Гении тоже могут ошибаться

Светлана Шакула
   В 1969 году Алексей Баталов написал статью, в которой, в частности, было сказано:
   – Появление звука в кино освободило режиссёра и актёра от необходимости постоянно пользоваться приёмами мимического искусства. Но это совсем не значит, что язык пантомимы устарел или стал ненужным в кино. Сейчас – иная манера, иные герои, иные принципы использования выразительных средств актёра, но в этой новой среде преображённая временем пантомима остаётся важнейшим звеном киноповествования.
   Нет ничего удивительного в том, что современные художники, стремящиеся точнее и глубже изобразить сегодняшние проблемы бытия, «возвращаются» к древним истокам бродячего театра. Так как, по сути дела, это не столько повторение условных приёмов, сколько обращение к источнику, их породившему, к чувствам и мыслям реальных людей. Актёру, даже никогда не видавшему пантомимы, никак не обойтись без этих «немых» кусков, если он изображает живого человека.
   В реальной жизни тоже есть множество такого, что выражается лишь пластическим образом или, иначе говоря, языком пантомимы. Мы пользуемся этим языком постоянно, чаще всего подсознательно, даже и не подозревая, что таким образом тоже говорим – в самые радостные и самые тяжёлые мгновения жизни человек «не находит слов» или «лишившись дара речи», невольно и естественно становится мимом. Молодые влюблённые, сами того не подозревая, великолепно разыгрывают этюды без слов.
   Главный смысл и сила пантомимы заключается в том, что актёру вообще нет никакой надобности говорить. Его персонаж совершенно естественно оказывается в таких условиях и в такие моменты, когда «слова ни к чему». Вот в этих случаях зритель становится свидетелем столь сложных и тонких движений человеческой души, что их не выскажешь и самой искусной речью. Здесь и начинается чудо пантомимы, её собственный непереводимый язык, который ничего не заменяет и ничем не заменим, как цвет в живописи или аккорд в музыке. Иными словами, возникает единственно возможный способ передачи живых чувств и мыслей, по-другому не передаваемых и необъяснимых.
   И это уже никакое не условное искусство, а естественное творческое решение, которое диктуется жизнью, существует в ней и потом остаётся понятным всякому человеку. Точно так же, как и другие способности, даваемые актёру от бога, дар пантомимы есть совершенно индивидуальная черта того или иного исполнителя.
   Получив в современном кино новые художественные возможности огромной эмоциональной силы, пантомима обогащает его, как звук или цвет. И суть не в том, как правильно назвать немые куски кинематографического действия, и не в том, где установить его границы или обнаружить прямую связь экрана и театральной традиции, а только в том богатстве, которое открывает перед кинематографом умение видеть и передавать на плёнке тончайшие движения человеческой души, такие, о которых никакими словами, никаким иным образом не скажешь.

   // из статьи в журнале «Искусство кино», № 11, 1969 г. //
   __________________________________

   Эту статью Алексей Баталов написал ещё перед съёмками фильма «Бег», а во время съёмок, наблюдая игру Дворжецкого, видел гениальное подтверждение своих слов. Именно с этого фильма Влад и Лёша стали близкими друзьями, хотя Дворжецкий вспоминал о Баталове с юмором:
   – На съёмках меня жутко раздражал один дядька, ничего не делает, молчит и смотрит. Пошёл к Наумову, говорю, не могу работать, пусть уйдут посторонние. Он не любил посторонних.
   – Где? – спрашивает.
   – Вот!
   – Не морочь мне голову. Это Баталов.

   А в интервью 1975 года Дворжецкий сказал: «На съёмках моего первого фильма было много доброго внимания ко мне, особенно со стороны Алексея Баталова, к которому я отношусь с неиссякаемой нежностью».
   С такой же любовью и нежностью Алексей относился и к Владиславу, что сыграло не последнюю роль в политической недальновидности Баталова, в частности в украинском вопросе. В своё время Влад рассказывал Лёше, что во время премьеры фильма «До последней минуты», которая проходила во Львове (март, 1974), националисты раскачивали машину с его женой и чуть не перевернули. Эта хулиганская выходка западно-украинских патриотов, лучшие представители которых были уничтожены или находились в глубоком подполье, была лишь слабым протестом против тотального зомбирования населения, в котором Дворжецкий, воспевая Галана, тоже принимал участие… 
 
   Конечно, если бы Создателю было угодно, он уберёг бы и Баталова от его высказываний и Дворжецкого от роли Галана, но Создатель не уберёг, потому что хотел сказать ГЛАВНОЕ – все Гении – живые люди, и тоже могут ошибаться, но эти ошибки – лишь повод учиться на них, а не повторять снова.
   И сам Баталов отрицательно относился к своей популярности (идеализации), особенно после картины «Москва слезам не верит», и говорил о своём герое: «Да этот Гоша мог под пьяную руку и бутылкой по голове ударить!» Такой «бутылкой» для многих людей стала политическая недальновидность актёра, которой он огорошил своих поклонников – и не только на Украине… 

     НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА…

   Заповедь «Не сотвори себе кумира» часто нарушают церковнослужители, заставляя христиан поклоняться якобы орудиям мук Христа – копью, гвоздям, остаткам креста. Такая церковная политика свидетельствует не только об идолопоклонстве, но и о жестоком убожестве, потому что поклоняться орудиям мук Иисуса – то же самое, что поклоняться пистолету, из которого были убиты Пушкин или Лермонтов…