Привычная жизнь заканчивается за Талдомом. Это Тимуру рассказал по большому секрету Каляба.
- Вот будешь ехать по Дмитровскому шоссе, проедешь Дмитров, а там уже слабеет всё.
- Это как? - спросил Тимур.
- Это не так, как тут.- Каляба махнул рукой и отвернулся. Потом судорожно сглотнул, сделал глубокий вдох-выдох и немного покашлял. Опять посмотрел на Тимура. Продолжил:
- Не могу объяснить. Но там поймёшь сразу.
- Но пострелять-то я смогу?
- Сможешь, конечно! А только в Талдоме всё пойдёт вразнос.
- В смысле законы природы перестанут работать?
Каляба заржал:
- Ты что, больной? Что тут осталось от той природы?
- Ну, типа законы Ньютона, правило буравчика, вода кипит при ста градусах, гидры размножаются почкованием, а Лев Толстой - главный писатель России. К примеру.
Каляба подумал. Сунул руку за пазуху, почесал подмышку, вытащил, понюхал пальцы. Помолчал.
- Кто ж его знает, - сказал наконец. - Может, и Лев Толстой.... Только, если кто спросит, я тебе ничего не говорил. Про Талдом, в смысле.
Тимур кивнул. Когда Каляба развернулся, чтобы уходить, Тимур достал пистолет и всадил ему в спину две капсулы. Тот мешком повалился на землю. Может, и очнётся через пару часов. Если повезёт. Тимур переступил через тело и пошёл к машине.
До Дмитрова дорога сохранилась в неплохом состоянии. Асфальт, конечно, растрескался, но по-настоящему широкими оказались только две трещины, и он объехал их по полю. За Дмитровом стало хуже. Обочины были в следах гусеничного транспорта, и Тимур почему-то сразу понял, что это не колхозный бульдозер, а самые что ни на есть танки. «Но они же наши, эти танки, - говорил себе Тимур. - Они же русские люди, своих не тронут!» Ошибался, конечно. Через пару минут увидел новенький Т-92. Танк шёл по обочине уверенно и ходко. Не останавливаясь, развернул башню, навёл пушку на тимурову тойоту и шарахнул. Машину смело с дороги, она перевернулась, загорелась, негромко рванул бензобак, и через пять минут не осталось почти ничего.
- И ведь не боятся, блин, прут напролом, - сказал задумчиво лейтенант-майор Семёнов. - Главное - зачем?!
- Да кто ж их знает? Одно слово: москвичи! - засмеялся рядовой Петров. - Думают, круче всех. Накупят оружия и лезут...
- Разворачивай! - приказал Семёнов и пощупал усы - он отращивал их уже четыре дня и постоянно проверял, как они там подрастают.
- Есть! - сказал Петров.
В это время по рации включился Синь Хой:
- Пятый, приём, это второй!
- Слушаю, второй! Пятый на связи.
- Семёнов, пошли на Икшу! Туда «Волки» вчера свежих москвичек подогнали! Приём.
Петров тут же просительно посмотрел на командира, но тот покачал головой, а в рацию сказал:
- Второй, мы уходим на Жестылево. Там местные, вроде, видели партизан возле водохранилища. Может, минировали. Как понял? Приём!
- Всё я понял, пятый. Давай, совершай подвиг, спасай людей. А я поеду спасать свою простату. Чтоб не застаивалась. Роджер! - и отключился.
- Петров, - сказал лейтенант-майор. - Давай через рощу срежем.
- А может, по дороге? Так же, как пришли? Опасно, товарищ командир. Мины кругом, - заканючил Петров.
- Выполняйте приказ, рядовой, - процедил Семёнов.
- Есть!
Петров развернул танк, въехал в рощицу и через три минуты подорвался на противотанковой мине. По цепочке сдетонировали ещё две мины, и добили осколками вылезающего из люка Семёнова. Петров погиб раньше.
В это время Синь Хой въезжал в Икшу. Он сидел за рулём «Патриота» и поливал себя отечественным парфюмом «Хвойный». «Для столичных тёлочек запах, как от ёлочек!» - рифмовал в уме Синь Хой. Он представил, как заходит в «Едальню», как стихают разговоры, как все головы поворачиваются к нему, как кто-то стремительно освобождает стол, как он идёт по залу в тишине, оглядывая всех немного снисходительно, а блеск его сапог заставляет Жирного Вову щуриться - так, что тот на какое-то мгновение становится похожим на дядюшку Цуя. Синь Хой даже засмеялся от этих мыслей.
Когда он подходил к «Едальне», оттуда вышли несколько человек в камуфляже. Выглядели они подозрительно, но тут все так выглядели. Синь, решив разойтись миром, изобразил улыбку.
- Гля, косоглазый! - громко сказал один из них.
- И всё ещё живой, - с деланным удивлением подхватил второй.
- Сюда иди! - развязно сказал третий. - И руки перед собой держи.
Синь Хой не мог поверить, что это происходит с ним, боевым офицером, прошедшим Приднестровье и Донбасс, Курилы и Калининград! Пока он лихорадочно соображал, как сбежать, в спину ткнулся ствол:
- Стой ровно!
Потом на голову ему надели чёрный мешок, связали руки, затолкали в его же машину и куда-то повезли. Партизаны молчали. Сначала ехали по асфальту, потом свернули на просёлочную дорогу, машину стало трясти. Через пару минут один из них сказал:
- К реке давай!
И тут же раздались выстрелы, звук разлетающихся стёкол, стоны раненых, а потом «Патриот» скатился в реку и стремительно утонул. Если бы у Синь Хоя не были связаны руки, он бы спасся.
Жирный Вова помахал Питону и показал ему пустую кружку.
- Щас! - крикнул Питон и выскочил из-за стойки. С полным кувшином понёсся к Жирному Вове. Налил, поставил кувшин на стол. - Орешки? Сыр? Бутерброды?
- Раки есть?! - крикнули с дальнего стола, но Питон смотрел только на Жирного. Тот подумал.
- Всего понемногу давай, - сказал, наконец. И повернулся к худому, длинному человеку в деловом костюме. Очень дорогом. Здесь, в икшанской «Едальне», он выглядел совершенно инородным телом. Но у этого худого тела был очень толстый кошелёк.
- Господин Навроцкий, может, вы и потомок аристократов, но я - быдло. Простой мотоциклист-рокер. И меня интересуют три вещи: скорость, тёлки и хард-рок. А больше всего - деньги. Есть деньги - есть и всё остальное.
Худой поморщился:
- Увольте меня от ваших банальностей.
- Окэ, - легко согласился Жирный Вова. - Тогда три простых вопроса: «Что? Где? Когда?»
Худой положил на стол конверт:
- Тут подробно о том, ЧТО надо сделать. Относительно двух других вопросов...
Он не закончил. Питон, который до этого держал возле уха телефон, слушал и молча кивал, отключился, вытащил из-под стойки охотничье ружьё и, не целясь, выстрелил Жирному Вове прямо в жирную рожу. Второй патрон достался Навроцкому. После этого Питон отложил ружьё, налил себе стопку водки и выпил. В полной тишине заиграла музыка мобильного. Это была «Весна» из «Времён года» Вивальди.
- Ответьте уже! - рявкнул Питон.
- Это у москвича, - сказал осторожно Гоша-почтальон.
- Так достань и ответь!
Гоша вытащил из кармана пиджака Навроцкого золотой айфон и нажал на «ответ». Рвануло так, что от «Едальни» и её посетителей даже праха не осталось.
Каляба сунул руку за пазуху, почесал подмышку, вытащил и понюхал пальцы. Потом позвонил кому-то, сказал «Икша. Готово!», выкинул одноразовую «Нокию» и пошёл в «Магнит» за бутылкой. Москва уверенно держала оборону и не подпускала к себе расползающийся по швам мир.