Дела командировочные

               
Эти наблюдения являются как бы таким обозрением моих ко-мандировочных впечатлений. Заслуживающие особого внимания интересные, на мой взгляд, случаи вынесены в отдельные маленькие и большие рассказы.

Чего только не увидишь в разных местах страны и сколько узна-ешь для себя «нового», путешествуя по родной стране (теперь, правда, уже бывшей) в командировочной иностази. В Ашхабаде, в магазине, например, видели своими глазами ценники с «экзотическими» наименованиями товара: «Каструл», «Каструлка», «Каструлочек», это  в зависимости от величины продаваемого предмета. А вот соль вне зависимости от её помола  называлась простым «русским» словом «СОЛ». Это как давний анекдот ещё времён Советского Союза.

В грузинской школе урок русского языка. Учитель говорит: «Сол, фасол и бл&д пишется с мягким знаком. А вилька и бутылька без мяг-кого знака, запомните, дэти!»

А вот в Одессе услышали, как своеобразно «называется» памятник Великой Отечественной войны, установленный в Новороссийске, близкий и родной нам с глубокого детства. У нас в городе есть памят-ник, напоминающий о ВОВ под названием «Вагончик», это товарный вагон, который стоял между воевавшими сторонами на линии огня всего лишь на нейтральной территории. И остался абсолютно стоять весь пострелянный, что на нём буквально «нет живого места», трудно найти даже квадратный сантиметр, чтобы он не был «помечен» пулей, нашей или немецкой. Он стоит тем безмолвным напоминанием о войне, напоминанием о тех прошедших жестоких кровопролитных боях. И вот о том вагончике произошёл такой диалог.

 В Одессе ахтёрша общежития, куда поселили наших командиро-ваннных мужиков, спросила их при заселении со специфическим и тем неподражаемым одесским говором (или акцентом, как нравиться):

- Ребята, а вы откуда приехали?

- Мы из Новороссийска,- скромно ответили «ребята», которым было «всего» по 40-50 лет.

- А, это оттуда, где «РАНЕНЫЙ ВАГОНЧИК»? - Услышали «ребята»  новый вопрос знатока истории и географии.

Но самое-самое интересное случается, конечно, в пути.

Как-то раз возвращаемся мы из Якутска, сделав пересадку с са-молёта на «паровоз» в Иркутске, из которого нас нес поезд экспрессом в Москву. У нас были боковые полки, но хотя бы такие, вообще в тот раз чудом уехали, просидев почти сутки на вокзале. У меня кроме двух сумок, был ещё «дипломат». Но он был такой большой для «ди-пломата», что лишь немного не дотягивал до средней величины че-модана чемодана, который никуда, никаким образом внизу под пол-кой не помещался. Поэтому его пришлось поднять на самую верхнюю, багажную полку и постараться установить  как можно устойчивее.

А наш скорый поезд Иркутск - Москва разогнался при удалении от Иркутска не на шутку. И судя по всему дорога, по которой мы кати-лись, хотя была и железная, но явно нуждалась в капитальном ре-монте. В  вагоне всё и вся трясло и болтало, словно черти «весели-лись» на сковороде у одного из героев из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». И я периодически с опаской поглядывал на свой «полу-чемодан», как он там себя чувствует на верху, опасаясь всё-таки за его устойчивость. Но от меня мало, что зависело: я сделал всё, что мог в данном случае.

И контролировал я свой «получемодан» сколько мог, но, в конце концов, отвлёкся. (Он на «контрольном» взвешивании, на Курском вокзале в Москве показал «отличный» вес 13 килограммов!) А он всё-таки, несмотря на все мои предостережения, не удержался от такой болтанки на полке и полетел вниз. (А однажды видел, как мужик погрузил на верхнюю полку коробку передач от «Жигулей»! Так та тоже упала, но никого, правда, не задела.
)
 И со своей высоты мой «саквояж» угодил точно по лбу не сильно старой, лет 60, бабусе. От удара она брыкнулась на койку больше от неожиданности, так как быстро «восстановилась. А вот её сорокалет-няя дочь на соседней полке как заголосит  на весь вагон, словно на похоронах. Но лоб у бабуси оказался крепким – она отошла, нет, не то, что подумали. От удара буквально через несколько минут. Крика было больше, чем травмы, потому что даже шишки на лбу не было. Видно, мягкий был мой чемодан. Мне одно непонятно было, как она подставила лоб, ведь верхняя «жилая» полка была опущена в яяя-яя3рабочее положение». Но, видно, судьба! От которой не уйдёшь!

Поначалу я проникся сочувствием к потерпевшей, но, увидев трещины с двух сторон на своём «дипломате», забыл про бабусю и её травму и проворчал себе под нос что-то ругательное в адрес бабуш-киного лба. Может быть я жестокий, но в тот момент меня охватили именно эти чувства жалости почему-то не к бабушке, а к моему «ди-пломату». Так бывает. Тем более, что бабуся уже сидела, как ни в чём не бывало, когда я начал горевать.

А один раз возвращались из Туркмении поездом. Встав у окна в проходе купейного вагона, неспешно беседовали с Вовкой Слепко о  только что прошедшей командировке, о дороге, которой ещё пред-стояло длиться трое суток. В общем, болтали ни о чём, то есть как всегда «за жизнь». Вдруг, как-то неожиданно, Вовка приподнял руку, обозначавшую «Подожди секундочку, помолчи». Я тоже прислушался и чуть не упал со смеху: из поездного радио доносилось «Ты ж мене пидманула» под аккомпонимент зурны, или как там «аборигены» её называют, у которой мотив, по моему личному мнению, всё время один и тот же. Эффект был просто потрясающий, меня аж перегнуло пополам. А им, наверное, было интересно слушать! У каждой нацио-нальности всё-таки свои, национальные приоритеты.