– Выпьем?
– Не-а. мне вера не позволяет.
– Ты что – мусульманин?
– Нет! Жену у меня Верой звать.
Двуликий Янус
Спускаясь по крутой лестнице, ведущей от платформы вокзала к автобусной остановке, Антон за спиной услышал чей-то окрик:
– Капитан Васильев… Антон Андреич…
Обернувшись, Антон не сразу узнал бывшего сослуживца. Виной тому был, быть может, гражданский костюм, в который тот был облачён. Они не виделись около восьми лет. Высокий, статный мужчина, приветливо распахнув руки широко в стороны, шагнул Антону навстречу.
Это был полковник Двуликас Янис Раймондович, бывший начальник политотдела бригады. В гарнизоне все офицеры и прапорщики одновременно его и уважали, и ненавидели. А по-за глаза величали «Двуликим Янусом». Талантливый руководитель, требовательный и принципиальный, за короткий срок сумел наладить политико-воспитательную работу во всех дивизионах, разбросанных по области, в радиусе от 15 до 120 километров. Мероприятия и праздники им всегда разыгрывались как великолепные спектакли талантливого режиссёра.
Но любые, даже малейшие, нарушения подчинённых, как в служебное, так и в неслужебное время, раздувались до невероятных размеров и карались самым строгим образом.
Однажды в соседний ракетный дивизион, где служил друг Антона, майор Симонов Борис Александрович, прибыл для дальнейшего прохождения срочной службы призывник из-под Курска, Остапенко Игорь Серафимович. После двухнедельного курса молодого солдата, за день до присяги, он отказался брать оружие в руки по религиозным убеждениям.
Замполит дивизиона, капитан Медведев, не замедлил об этом происшествии доложить в политотдел части. В тот же день в дивизион прибыл лично полковник Двуликас. Два часа «политлекций» не сломили паренька.
Таким разъярённым, как в тот день, никто никогда начальника политотдела бригады не видел. Он подскочил к призывнику, сорвал с его хрупкой шеи нить с нательным крестиком и с криками: «Да я тебя… под трибунал! Да я тебя… засажу по самое нельзя!..», приказал замполиту дивизиона сдать Остапенко на гауптвахту и подготовить необходимые документы для передачи их в прокуратуру.
Разговаривать с полковником Двуликасом было бесполезно и даже опасно. Его злопамятство могло испортить дальнейшую карьеру любому офицеру и прапорщику, невзирая на их прежние заслуги в службе.
Спас призывника Остапенка от штрафбата совершенно уникальный случай: перед тем, как документы направляются в прокуратуру, с ними лично обязан ознакомиться начальник особого отдела части.
Папка легла на стол майора Винярского Владимира Петровича, временно исполняющего обязанности начальника особого отдела части. Буквально через десять минут майор Винярский был в кабинете начпо, а на следующий день бедолагу перевели в хозяйственную роту соседней части.
Оказалось, майор Винярский был родом из того же села, что и незадачливый Остапенко, а их родители были соседями.
Прошло с полгода. В семье Бориса Симонова родилась двойня. На радостях жёны уговорили Бориса и Антона окрестить младенцев в церкви. Сказано-сделано.
А на другой день весь гарнизон обсуждал случившееся. После того, как двоих незадачливых офицеров отчихвостили в политотделе, собрали в дивизионах партийные собрания, на которых обоим вынесли строгие выговоры за аморальные проступки. Но самое страшное ожидало впереди: капитана Васильева лишили присвоения очередного воинского звания «майора» и повышения по должности, которое маячило на горизонте, а майору Симонову «зарубили» поступление в академию.
И это были не единственные случаи…
– Янис Раймондович, – прервал воспоминания Васильев, – я вижу, вы тоже в отставке. Чем занимаетесь?
– Я уж пару лет, как служу в лавре. Организовал при ней цех. С божьей помощью изготавливаем церковную утварь, льём свечи, печатаем духовную литературу…
Васильев опешил.
Увидев, что Антон потерял дар речи, новоиспечённый раб Божий, усмехнулся и, похлопав того по плечу, молвил, набожно опуская долу очи невинного:
– Ты что, думаешь у меня нет души?! Да я всегда своему Отечеству служил, не щадя живота своего. Атеизм – тоже вера, но всему своё время…
– Слушай, полковник! – грубо оборвал его Антон, – а много ль нужно изготовить свеч да намалевать икон, чтобы, спасая свою поганую душонку, тебе хватило отмолить все те грехи, которые ты совершил?!
Плюнув под ноги Двуликаса, Васильев резко развернулся и пошёл в сторону вокзала, чтобы не дышать одним с ним воздухом в рейсовом автобусе, который подъезжал, согласно расписанию, к остановке.
В голове вихрем проносились безумные мысли: «Боже! И, как могли допустить слуги Твои духовные, чтобы в храме Твоём поселялись и занимались бизнесом вчерашние партийные иезуиты и убеждённые атеисты, столько лет вытравлявшиеся у нас, рабов Твоих, веру в Тебя и любовь к Тебе? Да прости Ты меня, грешного и отринь их от меня, неразумных…»