Часам к пяти вечера мы вышли на Пять Углов. Где-то тут, по словам поэта, получил по морде Саня Соколов. Я знаю лично одного Саню Соколова, и ничего он не получал, потому что в Питере был всего один раз в возрасте 8 лет. А в этот раз я приехал с Лерой. Милая такая тургеневская девушка, всё ахала по любому поводу и умильно радовалась всякой ерунде. Когда я уже придумал, как от неё избавиться хотя бы на пару часов, она неожиданно показала на окна ближайшего к нам дома и сказала:
- А вот там меня изнасиловали. В прошлом году.
Я проглотил язык. Не знал, что ответить, да и стоило ли? Просто смотрел ей в глаза и молчал. Она наклонила голову, улыбнулась.
- Никто не знает. Тебе первому сказала.
Я всё так же молчал. Переход от сю-сю и ми-ми-ми к суровой правде жизни был чересчур резким.
- Кто? - хрипло спросил я. Потом прочистил горло. - Прости. Как это произошло? Чёрт... Извини, что спрашиваю. Просто пытаюсь понять, что движет этими людьми...
- Да что угодно! Кто их поймёт...
- А ещё говорят - мол, сама виновата, спровоцировала, короткая юбка, смеялась дразняще... что там ещё... даже не знаю...
- Всё было. И юбка, и смех, ну и выпили ещё.
- Больно было?
- Противно.
Мы зашли в какое-то "кафе-стоячку", взяли мерзкого кофе с подсохшими сочниками. Стояли, ели-пили, молчали.
Присматривать за Лерой меня попросила её тётка. Она писала полугодовой отчёт, а я как раз сдал сессию, закончил практику, и не знал, на что потратить целый свободный август.
- Возьми Валерию и поезжайте в Ленинград, - сказала Ираида Андреевна строго. - Поживёте у моей сестры Нонны, на Садовой. Это в центре. Ну, и, как положено - Эрмитаж, Русский музей, Петергоф, Пушкин, Павловск - сам всё знаешь. Она уже была там, но лишний раз не помешает.
Ну, мы и поехали.
И тут такое.
Изнасиловали.
Мне было всего 20, я понятия не имел, как говорить на такие темы. Но Лерина грудь третьего размера очень сильно будоражила моё воображение. Я легко представлял себе, как я до неё дотрагиваюсь, как целую Леру в полные губы... Представлял, да. Но поступить так не мог! Ираида Андреевна стояла между нами. Я пообещал ей беречь Леру - в том числе и от себя. Идиот.
Мы вышли из кафе и потопали дальше - два молодых глупых человека в прекрасном городе, созданном для любви. По крайней мере, в августе. Я был в новых джинсах Levi's и футболке Lacoste, Лера - в таких же "Ливайсах" и очень откровенной маечке. Нас приодела Нонна, увидев, в каком затрапезно-совковом виде мы к ней припёрлись. Она занималась немножко фарцовкой, и у неё водились всякие классные шмотки. И деньги, конечно! В общем, для начала 80-х мы выглядели как люди из совершенно другого мира.
Недалеко от Невского нас окликнул какой-то парень. Я остановился. Он улыбнулся и заговорил на непонятном языке. Мне показалось, что он заблудился.
- Уот? - спросил я его.
- Ду ю спик инглиш? - обрадовался чувак.
- Йес, ай ду, бат нот соу гуд... Кэн ай хэлп ю?
Тут он сказал что-то очень быстро и деловито.
- Сорри, - сказал я.
Он повторил.
- Плиз, спик слоули...
- Велл. Ду. Ю. Хэв, - заговорил он медленно, разделяя каждое слово. - Долларз. Ор. Азэ. Карренси. М?
Мне бы давно понять, что это обычный спекулянт-валютчик, но я был наивен и чист.
- Ноу, сорри, - сказал я с сожалением. - Джаст рублз.
Он брезгливо посмотрел на меня:
- Русский, что ли?
- Да...
- Что ж ты голову морочишь?
- Я?!...
- Ладно, иди... А, стой! Сколько хочешь за девочку?
- Что?!
Всё это время Лера стояла рядом и молчала. Когда она заговорила, я обалдел.
- Это мой жених.
И взяла меня под руку. И нежно улыбнулась.
- Идём!
Я понял, что вообще не знаю эту девушку.
- Смотри, жених! Сбежит, - засмеялся нам вслед парень.
Мы почему-то понравились Нонне. Она нас не только приодела, ей очень хотелось, чтобы мы оценили её связи, контакты и друзей. И привела нас в гости к Павлику Хрустальному. Павлик жил один в гигантской трёхкомнатной квартире с отличным ремонтом, небольшим количеством мебели, и большим количеством алкогольных напитков. Из двадцати или тридцати самых разных зарубежных бутылок я узнал только две: коньяк "Наполеон" и виски "Белая лошадь" (известные мне по детективным романам). В течение нескольких часов Павлик учил меня правильно пить коньяк - запивая сырым яйцом! Потом мы пили "Белую лошадь", потом ром, потом... уже не помню. Спали вповалку, кто где. В шесть утра я проснулся оттого, что Паша совал мне под нос стакан с холодным молоком:
- Давай, до дна!
Он был бодр, свеж, весел и энергичен.
- Ну, давай, пей!
- С ума сошёл? Зачем?
- Очистить организм. Я уже своё молоко выпил, побегал, искупался в Неве. Давай, пей!
Давясь, выпил. Кое-как поднялся.
Паша рассказал, почему его зовут Хрустальный.
Он работал в пункте приёма стеклотары. В советское время это было золотое дно! Паша зарабатывал в месяц столько, сколько мои родители вдвоём - за год. Подробно объяснил, как и на чём делает основные деньги. Смеялся:
- Наша начальница на собраниях всегда ругает нас, что мы плохо выполняем план. И кричит: "Бездельники! Всех отправлю диссертации дописывать!"
- В каком смысле?
- В прямом. Я же математик. Работал в НИИ. Только сколько там платят? 120 плюс премия раз в квартал? И как жить на эти слёзы?
- А как ты попал в пункт приёма?
- По блату! Заплатил, кому надо, - и подмигнул. Я решил, что он шутит. Паша продолжал:
- У нас в райпотребсоюзе девять из десяти человек - с высшим образованием. Три математика, два физика, один доцент кораблестроительного института, историк, филолог и один рабочий Вася. Держим его для комиссии. Когда приезжают с проверкой, выставляем Васю. Но и у него среднее специальное образование. Механический техникум.
Вскоре проснулась Нонна. Паша и её заставил выпить молоко. Выпила и уехала по своим фарцовочным делам. Потом встала Лера. И Паша повёз нас кататься по Неве на собственном катере!
Мы вернулись к обеду, я сразу повалился на диван. А Паша приставил Леру к чистке картошки и готовке еды. Был мил, вежлив, спокоен и абсолютно уверен в себе - как все богатые люди. Они ворковали на кухне, и я уснул.
А проснулся от визга и грохота!
Лера носилась по квартире, Паша гонялся за ней. Она сдвигала стулья, стол, кресла, пряталась за диван, он без особого напряжения её настигал. Но не хватал сразу, а играл, как кошка с мышкой - давал убежать, ловил, снова отпускал, снова догонял... Я вспомнил Ираиду Андреевну, вскочил и встал у него на пути:
- Паша, не смей!
Он поморщился, играючи отшвырнул меня в сторону:
- Отвали, пацан!
- Она не хочет.
- Хочет! Ты молодой, ещё не понимаешь! Сучка всегда хочет. А она сучка!
- Лера! - заорал я. - Лера, скажи ему, что не хочешь, и мы сразу уйдём!
Но Лера молчала.
- Лера? - сказал я, но уже не так уверенно.
Молчание.
- Видишь, пацан, - засмеялся Паша. - Я же говорю. Давай, бери вещи и вали. До метро недалеко.
Я надел кроссовки и последний раз посмотрел на Леру:
- Ты идёшь?
Она помотала головой.
- Теперь я знаю, как тебя изнасиловали, - хотел сказать я. но не мне не хватило смелости. Да и что бы это изменило?
Она пришла к Нонне на следующий день. Нонна вопросов не задавала - видимо, Паша ей позвонил. Наш поезд уходил вечером, мы молча доехали до вокзала, молча вошли в купе, я лёг на верхнюю полку, и не сходил с неё всю дорогу. На следующее утро нас встретила Ираида Андреевна. Я, глядя в пол, сказал, что очень устал, плохо себя чувствую, и поехал домой. С Лерой мы больше никогда не встречались. А Пашу через два года посадили. С полной конфискацией.