Чоколина

               
               
                ЧОКОЛИНА
                (Ночное кафе)


          Котлеты в холодильнике мечтали о собаке.  Но собаки не было. И кошки тоже. А котлеты были бутафорские. Примерно раз в месяц Полина готовила что-нибудь этакое, домашнее, чтобы продемонстрировать приезжавшей в гости маме заботу о собственном  желудке. Простоявшее неделю в холодильнике блюдо, щедро приправленное угрызениями совести, громко и равнодушно поглощал мусоропровод. Потому что собаки не было, и кошки тоже. И того, кому хотелось бы готовить по-настоящему.
          Завести лохматого симпатягу-пса вполне позволяли современные комфортабельные аппартаменты в недавно отстроенном доме, но не позволяло самолюбие. Ей отчего-то казалось, что заводить собаку, чтобы избавиться от одиночества, в тридцать два года стыдно что ли, будто сдаться и искать унизительный компромисс. Она предпочитала ходить с гордо поднятой головой, ненавидела духи с названием «Быть может» и больше всего на свете боялась чужой жалости.
          Полина захлопнула холодильник и выключила свет. Кухонное окно сразу стало из матового прозрачно-синим  и потянуло взглянуть за стекло. После бесснежных и слякотных последних дней декабря вдруг стало резко подмораживать, и улица внизу отсвечивала стеклом тротуарных плит, отзванивала оледенелыми пальцами деревьев.Чуть выше крыш посверкивали чистыми и ясными глазами звезды.  Полина взяла с подоконника стеклянную сферу с крошечными фигурками внутри и, прижмурив глаз, добавила в хрустальные сумерки немного сказочного снега.
         Позапрошлой ночью под звон бокалов и бой часов она попросила чуда. Она никогда не умела и даже боялась загадывать желания. Ей казалось, так можно разозлить судьбу. Но чудо - это что за желание. Детство какое-то. Несерьезно.
         Потом, когда стихла беспорядочная цветная пальба, и Маринкино семейство угомонилось: дети отправились спать, а  муж, вызвавшийся их уложить, так и не вышел из детской, -они остались вдвоем в гостиной. Долго сидели прямо на полу возле елки, рвали упругие мандариновые мячики, добавляя оранжевый мусор к разбросанной вокруг оберточной бумаге и конфетной фольге.
          - Не кисни, у меня молоко испортится.
          Полина улыбнулась. Эта Маринкина присказка родилась четыре года назад, когда она кормила грудью младшего сына, а Полина разводилась со своим мужем. Разводилась без скандала и грязи, но все равно на душе было муторно и противно. Они были чужими, всегда, с первых дней знакомства, и Полина злилась на себя за то, что пять лет своей собственной, небесконечной жизни потратила на никому не нужное сожительство. Теперь она понимала, что любовью люди готовы назвать все, что угодно, для того, чтоб прикрыть этим словом  рассчет, любопытство, амбиции, самовлюбленность, скуку или страх перед одиночеством. Но только тогда, когда оба ощущают возможность стать близкими и родными, есть перспектива будущего счастья.
           - Я понимаю, твой бывший – зануда страшный, но не все же такие.
            Маринка дотянулась до пульта и мгновенно лишила права голоса приторно-сладкого и красивого, как зефир в шоколаде, певца. Он, и правда, достал и, похоже, перестарался, завоевывая рынок потребительниц, потому что в последнее время в его голосе стали уж очень отчетливыми звуки, обычно призывно издаваемые кошачьим нутром.
          - Ты просто не хочешь. Я же видела, у тебя взгляд сквозь мужика проходит, называется «в упор не вижу», - Маринка внезапно перешла  на научную терминологию и последующие пять минут пришлось слушать про уход от проблемы, депрессивный синдром, кризис, патологическую боязнь и тому подобное. Подруга работала в центре психологии семейных отношений, и Полина терпеливо ждала, когда очередная лекция закончится очередным предложением посетить специалиста.
          «Может быть, какие-то проблемы и требуют оперативного вмешательства такого вот хирурга, за деньги вскрывающего душевные нарывы, только не моя», - думала Полина, машинально вытаскивая из вазочки огромную конфетищу в  плотной синей бумажке с изображением Винни-Пуха. Конфеты покупались специально для детей, и теперь она с интересом  изучала содержимое забавного фантика, которое состояло из двух половинок, сложенных в пузатый шоколадный бочонок.
                Мишка очень любит мед, - пришла ей на ум Пухова скороговорка.
                Почему, кто поймет.
                В самом деле почему…
Дальше не вспоминалось, и она докончила по-своему:
            … Не справиться с проблемой самому, - сунула  конфету в рот и подняла глаза на Маринку, которая, оказывается, уже молчала, но смотрела мимо нее отсутствующим взглядом.
            - Слушай, - не обратив внимания на этот странно примороженный взгляд, сказала она, - а почему специалист такой да другой. А ты? Не хочешь стать моим психоаналитиком?
             - Вот глупая.  Ты же моя подруга – я не смогу быть нейтральной. И потом, - Маринка секунду помедлила, - я тебе завидую.
              У Полины резко и нехорошо кольнуло в груди.  За стенкой, прижимая к себе свои новогодние плюшевые счастьица, сопели двое перемазанных шоколадом, веселых и здоровых братиков. Рядом с ними мирно похрапывал на надувном поросенке заботливо укрытый пледом папа Серега, спокойный, надежный и добродушный, как слон.
              - Смотри, - Маринка резко вскочила и потянула Полину к зеркалу, украшавшему простенок в гостиной. – У тебя глаза блестят. Тебе есть чего ждать от жизни. А мне уже нечего.
               Из зеркала и вправду по-разному смотрели две пары глаз. Потом одна пара мокро сморгнула, а чуть ниже хлюпнуло.
              - Ну, приехали, - Полина обняла подругу. – Вот, оказывается, где есть что делать психологу. Психолога лечить. Кризис среднего возраста? Как тебе не стыдно.
                Потом, пока Маринка шумно смывала в ванной потекшую тушь, она, гладя  ее по спине, пристально всматривалась в свое отражение уже в другом зеркале.  «Есть чего ждать»… И правда, она же попросила чуда.


                Звонок в дверь прозвучал обычным переливом, но она отчего-то вздрогнула, чуть не уронила тяжелую сферу и, крепко сжав ее в руках, пошла открывать.  «Поздний вечер, звонят не на пульт, а с лестничной клетки.  Соседей она еще хорошо не знает», -раздумывала она, глядя в глазок, но, немного помедлив, все-таки распахнула дверь. Он почему-то смотрел вниз, на Полинины ноги, этот совершенно незнакомый мужчина  без пальто. Строгий черный костюм, но под пиджаком вместо рубашки – тонкий светло-серый джемпер. Невольно копируя его, Полина тоже опустила глаза. Туфли. Не по сезону легкие. В общем, он не с улицы. А откуда тогда? «Карлсон, который живет на крыше, - мелькнула дурацкая мысль. – Мужчина в полном расцвете сил.»
           Туфли затоптались и сделали шаг назад.
           - Извините, - заговорил Карлсон, и Полина отметила тембр голоса, низкий и очень мягкий, как будто осторожно нажали  один из клавишей большой октавы.
            - К вам случайно котенок не забегал? – глаза за стеклами очков смотрели растерянно и просительно.
             - Котенок? – переспросила Полина и зачем-то уточнила. – Ваш?
            -  Дочкин, - с готовностью ответил Карлсон. – Рыжий. Мы тут в гостях на третьем этаже. Компания большая. Не заметили, как он за дверь вышмыгнул. Глупый еще. Вот ходим, ищем. Дочка в истерике:  у соседей ведь собаки есть, наверное.
             Как бы в подтверждение его слов сверху послышался басовитый лай, а еще через минуту из-за угла стремительно вырулила рыжая пропажа. Котенок, видно, был сильно напуган, потому что с ходу залетев в прихожую, устремился прямо к встроенному шкафу и забился в нижнее отделение, где у Полины хранились зонты и дорожные сумки.
            - Слава Богу! Нашелся! – просиял незнакомец. – Вы позволите?
            Он шагнул в прихожую и, присев на корточки перед шкафом, принялся извлекать свое рыжее сокровище, которое, похоже, находилось в шоковом состоянии и отчаянно сопротивлялось. Наконец мужчина распрямился. Прижатый к его левому рукаву котенок застыл. Тыльную сторону правой руки незнакомца украшали алые полосы, но сочувствие у Полины вызвали почему-то не они, а их автор.
              - А можно я ему котлету дам? – неожиданно спросила она.
              - Котлету? – растерянно повторил мужчина.- Наверное, ему нельзя: дочка его как-то по-особому кормит. – Спасибо, спасибо вам большое, - вдруг горячо принялся благодарить он, будто котлету предложили ему. – Извините за беспокойство , - шагнул он за порог.
               Захлопнув дверь, Полина еще минуту постояла в прихожей, слушая, как открылись и закрылись двери лифта. «Все у тебя в порядке, - мысленно проговорила она вслед уехавшему Карлсону, - жена, дочь, котенок. И если ты и чудо, то не мое».
              На следующий день перед концом работы  ей позвонила Маринка и предложила  вместе поужинать в одном из уютных  ресторанчиков недавно открытого огромного торгово-развлекательного  комплекса. Они виделись совсем недавно, но Полина сразу согласилась.  Никогда не называя себя лучшими подругами, они ими были. Познакомились еще в университете, и с тех пор им было хорошо вместе: и посмеяться, и погрустить, и поболтать, и помолчать. И зависть никогда между ними не влезала, а возможность помочь воспринималась не как услуга, а как радость. У каждой была своя жизнь и заботы, но не встречаясь несколько дней, они начинали скучать.
             Поднявшись на локальный подиум японского ресторана со сложным названием „Gan bey Citi“, Полина огляделась и сразу увидела подругу в нижнем ярусе, резко выделявшуюся на алом бархате дивана ярким пятном.  Маринка обожала черный цвет, но одетая в черное всегда производила впечатление чего-то блестящего, вернее блистающего. Яркая брюнетка со светлыми серыми глазами она моментально притягивала к себе взгляды не только мужчин, но и женщин. Однако главная ее фишка заключалась в том, что она этих взглядов не замечала. И не по причине коккетства или высокомерия, а просто ухитрялась их не видеть. Так уж она была устроена.
           Полина опустилась на мягко спружинившую поверхность уютнейшего диванчика и сразу же оценила обстановку. Сидящий почти напротив них в верхнем ярусе плейбой лет сорока изо всех сил старался не смотреть в их сторону, но взгляд все время съезжал, заставляя шею и голову двигаться в том же, неправильном, направлении. Также сверху, но с правого бока гораздо более откровенно таращился на колдовскую Маринкину красоту совсем молодой парень.
         - Сережка с мальчишками  на льду, -  имея в виду крытый каток комплекса, беззаботно объяснила Маринка. – На полтора часа как минимум. А мы с тобой сейчас будем есть жареные баклажаны в соусе чили, - продолжила она не допускающим возражений тоном.  – Или ты хочешь в медовом?
          Полина японскую кухню недолюбливала, но, поняв, что сочный кусочек отбивной ей сегодня не светит, решила даже не заглядывать в меню.
          - Ну вот, что я и говорила, - закончив с официанткой, повернулась Маринка к Полине. – Два мужика глазами так палят, что тебе уже дымиться в пору, а от твоего, тьфу, индифферентного лица таким мороженым тянет, что даже мне холодно.
          Полина быстро схватила со стола салфетку и уткнулась в нее ртом и носом, чтобы не расхохотаться на весь ресторан. Маринка ЗАМЕТИЛА мужской взгляд! Вот только угол падения определила неверно.
          - Я вот чего не пойму, - уже поглощая вкусно похрустывающие золотистые кусочки баклажана, продолжила тему неугомонная Маринка, - ты с таким контингентом работаешь, и ни одного романа, ну хотя бы легкого.
          Полина глотнула соку, острота соуса соперничала с остротой проблемы.
В своем весьма преуспевающем банке  она работала с бизнес клиентами. Маринка была права: контингент что надо, со  всеми сопутствующими составляющими  класса «р»: Ролекс, Ронсон, Роберто Кавалли. За стеклами в шикарной оправе нет глаз.То  есть в соответствии с анатомией человека они были, но зрачки и радужка  мертво отражали только одно – деньги: евро, доллары, фунты.Четко очерченные, волевые и красивые рты выдавали всегда одни и те же слова: проценты, прибыль, обороты, кредиты. Может быть за пределами банка эти роботы и функционировали как люди, но в своем кабинете Полина значила для них не больше, чем банкомат, весьма удобное и профессионально подкованное устройство.
          Никому не признаваясь, она тихо ненавидела свою работу. Как она когда-то была счастлива, закончив с отличием престижнейший экономический факультет, как радовалась, пройдя конкурсный отбор именно в этот банк, как гордилась своими карьерными успехами и этой должностью. Она дала ей финансовую свободу, но как же Полина ее ненавидела.
«У того Карлсона с котенком тоже была дорогущая оправа», - почему-то вдруг вспомнилось ей.
         - Смотри, что я нашла, - Маринка пошуршала в сумке  и положила перед Полиной распечатку с какого-то сайта.  Полина быстро пробежала глазами текст. «Итальянская фирма «Domori», специализирующаяся на производстве шоколада и шоколадной кондитерии, приглашает  к сотрудничеству заинтересованных предпринимателей для широкого распространения и внедрения восококачественной продукции…»
          - Что это? – она подняла глаза на Маринку. – К чему?
          -  Если хочешь, это рецепт. Тебе надо сменить обстановку.
          - Придумай что-нибудь поновее, - отмахнулась Полина.  – И почему в Италию?
          - Да при чем здесь Италия. Тебе надо изменить обстановку вокруг себя, например, поменять профиль деятельности. Кардинально.
          - Ты что, предлагаешь мне уйти из банка? Куда?
          - В бизнес, - решительно выпалила Маринка. - Почему нет.
          - В шоколадный бизнес! – Полина потрясла белым листом и бросила его на стол. – Блондинка в шоколаде!
          - Ты не блондинка! Ты экономист с высшим образованием!
           - Вот именно, - Полина внезапно замолчала. Перед глазами вдруг всплыл кадр из любимого фильма с Джулиет Бинош. Она вспомнила, как, посмотрев этот фильм, она никак не могла успокоиться, пока не нашла-таки и не попробовала эти загадочные  шоколадные трюфели с перцем чили.
           - Ну, не хочешь уходить – не надо, но попробовать-то можно, - не успокаивалась Маринка.
           - Попробовать. Бизнес – это тебе не конфета, - слишком серьезно для такого нелепого предложения ответила Полина. Она вдруг перестала слышать Маринку, приводящую все новые и новые аргументы. Во рту растаял шоколадный трюфель и мягким теплом разлился по всему телу. Наваждение.


            Элитной застройки дом на Зеленой Горе,  в котором жила Полина, своей архитектурой напоминал корабль. Построили его недавно, он был еще не полностью заселен, а на первом, коммерческом, этаже, где уже разместились салоны красоты и антикварного фарфора, пустовало довольно приличное по площади еще непроданное помещение. Припарковав машину  как раз напротив него, Полина вышла и направилась к двери своего парадного, но в это время в темной пустоте за стеклом ей померещился блеск позолоты, и ее буквально окатило горьковатым  ароматом свежесмолотого кофе. Она почти бегом пробежала витрину и, будто спасаясь от кого-то, быстро набрала код на пульте двери. «Вчера там было какое-то движение, и тихая музыка, и запах горячего шоколада», - в знобком страхе подумала она. Шоколадная паранойя началась сразу после разговора с Маринкой и не отступала вот уже третий день.
             Творог на ужин, любымые записи французского шансона сороковых, душ, постель, спать. В половине  второго она вылезла из-под одеяла и прошлепала в застекленную нишу, служившую ей мини-кабинетом. Недоуменно моргнув, компьютер покорно исполнил приветственный позывной и выжидательно уставился на нее синим глазом.
            Обитатели Зеленой Горы спали. Спали желтые вагончики фуникулера; освещенный мощными прожекторами, в строгом величии дремал белоснежный католический костел. Внизу под ним, как в глубокой чаше, мирно посапывал Центр. Забылись сном узкие улочки Старого Города и ратушная площадь. Не спала река.
           Бизнес-план составился так быстро и без всяких усилий, что у нее даже не успели заболеть глаза. Отчего-то невероятно счастливая она свернулась на маленьком диванчике тут же у компьютера и, перемигнувшись с последней гаснущей звездой, уснула. За окном тихо, светло и без боли рождался новый день…


                ***



           Двадцати минут ее личного кофе-брейка Полине хватило на телефонные переговоры с представителями фирмы. Приветливое контральто на другом конце связи, выслушав ее, попросило перезвонить через пять минут и продиктовало номер. «Hello, Polina!» - услышала она из трубки и подумала, что неверно набрала цифры. Голос звучал странно: энергичная интонация диссонировала с какой-то надтреснутой, старческой модуляцией. – Вопрос нашего партнерства решен, наши условия и ваши предложения по факсу. Good luck!
По спине пробежала дрожь, по груди – холодок, которые и сопровождали все ее дальнейшие действия в этот день.
          Голос позвонил ночью, в тот момент, когда Полина, устав быть буттербродом из дрожи и холода, поила себя заваренным липовым цветом.
         - Доброй ночи, Полина, - прозвучало в трубке так приглушенно, будто собеседник боялся нарушить ночной покой лежащих между ними  земель.
         - Добрый вечер, сэр,  - вот стыд – она забыла, как представила его по телефону  его секретарь.
        - У нас говорят, сеньоре, - мягко поправил Голос. – Как вы себя чувствуете?
 «Как может чувствовать себя человек, ввязавшийся в бизнес-авантюру по совету психотерапевта и под воздействием галлюцинаций? Как больной», - промелькнуло у нее в голове, в то время как отвечала она совсем другое.
       - Это замечательно, что у  вас все в порядке, но если возникнут проблемы, звоните мне в любое время.
       - Спасибо, - Полина на секунду замялась. – Простите, сэр сеньор, вы не могли бы напомнить ваше имя.
       - Меня зовут Джузеппе, - спокойно сообщила трубка.
       - Просто Джузеппе? – в некотором замешательстве переспросила Полина.
       - Просто, просто Джузеппе, - она услышала, что собеседник улыбнулся. – Какие ассоциации вызывает у вас это имя?
       - Я не знаю, - растерялась Полина. У нее  возникло ощущение, что она сдает какой-то экзамен и не дала еще ни одного правильного ответа.
       -  Жаль, - огорчился собеседник. – Но это не беда, все придет в свою очередь. Не забывайте того, что я вам сказал. Мы теперь партнеры, синьорина.
        Последнее слово неожидано отозвалось в трубке эхом, будто сеньор Джузеппе вошел в  пустой храм или крытую галерею, но у Полины уже не было  сил задуматься об этой странности.
 

            Если бы кто-нибудь спросил ее, сколько времени она уже является хозяйкой шоколадной кофейни, Полина вряд ли смогла бы ответить точно. Яркими, цветными  и солнечными бликами мелькали обычно мрачные зимние дни и превращали жизнь в сказку. Джузеппе звонил почти каждую ночь, часто опережая ее  намерение набрать его номер. Их разговоры никогда не бывали долгими, только по делу, но после них Полине всегда становилось тепло и спокойно, исчезали противная неуверенность и страх, от которых она никак не могла отделаться.
           По его совету Полина разделила помещение на две зоны, что позволяли сделать высокие потолки, и за счет антресоли увеличила полезную площадь. Осуществив необходимую переделку, она дала волю фантазии. Второй уровень отделывался как спокойная зона с низким потолком, приглушенным освещением, мягкой ампировской мебелью. Два огромных, от пола до потолка, зеркала, декорированные текстилем как окна, и увеличивали небольшую площадь, и делали ее таинственной, будто рядом за стеной магическое зазеркалье.
          Интерьер первого уровня был гораздо более лаконичен и открыт. Здесь было много света и пространства, где должны были разместиться овальные столики, барная стойка, а за ней мини-кухня, видимую посетителям часть которой занимала большая,стилизованная под чугунную, а на самом деле хайтековская плита с ультрасовременным духовым шкафом. Это сооружение стояло на высоком постаменте, напоминавшем сцену, и появилось в интерьере  не сразу.
          Поначалу в разговорах с Джузеппе Полина старалась сдерживать буйный поток самых фантастических идей.  Но Джузеппе радостно и по-детски барахтался  с ней в этом потоке, пока вместе они не выплывали к вполне приемлемому и реальному решению.
          Получив полный перечень шоколадной продукции «Domori» и кондитерских изделий, из которых надо было составить пробный ассортимент кофейни, Полина задумалась. И решила позвонить Джузеппе, но тот, как всегда, опередил ее.               
        - Пирожные «Нирвана», шоколадно-ягодные корзиночки, чинотто, шоколадные сигары и шоколадная икра - это все замечательно, - ободренная вниманием и доброжелательностью своего куратора говорила Полина. – Но это не гарантия того, что клиент вернется, вернее не сможет не вернуться. А ведь это главное. А для этого его надо поразить, очаровать и завоевать навеки.
         - Так! – заинтересованно воскликнул Джузеппе, и - Полина готова была поклясться -  при этом  шлепнул себя ладонью по колену.
         - Словом, мне нужен мастер, гений выпечки. Но этого мало, он должен быть артистом. И конечно же италянцем.
        Полине хватило минуты, чтобы объяснить Джузеппе свою затею, на что тот коротко произнес  «Браво» и отключился.
          А в пустом и безликом помещении постепенно появилось медового оттенка дерево, кованая ограда лестницы, мебель, золотисто-коричневый цвет, насыщенный внизу и на полтона ниже в верхней зоне. Появились светильники в виде плодов какао, зазвучал дразнящий, терпкий и загадочный блюз. И наконец у всего этого появилось имя. «Будьте крестным отцом», - послала Полина днем коротенький факс, а после полуночи получила еще более короткий ответ, к которому Джузеппе добавил еще кое-что. И хотя Полина не очень поняла смысл приписанного, она почувствовала, что сделает имено так, как велел Джузеппе.
         В то утро первый луч мартовского солнца начисто обвел золотым вечным пером мгновенно и жарко загоревшееся  «Чоколина», затем скользнул вслед за Полиной внутрь и  в диком, необузданном, огненном языческом танце  принялся зажигать все, что этот огонь отражало.
         Полина поднялась по лестнице наверх, подошла к перилам и, вытянув руку, с силой бросила вниз горсть зажатых в кулаке зерен какао. Ударившись о деревянный пол, зерна разлетелись в разные стороны, и в ту же минуту Полина явственно ощутила, как по всему помещению разлился горячий, кружащий голову аромат.
          Спустившись вниз, Полина прошлась по залу, удивилась тому, что нигде под ноги не попалось ни зернышка, потом присела на корточки, огляделась, потом еще раз, уже старательно, обыскала все уголки, заглянула под каждый стол – зерна как будто испарились.



          Видеть сияющее Маринкино лицо было для Полины истинным наслаждением. Еще больший прилив радости  вызывал у нее вид привычно измазанных шоколадом довольных мордашек ее малышей. И наконец настоящим счастьем было наблюдать их округлявшиеся глаза и восторг на лицах, когда они смотрели на кухонный подиум-сцену. А на сцене царил Паоло.
          Выполнить неожиданную просьбу Полины видимо оказалось делом непростым даже для Джузеппе. Полина успела внести необходимые изменения в оборудование кухни,  а чудо-кондитера все не было. Появился он с опозданием, кофейня работала уже неделю, но зато ожидание того стоило. Двадцатисемилетний  подвижный и неожиданно изящный  уроженец Неаполя, блестя глазами цвета чистейшей заварки, носился, как ветер, по всему помещению, выкрикивал какие-то радостные междометия, преподнес хозяйке флакон духов с символическим названием «Vanilla Fields» и не успокоился, пока не расцеловал ее милых (lovely!), очаровательных (charming!!), прекрасных (so beautiful!!!) синьорин-подавальщиц во все четыре упругие щеки. В тот день кофейня закрылась раньше обычного, а уже на следующий на дверях красовалась вывеска: «С 10-00 до 14-00  --  ГОРЯЧАЯ ВЫПЕЧКА».
          Паоло начинал работу ранним утром, в половине седьмого, и около трех часов колдовал над тестом. К десяти утра тающими во рту ароматными булочками заполнялись две первые корзины. И начиналось представление.
          Наблюдать за работой шеф-повара можно было из любой  точки нижнего яруса и сверху, сидя у ограждения. Не смотреть на ЭТО было невозможно. То, что вытворял с тестом Паоло, нельзя было назвать разделкой. Это была игра, пантомима, эквилибристика и танец одновременно. Кусочки мягкого, благоухающего теста плясали в его гибких пальцах, завинчивались в спирали и самые причудливые завитушки, сами собой перелетали с разделочного стола на противни; готовые плюшки румяными солнышками в мгновение ока укладывались золотистой пирамидой в корзину. Заварные булочки он наполнял кремом с такой комичной заботливостью, как будто  кормил только что вылупившихся пушистых и нежных цыплят.
          Украшение готовой выпечки глазурью, шоколадом и разноцветными присыпками было отдельной частью спектакля и выглядело, как священнодействие алхимика. Летали и, сталкиваясь, звенели бутылочки, сладкая масса капала, лилась и растекалась, облачка сахарной пудры поднимались и опускались именно там, где им полагалось осесть белоснежной пыльцой.
При этом Паоло ухитрялся еще пританцовывать, делать неожиданные пируэты, подпевать знакомому шлягеру и кланяться, срывая аплодисменты посетителей.
          В два часа он наполнял  корзины последними булочками или большие серебряные вазы пирожными. Повернувшись к залу, снимал с головы колпак или бандану, помахав публике, выкрикивал «Buon appetitо! Arrividerci!  Prego!» и удалялся, зверски уставший, но заряженный энергией всеобщего обожания для следующего дня.


          Сегодня  Джузеппе пообещал ей сюрприз, который будет доставлен с очередной  партией сладкого сырья и продукции.  В ожидании ее Полина чувствовала себя как в детстве перед праздником: щекочущий холодок нетерпения  нет-нет да и окатывал ее с головы до ног.
Уже просматривая бумаги, сопровождающие  прибывший груз, она наткнулась на незнакомое наименование «Марципановый торт Pino…», дальше  следовало непонятное сочeтание букв, и она оставила попытку прочесть название до конца за неимением времени. А вот одну из ярких продолговатых коробок, которые сразу привлекли ее внимание, открыла не медля и…
Почему-то сдавило горло. Часто ли мы получаем посылки из детства? В коробке заботливо прикрытое тонкой, прозрачной бумагой лежало полено с торчащими короткими коричневыми сучками, круглыми срезами и крошечными грильяжными капельками смолы. Из верхней его части торчала повернутая в профиль шоколадная головка с хитрым голубым глазом и длинным носом. «Джузеппе -  Буратино  -  все придет в свое время», - мелькнувшая в голове мысль так и не получила завершения, но в эту ночь она с нетерпением ждала звонка.
       - Я поняла, это Буратино, - едва ответив на приветствие Джузеппе, начала она.
       - Я знал, что вы так назовете нашего Пиноккио, - мягко перебил он ее.
       - Пиноккио, ну да, конечно… Но что мне с ним делать? Такой торт можно подавать только целиком…
       - Да, по случаю дня рождения ребенка, - спокойно подсказал Джузеппе. – Вы также можете пустить их в свободную продажу, как угодно, но… это все, что вы поняли?
         На этот раз непонятный вопрос Джузеппе окончательно поставил ее в тупик. Она потерянно молчала. Молчала и трубка.
       - Буратино – это загадка, девочка, которую ты должна разгадать сама, – наконец заговорил Джузеппе. - Ты не обижаешься, что я так называю тебя? Я намного старше и имею на это право.
        - Значит, вы мудрее, - почти с отчаянием заговорила она, - так помогите мне: я не в состоянии понять вашу загадку.
        - Это так, - печально согласился Джузеппе, - мудрее,  но мудростью нельзя поделиться, ее нельзя подарить в нарядной коробке, перевязанной ленточкой. Она постигается тяжелой работой, она накапливается в драгоценном сосуде твоей  души с каждым прожитым днем. Подожди завтрашнего дня, Полина.



      … Малыш плакал так горько, что разрывалось сердце.
          С самого утра после ночного разговора с Джузеппе Полина была во взвинченном состоянии. Привычно обошла все заведение, придирчиво осматривая каждый уголок, собственноручно завязала пышными бантами фартучки своим любимым двойняшкам Лине и Марии, отщипнула кусочек сладкого теста из-под рук  Паоло. Но не успокоилась. Поднялась к себе, посидела над бумагами, снова спустилась в кофейню. Посетителей еще было немного, и она уселась за самым дальним столиком с чашкой кофе и своим любимым пирожным с кремом из зеленого чая.
« Ну какие еще загадки, что ему еще нужно?» - думала она, то и дело посматривая, как одетые в длинные и широкие шелковые юбки и бежевые блузки сестрички разносят невысокие блестящие кофейники с горячим шоколадом, как вспыхивает в них утреннее солнце, как улыбаются посетители. Взлетели по лестнице золотистые балетки и коричневая юбка Линуськи. Кому это с утра пораньше захотелось уединения, да еще и кофе по-турецки. – Олежек, как там твой песочный агрегат, уже накалился? – шутит Лина с бариста, прекрасно зная, что глядя на нее, он и сам накаляется не хуже дзезвы, погруженной в горячий песок.
«Ну что еще нужно?» - снова возвращается Полина к своим мыслям. За два месяца  кофейня сделала полугодовой оборот. Спрос на горячую выпечку намного превышает физические возможности Паоло, о котором в городе вообще ходят легенды. Верхний зал как-то постепенно приобрел несколько неожиданный VIP статус, для него скорректировали меню, и его прочно закрепили за собой почтенные дамы, и частенько за чашечкой кофе с ликером и шоколадной икрой здесь стали встречаться многие из бывших Полининых бизнес клиентов. Теперь они уже не казались ей роботами, хотя бы потому, что, как обычные люди, питали слабость к сладкому.
Все замечательно, так нет же - еще сюрпризы, загадки. А кстати, как он там поживает, этот подброшенный стариком Джузеппе презент? Да вот он, в витрине на видном месте. Чего же ей от него ожидать? Прибыль что ли у нее увеличится в десятки раз? Эта последняя мысль отчего-то показалась Полине такой гадкой, что ее передернуло. Ох, что-то не так. И вот пожалуйста, детские слезы.
          Эту симпатичную молодую пару с малышом Полина знала. Они жили в ее доме, только в другом корпусе. Сегодня Руслику исполнилось пять лет, и эту первую в его жизни круглую дату семья  пришла отмечать в шоколадницу.  Торт «Pinocchio» оказался очень кстати. Линуся торжественно водрузила его на стол, зажгла пять длинных разноцветных свечек. Малыш разулыбался, протянул ручку и ухватил Буратино за нос. Шоколадная лучинка мягко поддалась и обломилась…   Интересно, кому-нибудь приходил в голову вопрос, как  бы выглядел этот сказочный герой, если бы нос его был самым обыкновенным? Теперь было очевидно – никак. Оказалось, все его обаяние и задор заключались в этом длинном носе. Оставшись без него, шоколадный Буратино-Пиноккио выглядел так жалко, что ребенок с минуту растерянно смотрел на него, а потом разрыдался. Подбежавшая было Лина остановилась и потерянно оглянулась, за стойкой бара застыл Олег, на отчаянный плач стали оборачиваться посетители.  «У него же день рождения, в этот день не должно быть слез», - подумала Полина. Паническое  «что делать»  вытеснило просто «делать».  – Не плачь, - она подошла к столику и решительно взяла малыша за руку. Расстроенная не меньше Руслика мама быстро выжала в салфетку скользкий, мокрый носик и спустила сына на пол.
          Полина привела мальчика в закрытую часть кухни. Паоло еще не ушел, что-то мурлыча под нос, надевал куртку. 
       - Паоло, нам срочно нужна шоколадная масса, вроде пластилина, ну чтоб лепить. Помоги нам.
        - Help! – эхом повторил за ней SOS сигнал зареванный Руслик.
Через десять минут  праздничный торт был принесен, и все трое склонились над ним, как хирурги над операционным столом. Конечно, если бы не золотые, чуткие пальцы Паоло, операция вряд ли  завершилась бы так успешно. Но на этом приключения Буратино не закончились. Вернувшись за столик, Руслик категорически отказался резать и пробовать реанимированное  полено.
      - Я понесу его домой, - упрямо твердил он. – Он будет у меня жить, я буду дружить с ним.
Торт вернулся в коробку,  перевязался ленточкой и был вручен  очень серьезному и как-то сразу повзрослевшему виновнику торжества. Родители подошли к Полине с извинениями.
      - Да нет, спасибо вам, ребята, - задумчиво покачала  она головой и подошла к малышу, стоявшему у двери. – Ты очень хороший человек, - сказала она, присев перед ним на корточки, - и папа с мамой у тебя очень хорошие. И знаешь что? Ты угости их сегодня своим тортом. Не бойся, ведь это только полено, а скоро мы будем праздновать день рождения настоящего Буратино. Приходи к нам. Придешь?
        - Ах, Джузеппе, спасибо за подсказку, - возбужденно и радостно говорила Полина в трубку уже на исходе этого длинного дня, - но теперь мне опять нужна переделка.
        - Ну разве это трудности, - усмехнулся куратор, - тебе только надо…    Не волнуйся, расходы оплатит фирма, это я беру на себя. И не благодари меня, - ворчливо добавил он. – Ты меня сегодня порадовала, умница моя. Но имей в виду – ты еще только на полпути.


           Теперь в кофейне появилась специальная стойка, где, заказав сырье, можно было собственноручно создать эксклюзивную шоколадку, конфету или напиток. Собственное произведение можно было тут же съесть или унести домой в специальной упаковке с фирменным знаком «Domori». Наиболее художественные и оригинальные изделия фотографировались, и фотографиями с именами авторов Полина собиралась украсить стены кофейни.
           Обещанный Руслику день рождения Буратино был заявлен как благотворительное мероприятие, и заказы на участие в нем принимались заранее. Праздник удался. Паоло налепил шоколадных пиявок и лично продавал их всем желающим, особенно бабушкам, обещая чудесное исцеление от всех болезней. По залу носились две совершенно одинаковые Мальвины с кофейниками. Ну а развлекали почтеннейшую публику сам Буратино в компании Кота и Лисы из молодежной театральной студии.
        А еще  через два дня в кофейне принимали особых гостей, воспитанников детского дома.
В этот день Полина попросила Маринку помочь заняться с детьми на шоколадной мини-фабрике. Маринка пришла и два с половиной часа провела за стойкой, болтая, смеясь, но больше внимательно слушая то, что между делом говорили или рассказывали дети. Потом, присев за столик, долго разговаривала с двумя воспитательницами.
       А Паоло, казалось, превзошел сам себя: и булочки взлетали  у него чуть ли не к потолку, и  сам он носился по подиуму, как заводной, и корчил такие уморительные рожи, что ребята просто падали от смеха. И двойняшки старались изо всех сил и были похожи на ласковых и добрых шоколадных фей. Только у Марии почему-то дрожали руки, и кофейник все время позванивал, соприкасаясь с блестящей металлической чашечкой.
       В шестом часу Полина вышла проводить гостей на улицу. Ребята все оборачивались и махали ей руками. Они уходили, унося с собой несколько ярких коробок, и Полина радовалась тому, что шоколадные поленья Джузеппе согреют и оставшихся дома детей. И еще она  точно знала, что эта их встреча не последняя. Махнув рукой  в последний раз, она открыла дверь и, войдя, остановилась, как вкопанная. У бара Олег прижимал к себе и гладил по спине рыдающую у него на плече Лину. Мария тихо плакала, отвернувшись к стене. У двери за столиком, положив перед собой сжатые в кулаки руки, мрачно сидел Паоло.
      - Милые вы мои! – не сдерживая слез, громко сказала Полина. – Если бы вы знали, как я вас люблю!
       Плач усилился. – Ничего, - подошла к ней Маринка, - это разрядка. Уж очень тяжелым был день.

               

      Дождь разошелся: вредничал, ехидничал и дразнился. Прикидывался хорошим, затихал на несколько минут, снисходительно щелкая прохожих по макушкам зонтиков редкими каплями,  коварно улыбался слегка просветлевшим кусочком неба и, мгновенно стерев улыбку, безжалостно припускал снова, удовлетворенно причмокивая и пуская пузыри.
      - Все-таки дождь в воскресенье – ужасная несправедливость, - подумала Полина. - Хотя вообще в дождях нет ничего плохого. Вечные пилигримы, они многое могли бы рассказать об океанах, над которыми родились, о материках, над которыми пролились. Но они не умеют говорить, или люди не умеют их слушать. Вечные обиженные странники. Сколько бы ни барабанили  они в наши окна, никто и никогда не даст им приюта…                – Нет, дождь и выходной -  не самое лучшее сочетание, -  вздохнула Полина и  снова посмотрела на улицу, хотя глядеть туда не хотелось.
        Все столики в кофейне были заняты, и уходить никто не собирался. Ну куда идти в такую погоду от тепла, уюта и чудных запахов. А за окном стояла очередь. Небольшая: двое юных, еще подростки, двое пожилых и мама с двумя дошколятами. Хорошо хоть в архитектуре фасада наличествовал широкий козырек; люди не мокли, но все равно очередь выглядела какой-то безнадежной.  Особенно было жалко детишек, которые грустно плющили носы о стекло.
       Полина еще раз обвела глазами зал. Свободные места, конечно, есть, за некоторыми столиками вообще по одному человеку.  – Олежек, выключи музыку, - попросила она и поднялась на подиум.  В груди знакoмый холодок. Глупо? Как воспримут то, что она скажет?А что она скажет?
        - Уважаемые посетители! – громко произнесла она. – Прошу внимания. Если за вашим столиком есть свободные места, и вы не против того, чтобы их заняли, положите, пожалуйста,  на стол зеленую салфетку так, чтобы официантка ее заметила. Благодарю вас.
        Она спустилась и едва заметно кивнула вопросительно глядящим на нее сестрам. Через минуту к ней подошла Мария. На одном из столиков, где  оказались три свободных стула, лежал зеленый квадратик. Полина вышла на улицу и пригласила зайти маму с детьми. А когда благодарное семейство устроилось, салфетки вдруг стали появляться и на других столах. Не на всех. Но тоскливая очередь исчезла.
         Зазвонил мобильник. Полина отвлеклась, а закончив разговор, с тревогой осмотрела зал, пристально, внимательно, пытаясь обнаружить следы недовольства на лицах.  И не обнаружила. Более того, многие из случайных соседей разговаривали и улыбались друг другу. Ее отпустило, стало легко, и она тихо ушла из кофейни.
          Дома она включила телевизор, но, сев перед экраном, задумалась. Вчера она встретила на улице старенького директора школы, которую закончила четырнадцать лет назад. Он был, пожалуй, единственным учителем, которого она по-настоящему любила  будучи школьницей и по-доброму помнила. Он не изображал любви к детям, он просто дружил с ними и старался их уважать. Он помнил ее девчонкой, но сейчас говорил ей «вы», видимо, врожденная интеллигентность не позволяла иначе.  Шутил как раньше, но как-то не очень весело.
          - Вам не кажется, Полина, что мы скоро потеряем право называться людьми, - уже прощаясь,  полувопросительно сказал он. – Ощущение, что вокруг функционирующие  хомосапиенсы, разновидность живых организмов. Глобальное оледенение…
           Мысль созрела как раз к ночи. Алло, Джузеппе.
         - У меня опять непредвиденные расходы. Мне надо реконструировать столики и вмонтировать в них по две настольные лампы, красную и зеленую.
         - А чем тебя не устраивает теперешний интерьер?
Полина была уверена, что хитрый старик прикидывается, изображая непонимание. Видимо, это было частью его игры.
         - Вы не боитесь глобального оледенения, Джузеппе? – вместо ответа спросила она.
Джузеппе помолчал. – Слушаю тебя, девочка, - уже серьезно сказал он. - Говори.
         - Я хочу, чтобы человек, расположенный к общению, одинокий или испытывающий необходимость выговориться, поделиться бедой или радостью, давал знак, на который бы ответно реагировали другие люди. Не все готовы идти к психологам, не всем приемлемо общение с ними, и многие прячут зеленую лампу внутри себя. Я сделаю так, чтобы они смогли ее зажечь.
          Эффект от появления красно-зеленых абажуров был ошеломляющим. Казалось, изменилась не только деталь интерьера, но и самая атмосфера кофейни. Казалось, люди только и ждали возможности зажечь светильник.
          Красный свет всегда охранял чье-то уединение и покой. У людей под зелеными лампами разглаживались морщины, светлели лица. Они знакомились, легко и  непринужденно, просто зажигая зеленый свет. Бывало, что за стол, где загоралась зеленая лампа, садилась сама Полина. Иногда это делала Маринка, частенько забегавшая в свободное время. Такое случалось довольно редко, и  Полина запоминала каждого из таких посетителей.

               

                ЦВЕТОЧНИЦА

           Голубому небу всегда хочется улыбнуться. Точно так же хотелось улыбнуться этим широко распахнутым, ярким голубым глазам. Нереально ярким. Или это были цветные контактные линзы? Обладательница необыкновенных глаз только что спустилась по лестнице и нерешительно остановилась на нижней ступеньке.  Все столики внизу были заняты, и Лина предложила женщине место на «чердаке», так между собой  Полинины ребята в шутку называли  ее изысканный VIP зал в верхнем ярусе. Лина уже собиралась принять у нее заказ, когда клиентка появилась на лестнице. – Там … слишком темно, - извиняющимся тоном произнесла она. На антресолях действительно отсутствовали окна, и освещение было локальным и приглушенным, но поскольку подобных замечаний никто из клиентов никогда не делал, девушка немного растерялась. К счастью, Мария как раз рассчитала один из столиков, и Лина с облегчением проводила странную посетительницу к нему.
             Женщина внимательно вчиталась в меню, где, кроме всего прочего, предлагалось использовать  по своему усмотрению цветные светильники на столе, улыбнулась, но оставила систему невключенной. А через некоторое время на столе засветился зеленый абажур.
            Полина забежала в кофейню всего на минуту, но задержалась у «Domori Hand- Made». Ее внимание привлекло то, что делал с блестящей фольгой и шоколадной массой светловолосый мальчуган лет восьми. Она пошла за фотоаппаратом. Прошли  полчаса, но она все никак не могла заставить себя уйти, потому что все время натыкалась глазами на зеленое пятно  и одинокую фигуру рядом с ним. В какой-то момент она  почувствовала, что очень не хочет, чтобы  эта женщина сейчас расплатилась и ушла, и  решила подойти к ней. Что-то подсказывало ей, что жест посетительницы не был бессознательным или продиктован праздным любопытством.
        Незнакомку звали Виолеттой.
      - С таким именем и глазами надо продавать фиалки, - пошутила Полина.
      - Вы почти угадали: моя специальность – флористика, - кивнула собеседница с легкой улыбкой, которая тут же растаяла
        Полина недоверчиво взглянула на нее. Как-то иначе представляла она себе художников, которые работают в союзе с самой природой и даже осмеливаются соперничать с нею. Чего-то не хватало в облике этой женщины. Жизни? Радости?  Нарядных цветов?
      - А где можно увидеть ваши работы? – поинтересовалась она.
Глаза женщины потухли. – Сохрани вас Бог от этого несчастья, - качнула она головой.
Полина ошарашенно уставилась на нее. – Не удивляйтесь, все очень просто,  - печально продолжила Виолетта. – Я работаю в траурном зале. Не потому что хочу, а потому, что не могу по-другому…
        Три года назад у меня было имя, признание, множество призов, полученных на международных конкурсах, бесконечные выставки, номинации и грандиозные планы на будущее. Вы когда-нибудь задумывались о том, что наши планы на будущее – это игра.
      - Игра во что? – машинально спросила Полина.
      - Игра с кем или с чем… У нее есть свои правила: нельзя заигрываться, терять чувство реальности, забывать о том, что важно сейчас…
        Я улетала в Японию, на конкурс. Дома оставался восьмилетний сын. Мы должны были лететь вместе, он дни считал. И вдруг заболел. Температура сорок. Участковый врач сказала: вирус. Муж маму привез к нам, говорят: «Лети, полгода композицию придумывала»…
     - У вас есть дети? – после тяжелой паузы внезапно спросила она. Полина покачала головой, осторожно дотронулась до ее руки: - Может, не надо дальше?
     - Тогда вы не знаете,  - словно не услышав ее, продолжала женщина, - как выглядит маленький ребенок в горячке…. А я его оставила, отвернулась, ушла, улетела. Когда вернулась, его уже не было. Осложнение, менингит. Никто понять ничего не успел… Вы знаете, осенью там, в Японии, повсюду выставки хризантем. Праздник. Буйство красок. Они мне потом снились как огромный могильный холм…
Женщина замолчала.
    - И все эти три года вы декорируете… - у Полины вдруг пропал голос, с ней случалось такое в моменты сильных потрясений. –… Но неужели никто никогда не пытался вытащить вас оттуда?
    - Я не помню. Может быть вначале кто-то приходил, что-то предлагали – я этого не помню. Мне было безразлично, все вокруг было мертвым. А теперь я вообще никто.
       Полина оцепенела. Никогда еще ей не было так холодно, больно и тоскливо рядом с живым человеком. Она не знала, что сказать. Она только чувствовала, что эта женщина с глазами цвета неба не должна делать то, что она делает. Да, кто-то должен, но не она.
       Очнулась она оттого, что кто-то потянул ее за рукав. Полина обернулась и увидела того самого мальчишку, который поразил ее своими фантастическими произведениями шоколадного искусства. Он протягивал ей что-то на ладошке, но она не могла отвести взгляд от его лица, на котором светились добрые и ясные глазки, будто отразившие чистую голубизну глаз несчастной Виолетты. Полина осторожно взяла его раскрытую ладошку, на которой лежал большой коричневый шоколадный жук с чуть приподнятыми крылышками и маленькими рожками.
       - Это вам, - широко улыбнулся мальчишка. – Правда красивый? Это жук- скарабей.
       - Я знаю, он приносит счастье, - тоже улыбнулась Полина. – Спасибо. Как тебя зовут?
       - Сашка. Берегите его, - он кивнул на жука. – Я пошел, мама ждет, - он махнул на прощанье рукой и побежал к выходу.
        Осторожно положив подарок на стол, Полина подняла глаза на соседку. Женщина смотрела через окно вслед удаляющемуся ребенку, потом, взглянув на Полину заплаканными глазами, проговорила почти шепотом: - Извините, мне показалось… он так похож на Андрюшу…
        - Виолетта! –горячо заговорила Полина. – Я вас умоляю, не ходите туда больше. Завтра я буду ждать вас здесь. И вы придете, слышите?
        -…Ручная работа… Так… Что? Насекомые? Я стал плохо слышать, Полина, - насмешливо дребезжал Джузеппе. – И куда вы денете такое количество кузнечиков, бабочек и жучков?.. Вот как? Ну, хорошо, хорошо, мы обсудим ваш заказ. Козявки от «Domori»! С вами, ей Богу, не соскучишься…
          Так посетители кофейни получили возможность покупать изящные букетики из живых цветов с оригинальными шоколадными акцентами. Полине хотелось петь, когда она наблюдала счастливых девчонок, женщин и старушек, получавших  букеты, их преисполненных гордости кавалеров, слышала благодарности и похвалы в адрес цветочницы, видела ее сияющие глаза. Она заставила Виолетту сделать визитные карточки и вкладывать их в букеты, и заказов на оформление банкетов и свадебных кортежей долго ждать не пришлось. Этой ночью Полина открыла шампанское и набрала знакомый номер.
       - Салют, Джузеппе, - она тихонько стукнула фужером в трубку.
       - Салют, Полина.



                АРСЕНИЙ

        Мужчина сел за столик, огляделся, и Полине подумалось, что ей хорошо знакомо его лицо.
Пока он разговаривал с Марией, она внимательно рассматривала его и наконец вспомнила: высокий, сухощавый хозяин котенка, Карлсон. Она отвернулась, а когда снова взглянула в его сторону, он тоже смотрел на нее. Поймав ее взгляд, он тотчас же нажал кнопку зеленой лампы и слегка наклонил голову, будто здороваясь. Теперь не подойти было невежливо. – Здравствуйте.
Он  поднялся и отодвинул ей стул.  – Посидите со мной, Полина.
       - Откуда вы знаете мое имя? – поинтересовалась она. – Разве мы знакомы?
       - Арсений, - улыбнулся в полупоклоне Карлсон. – Действительно, мне следовало представиться, прежде чем шарить у вас в шкафу. А вот ваше имя в городе хорошо  знают. И вообще о вас многое известно, в частности то, что вы редко заходите наверх. В противном случае мы бы уже давно встретились. Я бывал в вашем VIP зале, но там нет зеленых ламп. Почему?
       Полина предпочла промолчать
      - Не делите людей на верхних и нижних, Полина. Это ошибка. И те, и другие нуждаются в тепле и участии.
Отчего-то ее смущал его прямой и внимательный взгляд. Она решила сменить тему.
       - Как поживает ваш котенок? – улыбнулась она. - И дочка?
        - Дочка уехала, - без улыбки сообщил Арсений, - и котенка увезла.
        - Скучаете? – сочувственно спросила она.
        Он качнул головой.
        - Вот одним словом на этот вопрос не ответить, - он помолчал. – Если у вас есть время, я расскажу.
        -  Я не тороплюсь, - просто ответила Полина. – И потом, вы же зажгли лампу…
        - Когда мы разошлись с женой, Лере было десять лет, и она, естественно, стала жить с матерью и позже с ее вторым мужем. Ей было уже четырнадцать, когда однажды вечером она прибежала ко мне. В слезах. И осталась. Я до сих пор не знаю, что там у них произошло: Лера не рассказывала, жена  тоже об этом не распространялась. Серьезных сердечных привязанностей у меня тогда не было, мы стали жить вдвоем. Не скажу, что это было легко (характер у нее сложный). Мы с ней вместе много чего пережили: подростковые срывы, период хронических двоек, изуродованные волосы, игры во взрослую жизнь с сигаретами и тяжелейшим алкогольным отравлением, самого лучшего в мире мальчика, который оказался идиотом и трусом. Я говорю «мы», потому что с матерью Лера общалась очень мало, а я ( у меня, знаете ли, тоже характер сложный) консультаций и советов у нее тоже не просил.
        Потом  все как-то утряслось, будто осыпалась шелуха, муть осела. Дочь стала серьезно готовиться  к экзаменам в вуз, я помогал как мог, находил репетиторов, отправил ее в летнюю языковую школу в Англию. А она вдруг стала с какой-то болезненной страстью заботиться обо мне: хозяйничала, без конца наглаживала мои сорочки, занималась обновлением моего гардероба, ходила со мной в бутики, подбирала галстуки, туалетную воду. В кино - со мной, на концерт – со мной, в гости к моим друзьям. Я, честно говоря, какой-нибудь психоз подозревать стал. А потом она в университет поступила, учеба серьезная, студенческая жизнь. В общем, опять все в норму пришло… А теперь она в Берне, замужем. Вот скажите, нельзя было влюбиться в нормального нашего парня? Почему именно туда? Кстати, тур этот в Швейцарию, где они познакомились, я же ей в подарок и купил. На свою голову.
       - Пишет? - с сочувствием спросила Полина.
       - Звонит. Хрустальные реки, пушистые берега, по зеленым пастбищам бродят сыры и молочный шоколад.
        Полина невольно улыбнулась.
      - Ну что вы, значит, счастлива. Не переживайте вы так. И потом Берн ведь не в Америке, рядышком, видеться можно часто.
       Он покачал головой.
      - Вы не понимаете. Даже если бы она уехала на соседнюю улицу, мне было бы плохо. Ведь Лера – единственный на свете человек… единственный самый любимый и родной.
          Полина вдруг испугалась, что нечаянно, неосторожно может загасить лампу, которую Арсений зажег для нее. Поэтому она не сказала ни слова в ответ и даже задержала дыхание.
     - Я вас заговорил. Простите, - услышала она, и Арсений встал, подавая ей руку. – Можно я буду приходить к вам? И еще, вы позволите подарить вам цветы? Сейчас. Мне очень этого хочется.
        Он вернулся с огненно-рыжим букетом, в котором покачивались на тонких былинках коричневые бабочки-шоколадницы, и Полина вдруг почувствовала, что улыбается ему не как гостю, а так, как улыбается маме, Маринке, Сереге, их малышам. И еще она  ощутила, как в сердце дрогнула противно застрявшая там колючая льдинка и начала таять, становясь все меньше и превращаясь в капель.
      
      
                РОМКА

           Красный – зеленый, красный – зеленый. Что-то не в порядке с системой? Или не с системой? Сейчас разберемся.
           Пьяным парень не был, обкурившимся тоже. На присевшую напротив Полину  среагировал не больше, чем на бетонный столб, смотрел, не видя.
         - Здравствуй, - никакой реакции. – Что-то случилось?
Он взглянул на нее с такой ненавистью, что у Полины застучало в висках. Но в следующий момент он как-то странно качнулся, поза его изменилась. Так сгибаются и замирают люди, когда их скручивает внезапная боль. Потом он поднял голову, взгляд был снова пустым. И свинцовая тяжесть в глазах.
        - Я убью его, - сообщил он без всякого выражения, и если бы не  жуткое смысловое содержание фразы, прозвучала она как твердое и уверенное обещание выполнить необходимую работу. Было похоже, что он готов сказать это первому встречному без всяких колебаний.
        - Послушай, - осторожно начала Полина, - может быть я чем-то могу помочь?
        - Ну разве только тем, что достанешь пистолет, - скривились в усмешке его губы.
Парень был лет на десять моложе ее, но Полина обрадовалась и этому обращению на ты, и усмешке – хоть что-то похожее на контакт.
         - Хочешь кофе? – Полина видела, что Лина не решается подойти к их столику.
         - Лучше выпить.
         - В этом зале алкоголь не предлагается. Ты у нас в первый раз?
         - Что значит « у вас»?
         - Я хозяйка кофейни, зовут меня  Полина. Сейчас, - она поднялась с места.
Алкогольные напитки подавались только наверх, и Полина сама попросила Олега потихоньку влить в чашку с кофе немного коньяка.
          - А как  тебя зовут? – ставя перед ним чашку, спросила Полина.
          - Роман.
          - Так что случилось, Рома? – теперь она спросила строго и требовательно и ждала, какой будет реакция.
          - Я его убью.
Ответ прозвучал так, что Полина поняла: убьет. Только кого и за что.
         …Они всегда были вместе: за одной партой на уроках, неразлучно на переменах, вдвоем столько, сколько это было возможным. Окружающие воспринимали их как одно целое, Рома и Катя. Всем казалось, так было всегда, но у всего есть начало, и Ромка хорошо помнил, как Катя пришла в их  7-Б в середине учебного года. Несмотря на традиционно неприятный статус новенькой она не жалась, смотрела открыто и смело, видно было, что не из тех, кто дает себя в обиду. И тем не менее после уроков Ромка подошел к ней и вызвался проводить до дому.               - Первый день, мало ли что, -  небрежно произнес он и оглянулся, как будто вокруг школы бродили полчища хулиганов. Ему все-таки удалось проявить бдительность, и, быстренько и деловито двинув кому-то в ухо за «жениха и невесту», он зашагал рядом с Катей. Как оказалось, на долгие годы.
              Еще Ромка помнил историю с «Катиным яблоком». Девочка как-то угостила его в школе. Ромка есть не стал, притащил яблоко в портфеле домой и спрятал в письменный стол. На ночь положил его рядом с подушкой, утром снова отправил в ящик. Яблоко пролежало в комнате три месяца, сморщилось, потемнело, покрылось коричневыми пятнами. Чистюля сестрица несколько раз порывалась выбросить полусгнивший плод – он не дал, сочинил что-то про опыт по биологии. Когда после очередной уборки яблоко оказалось-таки в помойном ведре, Ромка устроил сестре маленький Сталинград.
            Учителя знали: Романа можно попросить сделать все. Сыграть в спектакле? И Катя тоже? Пожалуйста. Спеть на концерте? Если только дуэтом с Катей. Выучить занудный стих для монтажа, собрать материал для стенгазеты – все, что угодно, только бы она была рядом. Если по каким-то причинам она отсутствовала, ему все становилось безразлично, и поделать с собой он ничего не мог. Ему просто неинтересно было жить без нее.
          В старших классах он понял, что они относятся друг к другу по-разному, но это не стало для него ударом. Ему по-прежнему было важно видеть ее, говорить с ней. И надеяться.  Хотя он был не дурак и  хорошо понимал, что не на что. На выпускном все, прощаясь, обнимались и целовались. Они – нет.  – Мы же не расстаемся, - сказала Катя.
         Она стала студенткой, он не прошел по конкурсу. Сначала, казалось, ничего не изменится, заходили друг к другу часто, как раньше. Потом – реже, потом, живя по соседству, изредка сталкивались на улице. Она всегда спешила. -  Пока – «я побежала». -  Пока – «не уходи».
Конечно, она, как всегда, пригласила его на свой день рождения, на котором все было не как всегда, и где он ясно понял, что замок, ключом от которого он владел все эти годы, принадлежит теперь не ему.  Пусть так, но вот своего ключа он отдавать никому не собирался.
Через месяц он уехал в Ирландию. Хорошо зарабатывал, ежегодно в свой отпуск приезжал навестить родителей.  И каждый раз возвращаясь домой, доставал свой припрятанный ключ.
       Он понимал, что у каждого из них теперь своя жизнь, свои привязанности, своя ниша. При встречах старательно поддерживал  легкий и нейтральный разговор в тоне детской, почти забытой дружбы. И при этом чувствовал:  если бы только она чуть иначе взглянула, хоть полунамеком дала понять… Если бы позвала…
      -  В конце концов я понял: просто она – часть меня. Навсегда. А свои части надо обязательно навещать. Как они там? Вот я и навещал… А когда в этот раз приехал, сразу понял, что ее нет. И не потому, что нигде ни разу не встретил, просто чувствую – пусто. На улице нашей, в городе, у меня внутри – пусто. Как будто эту часть мою из меня вынули и куда-то дели…
А потом узнал, что пока меня  не было, с ней беда случилась, что ее червь какой-то выследил и изнасиловал, потому что она с ним встречаться не хотела…. А меня здесь не было.  Зато теперь я здесь…
      - Ром, послушай…
      На самом деле говорить не было сил, и видеть его залитые болью глаза сил не было. А молчать не было права. –… Но то, что ты хочешь сделать… Ты уверен, что ей это нужно? Ведь ты не спрашивал…
      - Не у кого спрашивать. Она уехала, навсегда. И не спрошу, и не увижу никогда. Я же был у нее. Мама плачет, говорит, что  Катя здесь больше жить не хочет. И куда уехала, не говорит.
Сейчас следствие идет, и она только на суд приедет. А ты себе этот суд представляешь? Так вот его и не будет. Я же знаю, кто это сделал. И что его за бабки под залог выпустили до суда. А суда не будет.
       - Будет! –  Полина еле сдерживалась, чтоб не закричать. – Но не тот, что должен быть. Неужели ты этого не понимаешь?
       - А вот это уже неважно. Важно то, что я его на колени поставлю. Ну что ты так смотришь? Просто на земле не будет гадины. И если бы я сомневался и думал, что неправ, то тебе этого всего не рассказал бы. А я прав, и ты это тоже понимаешь. И в полицию сообщать не побежишь. А знаешь почему? Потому что ни одна из вас от этого не застрахована, а защита есть не у каждой. Вот ты и представь, что я таких защищаю.
        Он встал. Полина загородила ему дорогу. Плевать, что на них смотрят.
        - Рома, пообещай мне, что мы еще увидимся.
        - Зачем?
        - Если незачем - пусть так, но хотя бы потому, что если я единственный человек, которому ты все  рассказал, то это дорогого стоит.


        Где же ты, Маринка. Вот когда Полина была готова уверовать в могущество психологии.
Но подруги не было: все семейство укатило отдыхать в Анталью. Джузеппе? Чем поможет Джузеппе, ведь он не видел глаз этого мальчишки. Как назло потребовалась финансовая отчетность. Два дня Полина даже не заходила в кофейню.
       - Вас вчера спрашивали.
       - Кто, Линочка?
       - Ваш знакомый, такой стройный, красивый, как модель из журнала.
       - Он сказал, знакомый?
       Полина опустилась на стул. Он больше не придет. А если бы и пришел, ей нечего ему сказать. Нет таких слов, чтобы его остановить. Он жить не сможет, пока этого не сделает.
Она без конца перебирала в памяти разговор с Романом, пока не нашла в нем маленькую зацепку. Она попробует, только бы он появился.
        На следующий день она столкнулась с ним в дверях. Парень выходил из кофейни. 
        - Здравствуй, - он смотрел на нее и спокойно улыбался.
        - Молодец, что пришел, - она тоже улыбнулась.
        - Ты знаешь, мне почему-то захотелось с тобой попрощаться, - сказал он, и у нее защемило сердце. – Тогда давай пройдемся, - предложила она, и он сразу кивнул, соглашаясь.
          Они медленно шли по тихому району частной застройки с деревянными и каменными заборами, редкими прохожими и ленивыми котами,  бестолково сворачивали с одной улицы на другую и почему-то все  время оказывались на одном и том же перекрестке, как будто ходили по замкнутому кругу.
          - Рома, - наконец решилась Полина. – Я не знаю, во что веришь ты, а я верю в гармонию мира.  Ты не задумывался о том, что, если бы зло не уравновешивалось добром, мы бы давно уже жили в черной, зловонной яме. Что бы ты не говорил, убийство – это зло. Но одно зло уже совершено. Его надо нейтрализовать, чтобы восстановить равновесие. Кровь только утяжелит чашу с ядом и грязью, и виноват в этом будешь ты. И кто, по-твоему, должен будет  трудиться, чтобы справиться с этим двойным злом?
          - Послушай, - он остановился и резко повернулся к ней, - я не Иисус Христос.
          - Нет, - жестко прервала его Полина. – Ты хочешь возмездия. Но будь добр, не нарушай равновесия.
           - Чего ты от меня хочешь?- устало проговорил он. - Ты думаешь, мне легко?
            Полина остановилась и сунула руку в карман плаща.
           - Я хочу, чтобы ты нашел девушку. Обиженную больно и жестоко, глубоко раненную или униженную. Думаю, что это будет нелегко, потому что среди моря женских слез, часто злых, завистливых, фальшивых и истеричных, ты должен найти и почувствовать горькие и отчаянные, сжигающие душу. И если ты найдешь такое горе, отдай этой девушке вот это. Не знаю, может быть тогда у тебя появится право вершить суд.
           Рука все-таки задрожала, но она разжала пальцы и опустила ему в ладонь маленькую коробочку с притаившимся в ней шоколадным скарабеем.
          - Что это? – он открыл ее и с изумлением посмотрел на Полину.
          - Это очень дорогая вещь, Ромка. В ней то, что нейтрализует зло.
         
         
                ПУСТОТЕЛЫЙ

              В последние дни все валилось из рук. На душе было тяжело, не оставляли мысли о Ромке, было тоскливо без Маринки. Она через силу улыбалась своим ребятам и Виолетте, кажется обидела Арсения, отказавшись поехать с ним на дачу к его друзьям, старательно изображала озабоченность и занятость – на самом деле не находила себе ни места, ни дела.
И почему-то именно сейчас он и появился в ее «Чоколине», и в тот момент, когда она уже собиралась уходить, но не успела. Впрочем, время и место не имели значения. Рано или поздно они должны были столкнуться.
          - Там клиент вас требует, - вполголоса доложилась Мария, стоя спиной к залу.
          -  Претензия?
          -  Да нет вроде, но он какой-то странный, - губы девушки непроизвольно дернулись и скривились. – Он сказал, что не станет зажигать лампу, но пообщаться желает. С вами.
            Заказ на хозяйку. Нормально…
          - Слушаю вас, - Полина подошла к столику с приветливой полуулыбкой, но не присела, осталась стоять. Он вопросительно взглянул на нее снизу вверх:
           - Вы не хотите со мной побеседовать?
            Не спуская глаз с ее лица, он усмехнулся, протянул руку к зеленой лампе, но не зажег ее, а помигал светом, несколько раз нажав на кнопку.
           - Я выполнил условия вашей игры. Ну так как?
           - Зажженная лампа – не гарантия того, что собеседник найдется, - сдержанно ответила Полина, - и если у вас нет претензий….
             - Претензии есть, - его глаза сузились, - и чтобы выслушать их, для начала сядьте.
              Полина села и выжидательно посмотрела на него.
             - А претензия, мадам, такая. Вы понятия не имеете о том, как вести дело по-настоящему. Придумали дурацкие игры, судя по всему, серьезной прибыли не получаете, но при этом швыряетесь деньгами. Могу представить, сколько вы платите этой итальянской обезьяне.
            Квалификация Паоло, действительно, стоила очень дорого, но часть его заработка перечислялась на его счет в Италии, и это взяла на себя фирма. То, что он получал у Полины, были совсем не сумасшедшие деньги.
              - И зачем вам это нужно? – продолжал поучать непрошенный консультант, но тут к  их столику подошла Мария, поставила перед ним  серебристую чашечку, с трогательным изяществом налила из кофейника немного горячей, густой жидкости. Сладкий восточный аромат смешался с уютным, домашним запахом теплой сдобы. Мария поставила кофейник на стол и повернулась, чтоб уйти, но клиент бесцеремонно остановил ее, ухватив за тонкое запястье.
             - Принеси-ка мне, дорогая, еще граммов пятьдесят коньячку.                Мария беспомощно посмотрела на Полину, тщетно пытаясь вырвать руку.
             - Зал с алкоголем у нас наверху, - стараясь быть спокойной, сказала Полина.
Мария ушла. Полина видела: девушка еле сдерживает слезы. На руке остались красные пятна.
             - Ну вот, - изобразил огорчение клиент, - я же говорю – детский сад какой-то. Конфетки-бараночки. Послушайте, - наклонился он к ней, - вы уже порядком надоели здесь и намозолили глаза серьезным людям. Вы хоть понимаете, что заняли место, очень хорошее  место?
              - Возможно, - кивнула Полина, - но сейчас оно, действительно, занято, и с этим придется считаться.
               - А кто вы такая, чтобы с вами считаться?
            Невысокий, коренастый, крепкий торс обтянут кожаным пиджаком. Он походил на боксерскую грушу цилиндрической формы с массивной короткой шеей, круглой головой с жестким ежиком волос и маленькими обойными гвоздиками глаз. Только эта груша не принимала удар, она била сама.
           - В общем так, - он вытянул из салфеточницы белый квадратик и что-то быстро черкнул на нем. – И выметайтесь отсюда. А это аванс. Вашим девочкам на духи.
Он бросил на стол стодолларовую купюру и пошел к выходу.
            - Что это?! – с ужасом глядя на лежащие на скатерти деньги, спросила подошедшая Мария. – Кто это?
             -  Никто, - ответила Полина, скатывая в тугой шарик испорченную салфетку. Так, пустотелый.
             Он появился снова через два дня. На этот раз устроился  на «чердаке», откуда прислал Полине записку с предложением «обсудить дело». «Он не отстанет», - подумала Полина и решительно направилась к лестнице.
             На этот раз, увидев ее, Пустотелый сразу поднялся и пошел ей навстречу, улыбаясь. Старательно изображая галантность, взялся за спинку кресла.
             - В прошлый раз вы забыли сдачу, - Полина положила деньги и счет на столик. – Прошу прощения за нерасторопность официантки. Надеюсь, у нас больше нет общих дел?
               Она прямо и спокойно смотрела на него, почти физически ощущая, как острые, колючие гвозди впились ей в лицо.
             - Значит, нет. Ну что ж, видимо, деньги считать вы все-таки умеете. Это место, действительно, стоит дороже.
             - Это «место», как вы изволили выразиться, теперь не оценивается  в деньгах: в него слишком много вложено.
             - Вложения – тоже деньги, - бросил Пустотелый, с сожалением глядя на нее, как отчаявшийся учитель на бестолкового ученика. – Ну хорошо, есть другой вариант. Вы станете совладелицей.
             - Совладелицей чего? – переспросила Полина.
             - Совладелицей игорного комплекса, который здесь скоро откроется. Если так хотите, станете хозяйкой ресторана. Единоличной. Придется, конечно, забыть свои игры в кукольный театр на тему «все люди – братья». И имейте в виду, это последнее предложение. Других не последует. Я устал с вами объясняться.
              Он опустился в кресло. Полина тоже присела, собираясь с мыслями.
Этот кожаный урод все меряет деньгами. Ему ничего не объяснишь. Душевное тепло, любовь, доброта – не вложения. Она взглянула на свободно откинувшегося в кресле Пустотелого. Он, похоже, расслабился, отпил из фужера, кивнул ей, демонстрируя свое расположение. Она встала.
             - Убирайся вон, -  тихо и раздельно произнесла она, - ты, пустотелая копилка, глиняная чушка с тарахтящим монетами нутром.
             От неожиданности он подскочил, как мячик, но Полина  уже стояла на лестнице. Ей страшно захотелось немедленно глотнуть свежего воздуха. Он выскочил следом  на улицу, встал перед ней так, что почти касался носком ботинка ее туфель. Но в этот момент стукнула дверь, и Пустотелый быстро отступил. Полина оглянулась: за ее спиной молча встали Олег и Паоло…
            Вечером того же дня, уже перед закрытием, сидя в  опустевшем зале, Полина заканчивала составлять очередной заказ для отправки на фирму. За окном быстро темнело, и когда над дверью брякнул колокольчик, она вздрогнула и резко обернулась. И замерла.
Держа за руку невысокую, худенькую девушку в голубых джинсах и пушистой желтой кофточке, у дверей стоял Ромка.
              - Рома…  Голоса не было. Полина  смотрела, как они приближаются, и думала только о том, как не заплакать. Что бы ни было там, позади, сейчас плакать нельзя.
              - Здравствуй.
              Она не ответила. Молча смотрела на него, запрокинув голову, невероятными усилиями останавливая слезы. Он улыбнулся и взял ее руку.
              - Мы решили, что скарабей должен вернуться к хозяйке.
              Он бережно сжал ее ладонь обеими руками. Полина глубоко вздохнула, взглянула на девушку, снова перевела взгляд на его лицо, всматриваясь, будто пытаясь прочитать на нем что-то важное.
               - Какие планы, Рома? – осторожно спросила она. – Чем будешь заниматься?
               - Отпуск кончается. Уезжаю. Уезжаем, - поправился он, - вместе с Олей. А заниматься сейчас буду тем, что изо всех сил буду беречь ее. Чтобы никто, никогда не посмел обидеть.
                Вот и все. Слезы прорвались и потекли, побежали соленой речкой. Он наклонился, слегка коснулся губами ее щеки. Тихо сказал:
               - Я буду  навещать тебя, Хозяйка.

               
               
                Сегодня они опять принимали у себя детдомовцев. Ночью уставшая Полина спала крепко и спокойно. Сирену машины секьюрити она просто не услышала, зато вой пожарной мгновенно поднял ее с постели и бросил к окну. Она еще помнила, как полуодетая летела по лестнице, забыв о существовании лифта. Потом был провал – и чернота, в которой металось пламя, блестело разбитое стекло, что-то шлепалось на асфальт. Провал – и заплаканные глаза Лины, красные и воспаленные – Паоло. Провал – и чужие лица, вопросы, ответы. Провал – и собственная квартира, знакомый набор цифр.
              - Что мне делать, Джузеппе?
              - Ты знаешь сама, - кратко и глухо отозвалась трубка.
              -  Не знаю! Я ничего не знаю, Джузеппе! Помогите мне! – Полина заходилась в бессильном плаче.
               - Ты знаешь, - голос в трубке изменился, стал строгим и жестким. – Я достаточно сделал для того, чтобы ты знала…


                ***


                … Среди ночи Полина внезапно проснулась и села в кровати. Что-то было не так этой ночью, что-то было не так в ее сне, нехорошо, неправильно. Было очень тихо, и  именно эта тишина была плохой. Полина включила ночник. Телефон… Вот что было не так. Не было звонка.  Первый раз Джузеппе не позвонил. Первый раз за все время ее длинного, многосерийного сна она не услышала его ставшего таким родным, старческого, чуть дребезжащего голоса…


               
                Утром, придя на работу, Полина сразу же  составила заявление с просьбой освободить ее от занимаемой должности и немедленно принялась за оформление документов на получение кредита.
                По банку, кружа головы клиентам и клеркам, носился теплый и густой аромат шоколада Джузеппе.