Уже много лет прошло, как отошла ко Господу Анна Петровна Селявская, преподаватель филологического факультета ИГУ. На первом курсе она вдохновенно читала нам теорию литературы. Читала так, что даже классики марксизма-ленинизма, на которых тогда вынужден был ссылаться каждый лектор, звучали в ее устах, как поэзия. А сама поэзия, как музыка!
Нет, ты любовью не зови
То, что на самом деле было
Только предчувствием любви,
Не замело, не ослепило.
Ведь на пустой осенний брег
И воду темную у брега
Сначала падает не снег,
А только легкий запах снега!
Она привила нам вкус к настоящей поэзии и литературе. Рыженькая, с конопушками, небольшого росточка, в преклонном уже возрасте. В ней было изящество движений. Наверное, оно проистекало из внутренней сути. В Анне Петровне чувствовалась внутренняя сила, энергия! Из тех людей, что не сломаешь, не согнешь по первой воле ветра.
Мне рассказывала Людмила Генриховна Рябова, тоже учившаяся у нее, позже преподаватель филфака, что однажды в коридоре она наблюдала такую сценку. Анна Петровна встретилась с другим старейшиной факультета Георгием, кажется, Васильевичем Тропиным ( его не застал в живых, когда учился). Так вот, они, завидев друг друга издали, приближаясь, начали раскланиваться за несколько метров до пересечения, и, поравнявшись, поприветствовав коллегу, расходясь, все откланивались, оборачиваясь. Это походило на какой-то ритуальный танец, что-то вроде танца птиц из заставки популярной программы «В мире животных»! Вот, где проявлялась подлинная интеллигентность! Врожденная, глубоко впитанная в плоть и кровь.
Другая представительница факультета Лилия Станиславовна Кобякова как-то ехала с Анной Петровной в трамвае, где один человек не слабого пола всю брюзжал и брюзжал по поводу и без повода. Анна Петровна, шутя, тихонько заметила Лилии Станиславовне:
-Вот ведь! Все урчит и урчит, как грыжа…
С Анной Петровной пересекся на общественном поприще, будучи членом КПСС. На собраниях коммунистов и беспартийных в перестройку, в угоду моде она никого не топила и не травила, сама при этом честно выполняя порученную ей в нагрузку общественную работу. Поэтому, когда рухнул Советский Союз, и партия приказала долго жить, зная мое неравнодушие к общественной жизни, она, встретив, спросила, как отношусь ко всему тому, что происходит? Что мог ответить, еще толком не разобравшись в начале девяностых, куда клонят новые демократы или перелицованные большевики, бесы-революционеры?
Умирала она от рака. Не был свидетелем последних лет ее жизни. Моя однокурсница как-то встретила Анну Петровну осенью на аллее, одиноко сидящую на скамейке под золотом листьев, и что-то, наверно, прозревающую в глубине своей души, листающую внутренним взором книгу прожитой жизни. Анна Петровна, отвлекшись от себя, как всегда с интересом относясь к человеку, стала расспрашивать бывшую студентку о жизни и делах. Поговорив, они расстались. А для меня почему-то этот образ одиноко сидящей на аллее старушки, седина которой уже почти скрывала жгучую когда-то, должно быть, рыжину, слился с осенью. А осень с ее уходом…