Довели мужика, сволочи

Виктор Сургаев
      Придя в гости, обрадованный Григорий  Иванович,  а  по-свойски,  просто  Гринька,  попытался,  было, прямо  сразу же воспользоваться  предложением  хлебосольного хозяина: мол,  он  может  «чувствовать  себя  у  него  в  гостях  так  же,  как  и  у  себя  дома».  Но  быстро  опомнился.  И  даже  расстроился.  Почему? А потому,  что  скоро  понял: он  просто неспособен  этого  сделать. 
      Ибо Григорию  осуществить  благое  предложение  хозяина  невозможно  было  ни  практически,  ни  даже  теоретически.  И  главная  причина  сего  на  виду:  из-за  присутствия  здесь  его  вездесущей  и  препротивной  тещи.  А   дело  было  вот  в  чем.  Гринька давненько,  ведь  уже  с  пару  десятков  лет  проживая  в  тещином  доме  примаком,  тем  не  менее,  еще  и  до  сей  поры  не  удостоился  быть прописанным  ею.  А  поэтому  ни  там,  да  и  нигде  вообще,  он  попросту  не  мог,  не  умел чувствовать себя  так,  «как  у себя  дома».  Не  было  его  у  него  никогда,  и  он  сидел  молча.  Как  и  у  тещи…
      К  примеру,  Григорий  Иванович  никак  не  мог  забыть  тронувший  до  глубины  души  эпизод  из  увиденного  им  фильма  «Джентльмены  удачи».  Да. Момент,  когда  «Доцент»  вдруг  отечески  дарит  в  предновогоднюю  ночь  подарки  подопечным.  И  пораженный  презентом  «Косой»,  первым  получивший подарок  в  виде  войлочных  тапочек,  недоуменно  спрашивает,  для  чего  они  ему?  А «Доцент»  наставительно  произносит.  Мол,  он  в  них  дома  ходить  будет.  Но  на  что  «Косой»  озадаченно,  и  с  ноткой горечи по причине неудачной встречи  с  товарищем  по  интернату  Мишкой,  уныло  произносит: «А  где в  них  ходить? У меня  и  дома-то своего  нет…».   
      И  об  этой  незабываемой  реплике  никак  не  мог  забыть  Григорий  Иванович,  ибо,  как  уже  упоминалось  выше,  ему  совершенно  незнакомо  было  гордое  чувство человека, «обладающего  какой  либо  жилищной    собственностью».  И  верно.  Откуда  взяться  данному  ощущению,  если  у  Гриньки  никогда  не  было,  да  и  по  сей  день,  нет  самого  основного,  то  есть, дома? Снова отчужденно глянув  на поддатую, и  потому  неестественно веселую  тещу,  разомлевший  от  вина  Гринька  отошел  в  сторону,  ближе  к  окну,  и  тихо,  бессильно,  заплакал.  Затем так же тихо оделся  и неспешно  подался в направлении так называемого «дома». А куда ему  было еще  идти?
      Но  зато  по  пути  он  неожиданно  вдруг  возгордился  собой.  Ведь  он,   даже  и  являясь  примаком,  тем  не  менее,  оказался  вовсе  и  не  лыком  шит! Ибо  до  воодушевившегося  Григории  Ивановича  внезапно  дошло: а    хотя  бы  здесь,  находясь  в  гостях,  он  сделал  все  по-своему,  и  очень  даже  интеллигентно.  Он  читал  где-то.  Получается,  он  ушел  не  просто  так,  а  чисто  «по-английски»,  ибо  всем  назло  отправился  Гринька  «к  себе»  гордо  и  молча, не  попрощавшись  ни  с  кем. Даже  и  с  настолько    галантным  хозяином. Только чего жаль - ухода его так никто и не  заметил…
      А,  может,  кто  и  увидел,  но  промолчал. Мол,  ну  и  подумаешь…Ушел  еще один лишний  едок.  И  что  с  того?  Кому  этим  сделал  хуже? Так  даже  и  лучше,  и  лично  ему  теперь  больше  и  достанется.  По  пути  в  «родные  пенаты»,  поддатый,  и  сейчас  вовсе  не  грустный  Гринька  от  неожиданно    пришедшей мысли  вдруг  аж  остановился.  Вот  интересно  бы  ему  знать.    Чересчур  вежливый  хозяин  дома  нарочно,  со  специальной  язвинкой  подковырнул  и  «поддел»  его,  Гриньку,  этим  «чувствованием  в  гостях  быть  как  у  себя  дома»?  Или  же  он  и  вправду  попросту  ничего  не  знал  о «птичьих правах» жития  примака  Григория  у  «родной,  любимой»  тещи?