Теперь то в жизни моей все благополучно: работа есть, жилье есть, друзья есть. Вот только девушки красивые от меня шарахаются, как от прокаженного. Но, ничего, я уже привык!
При этих словах Аня вспомнила, как накричала на Захара, пытавшегося научить Федю плавать. Стало стыдно так, что щеки залил жаркий румянец.
- Вы извините меня, Захар, за мою грубость там, на пляже. Я просто за сына испугалась.
- Я понимаю, - махнул рукой Захар, - ничего страшного, не стоит извиняться. А вообще-то дети меня не бояться, что удивительно. Вот и ваш Федя не испугался.
- Ой, Федя! Заболталась я тут с вами, мамаша, называется! – всплеснула руками Аня и вскочила со стула. – Он же там один. Вдруг проснется и испугается? Я пойду. Спасибо вам еще раз за помощь.
- Я вас провожу до номера, - Захар поднялся следом и пошел провожать свою гостью по слабо освещенным гостиничным коридорам.
С тех пор Захар все время был поблизости, но с разговорами не лез, в друзья не набивался. Он просто присутствовал молчаливо рядом, внушая уверенность и чувство безопасности. Вадима Анна увидела еще только один раз в ресторане, во время обеда. Они прошли мимо друг друга. Взгляд бывшего возлюбленного скользнул даже не по ней, а сквозь нее, будто ее вообще не было. А ее и не было вообще в его жизни. Никогда. Теперь это стало ясно окончательно и бесповоротно.
О том откровенном разговоре в номере своего неожиданного спасителя Аня пожалела неоднократно. Не привыкла она раскрывать душу перед совершенно чужим человеком. Даже перед собственной матерью старалась держать при себе все свои проблемы и переживания, резонно опасаясь насмешек, упреков, поучений. Но Захар не стал учить жизни, не упрекнул и тем более уж не посмеялся, просто посочувствовал.
И все-таки он был странным. Аня все время пыталась понять, что же в нем вызывает этот мгновенный ужас, порывом ветра проносящийся мимо и задевающий сердце ледяным крылом каждый раз, когда она смотрит на Захара. И дело было вовсе не в его уродстве. Нет, не был он таким уж страшилищем. Мягкий, бархатный взгляд карих глаз сглаживал, нивелировал впечатление от безобразных рубцов и вмятины в черепе. В своей врачебной практике Аня видела и не такое! Ей то уж было не привыкать к последствиям травм и катастроф. Что же тогда?
В конце концов она поняла, что при взгляде на ее странного знакомого в ней самой происходит мгновенный, занимающий десятую долю секунды эмоциональный всплеск, когда фантазия и сопереживание автоматически ставят ее саму на место Захара. И вот уже уши слышат грохот разрывающихся снарядов, леденящий душу свист летящих осколков, а глаза уже видят распростертое на земле окровавленное тело, ее тело… И, сжимаясь в испуганный комочек, шепчет душа: «Господи, упаси!». Невольно «примеряя» на себя травмы Захара, Анна боялась не его изуродованного лица, а того, что и она не застрахована от чего-то подобного, никто не застрахован. Все под богом ходим, как говорила когда-то ее бабушка. А напоминание о мимолетности и хрупкости человеческой жизни, ее собственной жизни, было неприятным и пугающим.
Анна не стремилась к общению с Захаром, а он не навязывался. И это ее вполне устраивало. Зато Федор подружился со своим новым знакомым и, демонстрируя завидное упорство, учился под его руководством плавать, достигнув через несколько дней вполне приличных результатов. Мальчик увлеченно строил в компании Захара и других ребятишек на берегу у самой воды замок из песка и гальки, задавая вполне взрослые вопросы о назначении водяного рва и подъемного моста через этот ров. Со смесью ужаса и восторга плавал на спине Захара, обхватив его руками за шею, как на большом дельфине. С появлением нового знакомого жизнь мальчика явно приобрела новые краски.
А Захар, наслаждаясь общением с ребенком, впитывая бьющую через край жизненную энергию малыша, молодея от этого душой, изредка и исподволь бросал взгляды в сторону его мамы. Анна казалась ему необыкновенной женщиной, дивно красивой с вьющимися светлыми волосами, с выразительными глазами цвета неба, с точеной фигуркой. Но самым необычным в ней было сочетание телесной хрупкости и беззащитности и сильного характера, что определенно читался во взгляде ее прекрасных глаз. Такая женщина была достойна не только любви, глубокой, искренней, всепоглощающей, но и уважения, даже поклонения. Анна была редкой женщиной, а может быть единственной…
Ласковое море, теплое солнце, беззаботная атмосфера отпуска способствовали никчемным мечтаниям, которые, как не сопротивлялся Захар, поселились в его душе и начали там разрастаться. Ни с того, ни с сего он вдруг представлял себе, как они втроем с Анной и Федей плывут на яхте по изумрудным волнам, а за кормой, сопровождая корабль, несутся дельфины, выставляя солнцу из белой пены волн свои глянцевые черные спины.
Или, что было уж полным бредом сумасшедшего, он представлял, как возвращается домой с работы, и из кухни в облаке аппетитных ароматов выглядывает Анна и с обворожительной улыбкой говорит ему: «Мой руки и садись ужинать!» А из комнаты выбегает Федя и, бросаясь ему на шею, радостно кричит: «Ура, папа пришел!» и начинает ему рассказывать обо всем, что случилось в этот день в детском саду. И такое тихое счастье охватывает Захара…
От этих мечтаний сердце начинало стучать быстрее, а в изуродованном шрамами виске появлялось неприятное тянущее ощущение, очень быстро возвращавшее его с небес на землю, на которой у Захара давно уже было свое, особое, отмеченное беспросветным одиночеством место. Он прекрасно понимал, что в его одинокой квартире никогда не зазвучат детские голоса, и ласковые женские руки никогда его не обнимут, снимая накопившуюся за день усталость…Он тяжело вздыхал и отправлялся плавать, заплывая за буйки, старательно пытаясь выместить физической нагрузкой безысходную тоску из сердца.
Смотреть в зеркало на собственную физиономию стало совсем невозможно, так хотелось волком выть от безнадежности. Захар даже было собрался бороду отпустить, лишь бы не бриться каждое утро. Но мучиться на жаре с отрастающей щетиной было так тяжко и муторно, что он все-таки брился, стараясь отвлечься на мысли о работе и Иваныче, по которому успел соскучиться.
Под самый конец отпуска Аня так расслабилась, так разомлела под теплым южным солнцем, что, не подумав, согласилась на просьбу сына отправиться пешком на песчаный пляж в соседнюю бухту. Гостиничный пляж был галечным. А из восторженных рассказов постояльцев отеля одного с ним возраста Федор узнал, что за мысом, каменным языком вдающемся в море справа от поселка, есть дикий пляж из чистейшего белого песка и воспылал желанием туда попасть. Добраться до желанного пляжа можно было на катере или пешком по тропе через невысокую гору. Зная, что у мамы под конец отпуска почти не осталось денег, мальчик не стал даже заикаться о морской прогулке на катере, а предложил прогуляться пешком.
- Так это же далеко, Федя! – попыталась вразумить его мама. – Дойдешь ли?
- Дойду! – решительно и твердо заявил Федор.
На следующее утро они отправились по горной тропе пешком. Анна не просила Захара сопровождать их, но он почему-то оказался рядом и шел, неся в руке ее пакет с пляжными полотенцами. Дорога заняла минут сорок. Но идти по можжевеловой роще, вдыхая хвойные ароматы, было так приятно, а потом на вершине горы обозревать окрестности с высоты птичьего полета было так захватывающе, что не заметили, как дошли до пляжа.
Золотой песок уютной маленькой бухточки напомнил о райских островах в далеких теплых морях. Анна с умилением смотрела на резвящегося в воде сына, совершенно не волнуясь за малыша, потому что Захар всегда был рядом, как ненавязчивый, но надежный телохранитель.
Долгая дорога, бесконечное купание, жаркое солнце сделали свое дело и после полудня Федя заявил, что проголодался и не отказался бы съесть на обед целого быка или, на худой конец, овцу. Собрались в обратный путь. И тут выяснилось, что мальчик натер себе ногу! Кто бы мог подумать, что привычные, удобные сандалики устроят Федору такую западню?
Мальчик шел, прихрамывая на правую ногу. Полуденное солнце нещадно палило, запах можжевеловых крон казался удушливым, под ноги то и дело попадались камни. Федя, уставший и голодный, начал ныть:
- Мам, ну, мам, у меня ножки болят!..
- Ну, что же мне с тобой делать, Федюша? – сочувственно пробормотала Аня, останавливаясь и обнимая измученного ребенка. – У меня нет с собой никакого пластыря, чтобы заклеить тебе потертость на ноге. Босиком идти нельзя, а донести тебя на руках я просто не смогу, сил не хватит.
- Зато мне хватит! – заявил Захар, появляясь из-за спины и легко подхватывая на руки малыша.
Аня подобрала с земли оставленный пакет с пляжными полотенцами и пошла следом за бодро шагающим с ребенком на руках Захаром. «Господи, спасибо, что ты послал нам Захара!» - благодарно подумала она.
Захар шел, прижимая к себе теплое детское тельце. А Федор, уже забывший о боли в ногах и усталости, с любопытством рассматривал уродливые шрамы на его виске, тонкую голубую жилку, что билась и пульсировала под загорелой кожей. Вдруг осторожно, пальчиком он коснулся белого, похожего на толстого червяка, шрама и тихо спросил:
- А тебе больно, Захар?
- Нет, малыш, уже не больно, - ответил тот, бросив на мальчика удивленный взгляд.
- А раньше было больно?
- Раньше да, было очень больно.
- А ты плакал, когда было больно?
- Честно? – Захар повернул голову и прямо посмотрел в глаза Федора. Тот кивнул. – Если честно, то плакал, еще как плакал, но никому своих слез не показывал.
- Почему?
- Потому, что я же мужчина, а мужчина не должен никому показывать свою слабость. Мужчина должен терпеть.
Федя обхватил тонкими рученками Захара за шею и прижался лбом к его искалеченному виску.
- Я не хочу, чтобы тебе было больно, - прошептал он в самое ухо Захару, отчего уху стало тепло и щекотно, - никогда-никогда.
Захар промолчал, ничего не ответил, только крепче прижал к себе ребенка, чувствуя сквозь тонкую ткань детской маечки, как трепетно, доверчиво бьется маленькое сердечко. И не понял, почему вдруг тропинка, петляющая между можжевеловыми стволами, стала размываться во влажном тумане. Откуда взялся туман перед глазами, если над головой нещадно палит солнце? За добрый десяток лет после ранения Захар забыл, что такое слезы…
Пережив крушение иллюзии по имени Вадим болезненно, но на удивление быстро, Аня стала замечать, какие взгляды искоса бросает на нее Захар. В этих взглядах было столько нежности, любования, восторга. Но стоило Анне повернуться в его сторону, как Захар отводил глаза или прятал их за непроницаемыми черными очками. Эти взгляды волновали, будоражили что-то в глубине души, заставляли сердце биться быстрее, тревожили. Но после всего пережитого ей так хотелось покоя, что всякие мысли о Захаре она старательно отгоняла от себя. Да и маленькая толика сомнения в его искренности и правдивости продолжала бередить душу.
Наступил день отъезда домой, вернее, ночь. Самолет улетал рано утром. До аэропорта в Симферополе их должен был доставить автобус, а путь был неблизким, занимал часа два-три, в зависимости от дорожной обстановки. Поэтому около часа ночи Аня собрала все вещи, упаковала чемодан и взглянула на спящего сына. Федя весь день плескался в море, словно пытаясь наплескаться вперед на будущее, чтобы захватить с собой в холодную северную Москву как можно больше солнца, тепла, прикосновения ласковых морских волн. Утомился так, что заснул одетым и спал глубоко, крепко – не разбудишь.
В дверь осторожно постучали. На пороге стоял Захар, вызвавшийся еще утром проводить их до автобуса.
- Давайте ваши вещи, Аня.
- Боюсь, что ваша помощь мне понадобиться в другом, - ответила Анна шепотом, чтобы не разбудить ребенка. – Чемодан на колесиках, я его и сама довезу, а вот Федю…
Захар заглянул в комнату через ее голову и увидел спящего малыша.
- Понятно, - пробормотал он и тепло улыбнулся.
Осторожно взяв мальчика на руки, Захар вышел из номера. Анна шла следом, везя за собой на дребезжащих колесиках объемный чемодан. Вот и отпуск кончился… До свидания Крым, до свидания Черное море, теплое солнце, гостеприимный отель… В сердце кольнуло сожаление.
Небольшой белый автобус уже ждал их у входа в гостиницу. Захар усадил спящего Федора в кресло у окна, на всякий случай бережно прикрыл сверху детской курточкой, потом помог уложить чемодан в багажное отделение и остановился возле автобусной двери, глядя на Анну своими бархатными карими глазами.
- Ну, что, давайте прощаться? – произнесла Аня и протянула ему руку.
Непроницаемая южная ночь мерцала над ними на иссиня-черном небосводе яркими звездными россыпями, в кипарисах звенели цикады, где-то далеко под горой печально вздыхало море. Захар осторожно сжал Анину руку в ладони.
- Спасибо вам за все, Захар.
Он рассеянно кивнул и посмотрел на нее глазами доброго домашнего пса, от которого навсегда уезжает хозяин. И Ане вдруг остро захотелось, чтобы Захар попросил у нее номер телефона. Чтобы они однажды созвонились уже в Москве и вспомнили эти долгие, напоенные морем, пронизанные солнцем счастливые дни отпуска, а может быть даже встретились. Ей почему-то было уже не важно, соврал он по поводу своего ранения или нет. Даже если он самый настоящий бандит, все равно пусть попросит телефон… Но он молчал, не находя слов или просто стеснялся, все еще удерживая ее руку в своей.
- Пора ехать, - поторопил водитель автобуса.
- Прощайте, Захар, - кивнула Аня, села в автобус и с легкой грустью подумала: «не судьба!».
Автобус тронулся, а Захар еще долго стоял на дороге, печально глядя в след красным габаритным огням…
***
Анна посмотрела в окно: вчерашний снегопад соорудил на дорогах такие сугробы, что дорожные службы до сих пор не сумели с ними справиться и измученные автомобили томились в пробках, а ветки деревьев в больничном скверике укутал искрящейся на солнце снежной ватой, напоминая о близких новогодних праздниках. Надо будет на выходных, если погода не испортиться, поехать с Федором в парк покататься на санках и на «ватрушках».
Она расстегнула рабочий халат, собираясь переодеваться и ехать за сыном в детский сад. К счастью, тяжелый рабочий день полный суеты заканчивался. Вдруг распахнулась дверь ординаторской и на пороге застыла медсестра Ирочка с испуганным лицом.
- Анна Владимировна, как хорошо, что вы еще не ушли!
- А что случилось, Ира? – руки автоматически начали застегивать пуговицы обратно.
- Там больного привезли, очередного богатенького, с сердечным приступом. Так его охрана такой шум подняла, что, мол, не так все делаем, не уделяем VIP-пациенту должного внимания. Грозятся жалобу на нас написать.
Анна нахмурилась. Она терпеть не могла отягощенных властью и деньгами пациентов, капризных и требовательных, которым вечно казалось, что ими врачи пренебрегают, обращают на них неоправданно мало внимания, не ценят и не облизывают.
- Ладно, Ира, пойдем посмотрим этого пациента. Кардиограмму то ему сделали?
- А как же?! Первым делом сделали. И больного этого в платную отдельную палату определили. А охрана все равно бушует.
Аня прошла по длинному больничному коридору и завернула за угол, из-за которого доносился громкий возмущенный мужской голос:
- Что за больница такая? Мы уже пятнадцать минут ждем, а врача нет! Если бы не сердечный приступ, я бы не в вашу забегаловку, а в Кремлёвку повез хозяина. Позовите заведующего отделением, а лучше главного врача! Учтите, девушка, если с моим начальником что-то случиться, я за себя не ручаюсь, я разнесу тут всю вашу больницу!
Она узнала его еще издали, хотя строгий классический костюм с галстуком и дорогие очки с дымчатыми стеклами придавали ему солидный и самоуверенный вид. Но голос, голос она бы не спутала ни с кем.
- Захар, – спокойно, но строго произнесла Анна, подходя к возмущенному посетителю, угрожающе склонившемуся над испуганной медсестрой, - не стоит запугивать медсестру. Поверьте, она сделала все, что от нее зависело. И больница наша вовсе не забегаловка, а хорошая кардиологическая клиника.
Скандалист обернулся, и застыл в изумлении.
- Аня?
- Вот так встреча! Какими судьбами?
- У Иваныча приступ с сердцем. Я решил к вам его привезти, а то по этим пробкам до Кремлёвки только к ночи доберешься. – Он взглянул на нее с каким-то детским испугом. В бархатных карих глазах плескалась паника. – Аня, вы же доктор, помогите ему пожалуйста!
- А Иваныч и есть тот самый олигарх – владелец заводов, газет, пароходов? – спросила Аня.
- Ага.
- Не волнуйтесь так, Захар, сейчас посмотрим вашего олигарха.
Взяв у постовой медсестры историю болезни нового пациента и читая ее на ходу, Анна прошла в палату в конце коридора.
- Серов Андрей Иванович? – спросила она у лежащего на кровати пожилого мужчины.
- Он самый.
Пациент при ближайшем рассмотрении оказался вовсе не старым, лет 45-ти, просто совершенно седым. Его седина отливала благородным серебром, а серые глаза улыбались открыто, по-доброму. Нет, не был похож ни на надменного олигарха, ни на бандита этот Иваныч. Аня, пошуршав страничками истории болезни, присела на край кровати.
- Здравствуйте, Андрей Иванович. Я – ваш лечащий доктор, Анна Владимировна. Что с вами случилось?
- Ничего. Поволновался немного, вот сердце и прихватило. А Захар, упрямый человек, слушать меня не захотел. В больницу – и все тут! А у меня уже все прошло, честное слово!
- Да,- согласилась Анна, - знаем мы вашего Захара. Спорить с ним трудно. Умеет он убеждать в своей правоте.
- А вы его откуда знаете? – немного растерялся Андрей Иванович.
- Вы не поверите, но мир удивительно тесен! С вашим Захаром мы познакомились на юге, в Крыму этим летом во время отпуска. Пока он отдыхал от своих обязанностей по охране вас, он переключился на мою охрану и весь отпуск «пас» меня с сыном. Так что я могу вас даже поблагодарить за такого телохранителя.
- Так вот о ком он так таинственно молчит уже полгода! – Серов понимающе закивал седой головой, с интересом рассматривая доктора. – Вот от чего неспокойно его сердце!
- У него что, тоже проблемы с сердцем? – удивилась Аня.
- Судя по всему, да, серьезные проблемы с сердцем. Только лекарствами эта проблема не лечится, - и лукавая улыбка тронула губы Андрея Ивановича.
До Ани стал доходить смысл слов пациента, и она немного покраснела, но тут же напустила на себя важный вид.
- С сердечными проблемами вашего телохранителя мы разберемся потом. Сейчас нам надо разобраться с вашими проблемами. – Она вытащила ленту кардиограммы и растянула ее в руках, внимательно изучая. – Ну, инфаркта, к счастью, нет. Но пару дней мы вас понаблюдаем на всякий случай. Если все будет хорошо, то утром мы можем перевести вас в Кремлёвскую больницу или Клинику управделами президента, куда хотите. Но я вам советую провести несколько необходимых в таких случаях обследований.
- Зачем в Кремлёвку? – Удивился Серов. – Я вам, доктор, доверяю. Любые обследования проводите, лечите, как сочтете нужным. Только, - «олигарх» и владелец заводов, газет, пароходов смущенно потупил глаза, - можно обойтись таблетками, а то я уколов боюсь…
- Уколов боитесь? – Не сдержала усмешку Аня. – Когда Захара из-под обстрела с поля боя вытаскивали, не боялись. А уколов боитесь?
Анна с любопытством смотрела на своего пациента, ожидая увидеть крайнее удивление, что подтвердило бы давнюю ложь Захара. Но ни один мускул на лице Иваныча не дрогнул.
- Это он вам рассказал?
- Да. Рассказал, как его ротный ему жизнь спас.
- А он вам рассказал, как за год до этого принял на себя предназначенную мне снайперскую пулю? Как просто собой меня закрыл, рассказал?
- Нет, - покачала головой Анна и растерялась. Образ человека с изуродованным лицом после слов Серова неуловимо изменился в ее сознании.
- Ах, уважаемая Анна Владимировна, если б вы только знали, какой человек Захар! Он мне больше, чем друг, он мне - брат, член семьи. Я ему самое важное всегда доверял – детей своих и ни разу не пожалел об этом. Он умный, сильный, добрый, он настоящий мужик, надежный, как скала, ответственный, честный, порядочный. Таких больше нет! Вот только застенчивый и слишком стеснительный из-за своей внешности. Но шрамы ведь только украшают настоящего мужчину.
Аня с изумлением наблюдала, как разгорелся взгляд пациента, с каким жаром он рассказывает о своем телохранителе.
- Послушайте, Андрей Иванович, зачем вы мне про своего телохранителя рассказываете, расхваливаете его? Думаете, мне это важно? Давайте лучше я вас посмотрю и давление измерю.
Серов немного остыл и покорно подставил руку для измерения давления.
- Во-первых, Анна Владимировна, Захар не телохранитель, а начальник службы безопасности компании. Хотя для меня он просто близкий друг, почти что младший брат. А во-вторых, я очень хочу, чтобы он был счастлив. Я сделал для него все, что смог. Но не все в моих силах. Если бы за деньги можно было купить ему любовь и счастье, поверьте, я бы не стал мелочиться. Но, увы, самое главное в человеческой жизни не продается и не покупается. А важно это для вас или нет, это вы решите сами.
Со странным смятением в душе уходила Анна из палаты своего пациента. И опять вспомнилась темная южная ночь, уезжающий по горному серпантину автобус и застывшая у ворот отеля фигура, провожающая его печальным, полным безнадежной тоски взглядом…
- Ну, как он? – вывел ее из задумчивости встревоженный голос Захара.
- Все нормально, - ответила Аня, – инфаркта нет. Он проведет в клинике еще несколько дней, чтобы обследоваться, а потом мы его отпустим домой. В Кремлёвку он ехать отказался.
- Спасибо вам, Аня. А то я так испугался… - То, что он действительно испугался за своего ротного командира было видно по бледному лицу, на которое очень медленно, как бы нехотя возвращался нормальный румянец. – Работает, как проклятый, без отпуска, без выходных. Сплошная нервотрепка. А он для меня – все, он и его семья.
- Ну, вот и передайте семье, чтобы не волновались напрасно.
Анна подошла к сестринскому посту и стала заполнять историю болезни. Захар топтался неуверенно рядом, поглядывая на нее сквозь дымчатые стекла очков.
- Вы что-то хотели спросить, Захар? – Анна передала медсестре назначения и направилась по коридору в ординаторскую. Телохранитель увязался следом.
- Да… Как там Федор? – и стал внимательно изучать носки своих ботинок.
- Федя ходит в бассейн и учится плавать. Благодаря вам он лучший ученик в группе, тренер его все время хвалит. – Карие глаза радостно блеснули за дымчатыми стеклами. – Он вас часто вспоминает, Захар, скучает по вас.
- Правда? А я-то как по нему соскучился! – неожиданно горячо воскликнул Захар и покраснел. – Аня, а можно мне как-нибудь увидеться с ним?
- Конечно, можно! Хоть сейчас!
Захар остолбенел от такого внезапного предложения, но Аня улыбалась открыто и дружелюбно, как старому доброму другу.
- Если ваш начальник отпустит вас, можете поехать прямо сейчас со мной в детский сад за Федей. Он будет очень рад вас видеть.
- Я вас отвезу, Аня, я на машине.
«Надо же, какой маленький город Москва!» - с трудно скрываемой радостью размышляла Анна. Кто бы мог подумать, что жизнь сведет их снова среди пятнадцати миллионов жителей мегаполиса. К чему бы это? Она надела пальто, взяла сумку и поспешила вниз, к выходу из больницы, где на парковке ее ждал Захар. Отчего-то хотелось бежать вниз по лестнице, прыгая через ступеньку, как школьнице.
Захар стоял перед огромным, похожим на танк черным джипом.
- Ничего себе громадина! – сказала Аня, залезая в распахнутую перед ней дверь автомобиля.
- Это любимая машинка Иваныча, - объяснил Захар, усаживаясь на водительское место.
- Слово «машинка» как-то не вяжется с этим домом на колесах.
Мотор утробно заурчал, как домашний кот под ласковой рукой хозяина. Машина медленно тронулась с места, плавно и осторожно объезжая другие автомобили, сгрудившиеся на парковке. Заснеженная Москва неожиданно показалась Ане удивительно красивой в своем белом пушистом уборе.
Настроив навигатор на указанный адрес, Захар недовольно покачал головой.
- Весь город стоит в пробках. Долго будем добираться.
- Зато у нас будет время на разговоры, давно же не виделись, - заявила Анна, косясь на водителя. Она видела ту сторону его лица, что не была обезображена уродливыми вмятинами и рубцами. – Давай, Захар, перейдем на «ты», я ведь не на много младше тебя.
- Давай, - кивнул Захар слегка смутившись.
- Скажи, зачем ты носишь эти очки? Ведь у тебя нормальное зрение.
- Как зачем? Чтобы народ не пугать.
- Да брось, Захар, никого уже давно не пугают твои шрамы. Ты сам их боишься больше всех. Повернись ко мне, пожалуйста.
Автомобиль остановился в пробке на перекрестке, а водитель повернул к Анне лицо.
- Вот так то лучше, - сказала Аня, снимая с него очки и убирая их в бардачок.
А про себя восхитилась: «Ах, какие у него глаза! Бархат, темный бархат в окружении густых черных ресниц. А он про какие-то шрамы думает, глупец!»
- Расскажи мне о себе, Захар, - попросила Аня. – А то я о тебе почти ничего не знаю, кроме истории твоего ранения. Что ты любишь, чем увлекаешься, чем живет твоя душа?
Захар растерянно пожал широкими плечами.
- Ничего необычного: спорт, машины, баня по выходным с друзьями, изредка рыбалка с Иванычем на озере в Подмосковье. Вот чем я увлекаюсь. А еще я детей люблю.
Он заметил недоверчиво приподнятые брови пассажирки и кивнул, словно подтверждая свои слова.
- Я до армии вообще хотел стать детским врачом или учителем. Честное слово! Из меня бы получился настоящий доктор Айболит. У меня же оба пацана Иваныча на руках выросли. Хорошие ребята, между прочим, не испорченные большими деньгами. Иваныч их правильно воспитывал. Но теперь они уже взрослые. Встречаемся с ними чаще в спортзале, а так они вполне в состоянии самостоятельно справляться со своей жизнью. Иваныч смеется, говорит, что, когда ребята женятся и пойдут внуки, он меня из службы безопасности в няньки переведет, в качестве награды за долгую верную службу.
Они проезжали по выбеленным снегом проспектам, мимо красивых монументальных зданий, мимо спешащих по своим делам прохожих. Ровный умиротворяющий гул мотора, тихий голос собеседника и мягкие, бархатные прикосновения взглядов его карих глаз навевали ощущение домашнего тепла и уюта. Как же хорошо ей было рядом с этим человеком! Будто их связывали не десять дней поверхностного отпускного знакомства, а целая жизнь с трудностями и испытаниями, с проверками на прочность и доверие, с успехами и неудачами, с радостями и печалями. Со всем тем, что делает людей близкими, родными.
Вдруг машина затормозила, и Захар, включив аварийку, стал выбираться на улицу.
- Аня, ты подожди немного, а я сейчас в детский мир заскочу, куплю Феде какую-нибудь игрушку. Во что он любит играть?
- Ой, Захар, не надо ничего покупать! У Федора этих игрушек… девать некуда.
- Нет, Анечка, я не могу прийти к ребенку с пустыми руками. Все дети любят подарки. Это же закон природы и нарушать его никак нельзя!
И он скрылся в высоких дверях магазина товаров для детей. Аня откинулась на спинку уютного кресла. Из динамика доносилась старая песня: «Мы выбираем, нас выбирают, как это часто не совпадает»… Под звуки лирической мелодии Анна думала, что было бы, если бы она встретила не Вадима, а Захара шесть лет назад? Наверняка в испуге шарахнулась в сторону и постаралась бы перейти на другую сторону улицы. Молодая была, глупая, думала, что душа человеческая выглядит так же, как и его лицо, доверяла красивым словам, а не поступкам. Почему человеку, чтобы понять прописные истины непременно нужно пройти через боль и разочарование, через ошибки и предательство?
«Счастье такая трудная штука,
То дальнозорко, то близоруко,
Часто простое кажется вздорным,
Чёрное белым, белое чёрным.»
Вернулся Захар с большой яркой коробкой в руках и удовлетворенной улыбкой на губах, словно сам предвкушал наслаждение от новой игрушки.
- Вот, этот самолет должен ему понравится. Я в детстве сам очень любил радиоуправляемые игрушки.
- Представляю реакцию Федора, когда он тебя увидит, - усмехнулась Аня, – он же визжать от счастья будет.
Джип снова тронулся в путь, неторопливо вклинился в поток автомобилей на широком проспекте.
- Захар, скажи, а почему ты там, в Крыму, не попросил у меня телефон? Ведь ты же хотел. Я по твоим глазам видела, что хотел.
Захар растерянно пожал плечами.
- Храбрости не хватило. Да и разве бы ты дала мне свой номер? – И посмотрел на нее, недоверчиво приподняв брови. Начальник службы безопасности крупной компании, взрослый мужчина вполне бандитской наружности просто не нашел в себе мужества попросить телефон у женщины.
- Тебе? – Она смело и откровенно уставилась на его лицо, изучая, запоминая каждую черточку, каждый рубчик. И вдруг неудержимо захотелось прикоснуться к его щеке ладонью, мягко, ласково, забирая себе остатки боли и страха. – Никому бы не дала свой телефон, только тебе.
Темные ресницы растерянно моргнули. Он все еще боялся поверить, что и для него в этом мире есть счастье, что все гораздо проще, чем он привык думать. Но вдруг полез правой рукой во внутренний карман пиджака и вытащил айфон.
- Разберешься с этой штуковиной? – и протянул телефон Анне. – Сумеешь записать свой номер? А то мне от дороги отвлекаться трудно.
Анна взяла в руки довольно большой плоский брусок айфона и нажала боковую кнопку. Экран вспыхнул голубоватым светом, и она увидела …свое лицо, снятое в профиль. Теплый ветерок с моря теребил пряди волос, глаза щурились от яркого солнца, на губах играла легкая улыбка. Она поняла, что снимок этот хитрый фотограф сделал тайком, когда она, сидя на пляже, наблюдала за плещущемся в воде Федором. Значит, каждый раз, когда Захар брал в руки телефон, он смотрел на нее? Аня улыбнулась. «Счастье такая трудная штука, то дальнозорко, то близоруко» - звучало в ее голове, пока она заносила свой номер в его записную книжку.
Захар перевел разговор в другое русло, неуверенно нащупывая новые точки соприкосновения.
- Погода то какая нынче стоит, настоящая зима! Как думаешь, может Федя не откажется в выходные поехать в какой-нибудь парк и покататься на лыжах или на санках?
- Конечно, не откажется! Он очень любит кататься на «ватрушках» с горки. А еще очень хочет научиться кататься на коньках, - ответила Аня, возвращая ему айфон и ничуть не удивившись совпадению их мыслей и желаний. – Поедем в воскресенье на каток?
- Да я на коньках не умею, - скромно посетовал Захар. - Я же на коньках, как слон буду, большой, неуклюжий и опасный для окружающих.
- Ну, во-первых, не как слон, а всего лишь как медведь, - засмеялась Аня, чувствуя, как в груди разливается волна нежности к этому человеку, - а во-вторых, я сама в детстве занималась фигурным катанием. Вот и проверим, получится из меня тренер или нет? Ты Федора плавать научил, а я тебя научу кататься на коньках.
Оба засмеялись и долго весело о чем-то говорили, не замечая заснеженного города вокруг, нудных, выматывающих душу пробок. В их внутреннем мире не было никаких пробок. И дорога от одного сердца к другому была совершенно свободной.