Пока ЮРКА-каюрка гастролировал по пересечённой местности с писателем Ворониным, известная пироманка Анюта приглядывалась к Коту.
Она прикармливала его всякими дамскими штучками: блинами на кефире и шанежками, поила кофе из желудей. Кот ел и пил. Поблагодарив, всегда вежливо отворачивался.
Такое непростое поведение Кота было оценено Анютой с одной стороны просто, а с другой – сложно.
Анюта всё простое делала сложным. Примитивная загогулина в карте военнопленного, названная «галочкой», в руках пироманки становилась в лучшем случае символом викторианской эпохи или знаком победы над самураями, в худшем, как это было с узником Барбиным – отметкой о пребывании в кулинарных цехах рейха.
Перед художником Анютой с негативной кистью в руках стояла сложная и одновременно простая задача – совратить Кота. Она мечтала сделать отношения с Котом сложными, из разряда «он бы подошёл – я бы отвернулась», из разряда естественного доведения Кота до паники.
Напомним, что дело было ночью. ЮРКА-каюрка в который раз гастролировал.
Запалив свечку, Анюта томно вздохнула. Её грудь, увеличившись в объёмах, напряглась и дрогнула. На выдохе раздалось утробное: «Помогите!»
Вспомнив, что замученная штрафрота спала без задних ног в соседнем шалаше, а Кот нёс дежурство на кухне, Анюта выпрямилась. Найдя в ведре с очистками обрезок свёклы, Анюта, намазала им губы и шёки, угольком нарисовала развёрнутый угол, состоящий из ломаной линии на месте начисто сбритых бровей. На голове сотворила сексуальный хаос и небрежность.
Кот сидел на посту и стругал морковь, когда в проёме двери показался силуэт неугомонной Анюты.
Анюта приближалась к Коту резво и бодро, как перебравшая лань. По мере приближения к себе далеко не томной барышни, Кот мрачнел, деревенел, становился замкнутым. В его руках уже не нож стругал морковь, а морковь, словно напильник, стачивала до рукояти кухонный нож.
Анюта наклонилась и провела холодным языком по лбу, собирая мелкую росу солёного пота. Жарко дыша, она оголила белоснежную шею, взмахнула тяжёлой копной волос, засыпала перхотью, в лунном свете напоминавшей снег, широкие плечи.
Одна лямка атласного бюстье заскользила по предплечью к округлому локтю. Вторая лямка заставила расстегнуться удерживавшую булавку.
Анюта коснулась губами щеки, заскользила к мочке. Расшатанные агентом Слободянюком кошачьи нервы напряглись. Нервы Кота всегда напрягались, когда речь шла об измене.
Нежно и осторожно Анюта целовала кота, отрывала, обещая пришить, пуговицы. Она шарила по карманам. Наткнувшись на нечто твёрдое, заныла:
- Я хочу!
- Держи, - сказал Кот обыденно, доставая из кармана обнаруженную Анютой гранату.
Кот надеялся, что Анюта, оставшись наедине с условно пироманской игрушкой, отступит. Надеялся он зря!
Выдернув чеку, Анюта, хихикая, вложила гранату обратно в карман и, переплетясь с Котом телами, покатилась до ближайших кустов, не прерывая желания разомкнуть плотно сжатые губы Кота.
В кустах, филейной частью на муравейнике, сидел, важно возложив ногу на ногу, омский Сексот, который в силу некоторых обстоятельств вынужден был играть роль Особиста.