Лебеди прилетают весной ч1

                Не зазнавайся чинно
                Хоть нынче ты в чести,
                Ведь завтра могут скинуть,
                Пойдёшь свиней пасти.
                Николай Милованов
Часть 1
Дальняя дорога
Колёса пассажирского поезда мерно выстукивали своё извечное тук-тук, тук-тук… И так всю дорогу, через необъятные просторы полей, лесов, коротких и длительных по времени  остановок, мимо полустанков, переездов, платформ. Тепловоз мчал вагоны с пассажирами в Западную Сибирь.
Молодожёны второго купе полупустого третьего вагона уютно устроились на нижних полках. В пути следования к ним никого не подсаживали и Анна с Владимиром предавались супружеским забавам медового месяца, невзирая на утомительную дорогу и  предстоящие заботы по прибытии на место назначения по распределению. Анна окончила юридический институт. Через четыре дня после получения диплома, пока не разъехались сокурсники, они зарегистрировали брак в одном из саратовских ЗАГСОВ, сыграли комсомольскую свадьбу в общежитии студенческого городка и теперь в этом поезде направлялись в незнакомый западносибирский Омск. Супруг окончил сельскохозяйственный институт, и ему, как учёному агроному, предстояло осваивать поля неведомых сибирских просторов.
Дорога дальняя, и хотя на протяжении долгого пути  развлекали друг друга, мысли об устройстве на новом месте, о том, что их ждёт, как встретят новоиспеченных специалистов, обоих не оставляли, однако  вслух говорить об этом не хотелось. Поэтому и не обсуждалось. Всему своё время, «война» планы покажет. А пока… мечтай пока.
Впереди неизвестная и неизведанная жизнь, манящая и страшащая одновременно. Большинство вчерашних выпускников разъехались по стране  согласно распределению после окончания учебных заведений, устраивались на новых местах, начинали жизненный путь сызнова.
Поезд неумолимо движется по заданному маршруту. Поздней ночью состав дёрнуло, поезд остановился на полустанке, поджидая ехавший во встречном направлении состав, пропустил пролетевший с гулким шумом товарняк. Раздался призывный гудок  машиниста и снова вперёд, в неведомую даль.
Поезд стремится доставить людей по назначению. Путь поезда скор и понятен, движется по накатанным рельсам, а вот люди в нём...
 Анна, то ли во сне, то ли наяву подумала, а не вернуться ли им назад, в детство, юность, можно сказать, в беззаботное студенчество… Передумывать, однако, поздно и не нужно.
Судьба играет людьми…
***
 По приезде в славный город Омск, Анну встретили в отделе Юстиции, направили в областной суд для прохождения стажировки, к чему она с воодушевлением на следующий же день и приступила. Владимир временно устроился агрономом в Ботанический сад, где не без удовольствия окунулся в стихию по обихаживанию  деревьев, кустарников и травянистой растительности.
Из общежития, куда молодожёнов временно поселили, до здания суда, где Анна стажировалась, было рукой подать и девушка приходила на работу минут за пятнадцать-двадцать. Перезнакомилась с персоналом, секретарями судебных заседаний, канцелярскими работниками. Через неделю её уже приглашали на планёрки судей, где она помалкивала, но внимательно слушала, приглядывалась. Освоилась, и когда спрашивали, высказывала своё мнение. Через месяц, сразу по исполнении двадцати пяти лет, её избрали народным заседателем от ковровой фабрики. Председатель суда объявил, что «Анна – готовая судья» и, согласно приказу, она приступила к исполнению обязанностей по вакантной должности.

Грустное начало

Село Новая Омка, приютившееся в западно-сибирских лесах в ста двадцати километрах от областного центра, имеющее статус района, жило своей жизнью. Промышленных предприятий нет  и не предвидится, только один, перерабатывающий местную сельхозпродукцию, маслозавод, который обеспечивал работой третью часть взрослого трудоспособного населения, да небольшая пилорама. Сельскохозяйственный район объединяет девять  совхозов, большинство из них- животноводческие. Но и поля никуда не выкинешь,-земледельческие. Школа, детский сад, кинотеатр. Одноэтажное село с несколькими двухэтажными хрущёвками, с загаженным автовокзалом и типовым зданием райкома партии с голубыми елями не вдохновляли приезжавших в район людей, молодых специалистов. В неперспективном районе мало кто надолго задерживался. Прижились лишь давние старожилы да причаливший на короткое время типичный партийный чиновный люд. И скоренько, как только наберутся немного опыта, да подучатся  «водить руками», перебираются в другие, более злачные места, поселения покрупнее, перспективнее.
Утро в поселении начиналось с того, что родители летом вели детишек в детский сад, держа за ручки, а зимой везли в закрытых санках, поскольку трескучие морозы и ветры остужали щёчки малышей до красноты и даже ожогов. Одним словом, Сибирь. Кабины санок у всех  разные: из дэвэпэ, прессованного картона,  досок. По форме напоминали домики, кубики, треугольные строения. Окрашены разноцветно: в синий, зелёный, коричневый цвета. У кого крыша фонариком, у кого плоская, выше, ниже. У всех дверцы плотно прикрывались сверху или сбоку. Детишки выглядывали в окошки, улыбались и радовались, какие разные, удобные и красивые у каждого из них, индивидуальные, распространённые в этих местах  средства передвижения. Оборудованные таким образом санки защищали не столько от мороза, сколько от ветра и снега.

Тонконогая Зоя своего двухлетнего малыша ездой на санках не баловала. В любую погоду мальчика  вела за руку, или он, пряча замёрзшие ручки в карманы, всю дорогу вприпрыжку бежал за мамкой, но не жаловался. Лишь время от времени пытался ухватить её за руку или пальто, но ему это редко удавалось: Зойка резко отталкивала его, и Мишутка продолжал бежать за матерью, не замечая мороза, пытаясь не отстать, в надежде скорее попасть в помещение детского садика, обогреться, а позже и вкусно покушать.
В очередное утро, доведя малыша до дверей садика, обозлённая мамаша резко открыла дверь, решительно прошла вперёд. Миша поторопился протиснуться вслед за ней, чтобы дверь не успела догнать его и ударить. Мальчик призывно доверчиво поднял глаза на мамку, втайне надеясь, что она приласкает его, разденет и отведёт в группу. Зоя резко мотнула выбившимися из-под шапки выжженными гидроперитом волосами:
         - Быстро раздевайся, некогда мне!
- Мама, мы игрушку дома забыли, мама…
- Какую ещё игрушку, быстро давай!
Ледяной взгляд Зойки отыскал воспитательницу. Подтолкнула к ней ребёнка и, ни слова не говоря, задрав подбородок, спешно вышагала из помещения на улицу. Всё ей надоело. С мужем развелась. Мужчины были, но ребёнок ей мешал. Работа в ветеринарной лечебнице не клеилась. С сотрудницами дружбу не водила, да и они к ней относились более чем прохладно. Денег не хватало всегда. Когда к ней в квартиру приходили друзья, этот «щенок» - то есть, пить просит, то играть ему хочется. А она молодая, ей самой жить «охота».
По дороге на работу одолевали разные мысли: может, ей уволиться, уехать отсюда, завербоваться куда, может, мальца навсегда к матери отправить, жить начнёт в своё удовольствие. Стирать бельё для него не надо будет, менять его ежедневно, в садике требуют каждый день чистое, вот и приходится  «мантулить» на пацана.
С невесёлыми мыслями пришла на работу. Девчата-сотрудницы были уже на своих местах.
- Зой, ты вчера крысид на складе брала? Упаковку на старое место не поставила, рассыпала. Яд очень опасный,  поосторожнее с ним, – перебирая квитанции, досужая Варька обратилась к вошедшей, - кроме тебя отраву никто не брал.
Зойка опешила, «откуда догадались? Вроде бы всё прибрала», забеспокоившиеся зрачки перебрали доски пола, зацепились за угол стола:
- Крысы в сарае завелись, одолели. Просто нашествие. Заходить боюсь. По полу, стенам и потолку без зазрения совести бегают.
- У тебя ни скота ни птицы, за каким ты в сарайку ходила?
- Да мало ли...
- Девчата, сегодня в совхоз «Береговой» на профилактику едем.
- Всегда готова, - недовольно выпалила Зойка, подумав, что, действительно,  пора увольняться.
      

Нечаянная встреча с Андреем Сахаровым

  Стажировка  Анны шла полным ходом.
В тот памятный день должен был состояться процесс по осуждению диссидентов. Анна готовилась писать протокол предстоящего судебного заседания.
 
Нотабене. После поступления в институт, в один из первых учебных дней, сердобольный декан факультета  рассказал о том,  как несколько лет назад в стенах юридического института группа второкурсников организовала кружок, признанный в дальнейшем ведущим антисоветскую пропаганду. Студентов исключили из института и, возможно, осудили. Вновь поступившим пригрозили пальчиком, чтобы не высовывались, если не желают искалечить свою судьбу. И руководству спокойнее. На просьбы рассказать подробнее в чём конкретно вина кружковцев, самых лучших студентов, членораздельного ответа не последовало. Это вызвало обратную реакцию: наиболее вдумчивые студенты стали отслеживать дальнейшую судьбу исключённых из института, особенно их лидеров. Худшие  ожидания оправдались: их судьбы были искалечены.
 ***
В обычный рабочий день, во время перерыва, поднимаясь по лестнице на второй этаж, Анна встретила заместителя председателя суда Павлюченко, который, многозначительно взглянув,  доверительно шепнул, что на лестничной площадке  между этажами, находится Андрей Сахаров.
Девушка всплеснула руками. Будучи любознательной, она продолжала следить за текущими политическими событиями в стране, в том числе за нелегкой судьбой диссидентов. По «голосам», которых вездесущие, самые продвинутые студенты с опаской слушали по ночам, хорошо знала, кто такой Андрей Сахаров. Было интересно хотя бы одним глазком взглянуть на известного всему миру выдающегося человека.
С семидесятого года великий учёный начал заниматься правозащитной деятельностью, а 9 октября 1975 года ему была присуждена Нобелевская премия мира. Лауреату престижнейшей награды не разрешили выезд за границу для получения премии, поскольку он был носителем государственных тайн. Его интересы представляла жена и соратница Елена Георгиевна Боннэр.
С будущей женой академик познакомился в 1970 году на одном из судебных процессов  над диссидентами - физиками в Калуге. Через два года они поженились.
Намеренно замедлив шаги, Анна, по институтской жизни активный член научного студенческого общества, прекрасно осведомлённая о деятельности Сахарова, подняла голову и увидела Его. Создатель первой в мире термоядерной бомбы, личной персоной стоял в проёме стены, в углу, у окна. Добротная коричневая дублёнка  расстёгнута, головного убора на голове не было. Лицо казалось печальным, глаза глубоко запали в глазницы. Крупная голова с огромным высоким лбом блестела: то ли брит, то ли на голове волос не было вовсе. Рядом, вплотную к нему, в красном брючном костюме, стояла невысокая стройная Елена Боннэр. В руках она держала свою верхнюю одежду  и нервно теребила красную гвоздику. Взгляд был напряжённым, лицо сосредоточенным и бледным. Поблизости, тут же  на лестничной площадке, молчаливо стояли люди, сопровождавшие знаменитую супружескую пару. У всех в руках были красные  гвоздики.
Проявлять знаки внимания, либо здороваться, не было смысла. С замиранием сердца, Аня, чуть замедлив шаги, осторожно заглянула в проникновенные глаза великого учёного и прошагала мимо, едва задержавшись. Было понятно, что это первая и последняя встреча совсем незнакомых людей. Стажёру, будущему судье,  она запомнилась на всю жизнь. Чувство вины за родное государство перед выдающимся учёным близко многим, кто знаком с тяжёлыми испытаниями, выпавшими на долю академика и его супруги  с  соратниками по борьбе.
Сахаров и Боннэр принимали активное участие в борьбе за права человека, за освобождение политзаключённых - узников совести, за улучшение условий их жизни в советских концлагерях. Помогали они бывшим «политическим» и после выхода их на свободу. Выступали супруги и против войн в Афганистане и Чеченской республике.
Шла подготовка к уголовному процессу над антисоветчиками,  гражданские убеждения которых не совпадали с государственным диктатом. Проверена явка лиц, участвующих в деле, свидетелей. Все заняли свои, соответствующие уголовному процессуальному кодексу, места.
В зал судебного заседания друзей арестованных, правозащитников, не пустили, на всех сидячих местах типовой мебели расположились люди в гражданской одежде. Слушать уголовное дело стоя в зале судебного заседания не полагалось. Сочувствующих, специально приехавших издалека, в том числе и правозащитников Андрея Сахарова и Елену Боннэр, в некорректной форме вытеснили из самого маленького в здании помещения под предлогом, что свободных мест нет.
Руководство суда советовалось с Москвой:
- Как быть? На процесс приехал сам Сахаров.
Слушание дела отложили.
Когда арестованных препровождали в автозак, им под ноги полетели красные гвоздики, брошенные друзьями из группы поддержки, чтобы приободрить преследуемых за убеждения, не совпадающие с государственной политикой по уважению личного достоинства человека. Увы, уважение личности никогда не ценилось в стране, особенно с противоположного фланга.
На вновь назначаемые слушания Андрей Сахаров  с супругой приезжали неоднократно. В зал их не пускали, они  возмущались,  и тогда обоих увозили в милицию. Процесс после неоднократных отложений всё же состоялся, но ни Сахарова, ни Боннэр в зал так и не допустили. Одна из попыток пройти в зал судебного заседания закончилась задержанием  за мелкое хулиганство и  помещением обоих в камеру.
Вероятность того, что информация об осуждении правозащитников попадёт в прессу, закрытое государство, похоже, беспокоило больше всего.
Чтобы правозащитники с сопровождающими лицами не могли попасть в зал судебного заседания, слушания откладывались каждый раз после  соответствующих консультаций. Сахаров и сопровождающие его лица приезжали вновь и вновь. Гвоздики всякий раз ложились под ноги выводимых из автозака арестованных.
Несмотря и вопреки принимаемым мерам, результаты постановленного приговора радио «Свобода» и «Голос Америки» передали в тот же вечер. Тайные ночные слушатели и страна подробности осуждения  «антисоветчиков» узнали из подкроватных, ненавистных службам радиоприёмников, установленных «в диапазоне и на волне».
Спецслужбы перекрывали каналы связи, но информация тут же передалась через столицу одной из союзных республик, как оповестили «голоса». Шила в мешке не утаишь.
Очевидно, что великое множество испытаний и лишений выпало на долю выдающегося  учёного и общественного деятеля.
В том, 1975 году, Андрея Сахарова не выпустили из страны за получением престижнейшей Нобелевской премии мира. Дикие нравы государственной системы обеспечили ограничение свободы учёного вместо организации поездки на авторитетную церемонию вручения награды и ужина с норвежским королём, которые прошли в отсутствие заслуженно награждённого гения.
Гонения, многолетняя ссылка в ставший символом концлагеря город Горький, продолжающаяся борьба и непонимание  подорвали силы Сахарова, сражающегося, как Дон Кихот. Достучаться до здравого смысла было бесполезно. Вспомнить только «фас» первого и последнего Президента некогда великой державы и «Ату, ату его» шлепками ладоней,  как пощёчин, депутатов на государственном форуме, изгнание гения с трибуны… Вновь становилось страшно за страну.
Четырнадцатого декабря 1989 года его не стало. Государство в полной мере не искупило перед ним свою вину, однако любовь и уважение  людей к Андрею Дмитриевичу Сахарову  останутся в сердцах хоть малым оправданием перед потомками.
Забегая вперёд, важно отметить, что Анна, на протяжении десятилетий следившая за нелёгкой судьбой Андрея Сахарова, его супруги и сподвижников, кончину гения восприняла как личную трагедию и укор государству, отвергнувшему одного из лучших своих сыновей.
17 июня 2011 года в Бостоне на восемьдесят девятом году жизни скончалась и Елена Боннэр, не успев закончить свою последнюю книгу. Но ничто не исчезает бесследно, просто приобретает иную форму. В данном случае – повинную память о них. И ещё…
Несмотря на тяжёлую долю, эти люди были бесконечно счастливы. Они помогли многострадальной стране с горестными судьбами её народа увидеть свет правды, оба не замарали себя перед будущим, они и любили друг друга. Правда, некоторые продолжают спорить, полагая, что эта спутница была подослана учёному со шпионской целью. Люди разные, их много и мнения тоже несхожие и имеют право на существование.



Лебеди прилетают весной
      
  К очередным выборам народных судей, в апреле семьдесят шестого, Анну сосватали в Новую Омку. Вполне могла  остаться в областном центре, но поскольку ожидала рождения ребёнка, с председателем областного суда (по случайности, а земля, оказывается, круглая),  земляком из наукограда Центральной Чернозёмной зоны, решили, что в сельской местности ей будет легче справляться с житейскими заботами, а заодно и опыта набраться.
До соблюдения предвыборных процедур, необходимо было выехать в Новую Омку,  познакомиться с Анатолием Павловичем Алёхиным, первым секретарём общественной организации, непоколебимой, вечно живой коммунистической партии. Повёз на смотрины Анну сам председатель областного суда, Юрий Иванович Амосов, что было крайне редко и являлось исключением из правил. Он так зауважал землячку, что решил принять участие в становлении её судьбы.
Дорога в 120 километров от областного центра до населённого пункта не была полностью асфальтированной. Полдороги щебень, местами твёрдое покрытие, занесенное снегом; с утра метёт  позёмка, поэтому гололёд. Прошлой ночью случилось потепление. Сначала пошёл снег, потом резко холодный дождь. Мороз прихватил влажные ветви высоких стройных берёз, расположенных вдоль дороги, и они оказались в плену льда.  Обледеневшие деревья сбоч дороги сверкали бриллиантовым панцирем. Продвижение автомобиля напоминало сказочную картину прохождения по волшебному хрустальному лабиринту. Если немного прищуривать глаза, то каждая застывшая на морозе вчерашняя капелька, а сегодня льдинка, светится всеми цветами радуги. Волшебная картина наблюдалась на протяжении почти всего трёхчасового пути. Время от времени ветер ломал ледяное покрытие ветвей и мириады алмазных брызг с хрустом падали,  исчезая под деревьями, чтобы грядущей весной растаять, впитаться в почву и через время вновь подняться в воздух и выпасть новыми осадками, но уже в других местах и дальних странах.

В марте день прибывает быстро. Мороз слабеет и начинают чернеть проталины. С первыми признаками весны в Сибири появляются птицы. Миллионы крылатых странников спешат возвратиться на исконные места гнездования. Через моря, леса, горные хребты и тайгу неудержимым потоком летят бесчисленные стаи гусей, уток, куликов. Летят туда, где из-под снега появляются покрытые прошлогодней осокой кочки, проталины, бугры с лишайниками и зарослями приводной растительности. На бугорках запестрели первые мелкие  нежные цветы подснежников.

Неожиданно в небе появился клин белоснежных лебедей, за ним второй, третий. Завораживающая картина завладела Анной и сопровождающими её лицами. Машина остановилась и все вышли посмотреть на уплывающие нити небесных питомцев в  топазной  голубизне неба. Полёт лебедей лёгкий и свободный, во главе - самая сильная птица. Слаженный полёт обеспечивали аэродинамические потоки воздуха, невидимые с земли, но увлекаемые им птицы как — будто не замечали усталости и летели, летели. Уже последняя стая скрылась из виду, но завороженные чудным зрелищем люди не могли отойти от странного чувства единения с небесной жизнью крылатых питомцев, надышаться свежестью охватившего их благоденствия и чистоты природного устройства. Ещё немного постояв, вспомнили, что лебеди - моногамные птицы, образуют постоянные пары и хранят верность своему спутнику всю жизнь.
- Существует поверье, что овдовевшая птица кончает жизнь самоубийством, падая  с высоты на землю,- заметила Анна.
- Это не поверье, - грустно ответил председатель суда, заспешив в машину.
Когда Юрий Иванович смотрел в небо, наблюдая птиц, неожиданно поделился:
- У меня три сына. Один сын,- не сын; два сына,-пол сына. Три сына,-вот это сын!
Позже, за чаем, он поведал, что дети выросли и, как птицы из гнезда, разлетелись по миру.
             До места назначения оставалось километра три.
Притихшие пассажиры, любуясь причудами природы, каждый думал о своём. Вскоре заехали в село,  плутать тут негде. Основная, единственная с твёрдым покрытием  дорога ведёт к зданию райкома партии. Голубые ели тяжёлыми снежными  лапниками   холодно выглядывают из-за незатейливого ограждения типового двухэтажного строения.

В райкоме гостей дожидались. Пропустили в кабинет первого, который  отлучился ненадолго, и не успели Юрий Иванович и Анна присесть, как широко открылась дверь. В кабинет вошёл его хозяин, Анатолий Павлович Алёхин, первый секретарь райкома партии. Начинающий лысеть, упитанный руководитель партии районного звена, лет сорока пяти, зоотехник по образованию, мужчина в рассвете сил и горделивой славы, по привычке правой рукой придерживал мужское достоинство. Широко размахивая левой, подошёл к столу, за руку поздоровался с председателем облсуда, кивнул кандидату в судьи, с достоинством и почтением к самому себе, по-хозяйски уселся в кресло. Своим видом показал кто здесь хозяин и что весь мир в его руках.

По пути сюда каждая льдинка, падающая с дерева, казалась себе непостижимой ценности бриллиантом, центром мироздания. А всё так и было. Каждая снежинка и капелька дождя – центр Вселенной, всё кружится вокруг любой былинки в поле. Только одна считает это объективной реальностью и относится к этому просто, как  и должно быть. А вторая – своим достижением самовлюблённо кичится, считая окружающий её мир не заслуживающим внимания ничтожеством. Оба стебелька осенью засыхают, их укрывает снегом. Весной всё начинается сначала.

Также и некоторые люди в противовес учению от Иоанна: не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба…

Беседа длилась недолго. Анна, обнаруживая на себе сальные взгляды первого, подчёркнуто спокойно, чётко ответила на задаваемые им вопросы. Обсудили, где она с семьёй будет проживать в случае избрания. Первый секретарь райкома партии, а он решал все вопросы, Алёхин  Анатолий Павлович, остался доволен кандидатом, вслух сказал, что из неё «можно лепить, как из глины», всё что вздумается, поскольку ничем не испорчена и не запятнана. Анна по поводу возможности «лепить», в отношении себя здорово засомневалась, но не подала виду, что хоть на йоту поняла смысл сказанного. Вслух руководитель партийной, могущественной районной организации, у которой не было конкурентов и соперников, решил, что нет необходимости кандидату знакомиться с Председателем исполкома, поскольку ОН решение уже принял. Положительное. Однако Юрий Иванович высказал пожелание  встретиться и с действительным руководителем района, Шевченко Николаем Петровичем, поскольку давно знаком с ним, долго не встречались, и уехать, не повидавшись, неудобно. Первый несколько поморщился, но согласился, дал команду в приёмную.  Николай Петрович тут же прибыл. С председателем облсуда поздоровались, как давние знакомые, с Анной познакомились. Председатель исполкома пребывал в этой должности не один десяток лет. Был в курсе всех дел и событий, однако не выпячивался. Население Николая Петровича уважало. Все вопросы он решал по-деловому, конкретно, без пафоса. Понял, что решение принято, другого и не ожидал. Оснований возражать не было. Он и не собирался. Было понятно, что кандидатуру согласовали, и он ушёл, предоставив возможность первому ещё немного полюбоваться на себя пред очи приезжих. Первый рассказал, чем занимается район, что производят на полях и в хозяйствах сельские труженики. Какие перспективы в районе, а их, правда, не предвиделось, если рассуждать между строк самовлюблённого первого, поскольку, что сделано было, того и достаточно, нечего «попу рвать». Потолковали ещё немного о том, о сём, и первый, придерживая свой «магазин» - самый драгоценный груз, как позже выяснилось,  проводил гостей до дверей просторного кабинета.
Обратная дорога была не столь экзотичной, но менее долгой. Полдела сделано. Оставалось за малым. Провести выборы, переехать к месту службы. Организовать какой-никакой быт.

 Ветер и солнце поработали на славу. К этому времени с деревьев осыпался утренний алмазный наряд. Сверкающий лабиринт из обледенелых деревьев исчез, ветви освободились от непосильного груза. Повеселевшие  деревья  приветливо провожали гостей, оставаясь позади уезжающего автомобиля. Вспомнилась тёплая встреча и вкусный обед у Лидии Ивановны Никоновой, прежней судьи, проработавшей здесь десяток лет. Её первый возглас, как только она увидела председателя областного суда, был:
- Какие гости!
Она действительно очень обрадовалась его приезду, поскольку сильно уважала и побаивалась. Предполагала, что привезёт Анну кто-то попроще, а тут… И вся засияла от радости, засветилась и развеселилась. Опасалась, что вовремя не найдут замену и оставят её здесь на следующие долгие тягостные пять, а как оказалось позже, шесть с половиной  лет, как в ссылке (не была местной жительницей). Когда-то на работу её рекомендовала та же руководящая и направляющая. Не посмела отказаться, поскольку пригрозили, что если откажется работать, то упекут простым юристом в дальний совхоз, где  «Макар телят не пас», это, явно, не входило в её планы. После некоторых встреч с  областным руководством мечтала о переезде в областной центр. Мечта начала реально сбываться, тем более, что для проживания обещали двухкомнатную квартиру в новом микрорайоне. По советским меркам - одной за глаза.
И не надо будет на обратном пути ублажать первого, когда выезжают по вечерам в хозяйства,  служить «пугалом» для сельских тружеников, прикрывая бесхозяйственные порывы районных и местных горе руководителей. Забудутся комиссии при приёме 24-ой формы в управлении сельского хозяйства, не считая показательных процессов по привлечению к материальной ответственности нищих, ни в чём не виновных работников за падёж скота, новорождённых телят и поросят, содержащихся после появления на свет в холодных помещениях в условиях сибирских морозов.
***
Выборы прошли успешно. Почти единогласно. В те времена это было нормой. Партия сказала. Анна с мужем, собрав пару студенческих, не тяжёлых чемоданов, на маршрутном автобусе приехали в Новую Омку. Им выдали ключи от двухкомнатной коммунальной квартиры.  Крыша над головой, какая никакая  образовалась. Жить плохо - бедно есть где. Сейчас это было самое главное, поскольку молодая женщина ждала ребенка. Наутро Анна пошла на работу. Помещение суда располагалось в старом деревянном пятистенном доме, недалеко от райкома, в кустах шиповника и зарослях деревьев. Во второй половине строения размещалась редакция районной газеты «Восток». Было здание столетним, одноэтажным, с низкими потолками и печным угольным отоплением. С коллективом Анна познакомилась ещё в первый приезд. Все были искренне рады успешно прошедшим выборам молодой симпатичной скромной  судьи. Надеялись на активизацию застойной жизни. И их надежды, как подтвердила жизнь,  оправдались.
Владимир устроился в местной «Сельхозтехнике» главным инженером. Был доволен и стал присматриваться, как обустроить семейный быт. По меньшей мере, лет пять придётся тут прожить. А дальше – как масть пойдёт, как карта ляжет…
У Анны служебная жизнь закрутилась с первой минуты. Сама себе начальник, хозяйка и ломовая лошадь. Суд никому не нужен. К районному начальству ближе милиция и око государево, поэтому судью на совещания особо не  приглашали, в сторону райкома и райисполкома она и сама не напрягалась смотреть. Работы много, одна. Заменить некем. Поэтому трудилась, пыхтела, билась, как рыба об лёд, ни на что и ни на кого не обращала внимания.
Как-то ведомственный проверяющий спросил:
- Как ты управляешься одна, столько дел в установленные законом сроки успеваешь рассматривать, отписывать, исполнять? Уму непостижимо, и дополнительную единицу не просишь! Никто в области о тебе не  знает и не слышит.
- В собственном соку!
- Честь и  хвала!
Через несколько месяцев руководство района и областное начальство убедилось, что за суд не стоит беспокоиться и не лезло в его дела. Телефонного права не наблюдалось. Как-то первый позвонил по поступившему на рассмотрение уголовному делу, попытался выяснить, какое наказание будет назначено исключённому из партии проворовавшемуся коммунисту, намекал, что не стоит его наказывать строго, попытался «надавить». Анна ещё более «мягко» ответила, что не надо так волноваться, всё будет в соответствии с законом:
- При выяснении анкетных данных непременно устанавливается, был ли обвиняемый членом партии, это отражается во вступительной части приговора. В отчётах имеется отдельная строка, сколько коммунистов осуждено, а как же?
 На это Анатолию Павловичу ответить было нечего, и он, сухо попрощавшись, бросил трубку. Про себя решил, что судью необходимо принимать в партию, как бы «от рук не отбилась». На первом же бюро высказал своё мнение по этому поводу, председатель исполкома не поддержал его и тот  резко оборвал Николая Петровича:
- А ты вообще молчи. С первого дня судье в рот заглядываешь!
На этом дебаты закончились. Судья ещё года три ходила «в беспартейцах».


Предвестье
 
В средствах массовой информации широко обсуждалось предстоящее полное солнечное затмение, которое ожидалось в среду, в 10 часов 15 минут. Многим хотелось посмотреть на удивительное явление природы. Для наблюдения за ним кто-то готовил затемнённые очки, закопчённое стекло, кто-то нашёл осколок тёмно-зелёной бутылки.
Часов в десять утра люди высыпали во дворы, приникли к окнам, собрались на берегу реки.
Природа живет своей жизнью. Ещё пять минут назад был яркий, звенящий теплом и светом день с радостно сияющим на небе  солнечным диском.
  Но вот на правом краю Солнца сначала постепенно появился небольшой ущерб, затем он медленно увеличивался, а в результате, еще недавно бывший круглым диск принял форму серпа. Солнечный свет постепенно ослаб, стало сумеречно, прохладнее, подул ветерок. Наблюдатели приникли к защитным стёклам, рассматривая небесные тела, и таинственным образом пытаясь удержать пропадающий диск. Кто-то предостерёг, сообщив о том, что на солнце во время этого таинственного явления смотреть нельзя. Действительно, когда светило начинало исчезать, природа явно приуныла и помертвела, по телу  побежали мурашки и стало холодно, хотя было лето. Образовавшийся серп сделался совсем узеньким, и, в конце концов, за черным диском исчезли последние вспышки света. Ясный день моментально превратился в пасмурный вечер, на потемневшем небе появились звезды, а на месте светила зиял черный круг, окруженный невнятным серебристым сиянием. Напуганные наступившей темнотой звери и птицы резко замолкли, наиболее чувствительные к свету растения свернули листья.
Когда светило исчезло, кто-то из наблюдающих с горечью, обречённо воскликнул:
- А вдруг солнышко никогда не появится вновь!?
В напряжённом молчании ответа не последовало. Благоговейный трепет заставил людей пристальнее всматриваться в происходящее на небесах, взывая к возвращению жизни, появлению света.
Через некоторое время  солнце снова начало являть миру свой торжествующий лик, только его лучи появились уже с противоположной стороны, нежели когда оно начинало съедаться луной. Серп  образовывался уже с другой стороны, всё более открывая солнце. Природа вновь принялась оживать. Залаяли собаки, запели птицы, в воздухе повисли стрекозы и комары.
В мире восстановилось равновесие и радостные люди, побросав защитные средства наблюдения, развеселились и разошлись по своим делам.
Кто-то заметил, что солнечное затмение - это предупреждение о предстоящих страшных событиях на земле, так что всем надо быть готовыми к этому.
 На предсказание нашёлся другой аргумент:
- Никто ничего не знает, поэтому неизвестно, как трактовать  увиденное.
Кто-то заметил, что полное затмение наблюдается лишь на протяжении 300 километров, поэтому в любом случае предсказания касаются не всех.
***
По весне стая лебедей садилась на обильно залитое водой Прииртышъе. Тормозя лапами о воду, скучивались в поисках семян, водных растений, травы, проблескивавших мелких рыбёшек. Опрокидываясь и погружая шеи в воду, искали беспозвоночную живность и сладкую траву.
Недели через две птицы окрепли, освоились, разогнали прибрежных гусей и, следуя зову природы, рьяно защищая подруг, громко хлопая крыльями, отгоняли соперников. Боев не наблюдалось. Места гнездования деловито обустраивались. Лебедь — крупная птица и из стеблей тростника и травы сооружают кучу до трёх метров в диаметре.
Самка высиживает до пяти яиц. Самец сторожит гнездо от 33 до 40 дней. С появлением  потомства жизнь продолжится.
 
Невинная жертва порока

Возраст Мишутки приближался к трём годочкам. За лето он немного подрос, вытянулся, однако  личико оставалось бледненьким и глазки не блестели, как у его бутеющих сверстников. Недели две он провёл у бабушки, матери Зойки, в Таврическом районе. Но бабушка привезла его, поскольку самой после отпуска надо было выходить на работу, а с неработающим мужем-пьяницей оставлять малыша не решалась. Миша начал привыкать к ней, не хотел возвращаться домой, ластился и всячески задабривал, с надеждой заглядывал в глаза, но возвращение к свирепой матери неумолимо приблизилось. Бабушка пытала его, почему он не хочет домой. Мальчик, поджав губки, прятал глазки и задумчиво уходил куда-нибудь в тёмный угол.
Как-то вечером бабушка лепила пельмени, паренёк рядом тоже возился с тестом и что-то радостно  лопотал по-своему. Бабушка прислушалась.
- Бабе памамаю, бабе памамаю, - лопотал Миша, весело поглядывая в сторону своей ласковой, доброй, грустной бабушки.
 Та рассмеялась:
- Бабушке он помогает, золотой мой, хороший мальчик, – а немного помолчав, вздохнула, - а к матери, хочешь - не хочешь, надо ехать.
Малыш сразу поник, притих и продолжал возиться уже молча, время от времени с тихой надеждой поглядывая то на бабушку, то на трезвого сегодня деда.
 На автовокзале Зойка их не встречала. До дома  было недалеко. Дверь открыла, как всегда, недовольная мать малыша. Велела обоим разуться у порога квартиры, на клеёнке. Радостных слов приветствия ни в адрес матери, ни сына, - не последовало. Зная, что мать  на следующее утро уедет, тут же сообщила, что сегодня ночевать дома не будет. Утром придёт, проводит её. Не взглянув как следует на мать и не расцеловав сына, обрызгалась дешёвой туалетной водой и резво упорхнула. Бабушка с внуком проворковали последнюю совместную ночь, а утром, возвратившаяся «из ночного», потрёпанная Зойка бесцеремонно  выставила мать за дверь, чтобы та шла на автовокзал, завалилась на кровать рядом со спящим ещё сыном и моментально захрапела.


Проснулся Миша в девятом часу утра. Радостно осмотрелся, но бабушки не нашёл. Вместо неё на кровати спала полунагая мать. Лицо её не было суровым. Мальчик успокоился. Прошёл на кухню, попил воды, нашёл конфету. Ещё раз осмотрелся, с надеждой в глазах поискал взглядом бабушку, но её нигде не было.  Миша обречённо снова прилёг, не решаясь потревожить мать.
Около десяти Зойка проснулась:
- Проспала. В сад тебя сегодня не поведу. Опаздываю. Посидишь дома. На улицу не выходи. В обед приду, покормлю. Не ори, свалился на мою голову!
Миша закрыл голову руками, опасаясь ударов по голове, однако мать бить его не стала. Вскочила, быстро умылась и понеслась на работу.

Директор совхоза
 
Самый лучший хлеб выпекался в совхозе «Хомутинский». Буханки пышные, высокие, не черствеют целую неделю. Вкусный хлеб привозили в райцентр ежедневно, кроме выходных. Постоянные покупатели  собирались задолго до приезда машины. Обсуждали свежие новости. По прибытии хлебовозки огромные пышные буханки моментально раскупались. В наступивший понедельник не успела собраться очередь, как на велосипеде подъехала женщина в платье с развевающимся подолом и, не сходя со своей надёжной лошадки,  сообщила, что сгорела прокуратура, пепелище до фундамента.
-Не может быть, я только вчера вечером мимо проходила, всё было в порядке, - сказала одна.
Другая предложила пойти посмотреть. Люди двинулись за угол универмага, напротив которого располагалось здание.
Вместо прокуратуры мало-мало дымилось основание фундамента. Здание как корова языком слизала.
Бабы разом ахнули. Ходили слухи, что новый прокурор, Михайлюк, выслуживается больно, из райкома не выходит. Врагов у него, вроде бы быть не должно, а вот погляди ж  ты…
- Его к нам из Калачёвского перевели, может оттуда кто постарался? - предположила начинающая толстеть гражданка.
Её никто не поддержал, женщины спешно направились в сторону проехавшей мимо хомутинской машины с хлебом.
У директора совхоза, Харанина, не только хлеб самый лучший выпекался, но и футбольная команда всё больше первые да призовые места занимала. Правда, когда выяснили, что пара игроков были купленными профессионалами, команда распалась  и остатки местных спортсменов на поле больше не выпускали. Скандал замяли.
И скакуны у него были орловские, красавцы. Загляденье, равным им не находилось в области и призы со всех скачек увозились в неприметный Новоомский район. Часть кубков и наград хранилась в райкоме, часть в конторе совхоза у директора в кабинете. Призов хватало всем. Правда, непосредственным местным наездникам их не доставалось, но они получали кое-какую зарплату. В случае победы на соревнованиях им  выдавали премию по четвертаку. На водку хватало. У других и этого не было. Могли и ничем рот заткнуть, поэтому подачки принимали молча. Во время избирательных компаний голосовали всегда «за» и на собраниях, когда требовалось,    дружно хлопали.

Крепкий невысокий руководитель фортового хозяйства Харанин всё держал в своих руках, слыл хорошим руководителем, а случающиеся эксцессы «из ряда вон» быстро с помощью райкома заминали и жизнь шла своим чередом. Где взять такого ценного руководителя и кем его заменить в случае чего?
Недели за три до поджога прокуратуры Харанин пригласил в кабинет директора школы центральной усадьбы. У её директора, Нины Николаевны, возникли проблемы с кормлением учеников, ещё необходимо было поменять постельное бельё в круглосуточной школе-интернате, завезти кое-какой инвентарь. Она просила директора совхоза помочь в решении назревшей проблемы, но тот не сразу отреагировал на обращение молодой привлекательной директорши, а в пятницу в послеобеденное время его секретарь сообщила о намерении  директора  Харанина  с ней встретиться.
Нина Николаевна, обрадовавшись, быстренько собралась и заспешила в контору.
Директор, как она сразу определила, оказался под хмельком, игриво  поздоровался, протянув левую руку. Небрежно ухватив за плечи, усадил за стол, сам пристроился напротив, чуть ли не водрузившись на стол и не упираясь коленями коротких ног  в её грудь. Нина Николаевна, зардевшись от такой беспардонности, и, заметив «чёртиков» в его глазах, забеспокоилась:
- Не прийти ли мне в другой раз?
- Ни в коем случае. Сегодня самый раз. Слушаю, и любой каприз…
- Мне для школы необходимо…, - начала неуверенно перечислять женщина.
Директор слушал, улыбка расплывалась по его, ставшему неприятным лицу и, ничего не говоря, он как-то неудобно, боком, стремительно поднялся, заскочил за спину педагога и стал срывать с неё одежду. Опешившая женщина, потеряв дар речи, молча сопротивлялась, отмахиваясь от любопытных, с не совсем чистыми ногтями лап насильника. Борьба продолжалась минут семь, но Нине Николаевне это показалось вечностью. Решающим моментом в победе женщины было то, что она острыми коготками вцепилась в остервеневшее  лицо насильника. Три кровавые полосы проявились на неотразимом, как он сам предполагал, челе. Харанин взревел от боли, выпустив жертву из цепких рук.

Нина Николаевна выскочила из кабинета. Был конец рабочего дня. В конторе или уже никого не было или никто из присутствующих не подавал признаков жизни. А скорее всего, наполненные слезами обиды глаза директора школы никто не должен был увидеть и вспомнить о её посещении. Выскочив на улицу, придерживая руками грудь и то, что осталось от блузки, прибежала  домой.

Муж пришёл с работы часа через полтора. Женщина к этому времени опомнилась, немного успокоилась и всё подробно ему рассказала. Виктор был не робкого десятка. Разнервничался, сказал, что пойдёт пристрелит этого пида…. Жена остановила его, и, взвешенно посоветовавшись ещё раз,  позвонила участковому.

Участковый не замедлил явиться. На удивление, внимательно выслушал свою бывшую учительницу, посоветовал «снять» в районе побои. Составил протокол, пообещав наутро документ отвезти в милицию. Также рекомендовал обратиться в прокуратуру, поскольку дело частного обвинения.

Утром следующего дня, несмотря на выходной, вместе с мужем выехали в милицию райцентра, однако сделать ничего не смогли. То одного нет, то другого. Только в понедельник учительницу приняли, были проведены необходимые следственные действия и процедуры. Участковый, как и обещал, документы передал в милицию. Медицинский эксперт зафиксировал на плечах, груди, бёдрах  женщины следы побоев, синяки, свойственные для сопротивления,борьбы, обороны в подобных случаях. На шее ссадины. Телесные повреждения отнесены к лёгким, не повлекшим длительного расстройства здоровья.

В райкоме о событии стало известно сразу, поскольку каждое утро сводка по району доводилась до первого.
Инструктора усмехались:
- Жалко ей что ли было, всё равно  шито-крыто получится! Она, видать, сама его соблазняла, в тонкой кофточке была, губки подкрасила…  Никто ничего не узнал бы, а то растрезвонила, сама же и опозорилась. Мало ли он доярок и их дочек перепортил, подумаешь…

Первый был недоволен случившейся на весь район и область оглаской. По случаю, прилюдно высказал  «соболезнование» теперь уже бывшему директору школы, унизив её честь и достоинство. А встретившись с судьёй, решил разведать её мнение. Анна распространяться ни о чём не стала, пояснив, что дела в суде нет, обстоятельств не знает. Если и поступило бы дело, она не имеет права с кем бы то ни было обсуждать предстоящие процессы и делать поспешные выводы. В любом случае, всё будет в соответствии с законом и, незлобно безобидно заметила:
- Анатолий Павлович, если женщина открыла кому-то входную дверь даже в ночной сорочке, это не значит, что её можно насиловать.
Первый бросил трубку.
Папка с  материалами делами дела распухала, пополнялась заключениями экспертиз, протоколами показаний свидетелей, выемок вещественных доказательств.

Тёмные делишки первого
 
Урожай зерновых в этом, запомнившимся полным солнечным затмением году выдался средний: по 14 центнеров с гектара на круг, а в передовых хозяйствах и до 16 доходило. В соседних районах было похуже, но показатели выравнивали, отстающих не было. Кто из районного начальства или руководителей хозяйств провинился, или не приглянулся, находили повод убрать, предварительно собрав необходимую для достижения выполнения тайного пункта коварного плана кучу компромата, объяснений и бумаг. Вызывали на бюро, как на плаху, и человек поникал головой, жертвовал «по собственному желанию» карьерой и уходил в  не бытиё. Подняться после этого равносильно подвигу титана.
Директор Новотроицкого совхоза, наглаженный, вычищенный, холёный Виктор Германович Гдлян седьмой год руководил хозяйством. Показатели из года в год ровные, цифры средние. Вперёд не высовывался, но и не отставал. С районным начальством не спорил, однако и не потакал капризам районных руководителей. На ярмарки и спортивные мероприятия выделял средств не меньше других. Когда обращались за помощью, не отказывал, но всех пропускал через бухгалтерию с выписыванием накладных и оплатой квитанций. Первый секретарь райкома раза два сунулся было в его хозяйство на халяву, но получил «хрен-на-ны», как сам кому-то партийный чин доверительно признался, и больше не помыкался.

Сердце Анатолия Павловича не камень и злобная месть затаилась на низком старте, готовая  в нужный момент спружинить. Виктор Германович работал, не обращая внимания на мелкие придирки, хотя было досадно. Чувствовать себя изгоем в налаженном механизме по-кегебистски руководящей и направляющей, не хотелось. Анатолий же Павлович всё время просил, просьбы приравнивались к приказу и должны были безоговорочно выполняться, особенно, если они касались его лично, либо членов его семьи. Причём, никто ни о чём не должен знать.

Особняк из семи комнат на берегу реки Омь неприметно уютно пристроился на двенадцати сотках ухоженного земельного владения с цветочными клумбами под кронами хвойных деревьев по периметру участка. Добротный  неброский зелёный забор из широкого штакетника высотой в рост человека надёжно укрывал содержимое двора первого секретаря райкома, сада и построек на нём. Во дворе всё аккуратно выкрашено, дорожки ухожены, трава, где надо, скошена. Цветочки, в том числе и экзотические, умиляют взор.

Анатолий Павлович поздним  вечером возвратился усталый, но не злой. Жена его, Галина Ильинична, учитель истории единственной в районном центре десятилетки, увидев мужа, закружила мухой. По его молчаливому мимическому указанию, стол накрыла в беседке. Первый сбоч смотрел в сторону суетливой супруги и удивлялся сам на себя: « и чего на ней женился, маленькая, ни кожи ни рожи, впалая грудь…»
Галина угадывала его мысли, не сопротивлялась: «терпеть надо, марку держать, а мужики, они  все кобели…»
- Скоро новую стенку завезу в зал, - бросил на ходу первой леди, - начинай готовить свои  гусёвские хрусталя. Лягу сегодня  на диване.

Поужинав, ушёл спать к себе в кабинет. Галина прибрала со стола, вымыла посуду и понуро пошла коротать ночь на супружеское ложе.  С утра закружится день: ученики, карты по истории, уроки, перемены. День пролетит и снова одинокая ночь. Перед сном мысли летели друг за другом, цеплялись, не отпускали: «кого – то катал, с кем – то был. Хорошо, наверное, что нет постоянной любовницы. Собирает всех подряд, кобелина. Уехать? Сын подрастает, куда уезжать, где кто её ждёт? Здесь жильё и обеспечение, всё привезут, ей почёт и слава. От добра добра не ищут. Спасибо, что перестал обижать, было и такое. Хорошо что взял её, беременную, а то и другие примеры были. Могло случиться, что и вовсе в девках засиделась бы, или матерью-одиночкой слыла без чести, без славы».

 Многие ребята перед окончанием обучения женились на студентках последних курсов из пединститута (в студенческом городке общежития были рядом, на танцы друг к другу наведывались), вот и она попала под раздачу.
С умиротворяющими мыслями засыпала. Утром провожала мужа на работу, перекинувшись парой фраз, затем с сыном бежали в школу. Муж называл её «дура-дурой», поэтому  Галина старалась первая с ним разговоры не заводить, но на его вопросы призывно отвечала. Муж ни на чём пресекал общение, на том беседа и заканчивалась, не начавшись.
Сегодня должно было состояться бюро райкома. Анатолий Павлович усерднее обычного выбрился, надушился, надел лучший костюм. Служебная «Волга» подхватила его персону и укатила. Пешим ходом он себя не утруждал, тем более, в этот день.
После бюро он попросил задержаться Гдляна и зайти к нему в кабинет. Члены бюро насторожились и обрадовались, что не их это коснулось. Спешно разъехались по своим хозяйствам.
Виктор Германович подождал в приёмной, пока от первого не вышел кто-то. Анатолий Павлович встретил его у самой двери, тепло, «поближе» поздоровался за руку. Усадил напротив себя:
- Да что тут долго говорить… Ты оплатил две стенки, ну одна тебе в кабинет, а зачем другая? Отгрузи ящики у меня дома. Не велика потеря для хозяйства, не на кровные покупал, больше списываешь. Ты мне поможешь, я тебе пригожусь.
Гдлян омрачился, понимал, что если откажет, себе дороже получится. Попытался уйти:
- Второй набор мебели для клуба предназначен, давно обещал, пусть люди радуются, привыкают к красивому. Давно им обещал.
- Подумаешь, о людЯх он радеет, наверняка с  завклубом роман завёл! Я и знал, что откажешь, ну до встречи! Рассвирепев, не пожав руки приглашённому им же самим директору совхоза, первым покинул свой кабинет.
Гдлян в приёмной спокойно попрощался с секретарём и вышел из здания, направившись к своей машине, «откуда узнал про мебель, только вчера оформили документы…»



Экспериментальные возможности многофункционального корабля
 
Анне выделили санаторно-курортную курсовку в Сочи на двоих. Дочке Леночке всего полтора года, то ли ехать, то ли нет, брать ли с собой девочку. Пока рассуждали, подошло время, не отказываться же, первая поездка к морю, «доведётся ли ещё и когда?». Поделилась сомнениями со знакомыми. Семья знакомых, Тамара Григорьевна с мужем Аркадием Исаевичем хором согласились оставить у себя девочку:
- Леночку мы хоть навсегда себе оставим. Езжайте спокойно, ни о чём не беспокойтесь.
Из первой фразы про «навсегда» лучше бы не произносили, но Бог милостив. Сборы были не долгими. Вещей не много. Путёвку и деньги зашили во внутренние карманы, как научила мудрая бабушка, "мало ли что может случиться в пути"
В салоне авиалайнера Анна с Владимиром сидели рядом, радостно, с удовольствием и воодушевлением наблюдали через иллюминатор за происходящим на далёкой земле. Больше всего взгляд привлекали ровные прямые полосы дорог, полей, лесопосадок. Лайнер плавно, но стремительно прорывался через кучево-дождевые облака. Иногда «над» и «под»  пролетали серебристые самолёты, величаво покачивая грациозными крыльями. Передавали привет едва различимым пассажирам и особенно пилотам.
 Долго и довольно однообразно  летели над седой равниной моря. По времени скоро должны прилететь. Стюардесса напомнила о необходимости пристегнуть ремни. Вдали показался берег моря. Табло перед переключением на «no smoking» заискрилось. Самолёт резко качнуло, раздался глухой тупой звук, как-будто от удара извне.   Гениальное творение человека мгновенно раскололось в воздухе, выбрасывая из своего чрева людей. Взрыва не последовало. Супруги, выброшенные в пространство распавшимся на две части лайнером, крепко держась за руки, вместе со скрепившими их креслами, оказались в воздушном потоке, который понёс обоих к пенной воде. Ни над ними, ни рядом, никого не видели. Под ними впереди уже виднелись спичечные коробки высотных зданий, а прямо под ними песчаная коса в воде, куда они стремительно приближались.
Если супруги и потеряли сознание, то лишь на мгновение. Анна молила Божью Матерь и Господа о помощи. Оба ошалело   оглядывались по сторонам, надеясь на помощь неведомых, невидимых, непознанных сил...
…Силуэт чёрного в предвечернее время военного экспериментального многоцелевого сторожевого корабля прибрежной охраны величаво покачивался на мирных волнах с гребнями пены морской пучины профилем к развалившемуся в полёте пассажирскому лайнеру. Отслеживая катастрофу в небе, диск локатора  корабля бешено крутился. Обнаружив падающих людей, из круглого многофункционального отверстия на корме выпулился испытательный плазмоид, - плотный, тягучий, молочного цвета сгусток вязкой массы, похожий на карликовое облако - смерч. Образование  молниеносно приблизилось к  супругам, окутав их со всех сторон. Супруги оказались внутри внушительного размера пузыря.
Перевернувшись в воздухе, одновременно влипли в тягучий шар, осевший в воду недалеко от берега. Оболочка пузыря сползла в воду. Ощупали друг друга. Руки, ноги  целы. Ушибов, ссадин, переломов не обнаружено. Покров легко сползшего с них тягучего образования медленно растворялся в солёной воде, бесследно исчезая. Стали сбегаться люди. Откуда – то взялась скорая помощь. Обоих поместили в салон автомобиля и повезли в больницу. По дороге машина заехала на заправку. Супруги разом переглянулись, поняли друг друга и скрылись, выбравшись через заднюю дверь салона автомобиля.
Санаторно-курортные книжки и деньги, зашитые в нижнем белье, помогли отыскать квартиру, поликлинику, столовую. Как ни в каком переплёте не побывали, приступили к лечению. Надо отметить, что на первом приёме в поликлинике к обоим было применен гипноз, но что они рассказывали под его воздействием, ни Анна, ни Владимир вспомнить не могли, сколько ни старались. Отдыхать лучше, чем работать, и времяпровождение у морских волн стремительно летело. Период пребывания в курортном городе сокращался быстро. Срок санаторного лечения подходил к завершению. По поводу небесного происшествия никто их не потревожил. В прессе промелькнуло сообщение о крушении, но это  были те времена, когда подобные события не афишировались.  Никто их не побеспокоил, чему супружеская пара была несказанно рада. На всякий случай супруги решили говорить, если кто-то поинтересуется, что они опоздали на тот рейс и в самолёте не летели.
 После воздушной катастрофы у Анны из памяти выпали многие случайные люди, встретившиеся в её жизни, а в дальнейшем она не запоминала лица людей, хотя в мельчайших подробностях помнила события, фабулы дел и содержание документов.
Возвратившись из необычного путешествия, Анна ещё более терпимо стала относиться к людям, к их, часто необдуманным поступкам, отвечала за зло любовью, училась прощать людей. Говорила, что люди слабые, беззащитные, легко ранимые. Их сердца обливаются кровью, прося о помощи. А всех ли можно жалеть? Круг смягчающих обстоятельств не ограничен и она их находила, даже когда это было  не очевидно.
 По одной из кармальных направлений Анна относится к девятке треф и её предназначение отдавать долги. Долгов Анна не имела, на картах не гадала, не верила ни в них, ни в колдовство, но что-то предсказуемо совпадало в жизни и повторялось.

Последняя радость
 
Случилось удивительное, невероятное для Михаила. Мать купила или взяла у кого-то волейбольный мяч и принесла его домой. Была необычайно весёлой и казалась счастливой, смеялась и велела сыну учиться играть в футбол. Мальчик вышел с сине-красным ярким мячом во двор, всем хвастался, что мамка купила ему мячик, и он может играть в свой мяч, как другие ребята. Просить мяч поиграть ни у кого не надо. Мальчишки видели, как сиял от счастья их маленький дружок, обычно тихий Мишутка. Играл, играл он, то подбрасывая  мяч, то обнимая его, прижимал к себе, вдруг тот далеко откатился, наскочил на острый предмет и стал сдуваться. Мишутка побледнел, испугавшись, весь  затрясся, и, пряча мяч за спину, пронёс в дом. Матери не было. Миша спрятал мяч под кровать и лёг спать, опасаясь её возвращения.
Проснулся он от того, что разъярённая Зойка, сбросив его с кровати, била руками и ногами по всем частям тела. Малыш закрывал руками лицо и голову. Не плакал. Виноват, что мяч испортил.  Мать яростно кричала:
- Навялился на мою голову, ублюдок, не успела принести мяч, он порвал его, гадёныш!
Избивала его до тех пор, пока маленький беспомощный ребёнок не перестал шевелиться. Распластанного на полу, неподвижного мальчонку мать ещё несколько раз пнула ногой. Михаил не двигался, продолжая прикрывать головку растопыренными распухшими посиневшими пальчиками худеньких ручек. Мать остыла. Больше его не трогала, но на кровать лечь не позволила:
  - Будешь спать на полу, как собака, если такое вытворяешь!
Миша зажался в угол, не проронив ни звука. Он знал, что в этот раз смертельно виноват. Знал так же, что будет ограничен в питании, хотя дома и без того редко была еда. Наедался лишь в детском саду.
Утром мать в сад его не повела. Когда ушла на работу, Миша осмелился заползти на кровать. Голова гудела, живот, плечи болели. Ломило в груди, болели руки и ноги. Мать, уходя, не велела ему выглядывать в окно. До вечера он лежал, тихо постанывая, время от времени забывался, потом просыпался, и, превозмогая боль, поднимался выпить водички. Солёный рот сковало, было больно и горько. Помощи ему ждать неоткуда. Бабушка далеко.
Вечером трезвая Зойка принесла хлеба и молока. Есть мальчику не хотелось, тошнило. Мать осмотрела кровоподтёки на его теле, лице и сказала, что неделю не будет ходить в садик, посидит дома:
- Заведующей позвоню, что ты у бабушки. В окно не высовывайся.
На третий день Мише стало чуть легче и он подошёл к столу. Увидев своё лицо в зеркале, сначала не узнал себя, а потом испугался. Не поверил, что это он. Ощупал. Лицо было багровым, особенно под глазами, а сам глаз красный, на подбородке ссадина. Миша ещё раз потрогал лицо. Беспомощный ребёнок долго плакал, а обессилев, выглянул в окно, но быстро отошёл. Во дворе была соседка из крайнего подъезда, которая могла его увидеть. Лёжа на кровати, снова беззвучно плакал, а совсем выбившись из сил, заснул на мокрой от слёз, пота  и крови подушке.
Женщина из соседнего подъезда, Лидия Петровна, прогуливаясь возле дома, боковым зрением увидела шелохнувшуюся штору, мелькнуло личико, два дня назад радостно играющего в мяч Мишутки. Не придала этому значения, но у Зойки вечером спросила:
- Чтой-то малыша не видно, в садик его не водишь, где он у тебя?
- У бабушки,- ответила резковато,- всё тебе надо.
Соседка недоумённо глянула на Зою, ничего не сказала, но с работницей РОНО, Безлепкиной, проживающей в соседнем доме, решила поговорить, «мало ли что».
Вернувшаяся с работы бессердечная мать спокойно спросила беспомощно лежащего на кровати сына, на выходил ли он на улицу, не видел ли кто его. Миша помотал головой, что означало «нет» и мамаша успокоилась: «до следующего понедельника синяки пройдут, отведу в садик, а то кормить всё равно надо».

Жертва партийных амбиций
 
Наступившей осенью райком подводил итоги по сбору урожая зерновых.
Хлеборобы со средней урожайностью 16-18 центнеров с гектара намолотили достаточно зерна, чтобы отчитаться, что справились с намеченным планом. В не самый лучший по погодным условиям год трудный экзамен выдержали с честью. Средняя урожайность удовлетворяла потребности государства и хозяйств. На круг выходило неплохо. Вслух про неучтённые земли никто не говорил. Закрома не должны иссякать. Ни у кого из сильных мира сего. Совхозы животноводческие: свиней и крупный рогатый скот  кормить надо. Привес должен быть стабильным. Обеспечивали всеми силами, средствами, правдами и неправдами.
Как известно, на селе то одна напасть, то другая. То дождь, то снег, то засуха, а тут  признаки сибирской язвы обнаружились.
Первый секретарь, как бывший зоотехник, копался в забытых познаниях про вирус африканской чумы свиней, лихорадки западного Нила и свалившейся на его голову сибирской язвы. Как сообщили СМИ, даже двое жителей Омской области заболели сибирской язвой, один из них скончался. В Волгоградской области тоже двое скончались, заразившись лихорадкой западного Нила. Сибирская язва оказывается и на людей перебрасывается. Опозоришься, прогремишь на всю державу.
Вспомнил, что инкубационный период  этой заразы от двух до четырнадцати дней. В трёх хозяйствах выявили отёки шеи у свиней, повышение температуры тела. Пока смертельных исходов не было, а возможно, премудрые директора скрыли. Гибель животных возможна в течение нескольких часов. Десятки свиней покрыты язвами. Инфекционное заболевание характеризуется лихорадкой, поражением лимфатического аппарата, интоксикацией.
В число неблагополучных попало и Новотроицкое хозяйство.
Первый вызвал Гдляна:
- Заразу развёл, антисанитарию, болезни по району разносишь…, - дальше следовала отборная нецензурная брань.
Виктор Германович на протяжении всей тирады сидел, опустив голову, не нашёлся, что ответить. А возразить было что, но не хотелось затягивать напыщенное театральное действо. Действительно, признаки заболевания налицо, хотя и меры приняты надлежащие:  поголовью сделали прививки, у входов в помещения постелили профилактические половики, насыпали обезвреженные опилки, на рабочих надели белые халаты, но ничто не помогало. Количество заболевших животных увеличивается и множится во всех хозяйствах.
Из не совсем пристойной беседы выходило, что первый зело радеет за совхоз, а директор сеет заразу. Объективности ради, необходимо заметить, что в совхозе Гдляна наблюдалась наибольшая чистота и порядок  по сравнению с другими хозяйствами района.
 Уходя, руководители совхозов простились с первым, вяло пожав руки. В глаза друг другу не смотрели.
Своей очереди в приёмной ожидал Харанин.  Нагловатый по натуре директор передового хозяйства, залюбленного районным руководством, случившееся с ним не принимал близко к сердцу. Были и поострее моменты, куда более крамольные. Смело вошёл в кабинет, не задумываясь, первым подал Анатолию Павловичу руку (мало ли он для него сделал!), сел за стол и вопросительно посмотрел на хозяина кабинета.
Алёхин взбесился:
- Ты что, б… натворил? Баб тебе не хватает! Я сам небезгрешен, но что ты на учителку накинулся? Бык производитель. Мало от тебя девки настрадались? Или думаешь, что тут ничего никому не известно? Что ухмыляешься? Про кабана вспомнил, которого хозяин к свиноматкам покрывать возил? Или ты про него не знаешь? Расскажу! Такой хряк на всю округу один был. Надо свиноматку покрыть, хозяева договариваются. Владелец грузит хряка в прицеп и везёт куда надо. Тот дела поделает, сам в прицеп забегает, чтобы к следующей свинье ехать, его туда даже затаскивать не надо. Довольный, хрюкнет хозяину и к очередной покатили. Хряк раскусил смак и домой не хотел к своей свинке. И ты такой же, мудак!
Дальше первый разразился непередаваемой нецензурной бранью. Харанин молчал, лишь в  конце тирады ответил, что пьяный был, бес попутал.
- Посадят тебя, допрыгался!
- Прокуратура вместе с делом сгорела, ни х… не посадят.
- Ну, нахал, ну, нахал… А знаешь, как хозяева за покрытие свиноматок расплачивались? Ни деньгами, а новорождёнными поросятами. Вот и Нина Николаевна денег не возьмёт, здорово ты её опозорил. Сомневаюсь, работает ли что в том месте у тебя, а так и норовишь. Ну ладно, что с тебя взять. Как у тебя с сибирской язвой? Не выявили?
Поговорив немного про хозяйственные дела, прощаясь, первый заметил:
- А прокуратура не зря, наверное, сгорела?
         -Да кто ж её знает, не видал, не знаю…



Что  новый год ему готовил?

 
Приближался новый год.
Зое в детском саду сообщили, что хорошо бы Мише новогодний костюмчик соорудить. Можно простенький, почти у всех детишек припасены.
- Придумаю что-нибудь.
В этот день была метель и мамаша вела сына домой за руку. Миша радовался, что рядом с матерью шагает и гордо вышагивал, как взрослый, хотя ему шёл лишь четвёртый годок.
В прихожей мать резко переменилась, сказала, что полезет искать маску волка:
- Где-то валяется, а то с живой не слезут эти чёкнутые воспитатели, нужна мне эта дурацкая ёлка!
- Мама, все на празднике будут нарядные. А можно мне зайчиком нарядиться, волк  страшный, кусается.
- Наряжайся, что дам, а то дома сидеть будешь!
- А мы ёлку будем наряжать?
- Какую ещё ёлку! Где я тебе игрушки возьму?
- Я из бумаги сделаю, мы в садике снежинки и гирлянды склеивали, можно мне тоже ёлку? У всех дома  есть ёлки.
- Ты что, дурак?
Мальчик закусил губу и тихо пошёл к своей кроватке, опасаясь, что мать ещё сильнее начнёт злиться, громко кричать и снова побьёт. Последний синяк на животе ещё напоминал о себе, а ссадина от тычка ножницами на плече никак не заживала, время от времени кровоточила, пачкая рубашку. Воспитателю в детсаду мать сказала, что он нечаянно на что-то напоролся.
Увидев эту ранку, добрая воспитательница Екатерина Ивановна пожалела мальчика и строго поговорила с Зоей, пригрозив, что за ребёнком надо лучше приглядывать, иначе сообщит в РОНО о ненадлежащем присмотре за сыном:
- И садик посещает нерегулярно, что за причины оставлять его дома, когда сама на работе? Кто его кормит, почему ваш малыш такой бледненький?
- Соседка присматривает, и вообще это не ваше дело. Бельё стираю. Какие могут быть претензии? Может, вы тут плохо кормите!
Екатерина Ивановна осеклась. Забеспокоилась, не перешла ли она рамки дозволенного в разговоре. Ещё жалобу какую нерадивая  мамаша соорудит. Оправдывайся тогда. Эта Зойка и с директорами и с райкомовскими разъезжает. Раздуют, ещё с работы выгонят. Но сердце за малыша побаливало и продолжала жалеть его больше всех. Старалась покормить получше. Ел он  хорошо. Не пищал, не капризничал, помогал убирать тарелки. Иногда, оглядываясь, брал с тарелок остатки вкусненького и доедал. Напрашивался быть дежурным, помогал расставлять тарелки, после еды с удовольствием прибирал со стола. Дома, видимо, его не очень – то кормили. Любил, когда его хвалили.
Зойка после разговора с воспитателем «закусила удила». Стала вести себя более осмотрительно. При посторонних на сына не кричала, а только шикала и незаметно от посторонних страшно округляла глаза и толкала в бок, если что-нибудь было не по ней.
***
Алёхин решил поехать в дальнее хозяйство, проверить, какие меры принимаются по профилактике сибирской язвы. От Управления сельского хозяйства поехал главный врач, от ветлечебницы послали Зою.
В совхозе Береговом комиссию ждали, знали, что даже сам ездит. Подготовились. У входов на территорию ферм и в животноводческие помещения настелили дорожки из протравленных опилок, установили рукомойники с туалетным мылом в новых мыльницах, развесили белоснежные полотенца. Гостям выдали новые хрустящие белые халаты, которых работяги раньше отродясь не видели.
Профилактическую беседу с персоналом провёл Алёхин. Остальные добавили по нескольку слов и комиссия вместе с директором и зоотехником хозяйства поехали ужинать. В отдельном кабинете совхозной столовой всё было на столе: стерлядку с Иртыша поджарили, настоянный на лавровом листе первач  принесли, соленья подали.
Неспешно поев, первый напомнил про баньку на берегу Иртыша.
- Всё готово, милости просим, - обрадовался директор совхоза благостному расположению духа первого. Мужчины разом встали из-за стола. Первый взглянул на ещё сидящую за столом Зойку и все разом пошли к баньке. Простыни стопкой уложены на скамейках в предбаннике. Здесь было прохладнее, чем, в собственно, бане. Это не помешало всем хором обнажиться и заскочить в парную…
Последними из бани выходили Зойка с первым.
Снова заехали в столовую. Чай с пельменями дышали жаром.    Пищу поедали молча, умиротворённо. Зойка больше пила чай, ни на кого не поднимая глаз. Белёсые жгуты мокрых волос прилипли к тонкой цыплячьей шее, не радуя ничей взгляд. Прощаясь, ей   отдали початую коробку шоколадных конфет: порадовать мальца.
В райцентре высаживались, кому где надо.
Утром Миша на столе увидел конфеты, несказанно обрадовался, он такие видел в детском саду, мама Ивашина Колюнка приносила им в его день рождения.
- Можно мне, мама?
- Возьми две, остальное на работу заберу.
Миша долго любовался на шоколадных животных, выбрал слонёнка и черепашку. Слоника незаметно спрятал под подушку, а черепашку взял с собой, чтобы показать ребятам. Тогда мальчик ещё не знал, что это последние в его жизни конфеты, а слонёнка ему вообще не суждено было скушать.



На озере

Совсем тепло. Птенцы лебедей стали вылупляться один за другим. Покрытые серым пухом птенчики-клубочки с первых дней жизни поплыли в непознанный мир за своими родителями. Ищут пропитание наравне со взрослыми.
Для обсыхания птенцы забираются на спину матери, скатываются, отдыхают...
Месяца через два маленькие лебеди покроются лёгкими перьями и начнут летать...
Взрослые лебеди охраняют детёнышей от енотов, лисиц, крыс, однако враги у них есть. Охотятся на них орлы, коршуны, другие хищные птицы. Клюв взрослого лебедя очень силён. В случае опасности он может перебить даже ногу крупного животного. Самым страшным врагом для него остаётся человек, охотник.
Люди, с одной стороны всегда восхищались красотой этой величественной благородной птицы, а с другой стороны, вели на них запрещённую охоту.
В средние века дичь аристократов к столу привела к резкому сокращению всех видов лебедей и даже их полному уничтожению.
Нынешняя весна удивляла омичей сильнейшими снежными бурями, но несмотря на неблагоприятные погодные условия, в окрестностях совхоза «Береговой» лебеди расселились, выводки величаво, по-корабельному выплывали на середину водоёмов, плавали со слегка приподнятыми крыльями и время от времени кивали головами. Приезжающие из райцентра в совхоз и проезжающие мимо, на транспорте, останавливались полюбоваться на величавых питомцев озёр и чудо сотворения мира, его неописуемую красоту.
Жизнь продолжалась, поскольку рождалось потомство и не смотря ни на что, выживало!


Загадочные пожары
 
К строительству нового здания прокуратуры приступили сразу же, на следующий день после пожара. Большегрузными машинами завезли кирпич для фундамента, доску с пилорамы, сгрузили шифер. Заказали рамы.
Прокурора временно разместили в небольшом помещении в Сельхозтехнике. Начальник милиции, Пал Денисыч Дудкин снабдил его бумагой, канцелярскими товарами и тот, как ни в чём не бывало, приступил к работе. Настроение было на нуле, но он форс никогда не терял и на ехидное замечание первого, по поводу пожара, довольно браво ответил:
- А что вы хотели, я же преступления раскрываю, злодеев преследую, не пряники раздаю…
Анатолий Павлович ничего не ответил, всё же это его ОКО, не сам же себя тот поджёг.
Новое деревянное здание поднималось быстро, крыша была покрыта, рамы вставлены. Оставалось наладить отопление. На девятый день ночью тревожный звонок разбудил руководителя Сельхозтехники, а потом и первого. Горело здание, в котором временно разместилась прокуратура. Первый в сердцах выругался:
- Да кто его палит и палит!
Наутро прокурор со своей челядью пришли в заброшенную часть холодного здания бывшего райпотребсоюза, работники которого перебрались в новое помещение, и приступили к работе в сложившихся условиях.  Других помещений для опальной прокуратуры не находилось. Никто не хотел пускать к себе на территорию прокурора, которого преследовали поджигатели.
На месте пожара временно занимаемого в здании Сельхозтехники помещения обнаружены бутылки из под зажигательной смеси. Изъяты вещественные доказательства. Виновных в пожаре ни в том, ни в другом случае не установили, но прокурор приуныл, на совещаниях в его сторону присутствующие старались не смотреть. Он к этому не привык, считая себя неотразимым мужчиной и великим юристом. После второго пожарища селить прокурора к себе никто не хотел.
Александр Павлович работал в районе года три, и когда его впервые привезли на смотрины, как он сам, горделиво,  откровенно рассказал:
- В райкоме думали, что приедет какой-нибудь замухрышка, а тут такой красавЕц пожаловал...
Прокурор Михайлюк на самом деле был породист, интересен, как мужчина. Это, конечно,  дело вкуса, но правда, красив, всегда чисто выбрит, ухожен. Это не мешало кому – то преследовать его, скорее всего, за служебную деятельность. По женской линии, как ловелас, не славился, о романах и похождениях слышно не было. Имел жену, воспитывал двоих детей.


Вынужденная смена директора школы
 
Рейсовый автобус из Хомутинки в райцентр находился в пути минут тридцать. Заведующая по учебной части, Клавдия Степановна, ехала в РОНО, чтобы обговорить приём-передачу в связи с назначением на должность директора школы. Рядом сидела мать одной из старшеклассниц. О новом назначении уже было известно. Мамаша с сожалением высказалась об отъезде из села Нины Николаевны, которая много сделала для школы, была хорошим, честным и скромным   человеком. Её любили дети и уважали взрослые. Семья была дружная. Пассажиры о случившемся  не говорили, каждая думала о своём.
Клавдия Степановна работала в школе давно,  предпенсионный возраст застал её  в должности завуча по учебной части. Назначение на должность директора школы ей не особенно было нужно, но партия приказала и она не посмела ослушаться. Понимала, что лучше неё никто с ответственной работой  не справится. Именно поэтому и дала согласие заменить Нину Николаевну.
Клавдия Степановна  по вечерам  пропадала на работе и муж, конюх породистых рысаков, тоже дневал и ночевал возле своих любимцев в конюшне совхоза. Григорий Исаевич, корнями донской казак, любил свою жену. Назначение её на новую должность не одобрял, но и не мешал:
- До пенсии добираться надо.
Григорий дорожил скакунами, будут как-то справляться. Как настоящий мужчина и казак, любил лошадей и дорожил верной женой и подругой. Клавдия Степановна не расстраивалась,  готовилась к составлению новых творческих планов.
За обустройство семьи Нины Николаевны на новом месте не переживала. Женщина она умная, дети её учатся прилично, муж не алкоголик. Что Бог ни делает…  Плетью обуха! Хорошо, что всё так закончилось, а то неизвестно ещё, на что ОНИ способны.
Харанин ходил злой: руководителей то и дело вызывают в район по поводу эпидемиологических заболеваний скота, приходится готовить сводки, то и дело отчитываться. Зарегистрированы новые вспышки. Продлён карантин. Директора лично  ежедневно докладывают о сложившейся обстановке. Профилактические мероприятия строго выполняются, но Григорий Исаевич всё равно  пропадает у своих подопечных, «кабы чего не вышло». Харанин держит руку на пульте, «не дай божЕ…».  Главное, никто не знает, как остановить эту беду.
Клавдия Степановна только в райцентре очнулась от невесёлых мыслей. Сердце было не на месте. Последнее время поселившееся в ней беспокойство сопровождало  повсюду, ни на минуту не ослабевая.
***
Весна наступила активно. Последний снег, выпавший по колено, рыхло проваливался. Обувь пропитывалась влагой и ноги быстро замерзали.
Злая Зойка с размазанной на лице тушью завела Мишу в квартиру. Разувшись, увидела на полу мокрые разводы. От обуви малыша тоже образовалась лужица. Разозлившись, втолкнула мальчика в комнату. Он, споткнувшись, послушно прошмыгнул вперед. Стал снимать с ног мокрые носки:
- Мама, ножки озябли…
Мать побледнела, но ничего не сказала, бить не стала и рассеянно глядя по сторонам, сказала сыну, что в детском саду предупредили о его простуде, сегодня будет его лечить. В садик он больше не пойдёт. Мальчик не понимал, что это значит, он привык беспрекословно   подчиняться матери и обречённо пошёл в комнату. Миша недомогал. Лег в кроватку, вскоре беспокойно задремал.
 Пока закипал чайник, Зойка возилась в прихожей. Прошла на кухню. Зажгла газовую плиту, поставив на конфорку эмалированный чайник с вчерашним остывшим кипятком. Заварочный чайник дежурил на столе. Засыпав в него немного заварки, развязала принесённый из прихожей прямоугольный серый газетный пакет, содержимое высыпала туда же. Размешав  образовавшуюся муть, накрыла тряпкой. Обернувшись к  сыну, хотела позвать его, но передумала, сбросила с заварочного чайника тряпицу, досыпала в него сахарного песка, стряхнула с газеты содержимое оставшейся массы грязно-серого цвета и снова накрыла.
Посмотрев на себя в зеркало, обнаружила размазанную под глазами тушь на помятом  лице. Умылась. Тревожно с минуту распласталась на кровати. Мальчик приподнялся и протянул к матери ручки. Он знал, что если сразу не била, то драться уже не будет.
Зойка позвала больного сына пить изготовленное ею «лекарство». Миша послушно, как ягнёнок на заклание, еле шевеля ножками, пошёл к столу и поднял на мать в слёзной пелене  беспомощные доверчивые глаза.
Зойка ещё раз размешала ложкой пойло, налила полный стакан мутной жидкости и оскалив зубы, вложила в ручки сына:
- Пей, это лекарство, быстро всё пройдёт. Пей залпом!
Малыш пригубил питьё. Горечь обожгла рот. Из глаз беззащитного личика малыша потекли слёзы, но Зойка подталкивала и подталкивала стакан, заставляя выпить сверхсмертельную дозу до дна.
Мать за руку отвела ослабленного сына к кровати и положила на спину.
До трёх часов ночи мальчик корчился от боли, стонал, скручивался, сворачивался, обессиленным тельцем складывался в позу эмбриона. На губах выступила пена, текла серая  слюна, но он не умирал. Временами терял сознание, впадал в забытьё. Дикая боль лишила возможности что-то сказать или пожаловаться. На помощь не звал, не жаловался, мать его не била. Лишь время от времени, приходя в сознание, безответно пытался протянуть к ней слабеющие с каждым часом ручки и, натыкаясь на ледяной взгляд дикого зверя, не получая помощи и сострадания, снова и снова впадал в забытьё.
В четвёртом часу утра Зойка, увидев, что сын не умирает, хотя пульс едва прослушивался,  а пальчики сведены судорогой, схватила подушку, бросила на  исстрадавшееся  свинцовое лицо страдальца в капельках пота и стала с силой давить на неё, зажимая рот и нос, перекрывая и без того неуловимое дыхание. Свирепо мяла, давила костлявыми руками смерти и снова мяла и мяла…
Маленький беспомощный человек боли больше не чувствовал, навалившееся гигантское  неподъёмное свинцовое облако навеки сковало безжизненным саваном могильного холода.
В пятницу рабочий день убийцы тянулся долго, но за целый день ни один мускул не дрогнул на зверином челе. Вернувшись вечером с работы немного раньше обычного, обмякшее тельце страдальца обнаружила в той же позе, только оно было очень, очень холодным, ледяным. Зелёно-серое личико страдальца напоминало сморщившееся лицо древней старушки. Глаза закрыты, ротик приплюснут к носу. «Всё, готов», она свободна.
В области лба убийцы пульсировала кровь. «Выгребная яма в семи метрах от подъезда. Это опасно, не вариант. Даже если ЭТО делать ночью, кто-нибудь может увидеть». Ей впервые стало страшно.
Заглянув на кухне в подпол, обнаружила под полом проложенную по диагонали влажную канализационную чугунную трубу, лишь наполовину  засыпанную землёй:
- Будет мешать копать, но сбоку можно... да можно…наконец  долгожданная свобода...
Убийца спустилась в могилу. Стоя на коленях,  остервенело копала яму под руку попавшимся   черпаком, кастрюлей, ножницами, всем, что попадалось. Вылезала из подпола, хватала очередной предмет, казавшийся более сподручным для чёрного дела, снова лезла в подпол и отбрасывала в сторону слежавшуюся землю. Пропиталась запахом канализации, её начинало тошнить, руки были в ссадинах, но она копала, копала…:
- Теперь хватит уже…
Тельце мёртвого сына обмотала серой простынёй, на которой он обычно спал. Получившийся свёрток сбросила в лаз, спустилась сама. Яма была не глубокой и часть схрона, выбившиеся ножки — торчали. Припорошила землёй. Вроде всё. Скорее наверх.
Наутро заглянула в гробницу. Ей показалось, что «свёрток» намок, несколько освободился от земли, увеличился в размерах. Из канализационной  трубы вода сочилась сильнее, чем раньше. Тошнотворный запах защекотал ноздри:
- Ещё немного присыплю, потом соображу, что предпринять. Трубу замажу цементным раствором, песок на улице начал оттаивать, принесу с детской площадки…
В понедельник, как обычно, отправилась на работу. По дороге встретила Безлепкину, инспектора РОНО, проживающую в соседней двухэтажке. Поговорили. Сама, первая сообщила, что сын заболел, в садик его не повела. Анна Безлепкина, посочувствовала:
- Жаль, весна, а Миша приболел. С кем же он?
- К матери отвезла…
Свободная, как птица, Зойка дня три предавалась своим привычным забавам: то из гостей, то в гости; сомнительные мужчины, компании, раскрашенные пьяные подружки. Домой приходила поздно, если приходила, но беспокойство о необходимости  более надёжного захоронения не окончательно спрятанного трупа а последние часы всё настойчивее, не проходяще преследовало.  Да ещё эта труба! вода бежит всё сильнее. Пыталась зацементировать, но плохо помогает, не застывает, зловонная  жидкость сочится всё настойчивее, вода бежит теперь струйкой. Под полом вода стала накапливаться, собравшись в лужу, земля не принимала влагу, в квартире   распространился сладковатый, противный, тошнотворный смрадный дух. Чувствовала его уже на улице, подходя к дому. Оглядывалась: не учуял ли кто? Вокруг никого не видно.
В пятницу вечером пошла вынести мусор. Вернувшись в квартиру,  ведро бросила в прихожей. На улице к Зойке вплотную подступила досужая соседка, Лидия Петровна, спросила:
- Что-то Мишаню не видно…
- Заболел, к матери отвезла,- процедив сквозь зубы, Зойка поспешила в дом.
Лидия Петровна недоверчиво посмотрела вслед:
- Когда к матери ездила? Туда и обратно дня три надо…
Рядом с детской площадкой женщины организовали вешалку-верёвку для высушивания белья. Тут у женщин было обычно место вечерней встречи. У всех семьи, дети, мужья – больше и поговорить-то некогда. Весной у хозяек особенно много стирки: и шторы к Пасхе освежить надобно, и бельё проветрить; ковры, у кого есть, вывесить. Верхушка горы песка, завезённого осенью, оттаяла от начавшего прогревать, тёплого полуденного солнца и обнажилась, показав  жёлтую головку гигантского гриба.
Анна Безлепкина выносила очередной таз с выпускающим клубы тёплого пара выстиранным бельём. Развесив, подставила в середину верёвки палку, чтобы свисающие простыни не доставали до земли, и, увидев Зойку, набирающую в ведро песок, поинтересовалась:
- Зоя, ты что, цветы взялась пересаживать, не рано ли?
- В самый раз…
Лидия Петровна со своей нехитрой поклажей тоже  заполняла свою верёвку. Спешно наполнив ведро песком, Зойка скрылась. Измученная бессонными ночами и кажущимся или действительно преследующим её образом убиенного сына с исстрадавшимся от боли сморщенным старушечьим лицом, сопровождающим её повсюду, общаться спокойно ни с кем не могла.
Анна с Лидией в детстве были подружками, за одной партой сидели, радостно поприветствовали друг друга, посмеялись:
- Вот и жить  в  соседних домах довелось…
Лидия задумчиво глянула вслед удалившейся злобной соседке:
- Ань, что-то давно Зойкиного мальчика не вижу. Раньше за шторой прятался, когда она его дома оставляла, а сейчас тихо у них, занавеска не шевелится.
- Может он у её матери?
- Может и  так, только вряд ли она к матери ездила, никто не слышал об этом. И в выходные дома крутилась, тоже песок домой таскала.
Безлепкина почувствовала ком, подкативший к горлу. Неопределённо махнув рукой, заметила, что семья неблагополучная, надо что-то предпринять.
Зайдя в квартиру, нашла телефон Зинаиды Викторовны, заведующей Районного отдела народного образования Таврического района,  с которой недавно сидели рядом на совещании, попросила её отыскать телефон матери Зои Шатуновой, Раисы Степановны. Та через минуту перезвонила,  сообщила номер.
Трубку взяла сама бабушка Миши, Раиса Степановна. На вопрос, не у неё ли Миша, ответила, что нет, и дочь долго не звонит, может что случилось?
У Безлепкиной из-за недоброго предчувствия подкосились ноги. Бессонная ночь не принесла облегчения. Утром о страшном предположении доложила, ещё не осознав до конца о чём, заведующей. Зойку вызвали в РОНО. Часа через два она явилась. Бледные после попоек, ввалившиеся щёки, ярко накрашенные глаза не выдавали волнения. Кровь хладно текла по венам и капиллярам человека, совершившего чудовищное злодеяние. На вопрос, где малыш, безчуственное создание сообщило, что он у её матери. Телефон матери  не помнит. Шатуновой сообщили, что с матерью связались, Михаила у неё нет. Мать вызвали и она уже в дороге в Новую Омку.
Шатунова молча села на стул, едва не угодив мимо сиденья. Изобразив на каменном лице подобие страдания, выдавила:
  - Это конец. Вызывайте… милицию.


Судьба играет человеком
 
Дед Григория Исаевича, донской казак, в  гражданскую воевал то за красных, то за белых. Перед войной, имея большой добротный деревянный пятистенный дом, землю, вёл натуральное хозяйство. Были лошади, коровы, стадо гусей, кур и уток не считали. Детьми господь тоже не обделил. Восемь: пять мальчиков, три девочки.
Говорили, что пращуры Исая были из турецких земель, позже переселились на Кавказ. Славились как добрые джигиты. Война вся и всех смешала. Потомки поселились в Донских степях. Водили коней, были хорошими наездниками, отличались выносливостью, искусством виртуозно, лихо управлять конём.
Рассказывали, как дед Григория, Евлампий, будучи на поле окружён вооружёнными конными вражескими войсками, был вынужден уходить  от преследования врагов. При этом он, благодаря отработанным навыкам джигитовки, во время бешеной скачки, то вскакивал ногами в седло, то нырял под лошадиное брюхо, а когда преследователи начали прицельный обстрел,  на всём скаку остановил коня, тот лёг, прикрывая всадника. Таким образом, дед   спас свою жизнь и вывел в безопасное место израненного коня, который ещё не раз спасал ему жизнь, сопровождая в походах, помогая уходить от погони, когда силы были неравными. Любимым литературным произведением отца была поэма А.С.Пушкина, «Как ныне сбирается вещий Олег…».
Григория судьба забросила в Сибирь. Было ли это связано с преследованием белогвардейских войск, или в Сибири оказалось возможным легче выжить, прокормить  детей, но донской казак обосновался в селе. Сибиряки приходили, смотрели на него, знакомились с казаком. Одобрили.
Женился на молоденькой учительнице, пышнокудрой златовласой Клавочке, воспитали с ней двоих детей, выучили и они разъехались в разные города, будучи направленными на работу по окончании институтов по распределению. Сам работал конюхом в совхозе «Хомутинский». Любовь к лошадям передавалась из поколения в поколение и он с удовольствием ухаживал за скакунами. Знал, как директор дорожит ими и сам сахарку принесёт, овса подкинет, по крупу погладит, щёткой лишний раз пройдётся: почистит. Коней было шесть: Лазарь, Свирепый, Ласточка, Авось, Длинноногий и палевого раскраса Ковыль.
В пятницу вечером заступил на смену. Прошёл на конюшню, питомцы встретили его дружелюбно, ржали для порядка, фыркали. Каждый был на своём месте, в стойле. Григорий неспешно прошёлся, пожурил каждую животину, найдя разные нужные слова, прошёл в свою конторку. Из обустройства здесь был стол, старое жёсткое кресло, укороченная кушетка, шкаф с принадлежностями для чая, тумбочка с ведром воды и прикреплённой к нему алюминиевой кринкой, на стене вывешен график дежурств и для порядка, особенно для райкомовских - таблица производственных показателей.
Весна припозднилась, снег вытаивал плешинами, обнажая мёрзлую землю и соломенную подстилку. Распускало лишь к обеду, снежный покров оставлял землю за счёт вымораживания в ночное время.
Григорий Исаевич  в ночлежке застал младшего конюха, который сообщил, что с обеда приезжала комиссия, проверила режим соблюдения эпидемиологических мероприятий. У них, как отразили в акте, всё в норме.
Как обычно, Григорий принял смену, проводил напарника, обошёл конюшню, а услышав лай собак, вышел. Приехал инструктор райкома, попросил провести его по охраняемой территории, заметил, что, действительно, все мероприятия проведены. Процедуры соблюдены, угроз заражения нет.
Зайдя в ночлежку, предложил попить чайку. Григорий Исаевич засуетился, хотя никого не боялся, этого незваного гостя особенно не жаловал.  «Сроду  инструктора с нами чаи не пивали, непонятно зачем припёрся, сегодня уже были оттуда….».  В юности, Максилов с пацанами, в селе Титовка, в  вечернее время ( зимой темнеет рано) забрались на крышу дома одиноко проживающей старушки, прикрыли трубу старым ведром.  Печь  топилась  и женщина погибла, надышавшись угарным газом. Этому хоть бы что, а человека нет, и как такого на работу в райком взяли! Пока Григорий Исаевич чай готовил, инструктор райкома  что-то рассказывал, балагурил не по делу. Григорий не знал, как его поскорее выпроводить.
 Пахучие мятные пряники нашлись в шкафу. Чай попили. Гостя конюх, наконец, выпроводил, ещё раз обошёл помещения. Обычно ночью, во время дежурства, он прикорнёт на полчаса и этого ему хватало. Мог и совсем не спать. На улице быстро стемнело и, как никогда, Григория стало клонить в сон. Закрыл ворота, ещё раз всё проверил, убедился в надлежащем порядке, прилёг на узкую кушетку и тотчас провалился в небытиё.
Проснувшись, когда стало светать, глянул на часы: начало шестого.  Не может быть! Тревога пронизала мозг, ноги не слушались, сразу подняться почему-то не смог. Услышав тревожную, непонятную тишину, вскочил  на ноги и выбежал в конюшню: ни одного коня не было, ни одного из шести скакунов!
Григорий сел на землю. Что делать он не знал. Минуты через три опомнился, вышел наружу. Никого. Только у санитарной, соломенной зоны, перед входом следы протектора шин от большой машины или трактора. По разветвлению вмятин сторож определил направление движения транспортного средства. Понял, что это был конец.  Тюрьма. Ватные ноги не слушались. Двинулся в контору. Никого. Направился к дому участкового. Его как ждали. Участковый в исподнем стоял на крыльце. Выслушав Григория, пошёл звонить директору, в милицию…
Над судьбой работяги, потомка донского казака, конюха, послышался тревожный скрип колеса гильотины.


Как пришли так и ушли
 
Обычно, эти три «друга»-коряша: первый секретарь, директора совхозов Новоомского – Соловый и Соловецкого – Каплаухов, на партийные форумы заходили в зал гуськом: друг за другом. Раньше за свой магазин держался только первый, а со временем все трое ходили, одной рукой широко размахивая, а другой прилежно придерживая свои бесценные грузы. Присутствующие не смеялись, но переглядываясь, ухмылки давно не прятали.
Перед очередным пленумом райкома могучая тройка собралась в кабинете первого. Алёхин по-деловому доложил цель беседы:
- На район выделяют три новые «Волги»  Газ-24, две черные, одну голубую. Упустить нельзя. Давайте советоваться, что делать, как оформить. По разнарядке машины необходимо  распределить между передовиками производства. А где они возьмут деньги на покупку?
- Себе и заберём,- обронил проворный Каплаухов.
- Шум на всю область пойдёт, надо по-умному.
- На родственников оформим, на надёжных людей.
- Занимайтесь, - коротко резюмировал первый.
Сложностей в оформлении документов, оплате автомобилей через совхозные кассы не возникло. Нужные  бумаги  приложили, подходящих "передовиков" определили. Каплаухов свою уже личную, серебристоголубую, оформил на племянника, «передового» начинающего, «перспективного» скотника, «дорогу рабочему классу!» Соловый подыскал для своей чёрной "Волги" кандидатуру сына завскладом, во  многом ему обязанным. Первый  тоже чёрного цвета машину, оформил на своего водителя Евгения Желобка.  Он возил первого секретаря   больше трёх лет, выполнял всё в точности, иногда, правда, поглядывал  недобро, но это в отношении тех, кто косо смотрел на хозяина, как думал секретарь райкома партии. На самом деле молодой мужчина был себе на уме. На первого никто не мог посметь даже косо посмотреть, но и на его водителя поглядывали с опаской. Женька и сам себя не давал в обиду, зачастую излишней провизией с ним и САМ делился.  Он много знал, но язык лишний раз не высовывал. Правда, раз в месяц отмечался незаметно в тайном месте, где за безопасность отвечают, а так всё тихо и спокойно. И первому с ним тоже не проблематично. Кое о чём смутно догадывался. А кто из партийной номенклатуры не под пристальным взглядом органов?
Против оформления на себя машины Евгений не возражал:
- Гараж свободен.
- Машина у меня будет стоять, тебе она ни к чему.
- Как скажете, а техпаспорт, документы,  тоже у Вас храниться будут?
- А на  … они тебе?
- Это я так спросил…
- А я тебе так сказал.
Пахнущие свежей краской и сияющие новизной автомобили пригнали, каждый из руководителей поставил машину в свой гараж, налюбовавшись на свалившихся  с неба престижных красавиц, которых предстояло объезжать.
Анатолий Павлович продолжал ездить на служебной, но захотелось ему и своего коня оседлать:
- Жень, приходи завтра ко мне в гараж, на новой, моей, поездим.
- Как скажете.
Утром Желобок забрал новенькую машину из гаража, хозяин вручил ему технический паспорт, который незамедлительно присоединился к правам во внутреннем кармане костюма водителя. Целый день ездили куда надо и не надо. Первый не мог нарадоваться:
- Красота! Здорово на новой, я сам как вновь родился, поездим на моей некоторое время, обкатаем. Я себя человеком почувствовал.  Документы пусть у тебя будут, а машину ко мне в гараж загоняй.
- Как скажете!
Первый продолжал ездить на личной машине, водитель тоже зауважал себя, всё больше ощущая свою персону большим человеком. Как-то ночью, возвращаясь с деловой попойки, привёз хозяина домой. Накрапывал дождь. Идти домой пешком Женьку не хотелось:
- Анатолий Павлович, можно я сегодня машину себе в гараж поставлю, грязь, дождливо…
Весёлый после славной баньки, расслабленный с девчатами, первый благодушно позволил:
- Утром не задерживайся.
Машину водитель благополучно поставил в свой гараж, погладил по крутым бокам, словно стельную тёлку, заглянул под капот, со всей силы ударил пинком по шине: «себе б такую!» и документы  в кармане…
Наутро Женька приехал за партийным руководителем райкома на служебной машине, поскольку ещё два дня назад сам сказал, что поедут в «Береговой», куда плохая дорога, личную машину бить и пачкать жалко.
 Анатолий Павлович ничего не сказал, но глянул на водителя косо. Желобок и ухом не повёл, «сам велел».
Соловый свою новенькую красавицу объезжал сам. Сыну завскладом  совхоза машину он не показал, за оформление документов поставил его семье литр водки, посчитав, что им  и этого за глаза. Дня три директор рассекал на машине, потом врезался в столб возле магазина и загнал коварную в гараж «до лучших времён». Хорошо, никого не сбил, а то бы начали копать, что да как, да почему.
Снег постепенно таял, очередная весна вступала в свои права. На улицах образовалась непролазная грязь, местами по колено. Асфальта в районном центре нет, точнее сказать - кот наплакал. От райкома - до дома первого  да до больницы.
Неожиданно Желобок решил увольняться. В понедельник подал заявление, зарегистрировав в кадрах. Первый лишь в четверг узнал об этом:
- Надо нового водителя искать, почему не доложили сразу, - заорал он на начальника  отдела кадров
- Я думала, вы давно в курсе, вы же ежедневно вместе ездите. Он беспартийный, вопросов не возникало.
          Когда выехали, спросил:
- Ты чего решил увольняться, что тебя не устраивает? Зарплата?
- Да нет, женщина у меня в Воронеже, поеду, разведаю обстановку. Может женюсь и вернусь вместе с ней.
- Возьми без содержания. Когда едешь?
- Надо ей по хозяйству помочь, не могу вас подводить, не знаю надолго ли  еду… Боюсь   подвести. Дней через десять поеду, собраться надо.
- Пригони машину и давай документы.
- Документы не брал с собой, машину пригоню. Сегодня пятница, если успею, вечером доставлю.
В понедельник Женёк документы на машину забыл. Первого, вместе с главным зоотехником района, на два дня вызвали в областной центр по вопросам борьбы  с сибирской язвой.
 На следующий день Желобок передавал служебный транспорт  новому шофёру. Вернулся домой первый поздним вечером. Заглянул в  гараж, - «Волги» на месте не было. Решив, что Евгений машину загнал в служебный гараж, что случалось и раньше, пошёл спать, выругавшись вслух. Приступил названивать водителю. Тот долго не отвечал, а когда поднял трубку, на вопрос первого о машине и документах заверил:
- Да не  волнуйтесь вы так, куда они денутся, грязь на улице, машину помыл, пачкать неохота, пригоню завтра с утра.
- Когда уезжаешь?
- Ещё неделю тут толкаться буду, то да сё.
Анатолий Павлович немного успокоился. Завтра с утра, в пятницу 24-я форма в хозяйстве за 50 километров. Уедет рано, а как возвратится, получит и  автомобиль и документы. Ранним утром следующего дня  в совхоз  Алёхин  выехал с новым водителем на служебном автомобиле.
Для Женька это был последний рабочий день. Утром встал, сосредоточенно почистил зубы, наспех умылся. Завтракать не стал. В райкоме было всё торжественно тихо и чисто. Полы коридоров блестели только что вымытым новым линолеумом. Первый ни свет ни заря выехал в хозяйство. Увольняющийся сразу пошёл в отдел кадров. Получил  трудовую. Обходной лист сдал ещё на прошлой неделе. Попрощался с девчатами, оставив им  шоколадку.
В понедельник Анатолий Павлович пришёл на работу чернее тучи. В выходные бывшего водителя не нашёл. Ни машины, ни документов тот не оставил, как сквозь землю…  Съёмный дом, где Евгений квартировал, закрыт.  Хозяйка, проживающая в отапливаемой летней кухне, сообщила, что постоялец с вещами уехал ещё в пятницу, с утра, на новой машине, думала, что они вместе в командировку отправились.
Первый всегда считал, что он прошёл огонь, воду и медные трубы, а тут так лохонуться. До конца не верил, что его надул собственный водитель, наивно полагал, кусая губы, что это сон и через минуту всё закончится. Случившееся осознавал не  до конца, не понимал, как такое могло произойти и с кем? с ним, первым лицом района, самим Алёхиным:
- Как можно так ловко на…ь! Виртуоз хренов, да я ему…
Закрывшись в кабинете, на телефонные звонки не отвечал. Скривив лицо, вспомнил из детства «я, я козе хвост оторвал, а кто видал?». Самому стало смешно сквозь смертельную обиду, надо же так…. Куда кидаться и к кому обращаться в первую секунду сильного душевного волнения, не знал. Вокруг образовалась пустота. Впервые в жизни от злости начал заикаться. Щёки обвисли, левый глаз дёргался. Вызвал начальника милиции, Будкина Павла Денисовича. Встретил его ласково, даже заискивающе. О случившемся рассказал как на духу.
Павел Денисович работал в милиции не один десяток лет, задолго до первого тут обосновался и никуда не рвался. Кстати сказать, с перерывом в шестнадцать лет с первым ребёнком, семь месяцев назад родили с женой ещё одного сына. Жил не суетясь, показатели по раскрываемости преступлений поддерживал средние по области. Вперёд не лез, но и не отставал. Лишних слов не говорил, а по мере исповеди первого без эмоций кивал головой.
- Что скажешь, что делать?
- А что делать? Документы на водителя, машина тоже у него. Как и где будешь доказывать, что ушла твоя машина? Если честно, за неё ты и деньги-то не платил! Чё ты решил что «Волга» твоя? Это его машина. Ищи свищи. Он или в Воронеж подался или в другой любой город-матушка велика! Милиция искать не имеет права. Ты не владелец машины, поэтому обращаться, как потерпевший не можешь. Я могу что-то в своём районе, ну, немного в области, а в другой губернии я никто.
- На хрена мне такая милиция, прокурор, суд, если сделать ничего не можете! Ты даже глазом не моргнул, не удивился, что я тебе рассказал!?
- Да все знают, кому были предназначены машины, что они ушли налево. Как пришли... Мы это проходили.
- Иди отсюда на х…!
Павел Денисович спокойно поднялся, молча вышел и поехал по служебным делам.
***
Деревянный мост через Омку вел к совхозу «Соловецкий». Мосту было лет двадцать. Каждый год  его латали – перелатывали, год от года по весне он всё больше скрипел, изнашивался, еле дыша, но всё же не рушился. Весенние глыбы льда со страшным скрежетом разбивались об основания моста и о треугольники ледорубов, которые чудом выдерживали натиск весенней стихии.
Наступившая весна выдалась неровная, не то ранняя, не то поздняя. Река стояла, стояла, а ночью лёд стал трескаться, льдины толкались, становились торчком, приходили в движение, а к утру неожиданно шумно и рьяно вода забурлила, река по-настоящему зашевелилась, лёд тронулся.

Ледоход огласил всю округу,
Забурлила вода подо льдом,
И толкали льдины друг друга,
И на берег ползли напролом.

Над рекой разносилися звуки,
Громыхал и крошился лёд,
И очнулась река от скуки,
В половодье неистовых вод.

Ребятишки и взрослые, после обеда, в самый пик движения льдин по талой живой воде высыпали на берег. Посмотреть ледоход. Вода залила впадины, расщелины. Льдины невесело наскакивали друг на друга, подтаивали, крошились, разбивались, лопались,  выползали на берег. Под мостом бурлило, опоры из мощных брёвен шевелились, как живые, но держались, надрывно постанывая.
Ребятишки радовались солнцу, голубому, в перистых облаках, небу; первым, высунувшимся из земли, побегам ярко-зелёной бархатной травы.
Совещание в тот день в райисполкоме затянулось. Намеченные вопросы рассмотрели, а всё продолжали обсуждать. Вопросов накопилась масса, никто не хотел уходить, не услышав мнения руководства. Планировали поработать до двух часов без перерыва, а тут и к вечеру не могли управиться. Наконец присутствующие выдохлись, можно сказать, выбились из сил. Начали разъезжаться.
Каплаухов сел на новую волжанку и направился домой. До его хозяйства всего километров восемнадцать. Дорога по мосту через Омку, а там по гравию рукой подать. С ним просились уехать две доярки, но не дождались и добирались на попутках.
Въезжая на мост, Каплаухов планировал до конца дня кое-кому позвонить, бумаги подписать, в гараж заглянуть. На мосту другого транспорта не было.  Резко надавил на газ. Прибавив скорость, почувствовал, что земля уходит из - под ног.
Люди на берегу реки было залюбовались голубой «Волгой», появившейся на мосту словно сказочная птица, однако в тот же миг обомлели и все разом ахнули, застыв как вкопанные.
Мост скрипуче закачался и стал заваливаться в проснувшуюся реку. Машина повисла у самого края, зацепившись бампером и частью днища за искарёженные, порванные брёвна деревянного настила. Директор открыл окно, выполз из покачивающейся в воздухе машины и, изловчившись, спрыгнул на покатый берег. В тот же миг автомобиль с хрустом громко рухнул на берег у самой воды, затем стал неспешно сползать в бурлящую воду с хрупкими льдинами и величаво поплыл по течению, всё более погружаясь в воду. Через некоторое время голубой крыши не стало видно. Машина была погребена безжалостной рекой.
Каплаухов, ещё не веря в спасение, равнодушно наблюдал за грустным погружением автомобиля в бездну:
- Ушла..., как и пришла... Повезло мне. Буквально сухим  из воды…
Жители долго вспоминали события прославившегося рухнувшим мостом и утонувшей во время ледохода машиной, радуясь спасению водителя. Ребятишки же больше всего восхищались грациозно плывущей по реке серебристой машиной,  затёртой громоздившимися льдинами.

Областная спортивная Олимпиада

По весне из обкома партии прислали депешу, из содержания которой следовало, что району доверено ответственное поручение по проведению спортивной зимней областной олимпиады. Согласия районных властей никто не спросил, состоялся лишь устный разговор с первым секретарём райкома партии. Алёхину хотелось прославиться, хоть чем-то выделиться из общей массы, вот он и спровоцировал на свою голову разговор: а вдруг получится? Откуда только на проведение мероприятий и подготовку спортивных сооружений брать деньги - неизвестно. Председатель райисполкома схватился за голову. Первый  разозлился  и резюмировал:
- Партия сказала - надо исполнять. Нечего сопли распускать. За восемь месяцев управимся. Совхозы доить придётся, а что делать? Было мнение…
Второго секретаря назначили ответственным за выполнение поручения партии. Наметили план мероприятий, определили помощников. Понятно, что ни спортплощадок, ни нормальной гостиницы,  ни искушённых в спорте людей нет. Попросили помощи из области. Спорткомитет  откликнулся.  Выбили минимум денег на самое необходимое. За лето обязались построить стадион с трибунами. Подготовили площадки для тренировок, завезли спортинвентарь. Молодёжь потянулась в спортивные кружки, жизнь в районе несколько оживилась.
Районная газета «Восток» оживлённо освящала подготовку к олимпиаде. Рьяно отражала успехи партии в организации мероприятий. Размещала отчёты о затратах. С похвалою отразили, какое хозяйство внесло больше всего средств. Отличался, как и следовало ожидать, хомутинский Харанин. Новотроицкого директора,  Гдляна, указали  замыкающим в списке.
Со строительством новой гостиницы вышел облом. То ли денег не хватило, то ли возникли иные непредвиденные обстоятельства, но время шло, а проектно-сметная документация не готова. Время даже не шло, а бежало рысью, до олимпиады оставались считанные недели, а где размещать гостей, до сих пор  не ясно. Старая типовая двухэтажная гостиница ободрана  снаружи и изнутри. Текущий ремонт мало что дал, однако дыры замазали, залатали. Доживёт ли это до игр, большой сомнительный вопрос, но  деньги списали. Наиболее важных господ решили размещать в квартирах местной партийной элиты. Члены семей принимающей стороны высказывали недовольство, но не увольняться же с работы райкомовской номенклатуре из-за такой мелочи. В некоторых случаях это были единственные кормильцы в семьях. Правда, надо признать, что в абсолютном большинстве у номенклатурных работников члены семьи надёжно пристроены в злачных местах. Поэтому лезли из кожи, чтобы угодить партийному гегемону.
Одно из совещаний было посвящено решению вопросов по дизайнерскому украшению, преображению серого, неинтересного населённого пункта. А что придумать? Село есть село. Ни небоскрёбов, ни театра, ни развлекательных заведений. Третий секретарь, Галина Грязнова, неожиданно высказалась, что хорошо было бы, если возле гостиницы деревья росли, а то больно уж унылый вид. Удариться челом в грязь зазорно.  Срам хотя бы немного прикрыть. Первого осенило:
- А давайте из природного парка за кинотеатром пересадим несколько сосен и елей к гостинице. Если сажать саженцы, вырасти не успеют, а тут готовые, как тут и были!
Этот пункт Грязнова  немедля внесла в план работы. Гвоздь программы. Исполнение поручили коммунальному хозяйству. Всё по протоколу. Определили дату исполнения.
В постоянно организуемые субботники и воскресники трое рабочих с утра отправлялись в парк. Как велено, выбирали самые крупные, кряжистые, пушистые, лапчатые ели и сосны. Подкапывали со всех сторон, подгоняли кран, привязывали и выдирали с корнями. Деревья стонали, сопротивлялись, валились на бок, ломая ветви, роняя иглы. Истязание продолжалось до тех пор, пока не перевезли на новые места восемь или девять измученных деревьев. Выкопали для них ямы и усадили, как в могилы уложили. Деревья больше не сопротивлялись. Чувствуя безысходность судьбы, покорно припадали к земле,  давая  погрести себя в подготовленных могилах возле гостиницы. Деревья обильно полили, раскатав губы пожарной машины, и оставили приживаться на новой жилплощади, чтобы порадовать взоры заезжих гостей. А на самом деле погибать.
На протяжении недели вкопанные новосёлы радовали взор новоомцев.  Постепенно деревья сникли, стали обильно терять иголки, ветви поникли,  пожухли, пожелтели, посерели, уныло склонились долу. Молоденькие шишки начали опадать с веток, образуя на земле липкую корку. Лапники  обвисли, безжизненно пригибаясь к матушке-земле, как бы жалуясь ей. По прошествии  полутора месяцев все пересаженные деревья накренились, скорчились: обнажёнными остовами пугали детей и взрослых прохожих.
Алёхин вызвал начальника Коммунального хозяйства, Ивана Петровича Кононова:
- Мудаки, ничего нельзя поручить! Загубили хорошую задумку! Думай, что делать будешь, но чтоб к олимпиаде вид возле гостиницы надлежащий был! Проваливай, работничек…
- Всё сделано, как велели, нельзя было такие большие деревья пересаживать…
- Да кто ты такой, что б тут высказываться, кто тебя спрашивает! Что можно, что нельзя, у тебя  забыли спросить! Иди отсюда, перед олимпиадой встретимся, есть кое какие задумки.
Иван Петрович ушёл озадаченный, "чего ещё придумает!"




Бастрюк


Корреспондент местной газеты «Восток», Надежда Сотникова, после окончания педагогического института, работать в школе не захотела. Сначала свободной единицы в газете  не было, внедрилась на общественных началах, а когда устроилась на постоянной основе редактором, стала успешно привыкать. Третий год работы с этой скоропостижной подготовкой к олимпиаде выдался суетливым, волнительным. Ни минуты покоя. Постоянные поездки, совещания, срочные публикации, да эпидемия-эпизоотия ещё материалов подбрасывала. Едва управлялись. Хорошо, что не замужем, детей нет, а то вовсе зашилась бы. Дома мама еду приготовит, её не особенно напрягали. Жила для себя. И парня, молодого человека, пока нет, хотя хорошо за двадцать, пора задуматься. Из школьных подружек только Настя не замужем, а остальные все при деле. Кто в город подался, там замужем и не обязательно быть; кто в Москве пристроился, а двое девчат вообще на Севера завербовались. Пишут редко, значит, жизнью довольны.
Вечерний звонок напугал, показался необычайно громким и требовательным. Надежда, не откладывая журнала, спешно взяла трубку. Звонил главный редактор:
- Завтра с утра подготовь и сдай в номер все материалы, касающиеся подготовке к олимпиаде,  а с обеда поедете с первым по хозяйствам. Время он уточнит. Если не успеешь, сорвёшь выпуск номера.
- Я пораньше пойду на работу, думаю, справлюсь. Не о чем беспокоиться.
Надежда в сердцах отбросила журнал, «опять на обратном пути по коленям противными сальными ручищами шарить  будет, видать, с чьими-то сравнивает…».
С утра быстренько подобрала бумаги для публикации, сбегала в типографию, сделала кое-какие пометки, поправки. Вроде всё. Позвонили из приёмной:
- Выезд в пятнадцать с четвертью. Встреча у входа в райком.
Надя девушка расторопная, но день выдался напряжённый. К концу рабочего дня щёки горели, даже пальчики подрагивали. Она понимала, что поездки не избежать, отвечать на «липкие» вопросы придётся. Хорошо, если вовремя возвратятся, а то лишь к ночи управятся. Ей и следующую публикацию в ближайший номер необходимо приготовить, иначе главный со света сживёт за не оперативность.
Надежда в обед успела сбегать домой, заново умылась, наложила несложный, лёгкий макияж. Краситься не было необходимости. Каштановые длинные волнистые шикарные волосы, чистый лоб, карие глаза, прямые, тёмные от рождения брови. Не красавица, а шарм имеется. Собой довольна. Надела свежую кофточку.  Поспешила к зданию райкома.
Чуть не опоздала. Анатолий Павлович вышел из-за голубых елей:
- Ты как моряк, за две минуты на пост являешься. Чуть без тебя не уехал.
- Не опоздала же…
Алёхин сам сел за руль:
- Водителя временно нет. Вдвоём поедем. Садись рядом, не дрейфь, не укушу!
- А вдруг!
Ехали молча. Надежда думала о своём, первый перебирал в памяти события последних месяцев. Высвечивали всё больше неприятности. Напиться ему не хотелось, а снять стресс необходимо. Забыться, окунувшись с головой в  приятное. Сбалансировать, уравновесить впечатления. Прибавил скорость. Только хотел что-то сказать, перед капотом,  откуда ни возьмись, молодой бычок неловко подпрыгнул и со стоном осел на передние ноги. Анатолий Павлович выскочил из машины. Телок не поднимался. Жалобно мычал, вытягивая голову. Делал попытки подняться на передние ноги, но у него всё никак не получалось. Алёхин ногой коротко, злобно жёстко ударил животное в бок, отчего телёнок перевернулся через спинной хребет и дорога освободилась.  Первый сел за руль и продолжил путь. Надежда, наблюдая невесёлую картину, расстроенная, спросила, что с телёнком.
- Поскачет как миленький. Распустили, понимаешь!  Да не расстраивайся ты, подумаешь, одним больше, одним меньше, - хохотнул он, шутливо шлёпнув собеседницу по аппетитной  коленочке.
Надежда отстранилась, ничего не сказала, продолжала сидеть, будто в тисках, не смея поднять голову, взглянуть на мужчину. На ум приходили невесёлые мысли, а больше всего тяготило досадное: поездка такая неудачная и, должно быть, ничего доброго в дальнейшем не сулит.
 Объехав три хозяйства, и, наконец, управившись, возвращались домой. Темнело, длинные тени от деревьев легли на дорогу. Почерневший с обеих сторон просёлочной дороги лес мрачно всматривался в запоздалых путников. Встречного транспорта не было. Телёнка, сбитого по пути в хозяйства, не обнаружили. В машине стало прохладно. Неожиданно Алёхин свернул на близлежащую к проезжей части поляну. Ветви молодых берёз спускались на крышу машины.
Анатолий Павлович решительно вышел, подошёл к двери корреспондента, не менее бодро с размаху раскрыл её и за руку вывел Надежду из машины. Приобняв, попросил поцеловать его. Девушка опустила голову, не решаясь это сделать. Алёхин влажными губами неловко уткнулся в её шею и стал цепочкой целовать, настойчиво продвигаясь к губам, оставляя мокрый слюнявый след. Надя разжала стиснутые дотоле зубы, сдаваясь, «а что я, собственно, теряю…». Мужчина, почувствовав податливость сдавшейся  женщины, перенёс её на заднее сиденье автомобиля, где и получил наслаждение от давно задуманной, с утра предвкушаемой близости. Шквальный ветер вдруг качнул автомобиль и начался проливной холодный дождь.
Дома Надежда долго отмывалась. По комнатам передвигалась, загадочно улыбаясь. Тревога о возможности забеременеть не оставляла молодую женщину,  «рождение бастрюков на селе  не в чести. Поживем-увидим, время покажет...». На вопрос  матери, что у неё сегодня за настроение, распространяться не стала:
- Всё не так плохо, оказалась тоже востребованной. Пойду спать, завтра рано в редакцию, много работы.
Мать ничего не сказала, лишь бы дочери было хорошо, «а мне какое дело».


Московские встречи
 
Анну направили в столицу на курсы повышения квалификации. Курсы для всех – праздник. Слушателей не напрягали, понимая, что люди приехали больше отдохнуть от тяжёлой нервной работы, чем учиться. Судьям давали возможность пообщаться, забыться от напряжённого неблагодарного труда. Устраивали экскурсии, организовали посещение Оружейной палаты, Алмазного фонда, театров. Не препятствовали и отлучкам: мало ли у кого какие в столице дела.
За столами в аудитории усаживались кто с кем желал. Правоведы вспоминали студенческие годы, даже игру в «балду». Анна встретила на курсах однокашника по институту, Лёню Ковригина. Обрадовались, вспоминали студенческие годы, лекции, поездки в колхозы, танцы в студенческом общежитии… Лёня, между прочим, пожалел, что Анна забилась так далеко, помнил, что она училась с отличием, получала повышенную стипендию, из четырёхсот человек при распределении была двадцать второй, могла любой город выбрать. Сокурсник предложил в предстоящие выборы перебраться в город-герой на Волгу. Анна особого значения разговору не придала, но где-то в сознании мысль затаилась. Тогда ещё не знала, что это должно было осуществиться.
На третий день занятий, Анна, как и в предыдущие дни, сидела между двух симпатичных друзей из Липецкой области. Слушатели делали вид, что что-то записывают, а сами перешёптывались, шутили, рассказывали анекдоты. На второй паре оба парня поглядывали на соседку, писали записки, передавая друг другу, чтобы не мешать другим. Потом возникло затишье и сидевший слева от Анны, Юрий вдруг спросил:

- Анна, мы между собой не можем понять, с кем из нас ты будешь?
- Да  ни с кем!
Геннадий засмеялся:
- Я тебе говорил!
Ребята об этом больше не затевали разговор. На следующий день вместе пригласили её в «Олимпийский» на концерт. После концерта проводили её до номера и, тепло распрощавшись, разошлись по своим этажам.
Самый красивый мужчина с курса, Александр Мищенко, дня четыре наблюдал за Анной, старался занять за ней очередь в кафе, обнимал сзади за плечи:
- Я за вами в очереди!
Анна смеялась:
- А я не возражаю.
С этого дня Анна с Александром вместе ходили в кино, ездили на Бородинскую панораму, в перерывах Саша спешил подойти и постоять рядышком. Анне это сильно льстило. Большого опыта общения с мужчинами не было, часто краснела и стеснялась его ухаживаний, но внимание было приятно. Юрий со своим другом пересели, передвинулись в одну сторону, а на место Юрия сел Александр. Он старался не отпускать от себя милую стройную женщину, хотя поводов для более близкого общения она не давала.
В воскресенье отправились в кино в дальний кинотеатр, чтобы никого из «своих» не встретить.
 Тайного в жизни ничего не бывает. Недалеко от кинотеатра встретились Раиса с Зинаидой, сидящие на занятиях в третьем ряду. Раиса дружелюбно, нарочито громко заметила:
- Самый красивый мужчина с курсов с самыми стройными ножками! Как мы и догадывались.
Все четверо, весело смеясь, пошли к кинотеатру.  После просмотра фильма вместе возвращались в общежитие, обсуждая кинофильм, жалели, что осталось не так много времени для учёбы-отдыха.
Анна вернулась в номер весёлая, возбуждённая. Сообщила, что ходили в кинотеатр, всё прекрасно. На вопрос, «с кем ходила», ответила. Татьяна Бодрова, соседка по комнате, захотела узнать, кто этот мужчина. Третья, Светлана, проживающая с ними в комнате, уточнила:
- Саша Мищенко, раньше во втором ряду сидел.
- Это самый, самый с курса?
- Да. Уметь надо.
Анна вернулась из ванны. Светлана спросила:
- Ань, откуда твой Мищенко?
- Раньше в Омской области работал, а сейчас в Курской.
- Курский соловей, значит?
- Может и соловей. Только он женат, имеет двоих детей.
- Вот и я говорю. К нему одна, дивная красавица приставала, он отверг: «Не могу переступить себя», а к тебе как прилип. Анна ничего не сказала, дружить с Александром  не перестала. Среди женщин подружку не присмотрела, а с ним никуда не стыдно пойти и поболтать, вспомнить знакомых коллег.

Крутые горки

Обвалившийся мост отсёк всяческую связь с ближайшим совхозом «Соловецкий». Река  преградила дорогу, и селяне лишились возможности общаться с районным центром. Других мостов и наземных средств транспортной связи поблизости не было. Перебраться на другой берег можно было лишь на утлой лодчонке, которую организовали сразу, как только закончился ледоход и зеркало воды освободилось от плавающего хлама. Возникшие неудобства способствовали ухудшению отношений руководства хозяйства и районных властей. Директор совхоза перессорился с председателем райисполкома, первого он не задевал по «старой» дружбе. В облисполкоме возмущался, напоминая, что не раз просил местные власти отремонтировать мост, но на его просьбы никто не реагировал. Партия тоже помалкивала. У неё денег нет, а у Шевченко в смету не заложено.
Каплаухов, оставив служебную машину у разбитого моста, на дежурной лодке переправился на другой берег. В райкоме, попросившись  к первому, начал с того, что будет ходатайствовать о присоединении его совхоза к соседнему, Калачёвскому району, поскольку перспектив в строительстве нового моста не предвидится, а хозяйствовать, как на необитаемом острове, невозможно. А Калачи рядом, в пятидесяти километрах. Первый взбесился:
Даже не заикайся об этом! Тогда вообще район расформировать надо. Партбилет положишь! Подумаешь, неудобно ему! Царь! Зимой санный путь по льду организуем, а пока через Калачинск ездить будешь. Поди ж ты, король! Сеять, скот растить, никто не мешает, а с документами разберёшься, не такие афёры прокручивал, иди-езжай, работай!
          Каплаухов понимал, что отношения с первым испорчены, однако такого выпада с его стороны не ожидал, «и чего он так  рассвирепел!»,
В зале заседаний готовилось расширенное совещание по вопросам подготовки к олимпиаде.  Секретарь напомнила Алёхину, что все собрались, пора идти в зал.
Председательствовал второй секретарь, докладывала третий секретарь райкома  Грязнова Галина Ивановна. Отметила что выполнено, рассказала о положительном опыте, применённом при подготовке мероприятия, заимствованного у предыдущих устроителей праздника, о том, кого необходимо приглашать. К проблемам отнесла то, что расселять людей некуда, денег ни на что не хватает. Выезжать будут за счёт того, что привлекут школьную молодёжь, чтобы на ста двадцати километрах, до самого областного центра, слепить и расположить снежные поделки с плакатами, призывами заниматься спортом, повеселить людей. Особых затрат на это не надо.
Алёхин безучастно оглядывал присутствующих, думал о своём. Увидев модно одетую, привлекательную  молоденькую судью, вспомнил, что «года через полтора очередные выборы. Как быстро летит время! Вроде бы только приехала. Успела дочку родить, в коллектив влиться, в сообщество вписалась. Пользуется уважением населения, не вмешивается ни в какие дела, держит себя независимо, нейтрально. Впрочем, так и должно быть... Встретиться бы с ней где-нибудь на берегу моря, на пляже…  Здесь её не ухватишь. Муж всегда рядом. Сама никак не реагирует. Всё ей по фигу, одна работа на уме. Наладила работу, подобрала хороший слаженный коллектив, своими силами сделали косметический ремонт в здании суда. За этот участок работы голова не болит, всё тут в порядке, надёжно». Снова вспомнив о выборах, его как жаром обдало. От неожиданно  подкравшейся мысли о том, что Анна может не согласиться работать следующий, установленный федеральными законами, пятилетний срок, резко встал со своего места и пошёл в кабинет: «сами разберутся с этой грёбаной олимпиадой». Дал указание  вызвать к нему секретаря партийной организации правоохранительных органов. Горбунов Валентин минут через пятнадцать прибыл:
- Приглашали, Анатолий Павлович?
- Вызывал. А почему у нас судья до сих пор беспартийная?
- Да она нормально работает. Ни с кем не связывается. Заявление о вступлении в партию не подавала. С коллегами из милиции, прокуратуры деловые отношения. Мы её уважаем и побаиваемся. Своего мнения никому не навязывает, всё у неё должно быть «в соответствии с законом».
- Задание тебе. Подготовь свою независимую судью к приёму в партию. Из комсомольского возраста выросла. Занимайся. Свободен.
- А если она не захочет?
- Это твоя проблема!
После совещания Анна, как и райкомовские, прошла в буфет. А там…, там продавали сливочное масло. Анна глазам не поверила. Обычно его продавали только райкомовским работникам инкогнито. Дома масло было редко. Боязливо оглядываясь, опасаясь, что ей не продадут дефицит (а отказ получить стыднее, чем  если бы её обругали при всех). Очередь между тем продвигалась. Густо покраснев от стыда и гнева, что приходится унижаться, спросила,  можно ли  купить  масла?
- Конечно.
Вечером был праздник. Батоны к  чаю были с маслом. Муж и дочка глазам своим не верили:
- Где и как удалось достать?
- В райкомовском буфете всем продавали, ответила мамка, пряча глаза.
Внимательная дочка, размешивая чай, заметила:
- Не горюй, мамочка! На прошлой неделе ты черноплодную рябину покупала, может и ещё  что-нибудь привезут. Рябина тоже вкусная. Я ела. А помнишь, твоя сестра, тетя Нина, из Аджарии хурму в посылке присылала?
Мамка снова ничего не ответила своей любимой доченьке, но этой бессонной ночью приняла решение уезжать из Новой Омки. Срок по направлению отработала. Перспективы для  профессионального роста нет. Ребёнок не видит даже фруктов. Учебных заведений нет. Дружбу ни с кем не завела. До областного центра  без приключений не доберёшься. Дорог нет, а какая есть, разбита напрочь, ни производственного, ни личного транспорта нет. Квартира  холодная, муж то и дело болеет. Неоднократно из лёгких ему выкачивали  жидкость. Он молчит, семья для него – всё, но климат надо немедленно менять. Родственники далеко. Тут и душу отвести негде, церкви на сто километров поблизости нет, а если и была бы, транспорта всё равно нет, ездить не на чем. Всё за то, чтобы переехать ближе к малой родине.
Наутро к Генераловой на работу приехал Горбунов Валентин и напрямую рассказал о беседе с первым, как было. Анна поняла расчёт первого, ловушка открылась. Случилось то, чего она опасалась. Надеяться на их нерасторопность бесполезно. Видно, не получится. Но и заранее не резон паниковать. Знала, что ИХ коварству нет предела. Однако война планы покажет. Господь кроет. Членство во всемогущей партии ей ничего не давало, в то же время понимала, что задёргают, цеплять будут, где надо и не надо. Понимала, что не за что, но если захотят, найдут повод  и не отстанут, «с живой не слезут», отпускать из района не будут, это однозначно. Прошептала:
- Господи, прости меня и помоги.
Валентин ждал. Деваться некуда, Анна дала согласие. Остальное давно детально отработано, всё точно по протоколу. Заявление, рекомендации, устав, коридоры фактической власти, бюро, партбилет.  Анна попала в руководящую и направляющую, конца гегемонии которой, тем более, краха, не предвиделось… Об этом даже в страшном сне не могло присниться, не то, чтобы реально представить, сказать где-то об этом или даже просто подумать.

ГПУНКВДКГБФСБ -всё в руках пресловутых АБВГД-ейцев. Любого человека по указанию партии могли смести  с лица земли, растоптать, лишить свободы. Органы служили не государственным интересам, а возведённой в ранг руководителя страны общественной организации, представляющей интересы номенклатурного меньшинства населения, слившегося с властью и реально захватившей её.
Как мало познан мир! И люди лишь предполагают... А жизнь объективно ставит всё на свои места.

Истерзанные судьбы

В районной газете «Восток» опубликована обширная статья Надежды Сотниковой. Повествовалось о ходе следствия по делу о хищении шести скакунов из Хомутинского совхоза. О халатности конюха, о том, что он и ранее недобросовестно относился к своим обязанностям, а в эту ночь, будучи в нетрезвом виде, уснул и ничего не мог пояснить следствию. Был в сговоре. Вина доказана, а будучи арестованным, дал признательные показания.

Клавдия Степановна тяжело переживала случившееся с мужем. Через два дня после ареста приехала к нему на свидание. Увидела перед собой согбенного старца. Плечи опущены, чудным образом уменьшился в росте, вместо лица – застывшее гипсовое изваяние. Из неё вырвался гортанный звук, не похожий на человеческий. Оба, немного успокоившись, смотрели друг на друга, не в силах произнести ни слова. Григорий Исаевич, находясь под арестом в следственном изоляторе, по ночам не мог сомкнуть глаз, вспоминались рассказы дедов о напрасной гибели казаков, сражающихся то за красных, то за белых. Ни за что гибли и на Беломоро-Балтийском канале, 58 статью, колоски…  Про 37 год и войну уж и не говори… Чего только не приходило в голову. Свой пример никуда не мог вставить, чтобы хоть как-то оправдать власть.

 Женщина  наконец  спросила, как получилось, что он оговорил себя, признал вину. Не поднимая глаз, Григорий Исаевич ответил:
- Тут скажешь то, чего никогда не было, сознаешься в том, чего не совершал. Больше ничего не спрашивай, так лучше для нас обоих, или я отсюда не выйду.
Выпрашивая свидание, Клавдия Степановна надеялась приободрить мужа. Хотела убедить его добиваться правды, чему учила своих и чужих детей, отказаться от наговора на себя. На свидание шла бодро. Но увидев мужа и услышав его слова, тоже опустила плечи. Слёзы сами собой полились из глаз. Муж неумело обнял её, больше  утешить жену было нечем.
Выходила из здания милиции совсем больная женщина,  старушка, спотыкающаяся на ровном месте. Подбородок её дрожал, руки не слушались, ноги не шли. Кое как доковыляв до здания РОНО, ни на кого не глядя, написала заявление на увольнение.


Роковой сон

Прессинг на Гдляна продолжался.
Неучтённых земель на новотроицких угодьях было меньше всех в районе. При подведении итогов собранного урожая, хозяйство Виктора Германовича удивительным образом в списке оказалось на последнем месте. Алёхин решил «прижучить» непослушного руководителя. Готовилось бюро райкома с повесткой дня «1.  Итоги года по сбору урожая; 2. Задачи специалистов Новотроицкого совхоза в повышении урожайности зерновых».
Докладчиком по первому вопросу был второй секретарь райкома. Он довольно бодро начал излагать результаты по сбору зерновых, пересказал показатели по всем хозяйствам, заканчивая каждый абзац недочётами с указанием фамилии Гдляна В.Г.  Объективно показатели урожайности по его хозяйству не сильно отличались от других, а по некоторым были и выше. Но в итоговых, настенно-плакатных сводках указывались в числе отстающих. Как составлялся график,- непонятно. Ясно другое. Прослеживалась тенденция давления на хозяйство и гнобления его руководителя. Виктор Германович молчал. Решением бюро по первому вопросу работа по производству признана положительной. Передовиков решили наградить ценными подарками, двум директорам выделить путёвки в санаторий.
По второму вопросу докладывал главный агроном хозяйства. Волнуясь, он путано  начал перечислять положительные моменты, успехи. Первый резко перебил:
- Ты нам о недостатках доложи. Почему на последнем месте? Как дошли до жизни такой? Мы вам не медали вешать собрались. У вас не только с зерном плохо, но животные больные и по молоку не  впереди всех! А он про успехи…
Главный агроном растерянно посмотрел на директора совхоза. Тот не обнаруживал сильного волнения, но был необычайно бледен, вспомнив, как Алёхин в разговоре по телефону пригрозил «выспаться на нём». Подбодрил оратора:
- Продолжайте, Николай Иванович, как подготовились.
Опальный директор безучастно продолжал сидеть  в торце стола, не проронив более ни слова.
Выступающие попытались было заикнуться, заступиться, поддержать Гдляна, но уловив настрой первого, решили не связываться. Сидели, утаивая глаза. Своя рубашка, сами знаете… Все понимали, что разрыв в показателях между первыми и последними самый минимальный, какой только может быть, эпидемия задела более половины хозяйств района. А те, кто вышел вперёд по зерновым, получилось это, скорее всего, из- за  неучтённых земель. Всем было ясно, что не учтёнка - для закромов о чём всем было ведомо, где они скрыты и кто ими распоряжается.
Резюме не приняли, решили прерваться, чтобы завтра дополнительно собраться по назревшим «текущим моментам» и для принятия решения.

Из райкома Гдлян возвращался хмурым, за всю дорогу не проронил ни слова, а когда водитель что-то сказал ему, - не ответил, думая о своём. Вспомнил давние неурожайные два года подряд. Первый год был не сытный для населения, он делал всё, чтобы помочь людям, облегчить жизнь. А в следующий, без дождей год, пришлось ополовинить стадо, забить большую часть свиней, уменьшить остальное поголовье. В отпусках не был всю пятилетку и ранней весной, до посевной,  решил съездить на недельку на родину, проведать престарелую приболевшую мать. Выехал на поезде. Проезжая мимо челябинских полей, увидел, как сжигают стога соломы урожая прошлого года. Виктор Германович глазам своим не поверил: у них скот падает, а тут солому жгут. У них корма, каждая охапка болотного осота на вес золота, они знают, что делать с соломой, чтобы её в первейший корм превратить, переработав и обогатив нехитрыми добавками.  Гдлян добежал до проводника, узнал, какая ближайшая станция, побросал вещи в сумку и на первом же полустанке соскочил с поезда.  Нашёл ближайшее хозяйство, объяснил обстановку. Понимающие хозяева связались с руководством района, области и машина заработала. Нескольким районам была дана команда прекратить жечь прошлогоднюю солому. Омские подводы потянулись в соседнюю область за спасительным кормом. Удалось-таки выжить ослабевшим животным, дотянуть до первых зеленей, а там постепенно и наладилось...

Супруга Гдляна, Лариса Петровна, любимого мужа встретила, приветливо щебеча и «танцуя» вокруг него, проявляя повышенное внимание. Впрочем, так было всегда. Знала, что сегодня было бюро, ждать добра от которого не приходилось.

Виктор, пряча глаза, хмуро поужинал. Расцеловав трёхлетнюю дочку и погодка-сына, ушёл в кабинет. Лариса отвела детишек спать, почитала им сказки. Накрыв одеялами, прошла к мужу:
- Виктор, поздно уже, пойдём спать.
- Иди, Лора, я приду, кое-какие бумаги приведу в порядок.
Лариса, почитав современный модный детектив в бумажном переплёте, заснула. Сон кружил её по лабиринтам горных ущелий, каменных мешков, тёмных туннелей; она никак не могла выбраться на поверхность, пыталась звать на помощь, но звуки глохли, не родившись. Карабкаясь на острую скалу, превратившуюся в высокий шпиль английского замка  и, услышав глухой хлопок, будто удар, рухнула вниз.
 В холодном поту Лариса вскочила, не соображая, что случилось, понеслась в кабинет мужа.
Виктор Германович, неестественно наклонившись, сидел в своём кресле. По лицу стекала струйка крови, капли падали на грудь. Выпавший из руки  пистолет лежал у его ног. Лариса закричала не своим голосом. Опомнившись, заплетающимися ногами подошла к телефону, чтобы вызвать милицию. Про существование в природе скорой помощи не вспомнила. Предсмертной записки не видно. На перекидном календаре было тщательно выведено: « Береги детей, люблю вас».
Через неделю после гибели Гдляна, его супругу вызвали в райком. Второй секретарь рассказал ей, что был разговор с обкомом партии, ей предлагают перебраться в областной центр, обещали обеспечить квартирой. Конкретизации не было, но вдова знала, что ей надо уезжать, иначе она погибнет от тоски и горя, тягостных воспоминаний ушедших в лету нескольких счастливых лет с любимым. Лариса дала согласие на переезд и,  возвратившись домой, не медля ни минуты, приступила к сбору вещей. Особо ничего не нажито. Пара хрустальных ваз, детские вещи. Мешок со своими, радующими когда-то нарядами. Ковёр, который оказался посечённым молью, отремонтированный недавно электрический чайник да не новый телевизор. Мебель старая, только вот две новые детские кроватки. Брать их с собой или нет? Фотографии и гербарий, собранный и составленный на отдыхе без мужа в Сочи (ходить в отпуска у него не было времени, постоянно страда) в прошлом году, надо взять в дальнейшую жизнь. Детям будет показывать. А пока для малышей папа всё время то на работе, то в длительной командировке.
           - Вот ведь как вышло, а надеялись на долгую счастливую жизнь…, - время от времени шептала молодая вдова, не надеясь больше ни на что хорошее в этой жизни, - а так неплохо всё начиналось.
            Впереди беспросветная, високосная жизнь.