или Красота таланту не помеха
- Есть я Осока Бобритц, падроне, - слушал лихорадочный шепот из самой глубины исповедальни отец Кураев, неторопливо и вдумчиво копошась невероятно отросшим ногтем мизинца в своем неплотно прищуренном анусе, думая, меж тем, о самых разнообразных вещах или штучках, заранее предполагая полнейшую пох...ность Бога во грехах кающегося, - дженерал электрик, так сказать, и стрейнджер ин зе найтс ...
" Мэнди Митчелл, - осклабился отец Кураев, сдерживая яростный зуд от прорастающих внутрь его костистой головы волос, - стрейнджер - то, фасон кальсон еще, стринги - танги, гусли - мысли. Иэх, - вздохнул отец Кураев, снимая с себя валенки вместе с ногами и постепенно принимая истинную личину, до времени укрытую гранитными сводами собора Святого Петра, где они и обретались, суки рваные, - продали Россию ! Орудую в соборе нерусском, а ведь вот раньше - то, - застонал он сквозь густо отросшую бороду, - ходил на НТВ и строил косые от восторга глазцы самой Витухновской, помнящей хер Лимонова меж рог и Прилепина в жопе. Интересно, - развратно растопыриваясь ушами и совершенно не слушая исповедующегося Бобритца, размышлял отец Кураев, поступательно свинчивая свою голову ключом на сорок три, как год победы или размер обуви теннисисток, например,- а вот " Виртуозы Москвы " всем своим симфоническим составом тоже ее имели ? "
Видимо, он произнес окончание фразы вслух, потому, что Осока неожиданно ответил отцу Кураеву, протискиваясь уплощенным туловищем в щель между скособоченной дверцей исповедальни и мозаичными плитами собора, приподняв сплющенную голову, и немного шипя от ярости :
- О непотребном мыслишь, отче. Ересь и неуважение моральных идеалов марксизьмы.
- По хер, - высокомерно отмахнулся отец Кураев, проявившись истинной сущностью на стене собора, - у меня прямой контракт с Богом - то, прямо указано, что, мол, тыр, пыр, е...ся в сраку, имеет право подглядывать за совокупляющимися и разносить бошки полицейским комиссарам из обреза охотничьей двустволки.
Осока заскрипел шарнирами и воздел осязательный усик, недоверчиво ощупывая сущность. Она была несколько похожа на мистические строки, некогда увиденные Бальтазаром в пиршественном зале, мене, там, текел, прочие клинописные изображения, но, в то же время, весьма походила на хулиганство и вандализм современных подростков России, до снегов которой докатился кощунственный обычай разрисовывать любые вертикальные поверхности из пульверизаторов, выплескивая лак для волос из дефицитных новогодних наборов ВЧК, вручаемых Железным Феликсом под гром аплодисментов, переходящих в плавную овацию, в ночь перед Днем Всех Святых на Ваганьковском, где клубились и кишели.
- Кто ? - уточнил отец Кураев, расплываясь бесформенной тенью поверх фрески Буанаротти. - Кто клубились и кто кишели ?
- Клубни, наверное, - предположил Бобритц, собираясь с силами и вставая с колен.
- И у клубней есть отец, - решил отец Кураев, уползая под потолок, где ворочался невесомой тушей кошмарной мухи Пайкрафт, подслушивая и торжествуя, - у любой субъективности объективно наличествует мать и отец, как и пошло от времен отеческих. Я от матери сырой землицы произошел, - похвастал отец Кураев, ухватывая щупальцем скользкую ногу взвизгнувшего Пайкрафта, - а вместо отца - прочерк, думаю, что репрессировали моего отца в сороковых или еще как.
- И кто же у картофеля папа ? - сумрачно поинтересовался Осока Бобритц, поправляя пиджак и кобуру. Он резко встал, прислушиваясь к шорохам снаружи, прекрасно понимая, что в следующее мгновение выскочит из собора и побежит без смысла в любую сторону, но за углом обязательно наткнется на Олю Куриленко. Голую.
Он выбежал из дверей, не дожидаясь ответа задумавшегося отца Кураева, свернул за угол и , действительно, наткнулся на очень симпатичную брюнетку, единственную из всей долбанной Совдепии, кому удалось и ништяк.
- Ой, - вскрикнула она, прикрывая трепещущую грудь руками, - а я тебя знаю. Ты Арсена Люпена изображал в книжке Понсон дю Террайля.
Ну, а дальше, моя милая и вовремя вернувшаяся к коале Оля, ты и сама все знаешь.