М.М.КИРИЛЛОВ
ВИЗИТНЫЕ КАРТОЧКИ САРАТОВА
Рассказ
Я приехал в Саратов из Ленинграда после окончания клинической ординатуры в ВМА им. С.М. Кирова. Было это в начале июня 1966-года. Получил новое назначение в здешнем Военно-медицинском факультете. Приехал пока один, а семья в ожидании осталась в Ленинграде.
Запомнилось, как от железнодорожного вокзала я долго ехал на громыхавшем трамвае к площади Фрунзе (Ильинской), где тогда и располагался наш факультет.
Стояла жара, невиданная в Ленинграде, к которой мне ещё предстояло привыкнуть. За трамваем вился и долго ещё висел в неподвижном воздухе столб пыли, давностью, наверное, со времён Золотой Орды. В соседних дворах и на улицах царило буйство пыльной зелени, вылезавшей, казалось, даже из-под самых колёс трамвая. Над головами прохожих нависало испепелённое солнцем, светло-голубое летнее небо и повсюду разливался медлительный покой южного провинциального города. По ходу движения трамвая встретились лишь два массивных здания: почтамта и крытого рынка. Контраст по сравнению с дождливым гранитным Ленинградом был осязаем.
За воротами и бревенчатой избушкой КПП стоял столетний кирпичный, слегка обшарпанный, корпус факультета. На его третьем этаже размещались учебные классы, в том числе, помещения моей кафедры военно-полевой терапии, где меня любезно встретил токсиколог, полковник медицинской службы А.М.Горелик в чёрной морской форме. Угостив чаем, он задал мне свой фирменный флотский вопрос (он его всем задавал): «Чего железного нельзя держать возле компаса?». С ударением в слове «компаса» на втором слоге. Так, видимо, звучало особенно по-флотски. Выяснилось, что ничего железного возле компаса держать нельзя. С этой встречи и началась моя служба на факультете и жизнь в Саратове.
Начальник факультета, которому я представился, был огорчён тем, что прибыл я чуть позже, чем он планировал, и меня уже нельзя было отправить на войсковую стажировку с группой слушателей. Пришлось сходу идти в отпуск, ещё не переведя семью из Ленинграда. Квартиру обещали дать только через год. Зато дали мне три дня для предстоящего устройства в городе в частном секторе. Об этих первых днях в Саратове я и расскажу.
Разместившись временно в медпункте факультета, я, прежде всего, постарался устроить жену в здешний Краеведческий музей научным сотрудником, чтобы её стаж не прерывался. До этого, историк по образованию, она работала в Ленинградском Историческом Музее артиллерии и войск связи. Её перевод потребовал разрешения в Обкоме партии: таков был порядок. Сходил к директору музея и в обком и договорился.
На следующий день отправился в город в поисках жилья для семьи. Был у меня один адресок ещё из Ленинграда у здешнего Сенного рынка, но там место оказалось уже занятым.
Вышел к рынку, не зная, что же делать дальше. Рядом, на повороте трамвайного пути, я застал характерную сценку. Мужичок в помятом пиджаке и кепке, сидя на бревне, по дешёвке продавал водку из стоящей рядом брезентовой кошёлки. Сбытчик. Это была водка «Столичная». Место было вообще-то людное и доходное, у самого выхода из рынка, рядом с трамвайной остановкой, но то ли день оказался не воскресный, то ли слишком жаркий, но покупателей не было. Видно, что продавец водки, перекупщик, только пришёл.
Внезапно к мужичку подошёл высокий худой сержант-милиционер в кителе и в фуражке и, ни слова не говоря, принялся доставать из объёмистой кошёлки бутылку за бутылкой и методично разбивать их о трамвайные рельсы. Мужичок умолял пощадить его и даже плакал. Но милиционер был неумолим. Бизнес буквально на глазах физически исчезал. Наконец, бутылок не осталось, а между рельсами среди осколков стекла образовалась целая лужа водки. Милиционер не ругался, и, молча, лишь погрозив продавцу пальцем, медленно ушёл. Возможно, это была уже не первая их встреча. Зло было наказано. «Мавр» сделал своё дело. Видимо, оно было для него привычным и входило в его обязанности.
Картина была, как в кино: знойный полдень, на солнцепёке, посреди громадной пустой рыночной площади, прямо у трамвайной колеи, с уже пустой кошёлкой сидел только что «казнённый» мужичок, не успевший заработать ни гроша. Картина маслом! Она могла бы быть визитной карточкой Саратова, причём, что тогда, полвека назад, то (подумал я, работая над рассказом) и особенно сейчас, спустя полвека, в эпоху развивающегося российского капитализма. Тогда это было словно предчувствие. Саратов был во всей его реальной рыночной красе.
Значительно позже я побывал и у здания саратовской консерватории, напротив которой стоял и стоит сейчас на высоком постаменте, великолепный памятник революционеру-демократу 19 века Николаю Гавриловичу Чернышевскому. Продавались открытки с изображением этого памятника. И это была действительно популярная визитная карточка Саратова советского времени.
Сенной рынок и Чернышевский! Вы не находите, что особенно теперь, в наше гибридное время, это уже стало во многом несовместимыми понятиями? «Сапоги всмятку», как оценил бы это сопоставление сам этот великий деятель России. Кажется, уж лучше было бы, если бы Николай Гаврилович родился где-нибудь в Петербурге.
В нашем гибридно-буржуазном государстве, несмотря на ещё сохраняющиеся советские наименования проспектов, университетов и театров, такие люди, как Чернышевский, уже стали, по меньшей мере, лишними людьми, а для многих из племени купи-продай – просто чужими. Тускнеет в глазах власть имущих прежняя советская саратовская визитная карточка города.
А о памятнике «прогрессивному» вешателю Столыпину, поставленному в начале 90-х годов на одной улице с памятником Чернышевскому, как раз перед входом в Областную Думу, единомышленнику её депутатов и идеологу рыночной России, я уж и не говорю. Видеть его не хочется!
Сменилось время, и сместились понятия. Достаточно посетить площадь Сенного рынка и сам рынок сейчас, чтобы увидеть нынешнюю подлинную визитную карточку города - олицетворение всей нашей постсоветской жизни. Столыпин - борец с «великими потрясениями и за великую Россию» добился разве что уничтожения советского государства. Надо было бы и памятник этому убиенному царскому губернатору на Сенной площади и поставить. Было бы менее противоречиво.
Конечно, пятьдесят лет тому назад, посетив впервые площадь у Сенного рынка, я вряд ли бы мог себе это представить. Тем более, что рынок и при социализме был нужен, как инструмент экономической политики государства трудящихся. В наше время он уже целиком заменил саму жизнь трудящихся, причём против их воли.
Вот как далеко я шагнул в своём невольном полувековом предчувствии.
Вернёмся, однако, в июньский поддень 1966 года. Побродив немного в раздумье по рыночной площади, я поехал на трамвае в сторону аэродрома. Там на частной квартире жила знакомая мне семья ранее приехавшего из Ленинграда преподавателя.
Встретились тепло. Муж, жена и двое их маленьких детей. Договорились и утром следующего дня поехали на какую-то небольшую речку под Саратовом. Густая рощица, глубокая тень, всё для небольшого костра, примитивные удочки, рыбалка. Мы даже с десяток мелких плотвичек поймали к удовольствию ребятишек. Зажарили их с яичницей. Перекусили. Накупались вдоволь. У берега речки хорошо отдохнули от жары и предпринятой поездкой остались довольны.
На следующий день я продолжил поиски жилья. По совету одной из работниц факультета нашёл частную квартиру в заводском районе города, чтобы было где, хотя бы для начала, всей семье разместиться по приезде из Ленинграда.
Это был деревянный одноэтажный дом на 5-м Силикатном проезде, у Карьерной улицы, недалеко от большой свалки. Хозяева оказались хорошими, доброжелательными людьми. Помню, сидя в тенёчке на крыльце дома с удовольствием угощался холодным квасом.
Семья приехала. Однако, выяснилось, что из-за отсутствия кроватей нам пришлось бы поначалу спать на полу. Но это нас не испугало, ведь было лето, а мы были так молоды. Мне - 33 года, жене 29, дочке – 11, а сынишке 4.
Вскоре я приступил к работе на кафедре и в клинике. Жена вышла на работу в музей. Договорились о школе для дочери и о детском садике для сына рядом с факультетом.
Пожили мы в нашей первой «квартире» недолго и через месяц переселились в другой частный дом, в маленькую комнатку, с туалетом во дворе, недалеко от моста через Волгу, у Глебычева оврага (знаменитые саратовские трущобы). Хозяйка страдала эпилепсией. Намучились. Что поделаешь?! Зато мы были в тепле и вместе, да и к работе ближе. Такова обычная судьба молодого военного человека. Правда, дом для преподавателей факультета тогда уже строился. Терпели и жили надеждой.
А рядом текла Волга, широкая, как Феодосийский залив. Над нашими головами высилась знаменитая Соколовая гора, мимо которой когда-то проплывал на своих стругах Степан Разин, и над которой в саратовское небо устремлялся строившийся тогда памятник «Журавлям», воздвигнутый в честь бойцов, погибших в Отечественную войну.
За последние годы я опубликовал много своих рассказов и очерков о Саратове. Это и «Первый год в Саратове», и «Незаметные люди» и «Лето», и «Сазанка», и «Мои ученики и их Время», и «Лиличка».
Дни, о которых я пишу в этом рассказе, были неласковыми и потребовали от нас мужества. Щедрым тогда, как и сейчас, было только саратовское солнце.
Прошла, наконец, наша первая трудная зима, и в апреле 1967 года мы получили собственную квартиру на улице Шелковичной.
За прошедшие полвека мы воспитали своих детей и помогли им вырастить четверых наших внуков, сами стали специалистами своего дела, а главное, прожили жизнь для нашей Родины.
Но мы и не знали тогда, в 1966 году, что впереди у нас целых полвека трудной, но счастливой жизни.
А Вы, в конце своего жизненного пути, скажем, лет так через 55, как мы сегодня, могли бы вспомнить, что было в его начале? И как Вы относитесь к по существу происходящей смене визитных карточек Саратова и к причине такой смены, учитывая, что прототипы героев, изображённых на этих карточках, рук друг другу не пожали бы никогда? Смягчить как-то это антагонистическое противоречие невозможно даже в условиях гибридного общества. Выбирайте.
Саратов, ноябрь 2018 года.