Хроники пророка. 1526 год

Александр Черенков
   Уже год как Мартин Лютер был женат и наслаждался счастьем семейной жизни. Отказавшийся от духовного сана, он в 1525 году во время крестного хода узрел очаровательную молодую монашку. Она была так трогательна, что, уже давно познавший эту сторону жизни не только с «лица», но и с «изнанки», прекрасно представляющий, что может скрываться за ангельской внешностью представительниц иного пола,  «отставной» монах не устоял и влюбился….

   Ее звали Катерина, и она была удивительно хороша собой. Мартин похитил ее из монастыря, а затем женился….

   Такой поворот в жизни «отца» Реформации так поразил антипапистов, что некоторые из них даже заявили, будто веселый немецкий монах в бытность своей службы Святой церкви так ратовал за брак для священников только ради того, чтобы иметь возможность спокойно обрабатывать собственную «делянку». Его поведение порочит все движение реформ, демонстрируя, что вожди новой церкви недалеко ушли от Ватикана.

   Естественно, что паписты обрадовались такому повороту событий и, наоборот, воспользовались этим фактом, чтобы за счет дискредитации Лютера представить все его движение, как движение лицемерных развратников.

   Однако, как ни странно, это приключение не только не повредило его репутации у католиков, а совсем наоборот, вызвало сочувствие не только к нему самому, но и к его учению. Своим поступком Мартин показал, что хотя он и поносил распутство священников Святой церкви, сам он не претендует на святость - ничто человеческое ему не чуждо и он готов вкушать прелести любви как любой христианин.

   Надо сказать, что в эти времена, когда легкого привкуса непристойности или несоблюдения каких-либо норм нравственности требовал даже хороший тон, любое легкомысленное приключение вызывало энтузиазм в массах и облекалось в романтичные формы. Поэтому похищение молодой монахини обеспечило бешеную популярность эрфуртскому монаху-дезертиру. Пикантная история сделала Мартина героем светских разговоров при дворах всех европейских государей.

   Французский двор не был исключением. Две знатные дамы,весьма приближенные к королю, были покорены этой романтической историей и без колебаний заявили себя сторонницами нового учения, несмотря на то,что убежденность его последователей уже начали проверять пытками. Одной из этих дам была сестра короля Маргарита, а другой –  юная Анна де Писле, которая еще только претендовала на серьезный королевский «интерес».

   Обе они без особого успеха, но со рвением, достойным лучшего применения, попробовали склонить к новому учению и короля. Однако у короля было множество иных забот и собственных романтических историй, что совершенно исключало его возможность участия в чужих….

     Вообще это был год, когда неудачная любовь чрезмерно пылкой Луизы Савойской – матери короля привела Францию к тому ужасному положению, когда ее сын уже не один месяц томился в испанском плену, а его страстной матери пришлось исполнять свое регентство.
 
   Но прежде, чем сложилась эта ситуация, произошла масса событий, которые неотвратимо влекли Францию к битве с Испанией, где она потерпела поражение.

   Безусловно, в основе лежало постоянное соперничество за сферы влияния двух великих континентальных держав. Оно «регулярно» сопровождалось военными столкновениями. Помимо этой постоянной конкуренции часто возникали и некие частности, которые и провоцировали военные разрядки.
 
   Одной из скрытых причин, в которой французский король вряд ли признавался даже самому себе, была жажда реванша за поражение на выборах императора Священной Римской империи в 1519 году. Неудовлетворенное тщеславие Франциска I толкало его к военному столкновению с Карлом V, чтобы хотя бы таким способом продемонстрировать, если не свое превосходство, то хотя бы равенство в значимости и влиянии на судьбы Европы, а может быть и всего мира. Тем более что на взгляд первого помимо этого существовала еще и возможность показать воинскую доблесть и рыцарство, да и просто покрасоваться перед дамами в самом выгодном свете победителя, что по всем предыдущим столкновениям королю всегда удавалось.
   
   Однако обстоятельства, с чем совершенно не хотел считаться монарх, привыкший к тому, что ничто не может противостоять его воле, решительно изменились. Их изменила его мать, видимо сама мало задумывавшаяся над этим, и полностью ослепленная жаждой мести отвергнутой женщины.
    
   Когда 28 апреля 1521 года скончалась Сюзанна де Бурбон, Луиза Савойская благодарила небо за исполнение ее тайных молитв. Ее Шарль, ее коннетабль, такой красавец в доспехах и такой обязательный любезник в кровати, которого она осыпала милостями и ласками, наконец, был свободен. День, которого она так ждала, наступил. Луиза сразу же устремилась к своему любовнику с вопросом, когда же они станут мужем и женой перед всем светом.

  Бедный Шарль, далекий от подобных мыслей, сначала ссылался на срочные хозяйственные дела в этих обстоятельствах, похороны жены, затем обязанности коннетабля и тому подобное, и что, конечно, он об этом подумает, как только
сойдет эта пора столь неотложных дел.

   Он рассчитывал таким образом несколько охладить свадебный зуд матери короля и постепенно понизить жар подобных мечтаний, введя их отношения в традиционное русло многолетней привычки, которая по его мнению вполне могла бы со временем угаснуть естественным образом. Однако его замыслам не суждено было осуществиться. Луиза проявила изрядную настойчивость. Она атаковала его и раз, и два, и затем, и опять, напоминая ему о перстне, который она ему подарила, когда он был ещё женат, в знак их союза и тех обязательствах, которые из этого вытекали.
   
   В итоге, доведенный до предела Шарль, считая, что его положение коннетабля достаточно прочно, и на секундочку забыв, что он имеет дело с матерью короля, и все то, чем он располагает, целиком зависит от её симпатии к нему, и она вовсе не надоевшая любовница, отказ которой может принести ряд обычных неловкостей, которые можно пережить, - спокойно заявил Луизе, что просто не желает на ней жениться.

   Конечно, его шаг был вызван многолетней привычкой к своему высокому положению и его стабильностью, в которой потерялась его умная осторожность, с которой он в свое время еще юношей приступил к своим «обязанностям».
   
   Луиза упала в обморок...

   Несколько придя в себя, она тут же отправилась к королю и доверительно сообщила ему, что настроения коннетабля по ее мнению весьма переменчивы, и его нужно опасаться. Король, привыкший прислушиваться к своей матери, обещал ей несколько отдалить от себя коннетабля. Ей казалось, что этого будет достаточно, чтобы любимый одумался. Однако он этого вовсе не заметил.

   Тогда достигнутого Луизе показалось мало. Уязвленное самолюбие, любовная досада и привычка женщины, ни в чём не имевшей отказа, затмевали разум. Обезумев от ярости, в лихорадке мести она строила всяческие планы и козни, чтобы заставить молодого человека пожалеть о его отказе.

   Сначала надо было унизить, уязвить самолюбие бывшего любовника. Это удалось сделать уже в этом же 1521 году дважды: в сентябре в Мезьере и в октябре в Валансьене. В том и другом случае г-н де Бурбон – коннетабль Франции без каких-либо объяснений был лишен одной из почестей, положенных ему по положению - возглавлять авангард. Эта привилегия была передана мужу сестры короля, герцогу Алансонскому.

   Уязвленный коннетабль во втором случае забылся настолько, что в порыве досады и мести у него вырвались слова, порочащие честь герцогини Ангулемской – матери короля. Эти слова, определявшие ее возраст и поведение, были услышаны столь многими, что тут же были доведены до сведения адресата.

   Поскольку герцогиня утверждала, что жила в полном воздержании со времени своего вдовства, а она овдовела в 1493 году в возрасте семнадцати лет, родив уже после смерти мужа девочку – сестру короля, то она не могла не прийти в бешенство от того, что человек, который был так приближен к престолу и полностью обязан ей своим положением и которого она совсем недавно любила, поставил прилюдно под вопрос ее нравственность, утверждая нечто прямо противоположное тому, что она считала неколебимым. Она поклялась отомстить во что бы то ни стало и уничтожить этого человека.

   С этого момента Луиза Савойская повела против коннетабля беспощадную войну, которая удивила все европейские дворы. Если кто и не знал первоосновы этой войны и пытался объяснять злобу матери короля к г-ну Бурбону благовидными причинами, то английский король раз и навсегда четко обозначил изначальную причину этого. Плохие отношения между королем Франциском и коннетаблем Бурбонским вызваны отказом последнего жениться на госпоже регентше, чувства которой к последнему очевидны.

   После глубоких раздумий герцогиня решила нанести бывшему любовнику удар «ниже пояса». Она решила возбудить против него неправедный имущественный судебный процесс при соблюдении внешней законности. Зная сколь большое значение юный честолюбец придает деньгам, замкам, поместьям, Луиза Савойская решила лишить его всего этого. Главное было найти предлог для начала процесса. Потом его можно было продолжать под разными предлогами сколь угодно долго.

   Предлог тут же нашелся. Это было наследство покойной супруги коннетабля Сюзанны де Бурбон. В своем завещании она отказывала все свое имущество мужу. Оно было весьма значительным и включало провинции Бурбоне, Форе, Божеле, Овернь и Марш. Упустив коннетабля, Луиза решила завладеть этими землями и объявила  себя наследницей Сюзанны де Бурбон. Претензии герцогини имели под собой некоторую почву.

  Она была Сюзанне по матери двоюродной сестрой. Однако тот факт, что покойница все имущество завещала мужу, лишал герцогиню всякого права на наследство. Но герцогиня Ангулемская - весьма умная женщина - не стала опротестовывать завещание с этих позиций. Для прикрытия своих целей она выбрала путь государственных интересов.

  Явившись к королю, своему сыну, она заявила ему, что завещание госпожи де Бурбон не может считаться действительным в силу того, что коннетабль получает имущество и провинции, которые должны отойти французской короне.

  Видя удивленное лицо сына и понимая, что он не в курсе, она разъяснила ему, что согласно условию, подписанному в 1400 году Карлом VI и возобновленному Людовиком XI при заключении брачного контракта Анны Французской и Пьера де Боже, владетеля Бурбонского, все имущество должно отходить короне в случае смерти владельца при отсутствии у него наследника мужского пола. Сюзанна вообще не имела детей. Дело представлялось королю простым, а претензии герцогини вполне обоснованными.

  Король поблагодарил мать за то, что она посвятила его в эти подробности, и обещал немедленно наложить секвестр на все имущество коннетабля.

   - А после этого пусть будет судебный процесс, - сказал монарх.
            
   Этого-то и добивалась Луиза. Довольная, она отправилась к себе, где лучник из дворцовой охраны, в последнее время весьма успешно подменявший коннетабля Бурбонского, не замедлил приступить к процессу ее утешения.

   Король, весь погруженный в свои амурные дела, отдал приказ о наложении ареста на замки, принадлежавшие Шарлю де Бурбону, а сам поспешил к госпоже де Шатобриан,  удивляясь тому, как бывает иногда легко расширить государственные владения…
   
   Любовный пыл Франциска заставлял его пускаться во всевозможные приключения. В этом он не уступал  своей матери. Мимолетные увлечения не мешали ему испытывать и продолжительные чувства. Г-жа де Шатобриан как раз относилась к последнему. Красивая брюнетка с выпуклыми формами привлекла его вимание на крестинах дофина 28 февраля 1518 года. В девичестве Франсуаза де Фуа, она была супругой крупного феодала Жана де Монморанси-Ловаля, графа де Шатобриана. Хотя отношения короля с графиней не предполагали взаимной верности, любовная идиллия в 1521 году была в самом зените. Однако графиня, не отличавшаяся суровостью, и из-за этого часто оказывалась в довольно затруднительных ситуациях.

    Однажды она в Амбуазе обманывала короля с Гийом Гуффье, сеньором де Бониве, адмиралом Франции. Она вообще была неравнодушна к военным видимо из-за того, что все ее братья были славными воинами. Вдруг неожиданно в покоях появился Франциск. Бониве поспешил уступить ему место и спрятался в темноте большого камина за ветками с листьями, так как все происходило летом.

    Короля сжигал любовный жар, внимание его было притуплено и он, ни на что не обращая внимание, сразу же приступил к делу. По завершении ему захотелось справить естественную нужду. Не подозревая, что в камине скрывается соперник, он обильно полил его мощной струей. Адмирал едва не захлебнулся, но стойко выдержал испытание, как и положено моряку. Потом он едва не простудился на сквозняке, дожидаясь пока господин, который уже не спешил и снова приступил к штурму только что взятой «крепости», соберется уходить и можно будет отогреться огнем любви замечательной дамы.

   В такого рода приятных занятиях проходило время короля пока длился судебный процесс опального коннетабля. Среди пикантных приключений, сопровождавших подобное времяпровождение, много шума при дворе наделал организованный им один завтрак на траве. Франциск обожал эти полевые трапезы, которые служили прелюдией к более изысканным увеселениям в густых зарослях или высоком папоротнике.

   В этот раз, как и всегда, из повозок принесли вышитые салфетки, посуду, кувшины с вином, холодных цыплят, жаркое, сладкие пироги, виноград и все уселись вокруг Государя и г-жи де Шатобриан. Королева, как и обычно беременная, конечно, оставалась с детьми в замке.

   Завтрак, обильно залитый вином, настроил всех на лирический лад. Поскольку пример подавал сам король со своей дамой, то все настолько раскрепостились, что стали обмениваться такими изящными любезностями, которые допустимы, как правило, только в темное время суток, да и то без свидетелей. Эти невинные игры так подогрели градус собравшихся, что, не дожидаясь десерта и разбившись на пары, многие бросились охладиться под сень деревьев.

   Одна пара, составившаяся из друга короля графа де Дормель и г-жи де Круасси-Вален, чей корсаж и платье носили следы невинных, но довольно энергичных знаков внимания партнера, облюбовала густые заросли у дороги. Они собирались доказать друг другу взаимное расположение. Однако местечко оказалось уже занято. Там двое других уже давно и напористо объяснялись на языке Амура. Тогда сжигавшая их жажда бросила нашу пару к кусту, чьи ветви образовывали шатер.

   Но и отсюда им пришлось удалиться, ибо место было занято парой, которая их опередила на пути решительного объяснения чувств, более глубоких, чем простое уважение. После неоднократных попыток найти в лесу местечко, где они могли бы, на несколько минут, найти убежище для того, чтобы несколько охладить пыл разгоряченных натур, они снова вышли к дороге, на которой стояли повозки сопровождения….

   Недолго думая, пара решила расположиться под первой повозкой. Г-жа де Круасен-Вален подняла платье и поползла на четвереньках в убежище, чем привела графа де Дормель, следовавшего за ней, вовсе в приподнятое  «состояние». Совершенно истомленный, он тут же пригласил даму на самый древний в мире танец.

   Высокая трава, обступавшая повозку по краям дороги, создавала иллюзию уединенности. Когда граф изящно завершил свое последнее «па», то дама выразила свое удовлетворение танцем так страстно и громко, что лошади, впряженные в повозку, понесли, оставив галантную пару без прикрытия в пикантной позе. Весь двор поднялся на ноги, услышав ржание напуганных лошадей, и стал свидетелем сумасшедшей «скачки». Начиная с короля, все так хохотали, что слугам стоило большого труда удержать остальных лошадей, норовивших броситься за первыми, на  месте.

   Даже спустя много времени после этого, достаточно было кому-нибудь из придворных издать звук ржания напуганных лошадей, как все общество начинало хохотать до слез и колик, заставляя знаменитую пару приходить в неописуемое смущение. Это вызывало новые приступы смеха. Конечно, все делали вид, что смеются, увлеченные смехом соседа. Это приключение так всех развлекало, что одиннадцать месяцев судебного разбирательства против коннетабля Бурбонского были почти забыты. Одному Шарлю было не до смеха. Тем более, что помимо этого, против него начали фабриковать дело о заговоре.

   Между тем любовная «идиллия» продолжалась по меньшей мере до итальянской кампании 1524 года. Впоследствии графиня де Шатобриан «покинула» двор и уехала к мужу, назначенному губернатором Бретани.(В 1537 году она «тихо» скончалась в своем загородном замке). Франсуаза де Шатобриан еще продолжала оставаться любовницей короля, когда он влюбился в белокурую блондинку Анну де Писле, даму д,Эйи, девушку, принадлежавшую к одной из знатных семей в Пикардии.

  Король обратил на нее внимание в 1524 году при отъезде в Италию незадолго до кончины королевы Клод. Этой шестнадцатилетней фрейлине матери король писал поэмы. Она не оставалась в долгу. Покидая долину Луары, Франциск увозил с собой на войну залог ее любви: кольцо на пальце и рукоделье у сердца под латами.
   
   Разоренный, преследуемый, изгнанный из своих замков, оказавшийся под угрозой ареста, коннетабль решил перейти к противнику. Он в конце декабря 1523 года сел на своего лучшего коня и покинул Францию, чтобы присоединиться к Карлу V и его армии. Очевидно, что за его так называемое предательство ответственность с одной стороны полностью лежит на Луизе Савойской с ее бешеной ненавистью, а с другой - на корыстном  попустительстве и равнодушии короля к судьбе своего боевого соратника.
 
   В свою очередь Карл V был в восторге от того, что на его сторону перешел истинный автор победы в битве при Мариньяно и назначил Шарля генералиссимусом своих войск. По мнению всех его современников, это был самый талантливый полководец Европы. Так что император не ошибся. Это только для Франциска I  и его матери коннетабль был был юным честолюбцем, любившем покрасоваться на коне в латах и блестящих побрякушках.
 
   Именно он, четырнадцать месяцев спустя, оказался в Павии против своего бывшего господина и разгромил его армию так же,как в свое время одержал над ним верх в потешном сражении в честь свадьбы герцога Урбинского. Эта битва,произошедшая 24 февраля 1525 года, была названа катастрофой Франции под Павией.

   Бой по напряжению сражающихся был столь ужасен, что во все стороны летели руки, ноги, головы. Франциск, внезапно окруженный испанскими всадниками, был взят в плен и препровожден к Шарлю де Бурбону, командовавшему войсками.
 
   Генералиссимус его весьма почтительно разоружил. Так встретились опальный подданный и его господин. Теперь их положение переменилось. Не зря говорят, что если господь хочет кого-нибудь наказать, то сначала лишает его разума.

   Уже упоминавшийся Бонниве, чудом уцелевший в ужасной схватке, настолько был расстроен, что сбросил свой шлем и, чтобы быть убитым наверняка, подставил свою грудь под мечи. Тут же он был убит, а его тело растоптали копыта лошадей.

   На поле боя осталось до десяти тысяч трупов французских солдат и лучшие полководцы: Ла-Тремой, Луи д,Ар, Лескюр, бастард Савойский, адмирал Бонниве. Тут же погиб и один из братьев г-жи де Шатобриан  - Томас, сеньор де Лескон.

    Видимо, больше не стоит говорить о том, что было причиной такого разгрома, которого Франция не знала с незапамятных времен. 
 
    Французского короля весьма любезно, соблюдая рыцарский ритуал, проводили в палатку Шарля де Бурбона, где после перевязки ему дали возможность написать письмо своей матери,в котором он извещал ее о своем злосчастии, поручал детей ее заботам и просил связаться с императором, дабы узнать, какова будет его судьба?....

   Это уже потом, двумя столетиями позже историки, описывая эти события, придумали ему рыцарскую фразу, которую он якобы написал своей матери: «Мадам, все потеряно, кроме чести».

    Когда известие о феерическом разгроме с письмом было получено в Лионе, где находилась Луиза Савойская, которую король перед отъездом в Италию назначил регентшей,то красивые подружки Франциска сначала, что было вполне естественно в этих обстоятельствах, разрыдались, а потом их слезы высохли, и им стала интересно, что будет делать в этих условиях г-жа Шатобриан. Она была умная женщина, которая понимала, что соперничество с регентшей, даже номинальное,
в отсутствие короля ей не нужно и даже опасно. Поэтому, склонившись в почтительном реверансе, объявила Луизе Савойской, что намерена отбыть к мужу в Шатобриан.

  Регентша не стала возражать и уже на другой день утром графиня в сопровождении четырех всадников, как ураган, покинула Лион. Через неделю она уже была в Бретани, где супруг Жан де Ловаль принял ее в свои объятья.

   Регентша оказалась во главе государства, когда простой народ по получении ужасных известий открыто стал возлагать на нее ответственность за поражение под Павией и пленение короля.

   На эту тему даже появился куплет:

                С юным героем спала королевская мать.
                За грубость отказа решила его наказать,
                Тому же пришлось к испанцу бежать.
                Теперь же им бита вся королевская рать.
                Франциску осталось лишь пленником стать.

   Так что в своей среде народ открыто называл г-жу д,Ангулем просто - шлюхой, да еще и добавлял кое-что по поводу того, чем она смотрит на свет.

   Столь резкие слова имели хождение не только меж  черного люда. При дворе не было никого, кто бы не имел того же мнения.

   Меж тем, Франциск I  был отправлен в Испанию, где император решил держать его в заключении. Сначала оно носило номинальный характер.
 
   Рыцарская слава короля и его репутация были таковы, что испанок по его прибытии охватила любовная лихорадка.
 
  Женская половина Валенсии устроила ему такой радушный прием, словно он был не пленником, а победителем. В его честь даже устраивали спектакли с танцами. Во время одного из них жена местного дворянина показала себя столь нежной и доступной, что Франциск дерзко сказал ей, что ей достаточно мигнуть, чтобы он оказался в ее постели. Эта фраза, которую услышали любопытные уши, произвела на дам такое колоссальное впечатление, что ее передавали из уст в уста пока она не облетела всех присутствующих, а сама виновница внимания стала предметом зависти.

   Но Франциск возбуждал и более чистые страсти. Красавица Химена – дочь герцога Инфантадо влюбилась во французского короля столь страстно, что 1526 году от неразделенных чувств приняла монашеский постриг.

   Не без изъяна в этом отношении оказалась и семья самого императора. Когда он, раздраженный энтузиазмом и симпатиями испанских дам к поверженному королю, полный зависти к подобной популярности,  приказал заточить пленника в одну из  мадридских башен, то его близкая родственница пожалела узника. И, даже более того, она воспылала к нему такой любовью, что, если бы не она, то вряд ли бы он в дальнейшем получил свободу.

   Полюбившую его даму звали Элеонорой Австрийской, ей было двадцать шесть, она была родной сестрой императора и вдовой короля Португалии. Она была обещана братом генералиссимусу Бурбонскому, но даже слышать об этом не желала, считая его предателем, погубившим французского короля.

   Император заподозрил, что его сестра питает к его пленнику чувства, далекие от простого участия. Но было уже поздно.Элеонора была преисполнена столь глубокого с сострадания, что даже писала Луизе Савойской о своей готовности освободить Франциска.

   Это подало регентше оригинальную мысль облечь мирный договор в форму свадьбы Элеоноры с Франциском. Чтобы удовлетворить гордость и претензии императора король уступает ему Бургундию, а Элеонора получает, выходя замуж,эту провинцию в приданое. Таким образом, все остаются при «своих».
   
  В самом деле, особых препятствий к этому не было. Самое главное, что Франциск вот уже год как был свободен от брака. Кроткая королева Клод – его жена, родив ему шестерых детей,за всеми этими напряженными любовными похождениями матери, сына и военным походом как-то незаметно скончалась 26 июля 1524 года от переутомления в возрасте двадцати пяти лет. Ее тело забальзамировали, но не хоронили, так как 1 августа король отправился  в Италию воевать с Карлом V. Так что жена еще ждала его дома с прощальным приветом.

   Сестра Франциска I - герцогиня Маргарита Алансонская специально отправилась в Испанию, чтобы предложить императору придуманную хитрой регентшей мировую сделку.
   Но на всякого мудреца довольно простоты…

   Карл V сделку отверг. В своем ответе он потребовал от короля Бургундию, Осон, Макон, Осер, Бар-сюр-Сер, берега Соммы, Турне, Фландрию, Артуа, отказ от всех прав на Милан и Неаполь и претензий на Арагон. Кроме этого он требовал выдачи короля Наварры Генриха д,Альбре, Роббера де ла Марша и прочих под правосудие императора и амнистии для коннетабля Бурбонского.

   Очевидно, что Франциск отверг эти требования. Он заявил, что император требует от него невозможного. Он смиряется с тюрьмой, поручая себя богу, который знает о незаслуженном наказании в виде столь долгого заключения, ибо он был взят в плен на честной войне. Господь даст ему силы терпеливо переносить лишения.

  Этот замечательный ответ ничего не изменил в создавшейся ситуации, но дал королю некоторую почву для морального перевеса в затянувшейся борьбе нервов.

   Король, совершенно равнодушный к неудобствам тюрьмы, дабы не скучать, писал довольно мрачные стихи г-же де Шатобриан, которая страстно отвечала на них, подписываясь: «Ваша счастливая подруга до тех пор, пока Вам угодно ее любить…».
 
   Его сестра Маргарита в это время пыталась продолжать с императором переговоры, которые ничего не давали. При этом она чуть не попалась в расставленную им для нее ловушку. Для приезда в Испанию она получила пропуск на три месяца.

   Срок почти истек, но она думала, что это пустая формальность и не придавала этому ограничению значения. Тем не менее, такая небрежность могла позволить императору, который намеренно затягивал переговоры, затем силой удерживать ее.

  К счастью,опальный коннетабль Бурбонский вовсе не был предателем по убеждению, а всего лишь жертвой по обстоятельствам свадебных преследований регентши, да к тому же когда-то любил Маргариту, да и теперь вовсе не был  равнодушен к ее чарам.

  Он предупредил короля запиской о расставленной императором ловушке. Герцогиня немедленно покинула Испанию, огорченная судьбой брата. Однако она все же рассчитывала, что Элеоноре, которой так хотелось замуж за брата, удастся смягчить императора. В конечном итоге та, после множества попыток, уговорила последнего согласиться на брак, предложенный Луизой Савойской.

   Тогда, наконец, Элеоноре  и Франциску дозволили увидеться, так как до этого их общение происходило в великой тайне только через доверенных дворян. Король-пленник оказался в ее покоях.

   Когда она увидела того, которого любила заочно, то не была разочарована. Хотя она была вдовой, ее охватило такое волнение, что перехватило дыхание, когда она склонилась, чтобы поцеловать Франциску руку. Король не позволил ей этого. Этот разбитной и искушенный малый сказал, что хотел бы, чтобы она целовали ему вовсе не руку, чем привел ее в еще большее смущение. При этом он так поцеловал ее в губы, что присутствовавшие при этом сочли это даже слишком для первого раза. Потом они в соответствии с обычаем  отведали варенья и омыли руки ароматной водой, благоухающей как бальзам.
 
   Последние дни пребывания французского короля в плену были полны таких встреч.
 
   Через год и двадцать два дня после разгрома при Павии, подписав Мадридский договор 15 марта 1526 года, король, приобретя невесту и пообещав Испании: Бургундию, Фландрию и Артуа, -  возвращался во Францию. Карл V, не доверяя Франциску I, чья нравственность вызывала у него сомнения, в качестве гарантии выполнения договора потребовал отдать ему в заложники сыновей французского короля.
 
   Обмен произошел на границе на берегу речки Бидасоа, разделявшей Францию и Испанию. Отец едва успел обнять маленьких принцев Генриха семи и Франсуа девяти лет, которые, дрожа от страха, должны были подменить собой в испанской тюрьме короля. Совсем недавно они потеряли мать, которая их нежно любила, а теперь в забальзамированном виде все еще ждала мужа, чтобы он похоронил ее. Сирот посадили в лодку, чтобы перевезти в чужую враждебную страну. Младший из принцев - совсем ребенок едва сдерживал слезы. Заметив это, красивая дама из свиты подошла к нему и нежно поцеловала.

  Этот поцелуй для юного принца стал на время его пребывания на чужбине самым дорогим воспоминанием о родине.
 
   Дама, поцеловавшая юного принца, была Диана де Пуатье – дочь барона Жана де Пуатье. Даме в это время исполнилось 27 лет, и она состояла при регентше. Юный принц, конечно, и представления не имел о том, что она сама в его возрасте лишилась матери, а ее отец, которого она обожала, всего пару лет назад был осужден на смерть за участие в заговоре против короля.

   Диана бросилась спасать отца. Она прекрасно знала, как может быть все хорошенькие дамы во Франции, чем можно взять короля. Диана была не просто хорошенькой. Природа щедро наградила ее оружием для обольщения, хотя она и вела жизнь обычной провинциальной дворянки. В пятнадцать ее выдали замуж за 56-летнего барона Людовика де Брезе, великого сенешаля Нормандии. Несмотря на все его старания и расчеты, Диана родила ему всего лишь двух дочерей, чем барон был весьма раздосадован. Угрюмый и потерявший надежду на наследника, господин все свое основное время проводил в военных походах и охотах. Переняв у мужа страсть к охоте,а может быть ее собственное имя было причиной этого, Диана обожала мчаться во весь опор на лошади в погоне за дичью.По утрам она купалась в холодных источниках с леденящей водой - и это тогда, когда представители даже высшей знати считали обычное умывание совершенно излишним.

   Франциск, перед которым предстала Диана, сразу оценил ее свежесть и красоту. Она и в самом деле была в высшей мере привлекательна и способна вызвать бурю страстей : высокая, стройная, с крепкой грудью, тонкой талией и рельефными бедрами, красиво посаженной головой, полными губами и гривой каштановых волос. Взрыв желаний, направленный на нее охлаждал только гордый взгляд несколько ироничных глаз.

   Король внимательно выслушал мольбу прекрасной «охотницы» и назначил ей аудиенцию наедине, чтобы более детально и глубоко вникнуть в суть ее просьбы.

    Свидание ничего не дало. Не зря молва называла Диану верной женой. Франциск не был насильником и повел планомерную осаду, конечно, не без намеков, что спасти
узника может только разумная «гибкость» его дочери. Аудиенции следовали одна за другой. История не сохранила свидетельства, что красавица уступила домогательствам любвеобильного монарха, однако, Жан де Пуатье был помилован.

  С этих пор король относился Диане с неизменным уважением и заказал ее портрет с надписью «Недоступная обольщению». Когда же ее муж сенешаль де Брезе скончался, молодая вдова была тут же приглашена королем в Лувр, чтобы составить компанию его матери. Она оставила суровый и мрачный замок Анэ для придворных развлечений, но официальной фавориткой короля не стала. Это место уже было занято Анной де Писле. Именно к ней, своей «драгоценной», едва освободившись из испанской тюрьмы в марте 1526 года, он поспешил в Мон-де-Марсан. Поэтому скучающая, но не забывающая следить за собой –  это было ее главное оружие в борьбе за место под «солнцем», Диана оказалась на берегу Бидасоа, где ей улыбнулась судьба, что пока для нее осталось незаметным….
 
   К кому судьба была благосклонна, а к кому ее отношение заставляло желать лучшего. В конце 1526 года историограф Маргариты Австрийской – наместницы Нидерландов, Генрих Корнелий Агриппа фон Неттесгейм (1456-1535) из-за происков духовенства опять остался без работы. Впереди семидесятилетнего фон Неттесгейма ждут только скитания, мытарства в поисках заработка и смерть.

   Это уже была вторая женщина, работа на которую для него оказалась недолгой. В 1524 году, будучи лейб-медиком г-жи д,Ангулем – матери Франциска I, он был вынужден поспешно уйти в отставку. Немилость к нему столь высокой дамы была вызвана его искренним желанием помочь ей преодолеть грядущие испытания.

   Не имея возможности воздействовать на ее поступки, кроме как только с помощью предсказаний, Агриппа осторожно остерегал эту непривыкшую к отказам даму, крутившую своим сыном-королем как ей было удобно, об опасности, связанной с ее любовью в одном случае, и в другом – об угрозе ее сыну, если ее настойчивость разрушит любовь. На свою беду он оказался прозорлив. Оба предсказания сбылись. Хорошо еще, что он покинул свой пост несколько раньше, чем случились все эти события, и с поспешностью, не уступающей скорости бегства.

   Казалось бы, столь известный автор «Оккультной философии» («De occulta philosophia»), написанной им в 1509 году и с тех пор ходящей по стране в списках, правовед, астролог, врач, алхимик, полиглот, в служении у которого по мнению народа был сам дьявол, должен сам свободно распоряжаться своей судьбой. Этого не было. За исключением счастливого детства, а он родился в Кельне и происходил из старинного дворянского рода, когда о нем заботились родители, и он изучал классическую литературу, живые языки и тайные науки, неудачи преследовали его….

   Он был молод и беден и занялся деланием золота с помощью магии. Однако не преуспел, и еле унес ноги от гнева сиятельных кредиторов.
 
   Двадцати лет от роду отправился в Париж, где организовал общество по изучению тайных наук. Эти занятия привлекли к нему внимание церкви и соответственно инквизиции. Пришлось бежать и скрываться….

   В 1509 году он уже в Бургундии читает лекции по теологии с таким блеском, что его приглашают преподавать в академии в Доле. Здесь завистники из духовенства обвиняют его в ереси, и ему уже опять надо бежать…

  В 1510 со своими лекциями он уже в Лондоне, но и здесь все не слава богу…. В этом же году он укрывается в Вюрцбурге у своего приятеля и тоже ученого Тритгейма, бывшего здесь аббатом. Здесь в тиши и покое в темпе он и пишет всем известную «Оккультную философию», которая с легкой руки приятеля в списках разошлась по ученой среде, но денег это не приносит.

  В 1511 в поисках достойных средств к существованию и чтобы сбить преследователей со следа фон Неттесгейм становится «солдатом удачи». Он поступает на имперскую военную службу и принимает участие в войне с венецианцами. За храбрость Агриппа прямо на поле боя был посвящен в рыцари. Однако зависть сослуживцев и в первую очередь других командиров к неожиданному возвышению новичка, создающая угрозу его жизни, заставляют отказаться от военной карьеры.

   Дальше он скитается по Италии с богословскими лекциями. В Турине и Павии на него опять обратило внимание духовенство. Опять пришлось бежать….

   Друзья устроили его в 1519 году синдиком в Метце. Для непосвященных – это официальный на жаловании защитник в суде. Здесь Агриппа  столь рьяно и успешно заступился за обвиняемых в колдовстве, что тут же должен был бежать… Между всем этим он потерял жену… и женился вновь.

    Видимо, это и подвигло стареющего «колдуна» опробовать «женскую карту». Результат тоже был отрицательный….

   Между тем, Франциск I, едва ступив на землю своего королевства и почувствовав себя свободным, тут же забыл о своих несчастных детях и, вскочив на коня, якобы воскликнул:«Я - все еще король!».

   Потом он поспешил в Байонна, где его ждали регентша и двор. Город был празднично украшен, как будто во Францию возвращался не пленник,            а победитель. Мать, желая сделать ему приятное, встречала его, окруженная целым роем красивейших девушек и дам, вертевших всем, что было выше и ниже пояса в надежде привлечь внимание короля.

    Обнимая регентшу, сын с удовольствием увидел молодую блондинку, чье кольцо и рукоделье, как залог любви, он увозил на войну. Да,это была она – Анна, дочь Гийома де Писле, господина де Эйи и начальника тысячи пехотинцев в Пикардии. Теперь он был потрясен ее преображением. За время его плена Анна де Писле  расцвела и у нее было все, чтобы составить счастье самого взыскательного поклонника. Король смотрел на нее, улыбаясь,пытаясь вспомнить несколько угловатого подростка, чьи прелести он уже сумел оценить опытной рукой еще до отъезда в Павию. Он вообще довольно часто практиковал подобные оценки дам, сопровождавших его мать.

   Сейчас перед ним была прекрасно сложенная, в расцвете юности, с чудесным цветом лица, с горящими глазами, в которых светился живой ум молодая особа, которая, конечно,не могла оставить его равнодушным. Впоследствии ее даже называли самой ученой из красивых женщин и самую красивую из ученых. Во всяком случае, хитрая Луиза Савойская рассчитывала, что эта красивая девушка сумеет окончательно вытеснить из сердца короля г-жу Франсуазу де Шатобриан, которая даже не считала нужным быть верной ее сыну.

   Король тут же подошел к Анне, взял ее за руку и проследовал через строй любезниц, шепча ей довольно решительные дерзости, которые он уже давно натренировался произносить в очаровательные ушки. Мать поняла, с кем проведет свою первую ночь во Франции ее сын, и «посочувствовала» фаворитке.
 
   Франсуаза, меж тем, не подозревавшая ничего худого, в обществе своего мужа строила новое жилище в Шатобриане.Она знала, что Франциск вернулся и вот-вот пригласит ее. От этого у нее усиливалось сердцебиение, но она сдерживала себя и делала вид, что серьезно интересуется хозяйственными делами.

   Но время бежало, а приглашения не было. Когда уже вся Франция была в курсе, а это волновало народ гораздо больше, чем возможные новые трения с Испанией и перспектива дружбы с Англией, что у короля - новая фаворитка, графиня еще ничего не знала. Но вот этот слух добрался и до ее замка.

   На следующий же день, оставив на хозяйстве мужа, она, как вихрь понеслась в Фонтенбло, полная жесткой готовности на все, чтобы избавиться от конкурентки.

   Король принял Франсуазу столь любезно, что тут же, пока Анна была на прогулке, завалил ее на сундук, чтобы доказать, что вовсе не забыл ее прелести. Франсуаза, ценя внимание короля, показала себя достойной партнершей. Однако когда утихли восторги бурной встречи, решительно заявила, что приехала не для того, чтобы развлекаться наспех, прячась по щелям, словно она без положения, а для того, чтобы занять свое законное место.

   - Мадам, никто не может занять место, которое вы занимаете, - шутя, ответствовал ей король.

   - У вас всегда будет наилучшее место – место женщины, которая желанна, - продолжал любезничать король.

   Но одного этого места Франсуазе  было мало, так как для короля, как она знала, желанными были многие, и она не хотела  быть только одной из общего ряда соискательниц королевского внимания. Между фаворитками разгорелась смертельная борьба. Оказавшись между этими двумя фуриями, готовыми на все, король совершенно не мог заниматься делами государства, и,оставив за матерью титул регентши, он совершенно все свалил на нее.

   Представляется, что это было вызвано не только исключительными обстоятельствами на любовном фронте, но и дипломатическими причинами. Может быть, все это было придумано матерью и сыном для выхода из тупиковой ситуации Мадридского договора. Так или иначе, шум на тему этой любовной баталии был поднят великий, и взоры всей Европы были прикованы к Франции, где разгорелась нешуточная война фавориток, настолько суровая, что король только и делал, что  сочинял стишки то одной, то другой из своих дам, чтобы хоть как-то охладить их пыл взаимного уничтожения.

   Впрочем, Луиза Савойская оказалась на высоте своего положения и очень умело распорядилась своими полномочиями. Карл Испанский стал проявлять нетерпение, а поскольку Мадридский договор подписывала не она, то и не было надобности и бесчестия для нее в его несоблюдении. Поэтому она объявила обалдевшему Карлу, что Бургундия ему не будет отдана, и заключила союз с Генрихом VIII Английским. Затем она организовала Священную лигу с участием папы, Милана, Венеции и швейцарцев, от чего император пришел в бешенство и решил сорвать свой гнев на Шарле Бурбонском. Отвергнутый всеми, он решил искать почетного самоубийства…

 Случай не заставил себя долго ждать. Генералиссимус  со своей армией, все более превращающейся в банду грабителей, осадил Рим…

  Забегая вперед, здесь удобно будет сказать, что при штурме он и погиб     6 мая 1527 года. Его озверевшие солдаты отомстили за полководца, учинив в «вечном городе» резню, продолжавшуюся целую неделю. Так сгинул Шарль Бурбонский, которого сначала любила, а потом так возненавидела Луиза Савойская. Как отреагировала регентша на это известие, неизвестно….

  Но, наверняка, ее сердце дрогнуло, когда ей доставили кольцо,которое она ему некогда подарила и которое теперь нашли у «ненавистного»… При этом, ей, конечно, не сообщили, что кольцо было невозможно снять с пальца, и последний пришлось отрубить.
 
   Жертв франко-испанских трений хватало. Генералиссимусы гибли редко – гораздо больше жертв было среди солдат и офицеров с каждой из сторон. Испанский офицер Игнатий Лойола также пострадал в одном из подобных столкновений.

   Если бы не это, то он не оказался бы в застенках инквизиции в 1526 году по подозрению в ереси при публичных выступлениях в университете города Алькала. Но дорога туда была тернистой…
      
   В 1521 году французы вошли в Наварру. Крепость Памплона подверглась осаде. Оказалось вполне достаточно одного выстрела бомбарды для того, чтобы упомянутый идальго, не сыскав особой славы, покончил с офицерской карьерой не менее «успешно», как до этого с карьерой пажа. Этот выстрел своим ядром раздробил правую ногу Иниго, а рухнувшие вместе ним вниз обломки крепостной стены нещадно избили его, а один из них расплющил и левую ногу. Лойола очнулся в плену….

   Французские врачи любезно перевязали раненого и отправили домой. Надо сказать, что с врачами ему не повезло. Когда его по козьим тропам доставили домой в нищенский замок высоко в горах басков, оказалось, что правая поврежденная нога уже уродливо срослась и ее пришлось ломать снова. После лечения, которое опять было неудачным, пришлось опять ломать ногу. В конечном итоге она оказалась короче левой. Ее решили вытягивать с помощью ворота. Все эти муки Иниго переносил со стойкостью, достойной самых лучших проявлений человеческого духа, но это все равно не дало исцеления.

    С военной карьерой было покончено. Ворота к славе, по-прежнему, были закрыты. Оставалось только уповать на бога и в прямом и переносном смыслах.  Молитвам и чтению книг духовного содержания было посвящено все его время, свободное от страданий. И господь снизошел на него, и указал путь,который до него прошли святой Франциск(*) – основатель ордена Францисканцев и святой Доминик(**) – основатель ордена Доминиканцев.

   Так звуки труб, зовущих к бою, сменили для него голоса мессы, обращенные к Христу, а земные прелести недосягаемой герцогини де Авила затмил собой образ Мадонны. Игнатий Лойола  не впал в отчаяние. Он решил посвятить себя богу.
Сила воли этого человека соответствовала поставленной цели - обрести славу в святости.

   Едва придя в себя после ранений, он совершает паломничество в Монтсеррат, где оставляет в усыпальнице свое оружие, а потом в соответствии с принятым на себя обетом в течение года живет отшельником в пещере, истязая себя сверх всяких сил.
__________________
 
  (*)Святой Франциск (1182-1226) – итальянец. Выходец из семьи богатого торговца тканями. В 1206 году отказался от богатства и, рассорившисьс отцом, посвятил себя проповеди «святой бедности» как совершенной любви к богу.Стал бродячим проповедником и в период с 1207-1209 годов вместе с последователями создал орден, утвержденный папой Иннокентием III.


   (**)Святой Доминик – Доминик де Гусман (1170-1221) – испанец. Родился в Каларуэге в знатной семье. Учился в Валенсии. В 1203-1205 годах опытный борец с антицерковным движением катаров (альбигойцев). В 1215 году вместе со своими соронниками основал орден. В 1216 году папа Гонорий III его утвердил.
-------------------

Здесь же он пишет свой первый труд «Духовные упражнения» в виде руководства, где излагает новую и риторичную программу по христианской медитации. Вооружившись теорией, он отправляется в Барселону, где царит чума. Отсюда он собирается отправиться в свое второе паломничество – на этот раз в Иерусалим. Корабли, идущие на Восток, стоят в гавани без команд.
 
   Лойола истово служит богу, по семь часов не поднимаясь с колен, и трижды в сутки так безжалостно бичует себя, что кровь брызгает на стены кельи в обители святой Люции, где его приютили Христа ради. Он перестает мыться, не стрижет ногтей и волос, которые длинными и грязными космами спадают ему на глаза и плечи. Забрызганный кровью инвалид войны стоит с протянутой рукой на паперти, взывая о милостыне, - ведь надо как-то питаться и собрать немного денег на паломничество.

  К его сознательным страданиям добавляются страдания из-за вынужденного поста, болей в печени и зубах. Испытания, которые он на себя взвалил, столь тяжелы, что в его голову приходят греховные мысли о самоубийстве…

   Никто не замечает его святости. Однако знатные дамы Барселоны, все же преисполненные сострадания, бросают монетки в протянутую руку. Но одно это его не устраивает. Лойола предпринимает попытку испытать свое красноречие.
Эксперимент превзошел все ожидания…

   Одна из дам, не выдержав укоров в беспутстве и угроз кары господней, когда в городе и так каждый день чума косила людей, от испуга упала в обморок. Муж красавицы, чтобы не марать рук об этого грязного и вонючего урода-оборванца, так отделал палкой нашего инвалида, что тот только через неделю едва выполз на паперть и впредь помалкивал, оставив свои упражнения в красноречии до лучших времен. Палка пробудила в нем гения. Последовал вывод: проповедь не должна пугать неотвратимостью наказания, она должна, напротив, оправдывать любой грех и указывать путь прощения, и тогда к тебе будут прислушиваться.
         
   Обретя некоторый опыт, но, еще не избавившись от наивности, а о мудрости еще вовсе не приходилось говорить, в 1523 году Лойола, измученный жаждой и качкой , благополучно миновав море, напичканное берберийскими пиратами, наконец, оказался в Палестине, уверенный, что будет обращать местных жителей в христианство. Папский нунций, к которому он напросился на прием, едва не подавился от смеха куриной костью, когда услышал о намерениях этого нищего оборванца с изувеченными ногами. Однако он был человек добрый.

   Отдышавшись и освежив рот бокалом вина, монах-францисканец посоветовал ему помыться и посетить святые места, а потом немедленно отправляться домой. Если же он не одумается, то его ждет судьба проповедников, которых турки сажают на кол, предварительно смазанный свиным салом, чтобы легче входил. На солнце их тушки быстро высыхают и становятся чем-то вроде забавных вертушек, которые трещат на ветру.
      
  - Не для того тебя пощадила война, помиловала чума, миновали пираты и не поглотило море, чтобы ты превратился в большую сушеную лягушку, - отправляйся домой, тебя ждут великие дела во славу Господа…

   Нунций, уверенный в обратном, едва удерживаясь от нового приступа смеха, очень серьезно благословил калеку.

   Совершив паломничество, вдохновленный Лойола вернулся на родину.
   Здесь он решил совершенствоваться в теории и принялся изучать богословие в университете города Алькала. При этом он интересовался постановкой духовности и в других верованиях. Тайно он посещал мавританские молельни и синагоги. Беседовал с муллами и раввинами. Из верований,чуждых христианству, он стремился позаимствовать традиции и  характерную практику, которая возможно могла пригодиться в делах будущей организации, чей облик пока только начинал складываться в его голове. При этом он не забывал приобретать сторонников из числа студентов. Он сам их исповедовал и причащал, что, конечно, нарушало установления церкви.

   По-прежнему он неделями постился и истязал свою покалеченную и немощную плоть. От ударов бичом его немытое тело было сплошь покрыто рубцами и кровью…. Казалось, признание его святости не за горами….

   В 1526 году Игнатий Лойола начал читать публичные проповеди, и инквизиция тут же схватила его по подозрению в распространении ереси. Его бросили в застенок. Пока он там оттачивал свою волю в игнорировании лишений, Священный
трибунал изучал его опус «Духовные упражнения». Палач навестил его в камере, чтобы Иньиго не скучал.

   Он внимательно опросил узника. Затем, для того, чтобы тот не страдал излишне четкой дикцией во время своих духовных проповедей, он выправил его произношение огромными клещами, выломав из его рта четыре передних зуба. Затем, сжалившись, страж веры, помимо исправления произношения страждущего, избавил Лойолу и от трех гнилых зубов, вырвав их в темпе и с хрустом, приговаривая, что здесь мы спасаем не только души заблудших, но и умеем облегчать и муки телесные. Так калека познал верный способ избавления от зубной боли.

    Лойола провел в своем застенке около трех недель, пока разобрались, что он не опасен со своими проповедями.

    Главный инквизитор города – викарий Родригес снизошел до беседы с заблудшим:

   - Моя тюрьма переполнена еретиками и мне некогда заниматься бредом, который ты несешь от голода и лишений,которые Господь наш послал тебе для испытаний. Церковь впредь будет внимательно следить за тобой, но пока ты виновен лишь неумеренной службой Мадонне. Поклоняясь богородице,всегда помни и сына ее,  Иисуса всевидящего. Именно он подает нам пример неусыпного бдения за чистотой веры. Слава Сладчайшему, внимательное изучение твоей деятельности,высказываний и писаний показало, что ты не подпадаешь под определения, данные нашими  гениальными братьями-доминиканцами Генрихом Инститорисом и Яковом Шпренгером в своем «Маллеус Малефикарум»(*).А теперь иди и знай, что церковь не оставляет  своим вниманием даже таких жалких овец своих, как ты!

   С этими словами напутствия викария братия подхватила его и выставила на улицу….

_____________________

   (*)В переводе это название имеет значение «Молот ведьм» и действительно подразумевает молот для использования против ведьм. «Маллеус» был написан Генрихом Инститорисом – инквизитором Зальцбурга и Тироля в 1474 году и его коллегой - приором монастыря в Кельне. Издается с 1486 года до сих пор. На то время издание выдержало уже 14 переизданий. Популярность этого издания в определенных кругах такова, что и в настоящее время находятся люди, которые принимают написанное там всерьез. На 500 страницах современного издания даются подробнейшие описания признаков и способов «борьбы» с ведьмами. С жуткими и порнографическими подробностями «Маллеус» описывает предполагаемые проявления колдовства. Она претендует на авторитетный самоучитель не только для инквизиторов, судей, но и, теперь с позиций современных знаний, для всякого психически неуравновешенного человека,являя собой руководство по сексуальной психопатологии. Совсем недавно, в 1986 году эта «уникальная» книга
была заново переведена на английский  язык с восторженным предисловием Монтагю Саммерса, претедующего на посвященность, - самозваным экспертом по вампирам и
оборотням. Он называет эту книгу одной из самых важных мудрых и весомых (еще бы - столько страниц!) книг мира.«Это произведение пленяет всякого, кто думает, всех, кто видит - или стремится увидеть, - конечную реальность за проявлениями материи, времени и пространства».
___________________

  Иньиго, как богослов, был прекрасно знаком с этим  методическим руководством.  «Маллеус» лежал на столе каждого инквизитора, каждого судьи, на столе каждого магистрата. Он был первой и последней инстанцией, неоспоримой и не подлежащей сомнению. Это была популярная  книга для чтения определенной категории людей, часто весьма утомленных служением господу. В ней с особой яркостью и даже любованием живописались совокупления           с дьяволом, половая связь с инкубами и суккубами, различные формы эротических переживаний и сексуальной деятельности или бездеятельности, приписываемые «богатым» воображением
авторов демоническим силам.

   Лойола непроизвольно покраснел и потупил глаза, когда ему вспомнились наиболее пикантные  места о совокуплении с этими бестелесными демоническими сущностями. Здесь все рассказывалось с такими подробностями, особенно аспект семяизвержения и его качества, что он даже плюнул в порыве омерзения. В тексте не менее красочно предлагались и методы диагностики, прогноза, и тщательно описывались, процедуры целительных наказаний. Поэтому наш богослов, не переставая, крестился, оказавшись на улице, вне святых стен инквизиции, где происки дьявола были не страшны. В тоже время он восславил Господа, который способствовал его освобождению для выполнения его святой миссии, - в чем он был абсолютно уверен…

   В то время как одни воевали, а другие сидели в застенках, Мишель Нострадамус уже год, как закончил трехгодичное   «обучение» медицине в университете города Монпелье. Предшествующее учение в Авиньоне, где он по наивности поначалу стяжал славу «астролога» и остротой своих высказываний навлек на себя недовольство учителей так, что потом пришлось исправлять это ценой колоссальных усилий, наконец, избавили его от максимализма и откровенности юности. Теперь, изучая медицину, юный эскулап ведет жизнь «затворника» и «аскета», не участвуя в обычных студенческих увеселениях. Почерпнув глубокие медицинские знания еще дома у своих ученых дедушек, теперь Мишель главным образом трудится над сокрытием этих своих знаний и умений, тщательно пряча свое недовольство невежеством и догматизмом профессоров университета.

   Ему было необходимо, не обнаружив себя, получить формальное право врачевать людей, а там уж он будет лечить их в соответствии со своими воззрениями, накопленными знаниями и методиками. Удача была на его стороне. Он блестяще сдал экзамены и получил степень бакалавра, а теперь перед ним было необъятное поле деятельности, где он мог реализовать себя. Тут сам собой подвернулся случай испытать тот арсенал, которым он располагал.

    В Прованс пришла чума, и докатилась до Монпелье. Франция вообще была подвержена сезонным вспышкам этой страшной болезни. «Черная смерть», как ее тогда называли, косила людей направо и налево: мужчин и женщин, святых и грешников, богатых и нищих, - никто не мог быть гарантирован от смертельной болезни. Скосила она и Мари, здоровую, крепкую, молодую и веселую вдову, первую любовь нашего студиозуса, не слушавшую его рекомендаций и наплевательски относившуюся к тем правилам гигиены, которые он пытался ей осторожно внушить.
 
   В 1526 году вспышка эпидемии была столь свирепой, что университет в Монпелье прекратил занятия, и все студенты отправились на юг Франции для борьбы с заразой. Мишель де Нотрдам, получив лицензию на врачевание и взяв с собой несколько книг по медицине и астрологии, оседлал мула и тоже отправился в путь…

   Основные дороги в это время были построены еще во времена Рима и имели «стандартную» ширину – дабы проехал всадник с копьем поперек седла. При встрече такие всадники автоматически поднимали копья, если хотели разъехаться. 

   Так родилось приветствие поднятием копий. Когда всадники не хотели этого делать, то, направляли копья друг на друга, и дальше ехал уже один или вообще никто. По этим дорогам двигались и повозки, - весьма неторопливо. Остальные дороги больше всего были тропами, по которым можно было перемещаться только верхами, или пешком.
 
   Именно эти дороги и повели нашего эскулапа к обретению опыта. Условия для этого были весьма подходящие. Европа не знала общественной гигиены, да и индивидуальная находилась на самом примитивном уроне. Кучи мусора, навоза и  прочей дряни гнили в дворах и проходах поселений, крысы и мыши бегали свободно в помещениях и на улицах, помои и посуду отхожих мест выплескивали из окон на головы прохожих.

   Будки уборных нависали над водой, когда селения располагались по берегам рек, и, проплывая на лодке, можно было созерцать выставленные напоказ всевозможные задницы. На рынках продавали зелень, мясо, рыбу и другие продукты и, конечно, никто не думал о чистоте рук продавцов и покупателей.
   
   В своем трактате о приличиях Эразм Роттердамский(*)советовал взрослым после сна ополаскивать детям лицо водой,а также руки и рты. Сами взрослые не всегда совершали эти процедуры. Правда, зубы пытались чистить, кто как умел - тряпочкой или палочкой, а затем полоскали водой с уксусом или вином. Зубных щеток и зубного порошка еще не было.

   Что касается мытья, то в домах и замках сеньоров обычно в подвалах имелась «купальня», в которой стояли деревянные лохани-ванны, чаны для детей и скамейки с отверстиями.
________________________

   (*) Эразм Роттердамский (1469-1536) – гуманист эпохи Возрождения, филолог, писатель, враг религиозного фанатизма. Автор «Похвалы глупости» - сатиры, высмеивавшей нравы и пороки общества его времени (невежество, тщеславие, лицемерие духовенства, придворных и т.д.).
________________________

   В соседнем помещении находилась парная, где парились и смазывали себя маслами. На итальянский манер, завершая туалет, любили использовать душистую пудру. Мылись довольно редко. Причем за главой рода или хозяином в той же воде, чтобы не носить и греть новую, мылись последовательно по старшинству. Бедный люд для омовений имел главным образом реку, ручей или какой-нибудь водоем, пользование которым зависело от погоды и времени года. Очевидно, что здесь бултыхались все вне зависимости от возраста, пола и состояния здоровья. Белье и одежду меняли обычно крайне редко.

   В помещениях, покоях и жилищах водилось множество насекомых. Часто даже высокие гости короля не могли уснуть из-за кусавших их клопов, вшей, блох, жужжащих и садящихся на них мух, не говоря уж о стуке лап бегающих крыс или шорохах мышей. О более низких представителях общества можно и не говорить.
   
   Отхожие места состоятельных людей располагались на чердаках, чтобы дурные запахи не расходились по всем помещениям. Но в гардеробной обычно стоял стул с дыркой с чехлом и балдахином и соответствующей посудой. В других комнатах могли находиться ночные горшки и вазы в необходимом количестве. Если помещения располагались на втором и этажах выше, всегда было что вылить в окно на голову шумных ночных прохожих. Легко можно представить себе, какие ароматы гуляли в домах даже состоятельных людей.
 
   Бедный люд довольствовался походами до «ветра» в любую погоду, если не было «ночной» посуды на крайний случай.

Тогда  вообще не считалось зазорным помочиться на улице или присесть за  ближайшим углом дома. Мы знаем, что один французский король, ранее упомянутый в этом тексте, стал трагической жертвой подобного образа жизни. Очевидно, что невозможно было пройтись по улице, не замарав ног. Вся эта грязь на ногах тащилась в помещения.

   Этот далеко не полный перечень замечательных условий жизни тем не менее позволяет представить и понять как и почему свирепствовали волны чумы и других эпидемий.

   Бубонная чума(*) была настоящим проклятием Франции.
-----------------------------
(*)Бубонная чума – тяжелое инфекционное заболевание, переносящееся крысиными блохами и характерное болезненными опухолями (бубонами) и черными пятнами,
вызванными подкожным кровотечением. Из-за этих пятен болезнь и получила свое название – «черная смерть». Волны чумы прокатились по Европе между 1349 и 1665 годами, уничтожив почти половину населения.
______________________________

  Невежественные и суеверные, страшащиеся сами пасть жертвой заболевания, доктора посещали дома больных, облачившись в кожаные «доспехи», чтобы их не поразили незримые стрелы демонов чумы. Глаза они закрывали защитными очками, уши и ноздри они затыкали губкой для исключения проникновения через них «злых духов», в рот клали сырой чеснок. Голова защищалась кожаным  шлемом с прорезями для очков и клювом, как у огромного дятла. Темечко этого шлема еще дополнительно накрывалось кожаной шляпой - видимо для того, чтобы злой дух чем-нибудь не жахнул по уникальной голове лекаря. В таком виде, когда и здоровый человек, узрев подобное страшилище, мог умереть от испуга, они отправлялись к больным с предложениями мазей, примочек и кровопусканий. Голос, раздававшийся из-под всей этой кожи, с «улучшенной» чесноком дикцией, звучал как глас с того света. Немудрено, что больные от всего отказывались. Конечно, Мишель прекрасно знал цену этим медицинским средствам.
    
   Молодой человек с темной бородой, розовыми щеками,с уверенным взглядом серых глаз, серьезный и вдумчивый, являл собой решительный контраст с подобными монстрами.
 
   В Нарбоне, Каркассоне, где он стал личным лекарем де Фэя –  епископа Аменьского, в Тулузе, Бордо Нострадамус своим целительским искусством спас от верной смерти тысячи людей.

    По нынешним временам методика его была предельно проста….

    В первую очередь он требовал убрать все трупы и тщательно очистить улицы от мусора, пищевых отходов и нечистот.
 
    Второе – это навести порядок в помещениях и проветрить их.
 
    Третьим мероприятием в этом ряду была личная гигиена:
тщательное мытье рук и тела, чистая одежда, чистая постель, кипячение воды для питья. Никаких кровопусканий, хотя Мишель и не отрицал полезности этого в иных случаях. Свежий воздух и чистая вода.

    Четвертое средство – это его «Now how» - «розовые пилюли».
Они готовились следующим образом. До рассвета наш эскулап с помощниками выходил в поля за город для сбора лепестков роз. Хвала господу, что это растение росло здесь в изобилии.

   Лепестки относили в его аптеку, сушили, растирали в пыль, которую затем смешивали с опилками молодого кипариса (1 унция – 30 г), порошком флорентийского ириса (6 унций – 180 г),порошком гвоздики (3 унции – 90 г), порошком ароматного аира(3 драхмы) и порошком деревянистого алоэ (6 драхм). Из этой благовонной смеси прессовали таблетки. Пациентам рекомендовалось постоянно держать эти пилюли под языком, не проглатывая до полного рассасывания. Сейчас каждый может испробовать это целительное средство, насыщенное витамином «С», на себе, ощутив его общее укрепляющее действие….

   Вряд ли молодой эскулап имел представление о витаминах и догадывался о существовании микробов, предвосхищая открытия Луи Пастера (*) за четыреста лет до его рождения, хотя толкователи трудов Нострадамуса утверждают обратное. Тем не менее, его методики создают впечатление наличия в какой-то мере такого рода знаний или присутствие гениальных догадок.

________________________
(*)   Луи Пастер (1822-1895) – пионер в области микробиологии и вакцинации. Ввел методы асептики и антисептики.
________________________

   Благодаря комплексу подобных мероприятий Нострадамус впоследствии избавил от чумы не один французский город.

   Именно в такой обстановке в 1526 году начиналось его благородное путешествие по югу Франции, длиною не в один год…

    В «вечном городе» на папском престоле уже третий год опять сидел Медичи, но уже Джулио, под именем Климент VII (1478-1534). Он был двоюродным братом папы Льва Х.  Этот папа «перетрудился», разбрасывая деньги ворохами и собирая крохами, и в 1521 году скончался от «расстройства», окончательно растратив финансы Ватикана и породив Лютера. Его сменил Адриан VI (1459-1523), севший в папское кресло 31 августа 1522 года.

    Адриан Флорес из Утрехта был с 1507 года воспитателем будущего императора Карла V и не менял своего имени после избрания папой. В 1516 году он уже епископ Тортосы, а с 1517 года - кардинал. Предпринял массу усилий для провала притязаний французского короля Франциска I на императорский трон в 1519 году.

   После растрат Медичи нужна была пауза в использовании этой фамилии на папском престоле, хотя Джулио Медичи и отчаянно лавировал между Франциском и Карлом, пытаясь занять вожделенное место, после кузена. Поэтому курия не стала «возражать», когда император в качестве благодарности продавливал кандидатуру своего человечка по имени Адриан. Поднаторев в воспитании  императоров и не сомневаясь в поддержке великого покровителя, учитель на папском престоле решил бороться с пороками самой римской курии. Последняя тут же пожалела о своей сговорчивости.

   Отставим в сторону интриги и политику, - разврат давно был «узаконен» в священном Риме.  Еще Сикст  IV (1414-1484), устроитель Сикстинской капеллы, говаривал, что ни один монастырь с виноградниками, никакая продажа индульгенций не приносит таких доходов, сколько способны дать естественные «танцы» трех здоровущих кобыл за ночь.

   Поэтому публичные дома обеспечивали не иссякающие денежные потоки в копилку Ватикана. Проститутки вызывающие и роскошные не боялись дневного света. Церковь общение с проституткой не считала прелюбодеянием. Жены не имели право вытаскивать из публичных домов своих мужей, бандиты искали там убежище от ареста. Все было устроено для извлечения максимальной прибыли. Даже в великий пост, когда у куртизанок возник вопрос о количестве молитв любви, которые можно возносить в это время, из Ватикана последовало разъяснение, что ограничений нет, лишь бы регулярно поступал налог на процветание дела божьего.
   
   Исключение было сделано только для нравственности евреев. Их не допускали в публичные дома. Если же кто-нибудь из них, не убоявшись запрета, все же проникал в обитель наслаждения, чтобы пристроить свою «куцую жертву» к общему алтарю, то за святотатство заканчивал свою жизнь на соломе в застенке.

   Такой грязный разврат в Ватикане вызвал у лютеран и кальвинистов установление норм. Лютеране постановили – не более двух раз в неделю…, - а кальвинисты решили вообще обойтись одним разом в месяц.

   И вот, став папой, Адриан решил тут же покончить с этими уже устоявшимися, скажем, традициями курии и всеобщим обмирщением папской столицы, не отдавая себе отчета, что пытается «рубить сук, на котором сидит». Это вызвало всеобщее тайное сопротивление, вылившееся в протест жителей города. Поэтому попытки организовать удар по реформации в Германии и крестовый поход европейских монархов против турок, удостоились лишь вежливого бездействия. Император шел красными пятнами от злости и смущения, когда ему в глаза нахваливали ум, святость и предприимчивость его протеже…

    Очевидно, что подобное не могло продолжаться долго… Адриан VI «неожиданно» умер, освободив место. Вакансия существовала только два месяца и курия с облегчением снова избрала Медичи, но теперь уже под именем Климент VII.

   Лука Горико, как и до этого в случае с Джовани Медичи оказался прав, предсказав и Джулио Медичи папский престол в ноябре 1523 года. Действительно, он был избран 26 ноября. Пророк обещал новому папе серьезную политическую борьбу и большое потомство. Предсказание сбылось: еще до избрания папой в бытность архиепископом и кардиналом ему уже хватало политической борьбы, а уж после воцарения, не считая сложного взаимодействия с Карлом Испанским и Франциском Французским,  постоянная вражда с английским королем Генрихом VIII (1491-1547) была ему гарантирована так же, как и 29 внебрачных детей.

  Папа с момента своего избрания успешно колебался между Францией и Испанией, но в 1526 году создал вместе с хитрющей Луизой Савойской Коньякскую лигу, в которую входили еще Венеция, Милан и Флоренция. Она была направлена против  Карла V, боровшегося с Францией из-за господства в Италии. Папа прогадал…

   Постоянные катаклизмы сотрясали Европу. Военные кровопролития, массовые казни, страшные эпидемии,наводнения и пожары часто доводили страны и города до полного оскудения и безлюдья, когда селения превращались в кучи щебня и мусора или в опустевших домах не жили даже тараканы. Часто там поселялись звери, а  человек наоборот прятался в лесу – сам, превращаясь в зверя.

  Эти испытания требовали от последнего необыкновенного напряжения всех сил. Поэтому продолжительность жизни была невелика. Человеком управляли необузданные страсти. Труд, распутство, - все это превышало всякие пределы. Люди торопились жить. Но всегда находились и такие представители человеческого рода, которые норовили выжить за счет хитрости, ловкости, обмана и использования слабостей других, - короче, норовили паразитировать на жизни и успехах других людей.

  Помимо откровенных бойцов дневного и ночного промысла: воров, бандитов, убийц, - города переполняли разного рода шарлатаны под видом хиромантов, чародеев, алхимиков, продавцов чудесного эликсира вечной жизни и молодости, астрологов, которые знали все …. Конечно, всем хотелось жить долго и знать, что будет завтра, чтобы успеть устранить опасность….

   Так что появление людей, подобных Луке Горико было обусловлено потребностями общества того времени, но успехи последнего были беспримерны. Однако признание его заслуг и триумф были еще впереди ….   

http://www.proza.ru/2018/12/18/1407