Прошло несколько месяцев, наступила глубокая осень. Ноябрь в этом году выдался холодным и снежным, словно это был декабрь или январь. Снег уже не сходил, да и по ночам столбик термометра не поднимался выше пятнадцати градусов мороза. Вот и сегодня выдался морозный денек. Солнце светило ярко, заставляя сельчан щуриться от холодного света. Лежащий на земле снежок слегка переливался, поблескивая в голубоватом спектре. Как миллиарды крошечных фонариков кристаллики снега отражали солнечные лучи.
Из печных труб домов медленно клубился дым, рассеиваясь в морозном воздухе. Поднимаясь выше над селом, он стелился длинным шлейфом уходящим вдаль. Вдоль длинной проселочной дороги бежал деревенский мальчишка. В большой шапке, широких штанах и огромных валенках. Тяжелая, а главное огромная для его возраста обувь, никак не давала ему разогнаться. Путаясь в собственных штанинах, он наклонился вперед, повернул с дороги и направился прямо к дому стоящему на небольшой возвышенности, почти посередине села. Открыв калитку, пробежав через палисадник по узкой тропинке, он подошел к окну и постучал в него. Не дождавшись хозяев дома, он постучал еще раз, но уже сильнее.
Дверь слегка приоткрылась и на порог веранды вышла пожилая женщина.
— А, это ты Андрейка, — посмотрев на мальчишку суровым взглядом, пробормотала женщина.
— Чего тебе?
— Здрасьте, теть Дусь! А квартиранты ваши дома? Меня Василий Тимофеевич к вам послал, сказал срочно явиться Панковой в правление.
— В правление, а зачем, да еще так срочно?
— Да я не знаю, мне сказали передать, вот я и передал.
— Хорошо, я ей скажу.
Женщина посмотрела на малого и закрыла дверь.
— Вы только не забудьте теть Дусь! — Крикнул он вслед, но его уже никто не слышал.
В правлении колхоза как обычно была суета. Только что закончилось партийное собрание и люди толпились в коридоре, обсуждая недавние событие. После небольшого перерыва намечено еще одно, общее собрание не только партийных работников, но и передовиков колхоза.
В приемной председателя неугомонно стучала печатная машинка. Местная секретарша не успевала отбивать тексты длинных протоколов. На широкой лавке около окна, развернув газету, сидели и что-то обсуждали несколько мужиков. От самокруток и папирос к потемневшему потолку поднимался едкий дым.
— Здравствуйте, — раздался в приемной женский голос.
Секретарша подняла голову, и стук печатной машинки прекратился. На ее лице появилась улыбка.
— Машка, ну наконец-то, — Обрадовалась секретарша.
— Василий Тимофеевич давно тебя ждет.
— Меня ждет, а зачем;
— Зачем, зачем, да не знаю я. Там еще какой-то мужик, то ли с района или с области, кто их разберет.
Маше стало немного не по себе, она почувствовала волнение. Первая мысль, которая пришла ей в голову, это неприятный разговор в райцентре с Арэной Юрьевной и предупреждением Гроцмана.
,,Что же задумал Савельев на этот раз. Неужели он готов посадить меня в тюрьму. За что он так меня ненавидит. Что же будет дальше. Нет нет, здесь что-то другое. А может это всего лишь перевод на другую работу, он решил меня понизить в должности. Хотя в какой должности, ниже уже некуда. Тогда что? — Подумала Маша.
Она открыла дверь и вошла в кабинет.
— А-а-а, Панкова, ну наконец-то, мы тебя давно ждем, ну проходи, проходи. Савельев привстал из-за стола и жестом руки показал на рядом стоящий табурет.
Рядом сидел незнакомый мужчина, которого в селе Маша никогда не видела. Выглядел он как человек, явно недеревенский. Строгий темный костюм, хорошо выглаженная белая рубашка и до блеска начищенные ботинки говорили о нем, как о человеке городском. Наверное, он прибыл сюда не из района, а из самой области, но зачем? — Не выходила мысль у нее из головы.
Тем временем этот человек смотрел на Марию, не отводя взгляда. Он прищурил свои маленькие глазки и как будто хотел рассмотреть получше, стоящую перед ним молодую и красивую женщину.
— Ну что же ты стоишь, товарищ Панкова, присаживайся, — повторил Савельев.
— Спасибо Василий Тимофеевич. — Маша пододвинула к себе ближайший табурет и присела.
— Так вот, зачем мы тебя пригласили, — немного прокашлявшись с трудом, договорил Савельев. Хотя сильный кашель в последнее время одолевал его постоянно. Видимо сказывалось последствие сильной простуды, которую он перенес.
— Ты же ведь человек не деревенский товарищ Панкова, ты привыкла жить в городе. Пользуясь всеми благами общественной жизни самой столицы, ты даже не имела никакого представления о том, как люди живут в деревне, да еще в такой глухомани как наша.
— А разве я плохо работаю, или меньше других выполняю норму? — Возмутилась Маша.
— А ты меня не перебивай, товарищ Панкова, лучше выслушай до конца, затем скажешь свое слово. — Так вот, я и товарищ Парасюк Марьян Турусаевич… — Маша улыбнулась.
Савельев посмотрел на Марию, и на его лице тоже появилась небольшая улыбка. Затем он встал, отпил воды из стоящего рядом стакана и продолжил:
— Так вот, я считаю, что нечего тебе делать в колхозе. Поработаешь в городе на предприятии, это больше тебе подходит, чем деревня, ну а потом поедешь к себе домой в Москву.
— На предприятии? В городе? — Удивилась Маша. — Извините Василий Тимофеевич, но я ничего не понимаю.
— Да все очень просто, ваше имя отчество. — Неожиданно заговорил Марьян Турусаевич.
— Мария Ивановна, — коротко ответила Маша.
— Очень приятно Мария Ивановна. Меня зовут Марьян Турусаевич, как вы уже знаете, а фамилия моя Парасюк. Так вот что я хочу вам предложить дорогая Мария Ивановна: нам требуются молодые и сильные рабочие на шахту, в основном это шахтеры.
— Вы хотите предложить мне ставку шахтера? — Спросила Маша. — И все же откуда вы?
Парасюк улыбнулся.
— Да что вы Марья Ивановна, конечно же нет, ну какой из вас шахтер, согласитесь?
— Ну а вот скажем… — Парасюк немного задумался, а затем продолжил. — К примеру, оператором транспортера угля или вагонеток шахты.
— Оператором? — Повторила Маша.
— Она еще сидит, размышляет. А ну быстро иди домой, собирай детей и через два часа будь у правления, машина будет ждать тебя здесь, — встав из-за стола, проревел Савельев.
— Товарищ председатель подождите, это что же получается, она не одиночка? У нее дети. — Возмутился Парасюк.
Савельев налил немного воды в стакан из стоящего графина и хотел выпить.
— А как же, у меня их трое, товарищ Парасюк. И один другого меньше, — добавила Маша.
— Один другого меньше, у тебя сын-то взрослый и самостоятельно может работать, — так и не выпив воды, Савельев поставил стакан на стол.
— Ну что же, ладно, хотя мне сказали семейных не брать, — согласился Парасюк. — Собирай детей Марья Ивановна и едем.
— Но вы не сказали куда, Марьян Турусаевич, — сказала Маша.
— Куда едем? В Сибирь, матушка, в Сибирь.
Через два часа от правления села Масловка отправился обтянутый брезентом фургон с беженцами в дальний путь. От сел Новгородовка, Сурменевка, Масловка, Телешовка, Рождественское и еще проехав несколько сел Кирсановского района с уставшими людьми и измотанными детьми, поздно вечером грузовой фургон прибыл на станцию железнодорожного вокзала г. Кирсанова.
Только глубокой ночью беженцев с Тамбовщины разместили в товарном вагоне без каких-либо условий быта. Такие вагоны по тем временам называли, «бычьи» и они были предназначены для перевозки скота. В нем была расположена, «контрамарка» ;печь напоминающая «буржуйку», только поменьше;да ящик с углем.
На скорую руку были сбиты деревянные нары и усыпаны соломой. Вот и все условия, в которых предстояло жить семьям с малыми детьми. Этот вагон был подцеплен к составу, с такими же вагонами, которые перевозили по железной дороге из Центральной России: Орла, Тулы, Рязани, Тамбова и еще многих городов, вербованных людей на шахты Сибири для добычи угля.
Четыре недели состав с вербованными, локомотив тянул по всей матушке России, подсаживая все новых и новых пассажиров. В основном это были беженцы, у которых не было ни крова, ни денег и даже документов.
Продолжение http://proza.ru/2019/06/16/1145