ВАШЕ МЕСТО В ЦЕНТУРИИ.
(размышления после конкурса)
Вот и закончился IX Международный поэтический конкурс «Союзники», улеглись, я думаю, страсти. Пора подводить итоги.
Но вначале несколько слов о конкурсах вообще. Вы заметили, что мы живем в конкурсную эпоху: «ледниковые периоды» и «минуты славы», конкурсы двойников и пародий. И «Голос»! Как без него… Мне часто кажется, что «Голос» чем-то похож на наш конкурс. Или мы – на него. Искренним интересом к творчеству, доброжелательным отношением к коллегам-соперникам, мокры-ми глазами от удачных строчек конкурсанта (но наших глаз, к счастью, никто не видит в отличие от ТВ-шоу), да еще тем, что многие участники вполне профессиональны, и в этом случае звания «участник», «член жюри» становятся чистой условностью. Просто идет поэтический диалог.
Почему так получилось? Зачем так много конкурсов? Каналам и другим СМИ нужен рейтинг? Да вряд ли: период коммерческого телевидения давно закончился, сейчас просто финансируют нужные каналы, а они, в свою очередь, делают вид, что зарабатывают на рекламе. «Все жанры хороши, кроме скучного?» Ну, допустим… Но, когда у всех одинаково интересно, однообразно весело, когда на разных каналах одни и те же лица, то это уже опять скучно. Конкурс – это что-то вроде иллюстрации к новому политическому понятию «социальный лифт» - хорошо выступил и тебе вознесли?
Что-то сказал нужное… или не сказал ненужное… Лауреатом премии «Русский Букер» за 2013 год стал Андрей Волос с романом «Возвращение в Панджруд». И это правильно. Для современной России нет ничего важнее сейчас, чем судьба таджикского поэта, жившего во времена оные. Но у нас другой конкурс – призы дают за талант, а не за толерантность.
Не будем гадать о роли конкурсов в современной России, ясно одно – конкур-сы и всякие «Бинго» возникают в непростых экономических ситуациях, это отдушина для участников и всегда какой-то шанс – творческий, финансовый.
Другое дело литературные конкурсы! Особенно поэтические. Поэты вооб-ще живут вне эпох, стран, политических и экономических реалий. Хорошо это или не очень – поговорим позднее, потому, что для поэта конкурс – это оправ-дание бессонных ночей, работы не за деньги, нелегкий труд ради удачной строчки. А само поэтическое соревнование - это встреча с единомышленника-ми, людьми особой группой крови.
У каждого такого конкурса своя судьба, свои герои, свой неповторимый сце-нарий, но этим они и хороши. И поэтому хочется не просто отметить наиболее удачные строчки, попытаться проанализировать наиболее типичные ошибки, но и поймать то, что называется , main stream.
Сто двадцать пять участников, свыше полутора тысяч комментариев – от простых «мне понравилось» до развернутого анализа, наверное, десятки тысяч просмотров… Участники, представляющие все географию России, несколько зарубежных стран. Это серьезно. И это уже привычно.
Что же, на мой взгляд, хотелось увидеть в творчестве участников конкурса, чего мне, как читателю, не хватило? Давайте снова, в сотый раз читать стихи конкурсантов.
Три поэта – сильных, состоявшихся.
Марина Зейтц:
Поэтесса
Цвели левкои и лаванда на пожелтевшей акварели,
И пахло после звездопада, как после летнего дождя.
Наверно в стенах были дыры, ведь и в душе бывают щели,
И в дом проникло незаметно то, что впускать туда нельзя.
Какой-то голос незнакомый витал в истоме благозвучной…
Стихи пришли, как аксиомы, что нацарапал лунный свет
На прокрахмаленных манжетах скупой одежды повседневной,
Надетой к празднику, как будто, но час настал – веселья нет.
И далее так – свободно, легко, играючи. Талантливо.
Аля Карелина:
Я из тихих, издалека что-то волчье во взгляде есть.
Не от зябкого сквозняка – от печали моя болезнь.
Сколько видела добрых глаз! Но запомнила лишь оскал
да прожженый седой окрас. Раз-два-три, берегись броска.
Допускаю теперь, зачем отрекалась от всех порук
и оставила свой ковчег ради снега и вечных вьюг.
Белый кокон сковал тесней... В королевстве кривых зеркал
ты, себя посвящая ей, не искал меня. Не-ис-кал.
Можно повторить все ранее сказанное: талантливо, играючи, легко, свободно.
Екатерина Селюк:
У неё олени прыгали - с головы,
и по дёснам гуляли осы, и жгли, как чили -
всех входящих, влетающих - в окна за "покурить -
не найдётся?"... Потом, отвернувшись к стенке,
на побелке чертила не крестики, но нули,
рассуждая веско - о страсти Маринки к Стеньке,
и пыталась сама - застонать и упасть лицом
в его бороду... Пахло - тиной и Божьей Волей...
На обед приносили - незавтраканное - яйцо,
и она лизала его скорлупку, посыпав солью,
и очками тыкалась в щёку ему, и всё -
вспоминала разом - и с хрустом давила... После -
наблюдала, как лисы - съедают сёмг,
тех, которых она - сама - заманила "в гости"...
Выводила буковки - заново всё, с нуля,
из икринок лезли головки - в надежде выжить...
Под иголкой рвалась пластинка, кричала... "*ля!!!" -
и она - кричала, только октавой - выше...
И к ранее сказанным словам можно добавить: сумасшедшее талантливо.
Три поэтессы: из Питера, из Кузбасса и Кёльна. На конкурсной страничке стихи каждой из них прочитало свыше тысячи человек. И, что совершенно справедливо, все три поэтессы были среди лидеров конкурса. Чего же не хватило мне, как читателю, как члену жюри? Нет, пожалуй, я рано задаю этот вопрос. Давайте еще полистаем подборки – пока без оценок, просто еще раз попробуем на вкус талантливые строчки.
Сергей Балиев:
Меня искали на земле, меня искали.
И в беспробудном феврале. И в жадном мае.
Искали в брошенном стогу и блеске стали.
Не находили, ничего не понимая.
Меня искали на земле, меня искали.
В снегу, в песке и ковыле, в речной долине.
В больничной койке, на щите, на пьедестале.
Не находили - изначально и доныне...
И с удивлением душа моя внимала
словам о том, что, дескать, был кому-то нужен,
что был я тем, кого теперь осталось мало -
смиренным жителем страны. И верным мужем.
Можно только поаплодировать.
Я думаю, все уже поняли, что общего, кроме таланта, у наших авторов. Да, все верно: они смело могут вслед за Борисом Леонидовичем Пастернаком воскликнуть: «Скажите, милые, какое тысячелетье на дворе?» И, кстати, спросить - какая страна.
Нет-нет, я не собираюсь становиться в позу и вопрошать: «С кем вы, мастера культуры?» Не стану, потому что знаю: мастера культуры всегда сами с собой. Есть Поэт, и есть Космос.
А вот другие строчки, другие авторы.
Сергей Казук:
«Во Иорда-а-а-ни…» – слышится –
«…крещающуся… Го-о-о-споди…»
Вдруг пушка рядом грохнула - в честь праздника палят.
Слетел могучий ангел к ним, покинув Столп на площади,
Привстал, чтоб быть свидетелем, на цыпочки Сенат.
А после православные все выстроились в очередь
В бутыли и в сосудики набрать святой воды,
И каждый, воду черпая, читал тихонько «Отче наш»,
И раздавал им милостыни ангел с высоты.
Летал он над убогими, богатыми и сирыми,
Не разбирая в радости, где брат, где фарисей.
Толпа стонала: «Господи,
прости!»
За кирасирами
Глядел на них живой пока царевич Алексей.
Здесь много конкретики, за факты цепляется взгляд, хочется поспорить, вот и мы, не выдержав, зацепились.
П. Панов: « Рецензентами было отмечено стихотворение "Крещение". Как представляется, в нем много неточностей. Эпоха Петра. 1. Шинели появились позднее. 2. Цельсий свою 100-градусную шкалу предложил в 1742 году, царевич Алексей, который стоит за строем кирасиров умер в 1718 году. Историческая атмосфера нарушена. Только к середине XVIII века в русской армии появились кирасиры, когда царевича Алексея уже давно не было в живых.
Впрочем, поэзия - не учебник истории, и у Андрея Вознесенского описано, как Петр после казни Анхен "целует ее в уста". На самом деле, это была придворная дама Гамильтон, и Петр поднял отрубленную голову не для поцелуя, а для того, чтобы показать придворным - где у человека аорты, пищевод и пр. анатомия. А стихотворение, между тем, хорошее».
Сергей Корзун.: « Огромное спасибо за отзывы о моих стихах. Было очень приятно услышать ваше мнение. Однако, не могу не уточнить, что в стихотворении "Крещение" речь идёт совсем не об эпохе Петра I, а об эпохе Николая II, а царевич Алексей - это не сын Петра, а последний наследник Российского престола. Отсюда и шинели, и Зимний дворец с Иорданской лестницей, и фрейлины, и Александрийский столп, и кирасиры. Остаётся заметить, что в царской России вплоть до 1917 года температуру измеряли по шкале Реомюра, а не Цельсия, то есть здесь у меня действительно художественное допущение, уж - не взыщите».
П. Панов: « Да, Сергей! Просто наваждение, может, потому, что сам в это время про Петра писал. Возможно, еще и потому, что Алексей стоит один, "за кирасирами", не с сестрами, не с отцом. Вот и перепутал двух Алексеев, а с ними - эпохи. Сейчас в Питере иордань вырубают напротив кунсткамеры, но это для народа. Да вы же, похоже, питерский, сами знаете. "Рабская послушность" по отношению к фактам становится у меня иногда просто наваждением.
Есть мнение, что стихи – это то, что невозможно пересказать прозой. По-моему, это глупость. А проза – это то, что невозможно пересказать в рифму?
Читателю, интересны приметы времени, оценка поэтами того или иного со-бытия или искусственно созданной ситуации.
Мне ночью снился странный сон,
В котором поменялись роли
Двух исторических персон:
В заснеженном январском поле
Убит не Пушкин, а Дантес...
А Пушкин в сани быстро влез,
На ноги кинул старый плед,
(Назад взглянуть уже не смея),
Озябшие ладони грея
О еще теплый пистолет...
(Марк Яковлев)
И далее:
Поэт не мертв, поэт - живет,
Но, видно, что-то его гложет.
Который век, который год
Вдоль Мойки медленно идет,
Ни строчки написать не может...
. Утверждение, как представляется, спорное. В комментариях к этому сти-хотворению было отмечено, «влепил бы Пушкин мерзавцу пулю в лоб, и тем бы счастлив был». Все поколение великого поэта прошло через дуэли. Тол-стой-Американец ("дружка" Пушкина на свадьбе или «свидетель» по-современному) убил на дуэлях одиннадцать человек и никто не ожидал ни от него, ни от других дуэлянтов угрызений совести. В России тогда дрались на шести шагах, во Франции на тридцати. И можно добавить, что, по свидетельству современников, Пушкин очень рассчитывал, что после дуэли будет снова сослан в Болдино, где снова найдет счастливое вдохновение. Понятно, что никаких угрызений совести не предполагалось – таковы были времена.
Судьбы отдельных стихотворений также неисповедимы, как судьбы их авторов. Случись прославиться этому стихотворению про виноватого Пушки-на, все так и будут считать – мучился, родимый.
Литература зачастую оказывается сильнее истории и этому есть много примеров. Написал Александр Сергеевич, что Сальери отравил Моцарта - и никакие исследования, эксгумации, также пробы на яд не доказали обратное. Весь мир так и будет считать: да, отравил. Скажете, затертый аргумент. Хорошо, вот другой.
Великолепный русский прозаик Юрий Нагибин написал повесть о бедном Тредиаковском, которого злой князь Волынский приказал выпороть на конюшне за отказ писать оду на свадьбу карлы и карлицы в Ледяном доме. С тех пор и повелось: Волынский – мерзавец, Тредиаковский – первый русский поэт, а еще он первый, пострадавший за честь поэта. Эта история вполне вписывалась в концепцию соцреализма. И еще долго исследователям пришлось доказывать, что Волынский вел борьбу против засилья немцев при дворе (это во времена Анны Иоанновны, стервы курляндской), а поэт Тредиаковский, придворный шут, травил его шуточками. Каламбур Тредиаковского, за который он получил плетей: «А князь-то русак» имел двойной смысл – и отстаивание Волынским интересов русского дворянства, и намек на то, что князь – следующая жертва, русак – это еще и крупный заяц, любимая добыча Анны Иоанновны на царских охотах. Князю вырвали язык, отрубили голову, а Тредиаковский так и остался одним из первых русских поэтов, который к тому же доказывал, что русским можно писать только ямбом. И как-то неудобно было вспоминать, что он – придворный шут. Казалось бы, ну и что? У нас первый академик Алексашка Меньшиков, так и не научившийся грамоте. Кстати, диплом дающий Меньшикову статус академика, подписал сам Исаак Ньютон.
Но вернемся к стихам. Казалось бы, закономерность определена: есть поэты - биографы своей души, а есть те, кто пускает в свою литературу нашу жизнь с ее реалиями и совсем не поэтическими подробностями.
Например, подробности прозекторской у Наташи Уваровой (кстати, отличного, умного поэта «на нерве»):
Эта учит детей, а вот тот – со зверями на ты.
А вон этот вскрывает покойникам животы,
Ищет смерти причину, тасуя кишку за кишкой,
А причина проста – просто душу позвали домой.
Согласно известной мудрости, есть только две потрясающие вещи: звезд-ное небо над головой и мир внутри нас. Одним поэтам интересен этот мир, включая космос, наша жизнь, история, а других больше волнует то, что проис-ходит у них в душе.
В связи с этим, вспоминается культовый фильм 80-х «Кин-дза-дза», где у «позорных пацаков» спросили: «В какой центурии ваша планета?» Герои фильма, как известно, не нашли ответа на этот вопрос. А вот смогут ли читатели впоследствии определить, в какое время писал поэт, в какой стране, и с нашей ли планеты он посылал сигналы? Если поэта удается идентифицировать, более того – почувствовать, тогда ему наше двойное «ку».
Конкурс открыл много новых имен. Вот Артем Смирнов.
На картине великий Сталин -
Гитлерюгендом пахнет местами.
Кто сказал, что от красных ягод
Все кто мог говорить не полягут?
Под ковром из земли и ягод,
Под рубиновым рубящим стягом.
Дальше можно было бы не продолжать, уже все сказано, но молодые поэты часто считают, что количество обязательно перерастет в качество.
Аля Горина. Как жаль, что она не сообщила ничего о себе. Из Москвы…
И он спросил: "в чем же смысл, Кэти,
Если за правду приходится умирать,
Если то, во что верят дети,
Дяди будут ногами пинать?
Отчего наши спальни и залы
Превращаем в пороков склад?
Почему мы так жаждем славы
За подделки и суррогат?
Объясни, в чем удача встречи,
Если позже - ни лиц, ни имен?
И зачем подставляем плечи
Тем, кто сам за грехи клеймен?
На эти вопросы предстоит отвечать каждому поколению. Вспоминается Андрей Вознесенский: «Поэты – вопросы». А вот второе стихотворение «Я не люблю» слишком напомнило по форме и содержанию Высоцкого. Зато великолепен «Джоральд» : слегка насмешливо… и виртуозно по рифмовке, как у жонглера с двенадцатью предметами. «В его гардеробе есть фрак и джинсы марки левайс Он любит шато шевальблан - его не смущает прайс, Он может, прищурив глаза, назвать Вас седайайз ,И выглядит он всегда luckybeggar и verynice»
Иван Еговцев.
Машет лапами старая ель
На февральскую вьюгу матёрую, -
Вьюга, воя, как раненый зверь,
Хищно рыщет лесными просторами.
Чует, злющая, - близок исход
Разухабистой зимней опричнины –
Власть царицы Зимы ограничена, -
Бьётся вьюга, как рыба об лёд.
Четыре стихотворения, четыре времени года. Я, было, пошутил при обсуждении про синоптическую поэзию, а потом подумал, что поэты в сущности, как фигуристы - каждый раз отрабатывают обязательную программу. Есть два десятка главных тем, вот ими и богаты.
Стихи Ивана Еговцева очень точны, в них есть то, что я бы назвал легкой мудростью, когда поэт, словно невзначай сообщает что-то очень важное:
Сколько лет на муку перемолото,
Белизны в волосах не таю,
Но сейчас на три месяца молодость
Год текущий мне дарит свою.
И здесь я снова хотел бы обратиться к Правлению. Господа Сенат! Оценка литературного творчества – дело весьма субъективное. Думаю, что когда объявлены участники финала каждый из нас хоть раз (а то и каждый раз) вздыхал: жаль, что вот этот Н.Н. не прошел. Предлагаю каждому члену жюри дать возможность провести в финал еще по одному автору. Система голосования на конкурсах «Союзников» настолько продумана, что даже увеличение числа финалистов на повлияет на объективность финального выбора. А талантливые авторы в этом случае будет представлены более полно.
По сути, мы сегодня говорим о месте поэта в литературе. У каждого должно быть свое место. Даже в автобусе. Даже у статуи должно быть свое место. Однажды в Иерусалиме, недалеко от того дома, где состоялась Тайная вечеря (дом не сохранился, но его воссоздали крестоносцы – воины и зодчие), я увидел статую какого-то святого. Опознать его было трудно – слишком уж был поврежден. Экскурсовод пояснил, что это царь Соломон, побитый камня-ми. Это хасиды (ортодоксальными евреи) сделали потому, что нельзя, в их представлении, устанавливать на всеобщее обозрение изображения людей. Зачем тогда установили? А это русский олигарх, он везде ставит памятники. В Рязани – святому Илье Муромцу, под Радонежем – Сергию Радонежскому, в Петропавловске-Камчатском – святым апостолам Петру и Павлу. Вот и сюда привез. Причем, в багаж статую сдавать побоялся – поломают, а в секцию для ручной клади царь Соломон явно не влезет, все-таки в полный рост изваяли. Тогда сообразительный соотечественник купил для царя Соломона билет, про-нес его на борт, пристегнул в кресле привязными ремнями и задремал с чувством исполненного долга. Проснулся - в самолете громко переговаривались недовольные пассажиры. Выяснилось, что рейс задерживается, потому что пассажир Соломон Кинг не прошел регистрацию. Билет купил, а регистрацию не прошел. У каждого должно быть свое место. А уж в литературе – обязательно, иначе не стоит писать.