Наш старинный город, находится на правом берегу реки, эта река судоходна от устья, только до этого города. Выше по реке начинаются перекаты, то по скальному дну, то по намытому гравию. Говорят, вода камни точит, а у нас она их обтачивает со всех сторон, они становятся гладкими без острых краёв. Камушки красивые, разноцветные, особенно если рассматривать, прямо в воде. Попадаются даже сердолики, прозрачные жёлто-оранжевого цвета в которых на просвет играет солнце.
Всё это можно увидеть летом, осенью и весной холодно, а зимой, всё покрывается белым покрывалом, даже наша река, по льду, сковавшему её, можно было перейти на другой берег. Это сейчас, на том берегу понастроили разных дач, а раньше ничего кроме нижнего склада леспромхоза не было. Зимой, в город по замёрзшей реке переходили люди из близлежащих деревень, а из города любители лыжных прогулок и подлёдной рыбалки.
Мне самому нравилось бегать на лыжах в сосновом бору, не рисковал только, кататься в крутых логах. Отец купил мне самые дорогие лыжи, и я боялся их сломать, если бы это произошло, меня бы наказали тем, что других лыж покупать бы не стали. Остался бы я без лыж совсем, один среди своих сверстников, родственников и школьных товарищей.
Свои клеёные лыжи, «Кировский ДОК», я очень берёг, а для того чтобы никто меня не считал трусом, ходил на лыжные прогулки один. Постепенно научился кататься в крутых логах, не рискуя поломкой лыж, но как привык ходить в лес один, так и продолжал до самой поломки лыж, даже нескольких пар. Как-то возвращаясь на закате солнца, видел, как ложатся спать птицы, падая с большой высоты в сугроб снега. Своим телом, они с налёта пробивают в сугробе глубокую ямку и остаются в ней на ночь, как потом выбираются оттуда, для меня до сих пор загадка.
Из татарской деревни, - Эушта, под новый год, на наш берег, на санях запряжённых лошадьми, привозили ёлочки. Срубали эти ёлочки, татарские мужички, ещё в начале зимы, потом их заносило снегом так, что место вырубки, было не найти. От такой технологии ёлки сплющивались как банные веники, но не ломались, и занимали мало места, при транспортировке. Привозили их ранним утром, часа в четыре, когда штрафующая милиция, ещё досматривала свои сны, да и убежать от преследователей на лошади было проще простого. Мало кто рисковал, преследовать в темноте, по санному следу, иногда перескакивающему по краю полыньи.
На высоком левом берегу реки, располагался дачный посёлок Тимирязево, котором мирно уживался лесхоз и леспромхоз. Одни ухаживали за лесом, а другие его вырубали и вывозили по узкоколейной железной дороге на нижний склад. Между городом и посёлком Тимирязево, был ещё остров Семейкин, на котором летом любили отдыхать, загорать и купаться горожане, зимой на нём пустовала даже избушка бакенщика.
Однажды во время лютых холодов, когда красный столбик уличного термометра опустился ниже минус сорок градусов, на нашу рабочую окраину, по льду реки перебежала в поисках спасения, рысь. Не знаю, о чём думала, это большая кошка, ни разу не причинившая зла людям, наверное, о том, что и люди ответят ей тем же, но её расчёт оказался неверным. Только одиноко проходившие по улице женщины, боялись её, и убегали в свои подъезды и свои дворы.
Дикого зверя совсем не боялись мальчишки, гонявшиеся за ней с палками и хоккейными клюшками, а один охотник зарядил ружьё пулями и стал даже стрелять, но промазал. Над ним потом смеялись все, кто знал об этой неудачной охоте на городских улицах, спрашивая его самого: «Ты зачем кота на помойке чуть не убил из своего ружья?». Рысь действительно питалась на городских помойках, которых в нашей рабочей окраине было предостаточно. Рысь поэтому и уходила далеко, наверное, надеялась ещё вернуться, в родные ей лесные угодья.
Как раз в те времена, прошла мода на шапки из ондатры. Этих, водоплавающих крыс, в наших местах развелось очень много, почти у всех были шапки из их шкурок. Шапки шили мастера частным образом, без всяких лицензий, и добывали их так же, как и шили. У этих шапок было два достоинства, - лёгкие и тёплые, и всего один недостаток, - плохо выделанные шкурки, рвались, ломались и протирались. На смену ондатре появилась мода на шапки из шкур собаки и даже рыси. Бедный зверь не мог знать об этом, перебегая по льду реки на городскую окраину.
Дня два или даже три рысь обитала на улицах и переулках городской окраины, до самых выходных дней. Днём поймать её было некому, а вечером в темноте трудно, почти невозможно. В субботу, настал первый выходной день, но это не означало, что, на лесную гостью, собирались охотиться. Просто кто-то вышел из подъезда двухэтажного каменного дома и заметил забившеюся в угол двора рысь. Двор был «П» образный, и по большому счёту, зверю деваться было некуда. Сообразивший такое положение зверя, мужчина сразу вернулся в дом, и позвал других мужчин на помощь.
Втроём, вооружившись большим старым ватным одеялом, шваброй и бельевой верёвкой, они накрыли, связали, а потом и задушили бедное животное. Я спрашивал человека, который проживал в этой ограде: «Зачем они так сделали?», на меня посмотрели очень странно, а как ещё они могли поступить? Зоопарка в нашем городе не было тогда, нет его и сейчас, выпустить на волю, надо было транспортировать зверя километров двадцать, если по дороге. Даже тащить зверя на руках километров десять, по сорока градусному морозу, ни у кого желания не было.
Тогда ещё не было МЧС и Общества защиты природы, была только милиция, та самая милиция, которая сама пристрелила бы эту рысь, проделав в её шкуре не одну дырку от пуль, а так получилась хорошая шапка, совершенно без дырок.