- А хуже всего, что Кесслер дал мне понять, что он уверен, будто я виноват в том, что мне приписывают! – от саднившего порезом в боку ненастоящего ранения Райнхарду опять захотелось было разрыдаться, но сил странным образом хватало сдерживать такой порыв, и не возникло никакой необходимости срочно обёртывать гневом эту боль, неужели это действительно от странного угощения хозяйки замка, что просто напоминает пастилу из рождественской сказки? – Стало быть, мне уже не отмыться от этого никогда! Аннерозе узнает и вообще не захочет меня видеть, а Кирхайс сказал, что… в общем, как всегда, у меня ничего не получится и я её опозорил, - зачем было столь подробно отвечать на все вопросы, он и сам не знал, но вдруг понял, что сказал что-то из того, что не говорил вслух ни разу, но вместо страха ощутил незнакомое прежде облегчение, будто сбросил нечто тяжёлое, не дававшее толком дышать и двигаться.
- Глупости говорит твой Кирхайс, - прежним ровным тоном проговорила баронесса, усаживаясь рядом со своим полночным гостем. – Чего бы он не дал, чтоб оказаться на твоём месте, да слишком хорошо знает, что дать ему пока что нечего, - тут в её бездонных глазах, казавшихся в полумраке цвета послезакатного неба, вспыхнули ироничные искорки. – Вот и срывается на тебе, зная, что сдачи не получит, - она озорным жестом поправила густые пряди роскошных волос, то и дело грозивших упасть ей на глаза и сиятельно улыбнулась. – Аннерозе уже знает и веселится не хуже остальных – ей есть что праздновать, брат подрос уже настолько, что его считают зрелым для альковных дел, это замечательная репутация в свете. Лунберг рад, что привлёк к себе внимание – дескать, его жена способна заводить даже молодёжь, а вовсе не бледная чахлая моль, как все уже привыкли. А потому у этой фрау теперь на редкость удачное время, муж её обожает за этот случай – он не настолько идиот, чтоб всерьёз думать о тебе то, что заявил вслух. В противном случае ты бы живым до дома не дошёл, Райнхард, неужели это так трудно понять?
Кабинет баронессы мало отличался от стандартного заведения подобного класса в том случае, если его владельцем был бы, скажем, адмирал флота. Всё отличие было разве что в обилии живой зелени на полках, подсвеченной крохотными лампами дневного света, хитро замаскированными под различные мелкие светильники в виде уютных безделушек, что обычно поселялись на книжных полках, настоящей клепсидре о семи ярусах и нескольких пышных драцен по углам в кадках. Диван тоже был не в стиле шале, как можно было бы ожидать, а рококо доброго резного дерева и с приятной гобеленовой зеленью. Похоже, он вполне мог выдержать пару посетителей с габаритами Овлессера, а кроме того, на нём было столь удобно уже полулежать после пары бокалов чего-то нежного и пряного, погрузившего тело в теплый сладкий кокон совершенно незнакомой неги, что вопреки всей выправке контр-адмирал Мюзель совершенно забыл про течение времени, словно иной реальности уже и не существовало во Вселенной. Горечь последних часов бесследно растворилась ещё в пронизанном ароматами неведомых цветов и кореньев густом воздухе помещения, и даже куда-то пропало это вечное чувство сквозняка за спиной, постоянно напоминавшее: «Твоя сестра в плену, а ты на временной позиции, что простреливается со всех сторон, не теряй бдительности!» Здесь было тихо – хотя клепсидра аккуратно переливала скромные струи воды с нужными интервалами – глухо и безопасно. И самое удивительное, что наличествовало твёрдое убеждение, что сейчас отсюда уже не вырвет некая сторонняя стихия – вроде срочного сообщения или звонка. Да и услышанное необходимо было толком осознать, жаль только, что никак не получалось вести себя по-прежнему, ведь сейчас нужно было рассыпаться в благодарностях, вероятно, вскочить и хотя бы приложиться к руке Магдалены, однако каким-то глубинным чутьём молодой офицер чувствовал, что делать этого не следует вообще, от него ждут чего угодно, но не этого вежливого смущения да обожания. Возникла дельная мысль – а не по просьбе ли сестры действует сейчас её подруга? – и сразу была отброшена тем же чутьём, как негодная.
Поторопить хозяйку к делу, ради которого она доставила его к себе? А зачем выставлять себя глупым невежей? Как хорошо-то здесь, хоть бы это диво не заканчивалось вообще и пропади всё пропадом везде, в самом деле, без меня Кирхайс спокойно ляжет спать, нахлеставшись своего хвалёного пива… что он находит в этом простецком напитке…
- Ммм, - уверенно, словно сытый кот, пробормотал Райнхард и отхлебнул ещё глоток той неземной амброзии, что оставалась в бокале. - Я настолько дурак, оказывается?
- Нет, дурак бы сейчас мне ручки целовал и смотрел как лазливый щенок в глазки, - тихо рассмеялась собеседница, едва заметно, но придвигаясь ближе. – Ты просто не привык быть взрослым, но это быстро пройдёт. Но меня интересует другое. Когда вы оба попали в засаду на Капче-Ланке с этим начальником базы, что намеревался вас убить, ты действительно выходил в одном мундире на мороз?
Действительно, в этой части Вселенной всё шло не по-обычному. Вместо того, чтоб бойко и эмоционально начать рассказывать подробности тогдашних приключений, активно жестикулируя, Райнхард неторопливо кивнул, давая понять, что поведает нужное даме, а затем тяжело вздохнул, поник головой и взялся говорить, скупо роняя слова, будто совсем не желал их произносить. Это не мешало сердцу внутри заухать от радости – ведь эту тему обсуждать доселе было не с кем, а оказывается, как раз это обстоятельство причиняло сильный дискомфорт. Почему же раньше он не думал об этом? А просто было некогда, устало огрызнулся он сам где-то внутри в ответ на эту мысль. Зато всплыла какая-то сумасшедшая надежда и аж засвистела возле сердца – вдруг он сам и в этой истории понимает что-то не так? Ну это вряд ли, возмутился опять он сам молчаливо на неё, но всё же просто рассказать об этом… есть наслаждение.
Баронесса слушала с заметным интересом, то и дело подливая напиток из вычурной бутылки, что осталась на крохотном столике у дивана вместе с вазой сластей, и скармливая собеседнику кусочки некого лакомства прямо с ладони. Тот почти не глядел на неё, опустив взгляд, и повиновался без признаков недовольства. Только закончив рассказ, он пошире распахнул свои ледяные глаза и попытался прочесть на лице дамы впечатление от услышанного – только это и выдавало, насколько он на самом деле волновался в эту минуту. Магдалена воспользовалась этим обстоятельством, чтоб аккуратно взять его пальцами за запястье – очевидно, она хотела пронаблюдать пульс. Ранее Райнхард бы запротестовал или заподозрил неладное – сейчас его это совсем не беспокоило.
- Так я и знала, - невозмутимым хозяйским тоном нарушила молчание фон Вестфален. – С тех пор ты гуляешь по лезвию ножа, ибо раз подхваченная пневмония тебя уже в покое не оставит, да и ангина коварнее, чем про неё привыкли думать. А ты ещё и нервы тратишь нещадно и постоянно. Как хочешь, но положение надо менять, - она придвинулась совсем близко, так, что теперь её ладный стан и тепло тела начинали пьянить уже совершенно однозначным образом. – Именем кайзера или твоим будущим именем, но тебе придётся меня послушаться.
Никаких мыслей теперь или намерений не возникло вообще, да и желание контролировать ситуацию бесследно пропало. Райнхард в изумлении попробовал приблизиться, заставив тело не полулежать, а перейти в сидячее положение, и обнаружил себя охваченным крепким объятием – а руки у баронессы были не слабее чем у курсанта из Академии…
- Придётся послушаться? – с чуть заметной иронией улыбнулся он. – Да я же уже в Вашей власти, Магдалена.
- Вот и славно, она тебе понравится, - услышал он ещё весёлый смешок, а потом пришлось утонуть в поцелуе на довольно приличное время.
Это было что-то новое, совсем не похожее на жаркие и поспешные девичьи милости сверстниц…
- И почему я тоже в этом уверен, - со вздохом проговорил Райнхард, прежде чем продолжить снова и дальше.