Четверица, чемерица и прочая х... ня

               
     Мои скромные поползновения к сектирующим еврействующим тринитрариям, переплюнувшим полумифического Матюшу Башкина и вполне себе историцкого протопопа Аввакума, вполне предсказуемо завершились скромненьким реверансом, украденным, конечно же плагиатом, у самого товарища Сталина, как писал в мемуарах июльский предатель фон Шулленберг Вальтер Абрамыч, тот присел в жеманном книксене перед чрезвычайным и полномочным, сокращенно именуемым Чипом без Дейла, немчиком, готовясь продать свою негрузинскую родину за чеки и сертификаты Чойболсана, славно хрустящие в руках такого человека, как я. Это, разумеется, снова плагиат, латиноамериканский, из очень приличной трагедии когдатошнего революционера, несшегося на пони в сторону сумеречных легионов Порфирия Диаза, кучковавшихся темными тучами за пределами видимости разведотрядов сопатого Сапаты Вильи, где автор книги и подвизался на посту комиссара Лютова, более известного русскоязычным читателям как Бабель, лошадиный писатель и репрессант. Но суть не в этом, товарищи бойцы, суть в пресвятой троице девулек, за коими я и уполз на птичий базар атлантических и красноносых пичужек, жаль, что таких не делают в социальной сети ВКонтакте, но зато там хорошо делают неправильный миот, оставляющий послевкусием фальсифицированные моим сознанием библейские мифы и легенды народов Крайнего ( очень ) Севера и Дальнего ( тоже не близко ни х...я ) Востока, благодаря чему к троице присоединится после точки в этой истории четвертая, Хенесси, само собой, не коньяк, носастая, тощая и весьма клевая Алина, совсем недаром прозванная мною Великой, но это еще дожить надо, а пока : история.
     - И взяв в охапку Саймона, - провизжала ведьма Надька, сверкая своими бешеными косыми зенками из - под закопченного трудом и обороной шлемака сварщика Щедрина, не писателя, а композитора, коему самый тупой из правителей России вручил на днюху масляный натюрморт мертвой природы о трудоднях высотников, то ли издеваясь по своей крысино - гебешной привычке, то ли даже не вдумываясь, кто стоит перед тобой, ослом долбанным, святотатственной проповедью, опровергающей все свитки кумранского вероучения о кумаре и приходе с тягой, жужжа в оттопыренные по морозцу добровольные уши экс - муженька, самоотравившегося говном Верзилова, так и стоящего в углу засохшими в недоумении носками, затвердевшими за долгие века сопротивления здравому смыслу, - бросила его Гэбриэль Суинтон в башку вскричавшего патетицки Киану Ривза, зашатавшегося оглоблей и детским подгузником. Подошла, взяла за грудки, потрясла легонько и указала про ыкра рыбки боговой салакушки, что знаменовало новую эру развития человечества, ибо встал и пошел Киану с тех пор шагать по просторам, распевая строго раком и играя так много и часто, что и Трейси Лордс уже затрудняется упомнить, где Ривз не примал участий.
     Надька передохнула, успокаивая бурно волнующуюся ( дышит ) грудь под пропотевшей хламидой Айседоры Дункан, стыренной из музея Марата Казея, где кто - то насрал, если верить старому пионеру Бабченке, внесенному в студию на блюде, словно х...й латыша, бездуховный тойз леди Бонни Роттен, даже не понимающий всей ущербности нашего восточноевропейского племени, что хохликов, что русачков, одинаково скудоумных и бездарных, не умеющих вообще ни хера, ежели сверху не посвистывает витой кнутик лихого татарина или стек чорномундирного эсэсмана в энкаведешных прохорях, впрочем, моей любимице на отдых много времени не потребовалось и она продолжила кощунствовать, пытаясь этаким магическим способом оживить Верзилова, потому как истории про оргии ей уже было некому пересказывать, Пряников - то сгинул давно, а без радости деления амебистым счастьем быть чутка приобщенным к блестящему творчеству величайшего умнейшего замечательного Ивлукича - кайфу мало, вот и попер второй абзац проповеди, идейно тоже некогда украденной у еще кого - то Лимоновым, как до него украли еще кто - то у кого - то, не суть.
     - И понял тута Саймон, что он Пиотр Боширов или Осока Бобритц, уже позабытый за недосугом мира бурно меняющейся информации, и вспомнил о Лёле Куриленко, лажанувшей с мудацким копировальщиком невозмутимого и мертвого Нильсена, тоже, вообще - то, укравшего у Бастера Китона смысл лица Крамарова, и стал торопиться сказочку закончить автор, потому Куриленко. Понял ?! - заорала она в несвежий шов, украшавший Верзилова прямо на подъеме голеностопа.
    - Ы, - ответил Верзилов, с трудом соображая. Тем более, совершенно неправильно реагируя. И, вообще, ну его на хер.
    И эта невнятная проповедь Заратустры Златоуста Стоверстного Сильверлайта может щитаться по Ореху Масковскому законченной благополучно как принятая с благодарностью подача неплохих нолей и единиц, автор же поспешает к Лёле Куриленке, молясь Дите фон Тиз о совпадении вибраций, снова просранных прежней маленькой и светленькой Алисой, отупевшей в межсезонье до уровня загадочных мхов и лишайников.