Михалыч, как и обычно в это время, грелся в вечерней электричке. Сегодня все не сложилось – и замерз ожидаючи, и голова болела после выпитого накануне. Но вообще-то уже было тепло. Новые вагоны построили на совесть. Осенняя сырость и слякоть надежно остались за окном.
Михалыч притулился в углу на лавке и задремал. Мимо шли люди. Разные. Ему не мешали громкие голоса продавцов безделушек и пирожков. Все это было знакомо и не беспокоило. Иногда даже развлекало. Особенно современные штуковины вроде светодиодных фонарей или роботов – трансформеров. Нет, Михалыч не был тупым и необразованным. Наоборот. Но жизнь так сложилась. Подняла и опустила. Судьба…
Из тамбура вошли двое парней. Один коренастый с гитарой, другой худой и высокий, держал в руке старенькую скрипку. Михалыч встрепенулся, выбрался из своих мыслей и прислушался.
Высокий приложил скрипку к воротнику куртки и махнул смычком. Тот, что с гитарой, начал отбивать такт. Михалыч нахмурился – скрипка фальшивила безбожно. И не только из-за плохой настройки.
Да за такую игру его первая учительница музыки давно треснула бы веером по затылку! И он вдруг ясно вспомнил то время. Когда он, наивный пацан пяти лет, с отцом, в первый раз в универмаге увидел этот инструмент. Он даже и не знал, что она так называется. Неземная красота! Цвет, изгибы. Чудо! Оказалось, она еще и дивно звучит – продавец показал её в деле.
Покорила его с первого взгляда. Попытался сыграть и понял, что надо учиться. И уже не мог остановиться….
А эти! Все жилы тянут! Михалыч встал и пошел к парням.- Эй, ребята! Нельзя же так над инструментами издеваться! –
Длинный бросил пилить и, смеясь, протянул скрипку – а ты покажи как надо.
Михалыч сначала отнекивался, потом разобрало – Давай! Взял, подбородком прижал, как учили, смычок наложил.
Начал с гаммы. Подстроить надо сначала. Вокруг заржали. – Ах, так! - Михалыч озлился. Руки вдруг перестали дрожать от старости и пьянки, память достала откуда-то из недр lento из "Цыганских напевов" Сарасате, и звуки полились. Полились как надо. Как мог когда-то!
Пальцы радостно бежали забытыми путями по грифу, смычок ласково гладил струны. Под знакомые чарующие ноты Михалыч улетел в Юность…
.. Вот он в консерватории. Конкурс. Как он там, как сейчас говорят, оторвал! Когда он опустил смычок, зал молчал! Минуту! Не меньше! Потом взорвался. Он знал, что так будет. Потому что сделал для этого все! И чувствовал, что у него получилось! Счастливые глаза наставника сказали ему - да! Он смог!
…А потом он посчитал, что достиг вершины и можно расслабиться. Появляющуюся порой фальшь объяснял заскоками гениальности. Верил, что все вокруг просто завидуют. Придираются
Даже лучший друг, Кузьма. Друг и соперник… Вот кто гений! Потому что трудяга был неимоверный! Это Михалыч потом понял. А Настя тогда поняла и ушла к Кузьме после того тяжелого разговора…
И покатилось – злость на всех, на себя. Дружки, вино, подружки…
Обида. Опомнился лишь после ночи в милиции. Вроде стало нормально.
Работать пошел «по специальности» – ноты продавал. Сначала. Думал – теперь подымусь, все верну! Дайте только срок! Не дали – в стране крах. Союзу каюк. Все рухнуло!
Чтоб прожить, начал играть в переходах. Потом "вырос" – взяли в ресторан. Там хлопали, ценили, И подносили… "Талант не пропьешь"? Чушь!
Утопил его к чертям! А ведь точно был. 24 капрису Паганини, говорили, лучше его только сам автор исполнял! Кстати, вот она, как из сердца пошла!
Ишь ведь, как лихо идет, как будто и не было всего. Ведь могу ещё! Ах, сорвал! Все-таки сложная штука. Эх, кабы вернуть-то всё! Куда там! А ребята хорошие. Вон как слушают. Им бы подучиться, да тоже видать, жизнь гнет. Михалыч игру прекратил, смущенно отдал скрипку.
- Эх! Не мне вас учить – сфальшивил! Простите старика…
А парни на Михалыча смотрели ошарашено. И весь вагон молчал. Как тогда, в консерватории. Михалыч скромно сел в уголок, застеснялся, значит, вида своего неподобающего. И тут захлопали. Люди по вагону прошли, полный пакет набрали. Ему принесли. Длинный так и сказал :
– Ну ты дал, отец! Я ж теперь месяц сюда не сунусь – стыдно после такого. Бери – твое! - А нам тут делать нечего! –
Михалыч совсем растерялся. Пакет взял только потому, что в руки сунули. Даже не понял, что в нем! Встал неловко, извинился зачем-то и слинял в тамбур. На станции потом долго в себя приходил. Плакал, стыдно стало. Потом успокоился и в ближайшую забегаловку знакомую прямиком. Тут и содержимое пакета пригодилось. И до дома позже кое-что донес. Соседке давний долг отдал.
И долго не мог уснуть, все свой концерт в вагоне вспоминал. Наконец сморило.
И приснилась ему опять консерватория. Только странная какая-то – с тамбуром. Михалыч спал и улыбался.
Впервые за много-много лет...