Ну, сколько можно смотреть друг другу в глаза? Десять секунд, двадцать, минуту, две? Сколько можно рассматривать ту, которую любишь? Минуту, две, пять? А потом нужно ставить чайник, идти в институт, в школу, на работу. Но всё ведь потеряло смысл. Эти вещи и обязанности из другого мира. И даже, если у тебя отпуск, дела найдутся. Нужно же сходить к маме, сказать, что ты жив, что у тебя всё в порядке. Как же не охота.
Не потому что ты не хочешь видеть маму, а потому что, мама будет задавать вопросы, рассказывать про родственников, про то, как тяжело работать, и, возможно, её скоро уволят, потому что надо переходить на компьютер, а мама его боится, как мой пёс фейерверков. Я пробовал познакомить их (компьютер и маму), но после двадцати минут отступил. Оба плакали, я от обиды и собственного, в данном случае, педагогического бессилия, а мама от непонимания, что же она делает не так, и зачем вообще на эту страшную машину переходить, то ли дело старая, добрая Ятрань.
А еще мама говорит, что редактор просила перезвонить. Оказалось надо срочно сделать интервью, а некому. Кто в отпуске, кто уже по уши завален другими материалами.
Бегом. Юбиляр уже ждёт. И ты на три часа погружаешься в его мир. В интриги и будни далеких времен. Фиксируешь чужие слова и события. Но в твоем сознании всё время пульсирует и горит мысль: «Я сегодня снова буду с ней, у неё, в ней».
В припрыжку домой. Стучу по клавишам оголело. Ошибка на ошибке, а записям нет конца. Что же это со мной? Мы вместе уже неделю. И всю неделю почти не отходили друг от друга. Редкие вылазки в продуктовые магазины, когда, кажется, что все видят, что ты чокнулся от счастья, что ты только что из постели, и всё время осматриваешь себя, а вдруг в тебе что-то не то, одежде, в прическе. Да просто улыбка до ушей, и глаза с поволокой, или, наоборот, с особым блеском. Может, думают, человек под кайфом, и поэтому сторонятся? А может, ты слишком мнителен.
Ещё на этой неделе была одна невероятная горная тропинка, где поцелуи с ароматом разных ягод. И везде в траве муравьи. Будто, заразы, твердо решили не допускать никакого разврата на вверенной им территории. Кусают, щекочут. Марина хохочет. Да и люди неожиданно выныривают из кустов. Все хотят в погожий денек на природу. Зато спустя пару часов, в душной мастерской, залитые потом, почти превратившиеся в текучие аморфные тела, блестели как рыбы в полутьме, задыхались, как выброшенные на берег волной, пытались друг в друге отыскать, отхлебнуть тот океан, из которого нас вынесло. И весь дом, казалось, качался. И свет заоконного фонаря оживлял взгляды на картинах Марины. И от того, что вся вселенная подсматривала, присматривала за нами, я заводился ещё сильнее. Вот я там, откуда нет выхода, но я и не хочу уходить, я хочу остаться навсегда здесь, даже если это тупик. Аппендикс вселенной.
Мы попытались выбраться на берег реки. Слушайте, Марина в купальнике выглядела ещё маняще, чем без купальника. В её обнаженности больше целомудрия. А полоски одежды придали ее облику такую толику загадочности и подчеркнули всё, что и без того, где надо, круглилось или сужалось, что не пенис, а сердце моё набухло кровью, и готово было лопнуть то ли от счастья-нежности, то ли от ярости-ревности. Я пытался обернуть её полотенцем (комары, милая), закопать в песок (будет весело, поверь). В конце концов, мы чуть не поругались. Марина вдруг уступила, будто сделав какое-то внутреннее усилие над собой, или что-то поняв, а страшнее всего, мне показалось, что она пришла к какому-то умозаключению, не лестному для меня. И мне стало страшно, что я её потеряю. Прямо от ужаса ноги подкашивались. И я уж совсем стал вести себя глупо, заискивая и проявляя приторную услужливость. Это была ошибка.
Всю дорогу от реки Марина молчала, отделываясь короткими односложными фразами. И тут мой страх потерять её вырос ещё больше. Сердце колотилось бешено, просясь выпустить из грудной клетки. Я должен был сделать что-то такое безбашенное, из ряда вон, чтобы её вернуть.
-Слушай, - говорю, - у меня есть одно желание, я хочу, чтобы ты прямо сейчас его выполнила. Ответишь «нет» - черт с ним, переживу. Но, если скажешь «да» - я самый счастливый человек.
Вижу в глазах интерес.
-Только не замуж, - говорит Марина.
-Упаси бог, - говорю.
-Ну?
-Хочу, чтобы ты прямо сейчас пописала мне на руку.
-Чтоооо? – в голосе столько возмущения, но в глазах прыгают бесенята.
Это потом я смог найти слова, рассказать ей, что чувствовал на пляже. Каким дураком был. И какой это ужас - потерять её. Со смехом, конечно, рассказывал, но зная, что она понимает, что всё серьезно, и что там, у реки, тоже не для смеха я ей такое предложил. Только такой треш мог спасти положение. Только что-то жуткое и запретное, как клятва на крови, или пламени, или совместный прыжок с парашютом, или полёт в космос. Но ничего подобного под рукой не было. А была она. И непонятно какой логике подчиняющийся ход моих мыслей.
Мы зашли в густую траву. Рядом шумела река. Где-то совсем близко кричали дети, пьяная компания на другом берегу громко спорила. Квакала, стрекотала, рычала моторами вселенная. А у нас был тихий интимный обряд безграничного доверия. Марина хихикала. Я чувствовал себя жутким извращенцем и нехорошим мальчиком, первым раз пробующим жигулевское пиво. Давно забытое чувство из детства.
У Марины не получалось расслабиться. Она сидела на корточках. В том же купальнике. А потом что-то намного теплее летнего дождя полилось на мою ладонь. И было приятно. Трещина, вот-вот наметившаяся в отношениях, исчезла. Я больше не лебезящий хлюпик, не ревнивый идиот, а такой же шандарахнутый молнией азарта жить дружище-любовник. Мы стояли и целовались. А потом, и правда, пошел дождь.
Интервью готово. С горем по полам. Всего неделя без работы и я уже потерял сноровку. Нет, надо писать каждый день, без остановки. Но что, если приходится выбирать время с любимым человеком или время с любимым делом?
Отнес материал в редакцию и бегом к Марине. Но дверь закрыта. Окна темны. Сотовых у нас ещё не было. Записку Марина тоже почему-то не оставила. Может, думала, что выйдет ненадолго. Прошел час, давно стемнело. Решил сходить до автовокзала и купить вина. Да, дорогой читатель, тогда ещё вино продавалось круглосуточно.
Нарочно шел медленно туда и обратно. Но Марина не вернулась. Вынул из какого-то ящика рекламную газету. Подстелил, сел у двери. Сначала был ужас потери. Потом появилась злость. Потом я умолял неизвестные силы вернуть Марину, предлагая какую угодно плату. Потом возникло холодное ироничное отчаянье. Я понял, как мало знаю про Марину. Кто её родители? Куда она могла пойти? Где ее искать?
Долго думал, как открыть вино. Возле подъезда (да, читатель, в нашем городе в то время не везде были домофоны, и я мог входить и выходить беспрепятственно, никого не беспокоя) нашел какой-то железный штырь в стене. Насадил на штырь горлышко и вдавил внутрь пробку. Вино было очень теплым, нагрелось в руках. И слезы мои тоже были тёплыми. Господи, я сделаю всё, что ты хочешь, лишь бы она вернулась. Пусть ни ко мне, но - живая и здоровая. Я знаю, какие у судьбы завистливые глаза. Я знаю, что быть счастливым – не для меня
© Сергей Решетнев
фото © Lisa Shaburova