Таежный перегон. Глава 34. Привет из прошлого

Вопреки всем предположениям и догадкам, на «Оборонном» оказался целый посёлок, в котором, на первый взгляд, было не меньше двадцати домов. Рубленные из толстых бревен, они стояли по одну сторону реки и несколько домов расположились напротив, вначале поселка, откуда пришли геологи. Поодаль, в крутом склоне горы были пробиты две штольни. Об этом можно было догадаться по отвалам породы, доходившим почти до русла реки. На краю одной огромной кучи, словно памятник, работавшим здесь горнякам, замерла вагонетка. Когда-то в ней откатывали породу из недр, а теперь, как и заброшенный посёлок, она напоминала о тех давно прошедших временах.

— Просто невероятно, здесь даже есть штольни! — увидав результаты деятельности рудного участка, не унимался Антон. — Кто бы мог подумать, что тут ворочали такими объемами. Я думал, прошли только две канавы, а, оказывается… — Он даже задохнулся, не в силах произнести на одном дыхании, с каким размахом на «Оборонном» проводились геологоразведочные работы. — Самое интересное, в моем отчете о штольнях ни слова, а Тимофей о них знает. Вы слышали, он назвал их протяженность, и сказал о содержании олова в разных частях рудных жил. Да что там - даже сообщил о запасах руды. Может, точно у него есть какой-то отчет? За язык его никто не тянул, он сам об этом поведал. Я думаю, что в наших геологических

фондах хранится какой-то промежуточный отчет, а у него окончательный. К сожалению, мы даже не располагаем данными о продолжительности геологоразведочных работ на этом участке, поэтому, что  можно говорить о выполненных объемах. Не исключено, что после составления нашего отчета здесь работали еще не один год. Недоверие вызывает только то, что документ с грифом «секретно», как говорит Тимофей, оказался в частных руках. А то, что он секретный я нисколько не

сомневаюсь. В то время засекречивали буквально любую бумажку. По понятиям чекистов, делали они это в интересах безопасности социалистического государства, чтобы наши «секреты», как они говорят, не попали у руки шпионов. В те годы в стране была какая-то повальная шпиономания, везде чудились агенты иностранных разведок и диверсанты, а честные добропорядочные граждане становились врагами народа, покушавшимися на новые порядки.   

— Не суетись раньше времени, — осадил его Дубовик. — Сейчас мы устроимся и со всем разберемся. Надо только потерпеть. Посмотрим мы Тимохин отчет, не переживай, раз обещал, то покажет. Принесет даже ради того, чтобы подтвердить свою причастность к «Оборонному». Но не надо забывать, что он опасный преступник, поэтому с ним надо быть предельно осторожным. На ночь мы поставим дневального, и по очереди будет дежурить.

На открытом месте штабелем были сложены ржавые бочки из-под горючки. Их было так много, что досчитав до ста двадцати, Антон остановился. Рядом с ними примостился остов  полуторки с покосившейся кабиной. Со всех сторон машина заросла деревьями и тальником, поэтому просматривалась только в просветах кустов.

— Круто! — воскликнул Антон. — О таком я ещё не слышал. Ну, заброшенные посёлки старателей, это как бы ни в диковинку. Их хватает везде, по всей Сибири добывали золото, а чтобы встретить машину!..

Он был прав: увидать технику в глухой тайге, за сотни километров от человеческого жилья уже можно было считать событием, а для любознательного человека, интересующегося историей своего края - вдвойне.

— Как же она сюда попала? — спросил Роман, с интересом слушавший разговор Антона и Дубовика. — Я думал, что в тайге еще не везде ступала нога человека, а тут, оказывается, на машине ездили.
Антон сам об этом думал и вслух стал рассуждать:

— На мой взгляд, проще простого: первопроходцы, назовем их так, пришли по реке, подготовили базу, а когда замерзли мари, пригнали технику и приехали остальные. Лучше зимника дороги не придумаешь, а если мало снега, даже бульдозер не нужен: езди себе взад-вперед сколько влезет. По зимнику, видать, и зэков завезли. Хотя, как знать: может, притопали своими ногами. А когда отсюда уходили, всё самое ценное забрали, ну, а то, что износилось или не смогли вывезти, бросили. Значит, эта полуторка не подлежит ремонту, — подвёл он черту. — Если не было бы на чем уносить ноги, то есть, уезжать, сделали бы.

Несмотря на плохое снабжение, нехватку оборудования и различных материалов, при ликвидации приисков и геологоразведочных партий технику и многое другое приходилось оставлять в надежде на то, что за ней скоро вернутся или снова откроют их детище. Но так случалось не всегда и законсервированная техника надолго, а, то и насовсем, оставалась в тайге.

Из двух домов, которые показал Тимофей, перегонщики остановились на одном, стоявшем в стороне от всех. Как только открыли дверь, в глаза бросился невообразимый беспорядок: повсюду были разбросаны какие-то тряпки, изношенная обувь, грязная посуда, валялись окурки  и пачки от выкуренных сигарет. Все говорило о том, что жившие здесь  люди спешно покидали свое жилище. В большом пятистенке было две комнаты и небольшой закуток, служившей кухней. В ней стоял стол, три табуретки и короткая скамейка, покрашенные зеленой краской, на стене висел умывальник, рядом с которым валялось грязное ведро. В комнатах расположились железные печки, сваренные из бочек, похожих на те, что были на

улице, стояли узкие армейские кровати и самодельные столы, сколоченные из струганных досок. В комнате побольше, вдобавок ко всему, был еще крепкий письменный стол и фанерная этажерка. По-видимому, ее «слепили» на время, но она пережила постояльцев и теперь напоминала о тех днях, когда служила людям. На этажерке лежали покрытые пылью книги. Взяв первую попавшуюся, Дубовик прочитал: «И.В. Сталин, краткая биография. 2-ое издание, исправленное и дополненное, 1947 год». Интереса она не вызвала и он остановился на  другой. Ей оказался  краткий курс истории ВКП (б) за 1938 год.

— Ого, библиографическая редкость! — воскликнул он. — Каким ветром занесло такие фолианты в это тьмутараканье? Как будто нечего было везти на край света. Вот что значит идеология. Проповедуя религию, миссионеры путешествовали по миру и несли свою веру и знания, а в наше время коммунисты насаждают другое. Даже в такую глухомань проникли марксистские идеи. Было бы что-нибудь поинтересней, можно было бы почитать.

Но очередной книгой, попавшейся ему под руки, была «Анти-Дюринг» Энгельса. С  негодованием Александр бросил её на полку и отошел.
— Что за чушь такая, куда мы попали?! Да мало ли прекрасных книг, которые можно постоянно перечитывать! Так нет же, притащили эту макулатуру. 
— В этом доме явно жила семья какого-то руководителя, — сказал Антон. — Книги классиков марксизма-ленинизма, письменный стол…

— Ну да, — не дослушав, стал продолжать Дубовик, — судя по тому, что мы здесь видим, возможно, даже начальник участка или замполит. Хотя нет, на гражданке были парторги, замполиты - в армии. После войны они сменили политруков, а до этого у военных верховодили комиссары. Но суть осталась прежняя -  надзор за командованием и личным составом. Так сказать, проводили политику партии в армии. 

Помню, в части, где я служил, замполитом был капитан Зайцев. Вроде нормальный мужик, а как привяжется, не отстанет, пока не вправит мозги. Говорит о жизни в роте или о международной обстановке, а сам между делом выведывает кто, чем дышит, как относится к политике партии и правительства. Вроде начинает за здравие, а кончает за упокой. Всех более-менее порядочных ребят сватал в партию, и я скажу, у него неплохо получалось, но со мной этот номер не прошел, случился у него прокол. Я сказал, что пока не готов. Помню, он несколько раз ко мне подъезжал, а потом, по-видимому, махнул рукой.

— Тяжелый случай, — хмыкнул Антон, посмотрев на него с сомнением. Мол, вешай мне лапшу на уши, небось, где-то пролетел - вот тебя и приняли. А вслух сказал:  — Александр Федорович, ты же знаешь, партия - наш рулевой, значит, надо было рваться к этому рулю. Глядишь, стал бы ты каким-нибудь большим начальником, возвысился бы над простыми смертными. А сейчас ты кто? Рядовой геолог, каковых в Союзе, как и других специалистов,  хоть пруд пруди.

Тот махнул рукой и вместе со всеми принялся за уборку. На стенах вместо обоев были наклеены газеты. От времени они пожелтели, но текст хорошо сохранился. Антон пробежался глазами по простенку, и остановился на самой яркой странице какой-то старой газеты.

«Дальстроевец» — прочитал он про себя. Вверху над названием печатного издания красным жирным шрифтом курсивом было набрано:
«Да здравствует Первое мая», а под ним обычными заглавными буквами, но тоже красного цвета в два ряда: «Боевой смотр революционных сил международного пролетариата», «Да здравствует великое и непобедимое знамя Маркса-Энгельса-Ленина. Да здравствует Первомай». Это был довоенный номер праздничной газеты за 1 мая. В ней поздравляли трудящихся Колымы с Великим праздником труда и нацеливали на новые трудовые победы. Слово «победа» еще звучало по-граждански буднично, никто в то время, наверное, даже не задумывался над тем, что совсем скоро это слово приобретет другой смысл. За победу над фашисткой Германией погибнут миллионы людей.

На других стенах были наклеены «Советская Колыма», «Правда»  и «Колымская правда».  Главной темой этих газет была золотодобыча, о чем не трудно было догадаться по коротким заметкам и солидным статьям с броскими, призывающими трудиться, названиями: «Чем больше металла, тем сильнее наша Родина», «Учетверим добычу золота», «Золото для нашей победы», «Добудем больше металла. Двухлетний план за год». Как попали эти газеты на рудный участок, Антон не задумывался.

Возможно, их доставляли с оказией несколько раз в год, а может ввиду отсутствия бумаги, хозяева сами привезли для технических целей.  Теперь старые газеты, наклеенные на стены, стали документами, свидетельствовавшими о трудных днях той эпохи, когда вместе со всей страной здесь трудились люди, добровольно приехавшие на Колыму.  Среди них были также горняки и геологи.   

Антон остановился на партийной газете «Советская Колыма» за 14 марта 1941 года. В ней были опубликованы Указы Президиума Верховного Совета СССР и напечатана передовица с каким-то плебейским названием «Мы все слуги государства». Что имела в виду редакция, он разбираться не стал и перевел взгляд на газету с портретом какого-то человека в полувоенном кителе, похожим на тот, в каком ходил товарищ Сталин. Строгое лицо и одежда выдавали в нем крупного партийного лидера того времени. Мысленно перебрав ряд членов Политбюро, которые пришли в голову, он не остановился ни на ком. 

Смахивая паутину, Антон провел ладонью по стене, газета по надрезу разорвалась, пальцы провались в пустоту. Самое интересное, что газета была разрезана по краю портрета того самого партийного деятеля, на которого он обратил внимание. Издалека могло показаться, что  у него подрезали карман.
— Мужики здесь какой-то тайник! — издал он торжествующий возглас. —  Смотрите, отверстие в стене и, по-моему, там что-то белеет.

Все, не сговариваясь, подбежали к Антону. Впечатление было такое, что они давно ждали чего-то необычного и, наконец, это свершилось. Дом, куда привел их Тимофей, оказался с сюрпризом. Самодельная мебель, старые книги, газетные обои все это служило только фоном к чему-то такому, что здесь было спрятано и дожидалось своего часа. Спустя десятилетия сюда пришли люди, чтобы разгадать тайну этого чудом сохранившегося дома, стоявшего в заброшенном поселке посреди тайги.

— Давай посмотрим что там, — потирал руки Дубовик, готовый прийти на помощь. Его желание побыстрее познакомиться с содержимым тайника не вызывало сомнения.

Антон оторвал газету, и перед ним открылась узкая щель, уходящая вглубь. Возможно, плотники, строившие дом, плохо проконопатили между бревнами и там пустота. А, может быть, кто-то умышленно вытащил паклю и прорезал отверстие, служившее местом, куда что-то клал. В эту минуту никто об этом не думал - у всех на уме было одно: найден тайник, в котором что-то спрятано. 

— Сейчас мы разбогатеем, — донеслись слова Стаса, дышавшего прямо в затылок Антону. Растолкав ребят, он пробился вперед и теперь стоял ближе других. — Может, там деньги и ценные бумаги.
Протолкнув пальцы в узкое отверстие, Антон пошарил по всей полости, но ничего не нащупал. Зашелестела только бумага. С нескрываемым разочарованием он вытащил ее из щели. Это оказался сложенный пополам пожелтевший листок. 
          
— Нам пришло письмо до востребования, — скрывая досаду, с форсом тряхнул он бумажкой. — И кажется это все.
Игра на публику не помогла. Вздох разочарования прокатился по комнате, горькая действительность повергла всех в уныние. Геологи ожидали увидеть что-нибудь ценное, спрятанное хозяевами от посторонних глаз и при отъезде забытое. На худой конец это могли быть какие-нибудь бумаги - свидетельство далекого прошлого, о котором хотелось побольше узнать. А это оказался всего-навсего листок из тетрадки в клеточку.

— Письмо от любовницы, — медленно разворачивая, будто смакуя, сказал Антон. — Во, куда мужик спрятал, ни за что не догадаешься. Называется, положил в карман, правда, карман-то не его. Сейчас почитаем и узнаем, как здесь жили дальстроевские руководители. Чужие письма вообще-то читать нехорошо, но это уже история. То есть, это уже исторический документ, — произнес он с сарказмом, будто надсмехаясь над писавшим, — следовательно, мы имеем полное право с ним познакомиться. — Мужик затырил явно от жены, и время от времени почитывал.  Видно, разлучница пишет очень интересно, раз не уничтожил компромат. Вот вам суровая правда  нашей жизни. Даже в местах не столь отдаленных существовала тайная любовь.

Он стал читать про себя и его лицо начало изменяться прямо на глазах. Вначале можно было увидеть удивление, потом любопытство и, наконец, ужас.
— Ну что там? — подтолкнул его Дубовик. — Не тяни, прочти вслух. Что случилось? Это не то, что ты ожидал? Ну, давай.

— Сейчас, — сказал тот дрожащим голосом и машинально провел под глазами. — Дай  прийти в себя.   
— Давай я прочитаю, — протянул руку Стас и чуть не выхватил листок. - Я моментом...
Антон от него отмахнулся и, собравшись с духом, стал тихо читать:

«Обстоятельства складываются так, что я вынужден оставить свой участок, которому отдал все. На рудном дворе и в штольнях полный порядок. Я предвидел, что так должно случиться, но не думал, что так скоро. Не дали дотянуть до весны. Я собирался домой…

Не вините меня строго, я ни в чем не виноват, все, что я делал, делал честно. Я работал ради процветания своей страны, за которую не жалел своей жизни. Я знаю, комиссия приехала не для проверки моего участка, а ради меня. Это только повод. Так было на «Сохатином» и «Шумном» со Степановым и Перовым. Мы последние из могикан - те, кто остался после расправы над Берзиным. Вот, значит, пришла и моя очередь. Я не хочу погибнуть в сталинских застенках. Живым я им не дамся.

Кравчук давно под меня копает и уже не раз грозился отправить меня за решетку. Это все от зависти. Он еще не нюхал пороха, его удел следить за всеми и доносить своим хозяевам, а я прошел всю войну. Я оставляю все свои ценности здесь, на «Оборонном». Кравчук все равно их заберет, если меня посадят, или заберут такие же, как он - представляющие власть. 

Цинк с моим добром спрятан во второй штольне. Седьмой квершлаг*, 12 метров от устья. С правой стороны под сводом (в верхней части трещины, рассекающей рудное тело Главной зоны).

23 февраля 1953 г.»

— К сожалению, подпись неразборчивая, — произнес Антон. — Внизу еще есть небольшая приписка:

«Если останусь жив, я вернусь. Холодно…»

Он замолчал, и наступила тишина. Стало слышно, как возле дома лошади жуют
овес и где-то далеко Тимофей колет дрова.
— Вот тебе письмо от любовницы! — нарушил молчание Дубовик. — Надо идти во вторую штольню, будем искать цинк. Надежды на его возвращение практически нет. Хотя кто знает, как сложились обстоятельства.

Антон фыркнул от негодования.
— Если бы он вернулся на «Оборонный», забрал бы это письмо, — сказал он сердито, — а то видишь…
— Логично, логично. Нет, мужика, конечно, повязали. Ну, куда отсюда убежишь? Тем более, зимой. По-видимому, это его шмутки были разбросаны по всей долине Кыллаха. Схватили они его.

— Кто знает, может и не его. Странно как-то: телогрейка, ботинки, — пожал плечами Антон. — Зимой в ботинках…
— Мужик, видно, от безысходности. По принципу: помирать так с музыкой, — не задумываясь о словах Антона, задумчиво произнес Роман. — Почему же он не подался на зимник? Там идти легче. Это же не по снегу семь верст киселя хлебать…

Дубовик сказал, что по дороге его бы сразу догнали и, чтобы сбить преследователей со следа он, видно, двинулся в противоположном направлении. Так было больше шансов уйти.

— Ну да, наверняка кинулись его искать, им же хотелось его повязать, — заскрипел зубами Антон. — И, конечно, рванули на зимник, куда по логике вещей должен был податься беглец. И, наверное, подался. При таких возможностях, какие были у начальника участка, он мог на чем-нибудь уехать. И все-таки они его догнали. Иначе он вернулся бы.

— Вот такой печальный конец этой  истории, — будто подводя черту, грустно сказал Александр. — Впрочем, это только мои догадки. Будем думать, что все обошлось.   
Звякнула на полу железка. Стас пнул валявшуюся под ногами кружку и с сосредоточенным видом, будто он ни при чем, сказал:

— Я не понял, в каком цинке он спрятал свой клад? И ради чего?  Мог бы и с собой забрать. Продал бы…
— Эх ты, деревня! Чувствуется, не служил ты в армии, — засмеялся Роман. — Цинк - это ящик из-под патронов.
_____________________
*Квершлаг - горизонтальная горная выработка, пройденная по вмещающим породам, не имеющая непосредственного выхода на поверхность.