Всё началось с того, что солнечным июньским днём Нику вызвал секретарь комитета комсомола филологического факультета МГУ.
- Ну, Кулешова, пляши! Поедешь переводчиком с группой американских студентов. Поездка шикарная - Питер, Рига, Таллин, принимать будут на высшем уровне, соответственно составу группы – десять лидеров студсоюзов из университетов США плюс наших трое, включая председателя студсовета МГУ. Так что, Кулешова, не подведи. Ты у нас кто? Правильно – спортсменка, комсомолка, отличница, так что полный вперёд.
Домой счастливая Ника летела на крыльях воплотившейся мечты. Наконец-то у неё будет возможность целых десять дней наслаждаться настоящим английским, её любимым обожаемым английским, языком Шекспира и Байрона, а ещё Фрэнка Синатры и дикторов БиБиСи, бархатным голосам которых иногда удавалось пробиться сквозь завесу советских радио глушилок. Эх, жаль, мама не дожила до этого момента, сгорела год назад от скоротечного рака.
Военный отец, инженер-полковник ракетных войск и артиллерии, воспринял новость без энтузиазма, сказав:
-Ты там дочь, поаккуратнее, особо языком с капиталистами не трепи, помни, что отец у тебя в министерстве обороны служит, против американцев новое оружие разрабатывает.
Конечно не будет, она же не дура, понимает, что советское государство надо от американских шпионов защищать.
На следующее утро Ника при полном параде явилась в главное здание МГУ, где и произошла первая встреча с американцами, семь настороженных парней и три испуганные девицы мало напоминали загнивающих капиталистов. После дежурного обмена приветственными речами все отправились на смотровую площадку на двадцать восьмом этаже, чтобы зарубежные гости смогли полюбоваться эксклюзивным видом на красоты столицы, и именно здесь с Никой случилось то, что принято называть «любовью с первого взгляда».
-And what is this big round building? – обратился к ней высокий светловолосый парень в белой футболке и синих джинсах.
- Это спортивный комплекс Лужники, - бодро ответила Ника, и уже собралась объяснить несведущему американцу, что это главный стадион страны, на котором в следующем году пройдёт церемония открытия летней Олимпиады 1980, но вместо этого растерянно замолчала, совершенно потеряв дар речи под пристальным взглядом серых глаз. Оба на мгновенье застыли, молча изучая друг друга, словно пытаясь узнать знакомые черты после длительной разлуки. «Вот что значит «любовь с первого взгляда», - подумала Ника, - это ничто иное, как узнавание, узнавание любимого сквозь века и пространства. Такое чувство, что когда-то давно в прошлой жизни мы уже были вместе, и теперь встретившись вновь, просто стараемся угадать воплощённые в новом облике любимые черты».
На затянувшуюся немую сцену обратили внимание все присутствующие, потому что не заметить это было просто невозможно. В автобусе сероглазый американец сел рядом с Никой:
- Меня зовут Дэниэл, можно просто Дэн.
- А меня Вероника, можно просто Ника.
С этого момента Дэн старался всё время быть рядом с Никой, причём он удивительно точно чувствовал её состояния. «Ты всё время переводишь, голос устал, хочешь отдохни, помолчи, а я расскажу тебе об Америке» заботливо говорил он после очередной встречи-экскурсии. Слушая его рассказы о семье, о доме в городе Портленд штата Орегон, об университетских друзьях, о том, какой у него замечательный пёс породы хаски, о путешествиях, о спортивных соревнованиях, о музыкальных увлечениях, Ника думала только об одном – вот если бы она тоже когда-нибудь смогла стать частью его историй, чтобы их жизненные пути-дорожки соединились.
На второй день они поцеловались, на третий Дэн около полуночи постучал к ней в номер:
- Можно с тобой побыть, просто посидеть, я не могу уснуть.
«Просто посидеть» неизбежно привело к объятиям-поцелуям, которые в свою очередь привели к тому, что охваченная любовной страстью Ника уже не могла, да и не хотела останавливать разгорячённого парня, только предупредила:
- Ты, наверное, сейчас будешь смеяться, но я ещё девушка.
Но Дэна её признание не остановило:
- Ты знаешь, это не важно, и, хотя я никогда не спал с девственницей, но ты не бойся всё будет хорошо, я всё сделаю как надо.
Так оно и вышло. После десяти наполненных счастьем #бытьвместе# дней настало время неизбежного расставания. В аэропорту Шереметьево влюблённых охватило отчаяние, в ужасе от предстоящей разлуки они не могли оторваться друг от друга, устроив группе и провожающим комсомольцам из студсовета МГУ спектакль под названием «расставание Ромео и Джульетты».
Роман с американцем не ускользнул от всевидящего ока советских органов, и через неделю Нику вызвали «куда следует». В кабинете сопровождавший группу кэгэбешник отчитал её по полной программе.
- Дура ты, Кулешова, а ещё студентка МГУ, отличница, комсомолка. Ты хоть соображаешь во что вляпалась, что за связь с иностранцем бывает? И ведь не просто иностранец, а гражданин США, самый что ни на есть империалист. Это же клеймо на всю оставшуюся жизнь – ни тебе престижной работы, ни партии, ни поездок за границу. Повезло ещё, что на меня нарвалась, ты хоть и дурная девка, но переводчик классный и отец у тебя в министерстве обороны работает. Так что я это дело замну, только запомни, люди разные бывают, вот попадись кто другой на моём месте, а? И что? Вся жизнь к чёртовой матери под откос. Так что скажи мне спасибо. Да, и вот ещё, я тут фотографии кой-какие делал, как ты со своим американцем в аэропорту целуешься-обнимаешься, возьми на память, хорошие получились.
Глотая слёзы, Ника пулей вылетела из мрачного здания и медленно побрела к метро, не обращая внимания ни на проливной дождь, обрушивший на центр столицы потоки воды, ни на спешащих под зонтами людей, ни на брызги из-под колёс проносящихся мимо автомобилей.
«Ненавижу вас всех, ненавижу! Что мы с Дэном вам плохого сделали? Чем помешали? Ну и что, что он гражданин США? Какие такие секреты государственные я могу ему выдать? Мы просто очень любим друг друга. Почему нам нельзя быть вместе?» – Ника села на скамейку в сквере Большого театра и заплакала, слёзы ручьями текли по лицу, перемешиваясь со струями дождя. Пусть она промокла до нитки и замёрзла, пусть, так даже лучше, простудится, заболеет и умрёт. Но умереть Нике не дали добрые люди, каких в Москве, да и вообще в России при любом политическом строе всегда предостаточно. Какая-то красивая похожая на балерину женщина, заметив мокрую окоченевшую девушку на скамейке, усадила её в такси и спросив адрес, отправила домой.
Вскоре в почтовом ящике Ника обнаружила продолговатый кремовый конверт, который, судя по аккуратной полоске скотча на обратной стороне явно вскрывали. Письмо от Дэна начиналось такими нежными словами, которыми к ней прежде никто не обращался - My love, my only one, my sweetheart. В ответном письме Ника постаралась использовать весь свой запас английской любовной лексики – my dearest Dan, my only true love, my darling.
Активная переписка продолжалась почти три месяца, Дэн так увлекательно писал о своих путешествиях, что Нике казалось будто она вместе с любимым увидела Мексику, Гавайи, объездила Калифорнию, Флориду, Большой Каньон. В письма Дэн вкладывал красочные открытки и фотографии – вот он на лужайке университетского кампуса в компании друзей, вот на теннисном корте, вот в обнимку со своим любимым псом хаски. Но главное в каждом письме Дэн повторял, что он её бесконечно любит и сделает всё, чтобы они были вместе. Ника жила этими письмами, дышала ими в буквальном смысле: вскрыв конверт, она каждый раз подносила странички к носу, надеясь уловить ставший родным запах Дэна, от его густой пшеничной шевелюры так приятно пахло, такой неповторимый аромат свежескошенной травы, смешанный с морским ветром.
Дэн пытался разрешить ситуацию по-мужски, он искал реальную возможность встретиться, соединиться, увезти Нику в США. В конце октября написал, что приедет на Рождество в Варшаву, и если бы она смогла туда тоже приехать, то он найдет способ навсегда остаться вместе. Together forever. Он всё устроит, придумает, как увезти её с собой в Америку, только доверься мне, моя любовь, доверься, умолял Дэн. «Trust me, my love, just trust me and everything gonna be all right», - читала Ника и плакала, потому что как воспитанная в партийно-комсомольских традициях советского строя девушка, она прекрасно сознавала всю безнадёжность своего положения и уже внутренне смирилась с неизбежным разрывом. Ну не сможет она удрать за границу с американцем, пусть даже очень любимым. Не сможет. Никогда.
Разрыв отношений ускорил военный отец Ники. Как-то в конце ноября полковник Кулешов пришёл домой мрачнее тучи, не раздеваясь прошёл на кухню, налил водки и, опрокинув стопку, сказал:
- Ты, дочь, вот что, заканчивай этот свой роман в письмах. Всё равно ничего хорошего из этой переписки не выйдет, только жизнь себе и мне испортишь.
- Себе понятно, а ты то тут причём? – задала наивный вопрос Ника.
- Меня сегодня в соответствующие органы вызывали, сказали, если ваша дочь не прекратит переписку с гражданином США, не видать вам генеральского звания как своих ушей. И вообще можете из центрального аппарата Министерства обороны вылететь. Вот так, доча, всё тебе теперь ясно?
- Теперь всё ясно, - обречённо ответила Ника, - ты не волнуйся, пап, я всё понимаю, я прекращу.
Её последнее письмо Дэну было очень коротким:
Dear Daniel, my love, my only one. This is my last letter to you, because we shall never be able to be together. But I promise to keep you in my heart forever, and please forgive me for having no courage to overcome all those barriers between us. Be happy, Nika.
В письмо Ника вложила одну из полученных от кэгэбэшника фотографий, на которой тот очень убедительно запечатлел момент расставания влюблённых – они с Дэном обнявшись печально смотрят прямо в объектив. А ещё стихотворение на русском, строчки прощального послания сами сложились на родном языке. И не в силах сделать хороший перевод Ника подписала «если когда-нибудь захочешь прочитать, Дэн, то тебе придётся выучить русский».
Как больно, милый мой, как странно.
Мне не дано тебя увидеть,
Мне не дано тебя услышать,
Обнять, прижать, поцеловать.
Ты был, ты есть, ты снова будешь,
Но мне никак не дотянуться,
Но мне никак не прикоснуться,
И не почувствовать тепла.
Обнять, прижать, соединиться.
Так просто и невыносимо сложно.
Невероятно, невозможно,
Недостижимая мечта.
Пусть так, зато я знаю,
Тебе ни что не угрожает,
Я здесь, я рядом, я с тобою.
Моя любовь хранит тебя.
В конце декабря Ника получила от Дэна последнее прощальное письмо, которое она выучила наизусть, да это и не сложно было сделать, потому что всю свою любовь и нежность светловолосый американец выразил в коротком стихотворении.
My love, the only one, my sweetheart,
Without you I am like thrash
That has been thrown away
Just dumped into a dustbin
Without regret.
Like lonely traveler in vast taiga.
Like vessel in the stormy sea
That lost its sails.
I feel as if I were paralyzed
Can’t move my limbs and hardly breathing
And watching everything around
From cold and empty nothingness.
Yet I am still alive.
Because in spite of all you are with me.
Imprinted firmly in my every cell,
Fixed in my heart and soul.
I see your lively eyes, your joyful smile
I feel your passion and desire,
That you bestowed on me so generously.
And though now you are away
I know for certain:
One day I’ll find you, take in my arms
And never let you go.
Написал ли он его сам, или у кого заимствовал, неважно, важно то, что от этих строк на душе у Ники стало легче. Её любимый её отпускает, и пусть сегодня им не суждено быть вместе, но всё равно им крупно повезло. Потому что они были вместе в прошлой жизни, встретились и узнали друг друга в настоящей, и обязательно встретятся в жизни будущей. Печаль моя светла. Прощай, Дэн, вернее до свидания, будь счастлив, и спасибо тебе за ангела-хранителя, за посланную тобой райскую птичку – and may the bird of paradise will follow me wherever you go…
Что мы делаем в ситуациях, когда душа болит невыносимо? Пытаемся найти средства чтобы облегчить боль, будь то лекарство, поддержка близких или поиск оправданий для причинивших страдание поступков. И Нике спустя какое-то время удалось достичь душевного равновесия, найдя как ей тогда казалось весомые оправдания своему решению. Она отказалась от любимого, зато не предала отца, ей пришлось предать Дэна, но она осталась верна своей родине. На самом деле, оценивая события тех лет сегодняшним постсоветским взглядом, можно рассудить по-иному. Типичный продукт советской эпохи Ника просто не смогла отличить настоящее от иллюзии, потому что не умела, не учили этому в большой стране больших иллюзий, граждане которой сами находились в плену одной общей иллюзии «построения светлого коммунистического будущего» на протяжении почти семи десятилетий.
(фрагмент романа "Павильон иллюзий" изд. Ridero, 2019)